Задумались о будущем только тогда, когда начали строительство новой церкви, в десять раз лучше прежней. В городе не было священника! Это обстоятельство всех угнетало и тревожило, пожалуй, больше возрождения Горного Королевства. Людям негде было молиться, истинно молиться, не в своей избенке, глядя в темный уголок с крохотной иконкой Спасителя, а в настоящей, освященной со всеми почестями церкви. Видя полнейшую неразбериху и панику среди населения, Лазарь сам вызвался отправиться в Тром и привезти настоятеля. Тим понимал об опасности, угрожающей Этилии, если император Арии узнает о существовании Черного Мага в пределах его власти, но Лазарь добился своего и, сбросив на время одежду волшебника, превратился в того самого Старца, но наделенного чудовищной силой и ужасной памятью прошлого.
Покинув Горный Сокол, маг, тем самым, ушел от еще одной беды. В город, на утренней заре въехал сопровождаемый тысячей конников, старший сын барона – Рион. Он гордо и величаво, как некогда отец, в окружении двадцати лучших, проехал по улицам, бросая презрительные взгляды, как на убогие домишки, так и на их хозяев и спешился у замка, перед мрачным и холодным как сталь, Тимом.
Высшего заранее известили о приезде брата, и он стоял на возвышении у замка, поджидая того, в ком чувствовал исходящее зло. Юноша не допускал просчета в своих суждениях и знал наверняка, что говорить и как себя вести в подобной ситуации. Он знал брата и все, на что тот был способен.
Откинув прядь черных волос, Рион сплюнул в сторону, все еще поражаясь мерзостью, в которой приходится ему находиться.
– Зачем ты приехал?
– Ты не рад брату?
– Тебе – нет! – в спокойном голосе чувствовался яд. – В имении я молчал, боясь за здоровье отца, если тот узнает о моих словах, но здесь, вдали от него, я могу полностью раскрыться. Ты хочешь изменить закон, как и отец, жажда власти и богатства заполнили алчностью твою душу, и ты ждешь удобного случая, чтобы покончить с ним и восторжествовать над его останками.
– Проклятое место принесло свои плоды. Проклятье пало и на тебя! Что ты говоришь?
– Разве я не прав?
– Ты заблуждаешься, брат, твои мысли исковерканы и приняли совершенно не то значение. Я чту отца как мудрейшего человека империи, он дорог мне так же, как и тебе и я не потерплю подобную клевету из уст пусть даже собственного брата.
Они смотрели друг на друга, казалось, прожигая глазами. «Боже, неужели я ошибся и сейчас лишусь поддержки старшего брата? Все казалось так просто, но на деле вышло совершенно иначе. Я нанес кровную обиду, обвинив в самом страшном грехе – убийстве отца, а это значит…» Юноша склонил голову.
– Прости! Мои мысли, похоже, источает гной, я забылся и впал в отчаяние.
Взгляд гнева сменился добротой и Рион обнял его. Трогательная сцена приветствия закончилась легкими хлопками по плечу, и Тим провел гостя в замок, соблюдая все положенные знаки приличия.
Войдя в центральную, только что достроенную часть замка, он увидел громадный, во всю стену, но давно позабытый, герб Этилии – свободного королевства – срывающийся со скалы сокол устремляется вниз, к копошащимся там крохотным букашкам, намереваясь схватить свою добычу и вновь взлететь к гнезду. Камин потрескивал, играя пламенем и наполняя комнату теплотой и уютом. Три длинных дивана окружали небольшой столик, на одной ножке, около которого прошел Рион, и расположился вблизи огня. Его взгляд побродил по стенам, увешанным оружием и щитами, головами убитых зверей, длинных крученых рогов на цепочке и остановился на молодой красивой девушке, поразившей мужчину божественной красотой и ароматом женского тела. Он встал и только тут заметил висевший слева меч.
– Это Соня, – произнес Тим, – одна из Старших Лерионеров.
Брат сдержал удивление, но все же посмотрел на ничего не выражающее лицо младшего.
