Илья Першин
Семь бед – один…
Этажи
– Это у вас курточка зарубежная что-ль? – интересовался Сенька у администратора кафе.
– Да, итальянская. – учтиво ответил администратор.
– М-м-м, кака-а-ая. – цокая языком говорил Сенька, лапая чужую куртку. – Где взять такую-то?
– Из-за границы мне друзья прислали, господин.
Сенька еще раз цокнул языком, развернулся и вышел из кафе.
Жил Сенька довольно неплохо, богатеем не был, но уверенным «верхним середняком» – так точно. Работал на большой ферме бригадиром, получал неплохую надбавку и мало в чем себе отказывал. Жену любил свою, но соседова ему, конечно, тоже нравилась…
Он сел в свой автомобиль с подогревом руля и электроподъемниками, включил музыку и поехал домой. Встречала его симпатичная, подтянутая жена в кухонном чепчике, немного запыленная мукой.
– Пельмешки, Сень! Беги к столу!
Сеня сел за стол, поднес пельмень ко рту и брякнул в сердцах: «Мда, на той неделе у Истратова вкуснее было». Жена на это ничего не ответила, она уже привыкла к таким замечаниям от Сеньки, но заметно погрустнела. Федька Истратов – старый друг Сеньки, с которым они шли жизнь бок о бок, только вот не давало покоя Сеньке одно – вечно у Федьки все лучше, чем у него: как должность – так выше, как жена – так краше, как пельмени – так вкуснее, как машина – так быстрее.
«Жизни от него нет никакой» – ругался временами Сенька, глядя через забор на участок Истратовых. На участке Федьки был дом в три этажа, ровненький газончик, небольшой прудик посередине с уточкой, арка в цветах и гамак между двух диких березок.
Участок же Сеньки был поскромнее, но тоже вполне уютный – двухэтажный дом, гараж, сарайчик, грядочки с клубникой и малиной и небольшая баскетбольная площадка. И страсть, как любил он, ходить в гости к Федьке. Зайдет на участок к нему, пройдет по вымощенной тропинке к мангалу, да стоит языком цокает, мол как тут все у него хорошо, да красиво. А когда уж выходила Полина Олеговна – жена Федьки, так Сенька вообще замирал от удовольствия и смотрел на нее, как на писаную картину, и слюни, бывало, пускал.
– Да у тебя тоже хорошо, Сень! – говорил ему друг. – вон, смотри, ты и в работе – хорош, и по дому у тебя полная благодать! Чего завидовать?
– Да не завидую я ни капельки, Федь, – отвечал Сенька, а самого зависть прям там же и съедала, – глазу любо просто.
– Я вот хочу четвертый этаж мастерить! – улыбался Федька.
– Четве-е-ертый… А зачем же он тебе?
– Так дети уже взрослеют, там внуки, глядишь, пойдут. Игровая нужна ведь им?
– Игрова-а-ая… Ну ты даешь!
– Да что уж тут, Сень! Давай хлопнем, что ли, по одной!
– Или по две! – тыкал его локтем в бок Сенька.
– А давай по три! Что там!
Пили-кутили обычно до поздней ночи, после чего Сенька с женой возвращались домой. Сенька обыкновенно садился в кресло на беседке и причитал: «И шашлык у него какой, собственный, и этаж он четвертый хочет… Слыхала, а? Мань?»
– Да слыхала, слыхала! Да и что с того! Четвертый и четвертый. Сказали ж тебе – для внуков.
– И внуки у него будут…
– Да что ты изводишься! Ты третий дострой, а потом уж за четвертый переживать будешь.
У Сеньки с конца прошлой весны был недостроен третий этаж, который он «заморозил» на зиму. Очень уж ему хотелось догнать Федьку хоть в чем-то.
– Да еле-еле получается, Мань!
– Так у Федьки, видал, инструмент какой! Он им – вжик-вжик – и готово. И смотри, Сень, он как себя закрепляет всегда за балку на высоте, а ты без страховки вообще.
– Ха! – приободрился Сенька – Так у него, видать, кишка-то тонка! А мне – все нипочем, Мань!