– Как отец? – спросил юноша, когда все расселись и им было предложено вино. Его гнев хоть и не остыл, но не давал выхода наружу, он старался говорить спокойно, так же как и прежде, в имении, но это плохо получалось.
–После твоего изгнания отец как будто постарел на двадцать лет. Он больше не проводит балов и практически постоянно сидит запершись в своих покоях, не пуская к себе даже нас, его сыновей, что уж говорить обо всех остальных. Твой уход тяжело ему дался. Из-за этого пострадали невинные люди – он в одночасье принял решение казнить всех своих слуг!
Боль пронзила юношу, он закрыл глаза и склонил голову. Соня с жалостью смотрела на него, не имея возможности ничем помочь, так как их связь моментально бы раскрылась, и еще неизвестно чем бы это все закончилось. Она помнила ту единственную проведенную с ним ночь и сгорала от нового желания почувствовать на своем теле его поцелуи, но Тим, почему-то, отстранился от нее, а она сама не решалась заговорить. Возможно, тогда была простая случайность, совпадение желаний, но Соню не устраивала эта мимолетность и она мечтала принадлежать только ему и делала все возможное, чтобы он оказался только с ней. Но страх связывал ее по рукам и ногам, угнетал чувства и рождал в сознании неприятные, порою ужасающие мысли.
– Почти сто сорок человек! – ужаснулся Эдуард.
– С годами у отца все большее помутнение разума, когда-нибудь он прикажет уничтожить все имение.
– Не говори так, отец всегда останется мудрым, но ему следует избавиться от ненависти и злобы.
– Ты сам знаешь, что это не так. Прежде, чем набрасываться с обвинениями на меня, посмотри лучше на нашего брата. Ты всегда считал, что именно я зарождаю смуту и заговоры против Крониуса, но посмотри на Алана, вспомни его и все, что происходило, когда он посещал имение. Я почти всегда там находился, а вот он…
– Значит, ты приехал поговорить о брате и вернуть меня в Эльхаим? Я должен опять, в отличие от вас, опекать отца, в то время, когда он осыпает меня проклятиями? Нет! Посмотри вокруг, загляни в сердце Этилии! Город только – только поднялся с колен перед бароном и начал свою жизнь, новую жизнь…
– И ты хочешь сказать, что это убожество, нищета и разруха и есть новая жизнь?
– Нет, это только начало новой жизни, но приедь через два года, день в день и ты не узнаешь этого места!
Рион улыбнулся и с завистью посмотрел на Соню.
– Так зачем ты здесь? – вновь спросил юноша.
– Отец послал меня за Яковом, хочет обсудить с ним кое-какие важные дела. Я всеми способами пытался отговорить, но он настоял на своем, припомнив мне твое изгнание.
– Барон Винарии? – не сдержал удивление Эдуард.
– Отец всегда считал его лютым врагом, стараясь держаться от него как можно дальше, – поднялся Тим. – Что на него нашло?
– Я в таком же замешательстве, как и ты, но приказам, как понимаешь, следует подчиняться. Я всего лишь хотел узнать, как ты здесь живешь, но теперь вижу, что здесь еще много дел. До вечера мне нужно постараться оставить позади сотню миль и до заката солнца оказаться в Винарии. Путь далек, не стоит задерживаться.
Он встал, вышел из замка, вскочил в седло и только тут заметил что-то странное в городе.
– А где ваша церковь?
– Сгорела при полыхавшем недавно пожаре. Это трудно представить, нужно только видеть!
– Город без церкви – не город. Постройте ее! Оскверненной земле нужна помощь. Я верю в тебя, только ты поможешь Этилии. Кроме тебя – некому. Люди ждут! Береги их!
Кивнув на прощание головой, Рион мелкой рысью выехал из города и скрылся за лесом.
Тим стоял и не сводил взгляда с опустевшей долины. Что-то странное происходило вокруг, и он пытался понять – что.
– Зря ты так встретил брата, – Эдуард подошел тихо и также посмотрел вдаль. – Он это надолго запомнит, твой брат не из тех, кто прощает подобные оскорбления.
– Я знаю, но ненависть оказалась слишком сильной, я потерял контроль над собой, и мне придется долго сожалеть о случившемся. Мне нужно, чтобы кто-то последовал за ним и узнал истинную причину его визита к Якову! Я не верю ему!
– Я немедленно отправляюсь! – друг склонил голову.
–Нет, пусть едет Эстэр! Альвест меняется, грядут страшные события, ты мне нужен здесь!
Склонив еще раз голову, он ушел, а Тим все продолжал стоять, глядя на юг и, стараясь разглядеть нависшую тайну, но все проходило мимо и стиралось в пыль.
– Мне стоит вернуться в Эльхаим, – произнес он, почувствовав присутствие девушки.
– С тремя сотнями мечников? – удивилась та. – Ты погубишь себя! Отец, как ты сам говорил, не желает видеть тебя, чуть не убил, а при встрече обещал покончить с тобой! Разве забыл?
Юноша молчал.
– Пойдем в замок, ты должен собраться с мыслями.
Она бережно взяла его за руку, но тот отстранился.
– Ты должна оставить меня!
Соня остановилась. Сердце готово было вырваться из груди.
– Что ты говоришь, почему?
Тим холодным взглядом осмотрел ее, остановившись на груди и, посмотрев в глаза, ответил:
– Ты воин, я не хочу связывать свою судьбу с тем, кто при первом звуке труб встает в ряды армии и идет в кровавый поход. Ты все прекрасно знаешь и не мне еще раз повторять это. Думай сама, время вечно!
Он спустился с пригорка и скрылся за углом дома. Соня обречено вздохнула и щеку пересекла слезинка.
– Но жизнь так коротка! – выкрикнула она.
Возвращение Лазаря как бы завершило прошлую жизнь королевства и дало ему новую. Священник Трома оказался настоящим фанатиком своего дела. Видя творящееся и узнав истинную причину этого, он за считанные недели выстроил грандиозный, по красоте, храм, вмещавший до полутысячи верующих, а в противоположной стороне, на третьем холме Этилии – монастырь. Таким образом, три главных здания города образовывали идеально ровный треугольник, с замком в его вершине. В центре решено было ставить шпиль, откуда должны будут отходить дороги во всех направлениях. Узнав истинное лицо Старца, Лаэрт отслужил три обедни, и сказал, глядя в глаза мага:
– Я не против, чтобы ты ходил по этой земле. Ты помог людям, избавил от ада и привез меня. Хочешь здесь жить – живи, ты раскаялся в своих делах и содеянном ранее и Всевышний учтет это, но если ты переступишь грань, истинная церковь с настоящим Спасителем превратит тебя в прах и даже Тьма не поможет тебе.
Священник почти месяц освящал Этилию, не зная отдыха ни днем, ни ночью. Изгонял все то зло, что осталось в городе после многих проклятий. И восторжествовал народ, и зажили они в десять раз лучше прежнего, и появилась у них жизнь, лучшая, за пройденные полвека: обновленная земля стала давать всходы, не маленькие и гнилые как раньше, а высокие, налитые соком и жизнью; горы вновь открыли обилие ценной пушнины и новых невиданных зверьков; лес не скупился на ягоды, деревья – плоды, река – рыбу, а уже частенько заходящие суда, способствовали увеличению торговли.
В самом городе построили несколько кузниц, увеличили, до двадцати, число колодцев, все дороги усыпали камнем и привели в порядок дома. Население выросло до трех тысяч и буквально за полгода выстроило кольцо первой стены, опоясывающей всю Этилию с ближайшими, полумилевыми, деревеньками. Она начиналась в самих горох, проходила по равнине, вторгалась в Вековечный Лес и, не доходя до реки сотню ярдов, вновь примыкала к горам. Высокая, в двадцать и широкая, в пять ярдов, она являлась практически неприступной. Редкий таран смог бы сломать прочные, дубовые, двойные ворота, а разрушить стены из огромных вековых камней – валунов было и того бессмысленное занятие. Стены с зубьями в виде ласточкиных крыльев могли вмещать на себе более четырех тысяч воинов – осажденных, из которых тысяча могла быть лучниками. Пяти башням, построенным на равном расстоянии друг от друга, открывался вид как равнины с лесом, так и реки. Подобраться незаметным было невозможно, а двое ворот и того уменьшали шанс проникновения.