– Да ты что! Мой ты бесстрашный! – улыбалась Маша.
В одно прекрасное утро, Сенька вышел во двор, по обыкновению заглянул через забор и опешил – Федя уже соорудил перекрытия под четвертый этаж и потихоньку крепил себя к установленной вертикальной балке.
– Здорова, Федька! Ты что это там?
– Пока сухо, закончить хочу! – махнул рукой Федя.
– Ну это уже просто… Просто… М-м-м… – вбежал Сенька в дом.
– Чего, Сень? – спросила жена.
– Да он там, понимаешь… Где моя бензопила, Мань?
– Вон, под лестницу положила.
Сенька схватил бензопилу, заправил и побежал в сарай. Он достал оттуда, пыхтя, прошлогодние брусы для третьего этажа и начал их подгонять под размер. Закончив с этим делом, он потащил их лебёдкой на крышу дома.
– О! Ты тоже решил, Сенька? – крикнул со своей крыши Федя.
– Да, тоже сухой погоды ждал. Дождь обещали в одиннадцать, да что-то не пошел! – ответил Сенька.
– Дождь разве… – хотел было поспорить Федька, но не стал.
Сенька, издавая звуки «хых» и «фуф», бравируя, начал елозить балкой по крыше и двигать ее на нужное место. Он взмок, и оттого запылился в первые двадцать минут. Пыльный и потный, он сейчас пытался поднять вертикально не поддающуюся тяжелую балку и закричал:
– Мань! Ма-а-ань! Лебёдку закинь мне, а!
– Бегу, Сенечка! – ответила Маша и часто затопала внизу.
Сеня лебёдкой поднял балку, поставил на угол перекрытия и начал ее крепить.
– Сень! Ты смотри, аккуратно! У тебя балка качается! Тебя с собой унесет! – крикнул Федька.
– Да что со мной станется, Федь, ха-ха-ха! – продолжал бравировать Сеня.
Федя в ответ только покачивал головой.
Так, собственно, произошло… Дунул ветерок и вывел тяжеленную балку из равновесия, и она, следуя всем законам физики, полетела вниз. По иронии судьбы, Сеня стоял на том краю, куда эта балка и полетела… Хлоп! Темнота.
– А тебе ж говорили, дурачок. И про балку, и про зависть, и про страховку.
Сенька открыл глаза на холодном полу. Вокруг было темно и безлюдно. Он находился в какой-то пещере, до которой с трудом доходил свет.
– Ох ты…
– Вот тебе и ох. – сказал Черт.
– Как это я сюда? Что за чертовщина? Что это за урод? – спрашивал бесцельно Сенька, оглядываясь по сторонам. – Ма-а-аня! Ма-а-аня! – заорал он во всю глотку.
– Да не услышит она тебя. Пока. Что ты орешь?
– Ма-а-аня! – продолжал вопить Сенька.
– Да и не такой уж я и урод, что ты так? Хвост хвостом, а копыта… копыта я чищу гуталином… каждый день, между прочим! – продолжал Черт.
От ужаса Сенька весь взмок, вскочил и заметался по пещере в поисках выхода.
– Твою мать! Где дверь? Где мой дом? Как я тут, а?
– Это тщетно, выхода отсюда для тебя нет, Сеня.
– Я с ума сошел, да? Мне балка по голове прилетела, и я тронулся умом, да? Или впал в кому? И теперь мне мерещится пещера и этот козёл, да? – говорил он сам себе, но смотря на Черта.
– Сам ты козёл! Бескультурщина какая! Посмотрите на него! Сеня, я не строитель и не математик, но мне кажется, что если остановить стокилограммовую балку своей головой, то комой тут не отделаешься.
Сенька ошалело смотрел на Черта и начал креститься. Черт на это цокнул зубом и сказал: «Поздновато ты, Сень, поздновато». Сеня сел на пол, зажал голову руками и заскулил «Ма-а-аня».
– Да что ж ты ее так не любишь, что сюда зовешь-то? А? Что ты соседа жену не зовешь-то? Люба она тебе поболее, да?