Тим гордился проделанной работой и, конечно же, самими людьми. Не поверь, они ему, подчинись словам Михаэля, и ничему не суждено было бы свершиться, а так Горное Королевство родилось и стало процветать, набирая свое могущество и силу. И разнеслось о нем великое предание по всему Альвесту, где не было подобной жизни и стало оно оплотом всего нового. Город процветал, не зная бедствий и невзгод, и стал идеальным местом той области.
Но предчувствовал юноша грядущую бурю и создавал войско Желтых Лерионеров, и учились у него простые жители, и становились воинами, лучшими на всю империю. Но впадал он в отчаяние при виде своих Лерионеров и требовал еще большей силы в армии, не жестокости, а ловкости и хитрости. И слушались его люди, и понимали всю его мудрость. Но картины будущего пугали его, и не мог он справиться с этим, и уходил в Вековечный Лес, где часами проводил время, предаваясь размышлениям. Он любил его, любил природу, ту самую, о которой когда-то говорила Нико, его… дочь?
Тим стоял у молодого дуба и гладил его пока еще гладкую кору, понимая, что скоро она станет шершавая и не такая красивая, также, как и его будущая судьба. Легкий ветерок, летящий от реки, развевал его волосы, когда он осматривал лес, стараясь слиться с его сущностью. Много мыслей и чувств давал он ему, совершенно не походивший на давно забытый сад. Здесь проявлялась нежность, он любил ее… боясь признаться самому себе… ту девушку, ее одну! Джен вошла в его душу как олицетворение внеземной красоты, переходящей в любовь. Он полюбил ее, больше власти, больше себя, больше чего бы то ни было, существующего в Альвесте… на всей земле. Он много раз видел ее у дома, на дороге, из узких окон замка и со стен крепости. Она всегда казалась такой… нежной, божественной любимой, но управление городом не давало юноше времени насладиться ее красотой. Сколько раз Тим хотел подойти и признаться во всем, сколько раз ему казалось, что это вот-вот произойдет, но откуда-то появляющаяся робость не давала раскрыть сердце, а она с каждым разом смущалась все больше и больше, и старалась побыстрее раствориться в толпе людей или тени домов. Он проклинал свою нерешительность, но ничего не мог с этим поделать, каждый раз стараясь не чувствовать себя скованно при ее появлении.
В последнее время юноша стал замечать мечущие молнии взгляды Сони, которая, казалось, по пятам следовала за ним. Даже тогда, когда он оставлял ее или знал, что она осталась в замке, все равно замечал ее среди горожан. У него сложилось дурное мнение о Соне, особенно он не мог перенести сладкую ложь, льющуюся из ее нежных уст, когда она отрицала «скрытую опеку» Тима. Эдуард не раз говорил подобное о ней и указывал ее местонахождение, но единственное место, где она не появлялась, оставался Вековечный Лес и Тим с Эдуардом давно в этом убедились. Какая-то неведомая сила заставляла девушку остановиться и следовать обратно к замку или на одну из дозорных башен. Она не любила лес? Боялась его? Возможно, все дело в самой Природе, которой преклонялась Нико. «Девочка… она такая юная, но уже одинокая…» жалость, сочувствие, сострадание, давящим комком накрывали его и он, закрыв глаза руками, долго сидел на коленях, пытаясь избавиться от чувства вины.
Тим встал с земли, поправил чуть спавший лук и медленно, почти бесшумно, побрел обратно, осматривая и полушепотом разговаривая с деревьями. Вдруг он заметил кого-то впереди. Тот мелькнул белым пятном и скрылся из вида. Стараясь не шуметь, юноша последовал за ним и вскоре догнал. Это была девушка. Вот она обернулась, осматриваясь кругом, но не заметила Тима, и пошла дальше. Юноша потерял дар речи от нахлынувших эмоций. Его Дженни находилась здесь, совсем рядом… трепетное чувство захватило его и заставило двигаться за ней следом. Девушка вскоре остановилась, собирая какие-то травы в корзину. Юноша, продолжающий наблюдать издали, не сразу заметил опасность. По тонкой ветки молодого кустарника, встревоженная появлением человека, медленно ползла змея, играя раздвоенным языком. Достигнув края, она открыла двузубую пасть, собираясь прокусить шею ничего не подозревающей Джен и в тот самый момент, когда она подалась назад, чтобы броситься на жертву, раздался свист и стрела, пробив ее голову и продолжив движение с мертвым телом, со звоном впилась в дерево. Девушка подняла голову и, вздрогнув, выпустила из рук корзинку. В ее глазах промелькнул страх. Она сделала шаг назад и замерла. Тим вышел из скрывающей его бузины и стал подходить ближе. Джен, увидев юношу, вздрогнула во второй раз и в полнейшим замешательстве принялась собирать рассыпанную траву. Наконец она вскинула вверх ресницы и их взгляды встретились. Она опустила голову, но Тим поднял ее за подбородок, глядя в такие же, как у него, чистой голубизны, глаза.
– Я не знал, как к тебе подойти раньше, – начал он. – Ты… ты с первого дня завладела моим сердцем, и я понял, что моя жизнь не мыслима без тебя. Каждый день я пытался отыскать тебя взглядом, окунуться в бездну твоих глаз, из которых нет спасенья; случайно прикоснуться к тебе…
– Вы не должны так говорить, – ее голос дрожал. – Я – простая девушка из бедной семьи, а вы… вы скоро станете императором, к тому же вас любит Соня и это все видят, я…
– Забудь ее. Соня – воин, а мне нужна именно ты – нежная, кроткая и прекрасная, просто девушка Этилии.
– Здесь таких много.
– Ты одна, Дженни, одна во мне рождаешь нежные чувства, и я люблю тебя больше всего земного.
Он прикоснулся к ее мягким, трепещущим губам, забывая обо всем на свете. Она хотела отстраниться, но захваченная вихрем чувств, снова выпустила корзинку с только что собранными травами и сначала осторожно, а потом, с все более нарастающей страстью, обняла его и потонула в водопаде неземных ласк. Едва не потеряв контроль от нахлынувшего желания, девушка подалась назад: она тяжело дышала, краска залила ее лицо, но блестящие глаза выдавали пробудившиеся чувства вперемешку со смущением.
– Вы казались…
– Обращайся ко мне на ты, – произнес он и поцеловал изящную шею, отчего ее дыхание участилось еще больше, голова запрокинулась назад, глаза закрылись и жар разлился по всему телу.
– Вы… ты показался мне таким робким.
Юноша удивленно вскинул брови и, сев на колено, склонил голову.
– Дженни, моя милая Дженни, согласна ли ты, выйти за меня замуж?
Казалось, сердце остановилось, но лишь для того, чтобы совершить рывок и вырваться из груди. Удивление настигло волной, рот открылся в непонимании происходящего, ее ладони легли ему на голову, скользнули к его плечам и подняли голову с красивым чистым лицом и потрясающе голубыми глазами. Она кивнула и опустилась на колени рядом.
– Я согласна!
Ее шепот слился с шелестом травы и потонул в долгом поцелуе юноши. Тим не верил своему счастью и удивлялся над своей прежней нерешительностью.