– Жену… К-к-какую жену?
– Известно ж какую, на кого слюни пускал? Что ты думаешь, не видно что-ли? Свою любить надо было!
– Так я люблю. – начал наконец диалог Сенька.
– Вот дурак ты, Сеня. Черту – и врать! Ну себя обманывал, ладно, Марь Ивановну – ладно. Но меня-то куда?
– Ты правда Черт?
– Нет, ха-ха-ха, я уродливый козёл в пещере! Так ведь? – язвительно ответил Черт.
– Черт, а где я?
– Где-где… ты в пути, на промежуточной точке, можно сказать. Что мне с тобою делать-то?
– Отпусти меня обратно, а…
– Э-нет. Тут понимаешь, не мы законы пишем. Тебя направить надо бы, да вопрос по тебе еще решается.
– К-к-какой вопрос? – задрожал голос у Сеньки.
– Да, понимаешь, ты, вот, завистник страшный! Дом соседа возжелал, жену соседа возжелал, машину соседа возжелал, и даже мангал! Мангал соседов. Ну Сень, ты себе мангал сварить что-ли не мог?
– Мангал… мог, конечно!
– А что ж ты на соседа все смотрел?
– Так у него вон как всё! И жена, и дом и да, – мангал! А у меня… а теперь так вообще!
– Мда… Тест провален. – сказал Черт.
Хлопок, стало темно на минуту. Сенька в темноте трясущимися от страха губами завывал что-то нечленораздельное. И тут – Бац! – он оказался в Федькином доме – светлом и чистом. На секунду его сердце встрепенулось от радости – «показалось!». Но, посмотрев более детально, он заметил, что дом этот – из картона. Крыша протекает, а на полу сгнившие доски.
– Живи на здоровье! Ха-ха-ха! – запищал Черт.
Сенька рухнул в кожаное кресло, и оно провалилось под ним, из которого повылезали черви.
– Что это? – крикнул он.
– Это теперь твой дом! Ха-ха-ха! Навеки вечные! Иди – достраивай!
Солнце пропало, Сеня в темноте нащупал рукой свечку на комоде и зажег ее. Он медленно вошел в кухню, на которой стояла его жена Маша с небрежно «приклеенными» глазами, носом и ртом, будто их перемешали в шляпе и неаккуратно бросили на лицо. Ее ноги были заметно разной длины, отчего ее осанка была похожа на циркуль, а раньше прямая подтянутая спина стала похожа на гнилую грушу.
– Проходи, Сень, садись. Пельмешки твои любимые. – сказала она басистым голосом.
– Маня… – прошептал он. Что с тобой?
– Да, а что со мной? Опять не люба? Сейчас, Сень! Сейчас переклею! – она встала лицом к зеркалу и стала отрывать нос и губы от лица и приклеивать заново. – Так лучше?
У Сени задрожали руки, ноги и вообще все тело от ужаса и он, не зная, что сказать, ответил:
– Да… конечно, Мань. Очень… Очень х-х-хорошо… – пролепетал он. – Пельмешки… да.
Сеня был страшно, просто ужасно голоден, как никогда в жизни. Он, казалось, готов был сожрать даже газету под кетчупом и был бы рад. Кстати говоря, помимо голода, он безумно испытывал жажду воды и секса, будто он первобытный человек, впервые увидевший женщину. Он сам и не понимал, от чего его трясло сильнее – от желания или от страха, потому что сейчас Маша была, мягко говоря, не в самом лучшем виде.
Он сел за стол, взял картонную ложку и зачерпнул черный, будто обугленный, пельмень из тарелки. Он закинул его в рот и начал жевать – раздался громкий хруст и резкая боль в зубах.
– Хрустят, да? Как ты любишь! Начинка из перца горошком! Вкусно, правда – косила Маша одним глазом.
– Безумно вкусно, Мань.
– Ха-ха-ха! Гурман! – пропищал откуда-то Черт. – дать водички? – на столе появился стакан с желтой жидкостью.