Ветер подул с новой силой, заглушая биение любящего сердца. Соня выхватила из сапога нож и сжала его до посинения руки. Закрыв глаза, она не смогла удержать накатившие слезы, и те медленно поплыли по щекам, собираясь у подбородка. Девушка перехватила лезвие левой рукой и попыталась расслабиться, отгоняя будоражившие сознание мысли, но не сумев сделать это, лишь судорожно, не чувствуя боли, продолжала поливать траву красными каплями жизни и только чудовищным усилием воли, она заставила себя вернуться в замок, оставив на ладони глубокую рану. Она впервые вступила в пугающий с детства Вековечный Лес и с этого момента возненавидела его еще больше. В порыве отчаяния, Соня решилась следовать за Тимом, в надежде именно сегодня возбудить в нем угасшее желание к ней. Она не хотела верить, что не любима им и собиралась доказать ему преданность душой и телом. Но Лес повернул все иначе, он представил перед Тимом бедную крестьянку Джен и с помощью адской змеи способствовал их сближению. Миф Сони таял, сердце окаменело, руки сжались в одну силу, и только разум разрушил попытку немедленного убийства любовников. Ярость трясла ее как лихорадка, стеклянные глаза веяли холодом, а мысли, быстрее полета стрелы, искали выход. Она нашла одиноко стоящую и всеми покинутую избенку, забралась внутрь и, забившись в самый темный уголок, закрыла лицо руками и разразилась сотрясающим все ее тело, плачем, переходящим в какой-то полувизг–полувой.
Тим, опьяненный любовью, впервые не услышал присутствия чужака и тихих, осторожно–удаляющихся шагов. Он оказался во власти Джен, с которой не хотел расставаться, но быстро пролетевшее время спешило вернуть их в город, за большие толстые стены, где казалось относительно спокойно.
Стоящий у входа в замок Эдуард, иронически улыбался, встречая друга и излучая яркие, светлые эмоции. Блаженное, приподнятое настроение Тима все-таки не утратило расчетливости, и он сразу понял, что произошло что-то важное (пустяки друг решает сам). Миновав его и войдя в холл замка, Тим осмотрелся, и тут, как будто из-под земли, выросла Нико. Сев на колено и опустив голову, она мелодичным, чистым голосом обратилась к Высшему.
–Прости меня, Высший, я поддалась ненависти и выплеснула тебе в лицо яд, там, на поляне, после битвы Магов, перед Стаей. Я возомнила тебя исчадием ада и прокляла, вместе с этой землей… как я раскаивалась в содеянном, но, страшась твоего гнева, боялась появиться на глаза. Видевшие в Стае твою схватку с волками, подробно описали ее и того, кто по их мнению совершил страшную волшбу и внушил в их сердца ненависть к людям и жажду почувствовать на языке их теплую кровь. За мое проклятье и нарушение слова чародейки, Лес практически отвернулся от меня, семья избегает и не разговаривает со мной, я с трудом отыскиваю пропитание и вымаливаю прощение у Вековечного Леса, но он глух к моим мольбам и нем перед моими вопросами. Он направил меня к тебе, Высший, и теперь с нетерпением ждет твоего решения. Я раскаялась, тысячу раз раскаялась в насланном несправедливом проклятье и нарушении священного Слова. Я у твоих ног и тебе решать мою судьбу, мое существо готово ко всем наказаниям и пыткам; я молю тебя об одном – не отсылай меня обратно не обдумав и не приняв решения. Лес сам поклялся убить свою никчемную дочь, если такое произойдет. Твой гнев справедлив. Если ты не сможешь простить меня, то я уйду из жизни со всеми надлежащими церемониями и ритуалами, полагающими чародеям, чтобы хоть так вымолить у земли прощение. Я совсем…
Юноша, как когда-то раньше, прижал два пальца к ее губам, останавливая на полуслове, и приподнял голову, чтобы она могла видеть доброе, улыбающееся лицо. Ее глаза от слез сделались красными и опухли, подбородок дрожал, а щеки избороздили влажные полосы от льющихся рекой соленых потоков. Девочка казалась ангелом, самым настоящим ангелом, излучающим чистоту и добрые, незамутненные злом, мысли. Зеленые, цвета едва народившейся первой травы, глаза, смотрели, не мигая, вымаливая прощение, и никакая сила не могла заставить их успокоиться, только…
– Встань… дочь! – ласково произнес Тим. – Ты совершила зло, ты раскаялась, ты искупила вину. Я имею все права отправить тебя обратно в Лес, но я этого не сделаю. Ты еще маленький, глупенький ребенок, созданный для долгой счастливой жизни, но с самого детства судьба распорядилась иначе и заставила понять боль, страх, ненависть. Я не зверь, способный хладнокровно убить жертву, я – человек и я прощаю твой неосторожный шаг, защищающий лесную семью. Но простят ли тебя люди, находящиеся за этими стенами – решать только им.
Она встала с колен, обняла юношу за шею и, стараясь спрятать вырывающиеся наружу слезы, уронила голову на плечо, закрыв глаза и закусив нижнюю губу.
– Спасибо за жизнь, Высший. Я вновь оказалась у тебя в долгу, – хрипло произнесла Нико, – и он медленно, но уверенно возрастает, когда-нибудь он задушит своей тяжестью.
–Хозяйка своей жизни только ты и сама решаешь, что делать и как поступить. Все мы совершаем ошибки, за которые платим огромную цену, подчас своей собственной кровью. Ты молода и неопытна, зародившаяся однажды мудрость развивается с годами, тебе еще так много предстоит понять, увидеть, сделать. Не думай о смерти преждевременно, когда пробьет твой час, она сама придет. Радуйся жизни, дочь!
Тим обнял ее и поцеловал в лоб, в слипшиеся, растрепанные волосы, испачканные сухой листвой и мхом.
– Тебе необходимо умыться и привести себя в порядок, – он усмехнулся. – Дочь Высшего не должна ходить лесным кустарником.
Она засмеялась, блеснув глазами, поклонилась и поспешила наверх, в отведенную ей когда-то комнатку.
«Мир удивляет меня все больше и больше, – сев в кресло, подумал юноша. – Черные полосы сменяются белыми, вопрос только в том, на каком из двух явлений остановится жизнь».
–Ты принял ее, друг? – Эдуард расположился напротив, разминая руки после многочасовой тренировки лучников и арбалетчиков.
– Ты же сам все прекрасно знаешь.
– Став твоей приемной дочерью, она обретает многие права, а в будущем может стать для тебя и прекрасной…
– Будущее слишком далеко, друг, оно является для нас длинным темным туннелем и лишь избранным предоставляет себя на обозрение и дает возможность изменить его ход, но каждый знает, чем это может обернуться.
Эдуард откинул голову и посмотрел на мозаичный ровный потолок со свисающими восковыми светильниками – «Ты прав, непосвященные могут только догадываться, но изменять – никогда!» Он встал и вышел, оставив Тима одного.
«Куда пропала Соня?»
– Эдуард, что со Старшей, где она?
Ответа не последовало. Мысль о девушке пришла слишком поздно. Он должен был объяснить ей все, чего она не желала понимать, иначе будет поздно. «Глупая, она наивно надеется на мою взаимную любовь».
День породил множество новых проблем как в домашнем хозяйстве, в военном деле, так и в продолжающемся строительстве. Теплый северный ветерок, шумная городская площадь… Тим стоял на том самом месте, где в скором будущем должен стоять шпиль, говорящий о величии Горного Королевства. Небольшая платформа под его основание на первый взгляд казалась хрупкой, но, взойдя на нее, юноша понял, что это далеко не так и по достоинству оценил мастеров. Он стоял, глядя на собирающуюся вокруг толпу, и мысленно предугадывал их последующую реакцию.
–Я просил вас временно оставить работу и прислушаться к моим словам. Кто испокон века жил здесь, тот знает Дженни, – он протянул руку, подзывая ее ближе. – Вчера я попросил ее руки, и она согласилась…
Девушка в смущении опустила глаза и затеребила подол юбки.
–… я собираюсь стать и во веки веков быть ее мужем. Она знает все: мои нежные к ней чувства и любовь, но я спрашиваю у вас, люди Горного Королевства, особенно у тех, кто жил до моего прихода, могу ли я просить ее любви? Староста, ответь мне на этот вопрос!
Из рядов вышел Найдэн, лукаво усмехнулся, проникновенным взглядом осматривая юношу, и повернулся к Дженни. Ее розовые щеки, казалось, горели, она кротко пожала плечами и с мольбой в глазах смотрела на старика. Тот все понял без каких-либо дополнительных слов и расспросов. Весь вид девушки излучал трепет и нескрываемую любовь к Тиму. Подобное нельзя было не заметить. Старец покачал головой, повернувшись, прищуренным взглядом осмотрел жителей, потер бороду и, искоса глянув на священника, заговорил:
– Ты многое сделал для нас, Высший. Благодаря тебе, к нам вновь вернулись прежние, давно забытые лучшие времена. Горный Сокол восстал из руин и его герб развивается над твоим замком. Жизнь обрела смысл, как и во времена правления первого Высшего Этилии. Исчезли болезни, голод, смерть уже не заносит свою косу как раньше, эпидемии, мор… – ушли навечно, проклятья только – только сняты и местность освящена церковью. Ты выстроил нам добрый храм и монастырь, окружил город стеной и собрал в нем многие тысячи нуждающихся в помощи людей, открыл дорогу к реке и завязал торговлю с Арией. Твоя власть продолжается, ты собираешься возводить вторую стену, ближе к замку и строить шпиль – величие встающего на ноги королевства. Я знал Джен всегда, с самого ее рождения и любил, да и сейчас люблю, как отец, заменяя ей покинувшую этот мир в столь ранние годы, семью. Мы всегда желали ей блага и заботились о ней, считая себя ее семьей… теперь настала та самая пора, когда ей самой нужна семья, настоящая, родная… На правах ее приемного отца, я даю согласие на вашу свадьбу! Да прибудет с вами мир и Спаситель в Душе!
Тень Сони скользнула в рядах и быстро растворилась, не желая присутствовать на чужом празднике.
Тим немного взгрустнул, за невозможностью ранее передать Старшей принятое решение, склонил перед старостой и народом голову, спустился и, нежно обняв Джен, утонул в подаренном поцелуе. Крики восторга и радости разнеслись над площадью и повисли в воздухе. Гул слился с громоподобным басом стражи ворот.
– Сын императора – Алан.
Церковный колокол ударил один раз и умолк, будто умея удивляться.
Полдень.
Хрипящие ворота поднялись и в них, сопровождаемый стрельцами, въехал средний сын Крониуса. Народ, в мгновение ока, помрачнел, сделался хмурым и сосредоточенным. Расступаясь перед белым конем и расходясь в разные стороны, они, тем не менее, не упускали его из виду и пытались скрыть недоброжелательность к этому человеку.
Алан, закованный в синюю броню, хищным взглядом, стараясь не упустить ни одной детали, осматривал Этилию и обратил внимание на брата только тогда, когда до него оставалось всего несколько шагов.
– Я вижу, ты улучшил это место, – сказал он, не слезая с коня, – отстроил его: храм, монастырь, неплохая стена.
–Каждому дано свое, – не выпуская руки Джен, произнес Тим.
Кивнув головой, и еще раз осмотрев все кругом, он остановился на девушке.
– Я нашел ту, ради чего стал изгоем отца. Это моя жена Дженни, – пояснил Высший.
Мужчина на мгновение изменился в лице, но уже через секунду спрыгнул на землю и, подойдя ближе, поцеловал руку девушки.
– Я рад этому, брат, но не могли бы мы пройти в более уединенное место, нежели городская площадь!
– Эдуард проводит тебя в замок, брат. Чувствуй себя как дома!
Джен ожила только тогда, когда Алан с воинами скрылись далеко впереди за домами, а большинство из жителей поздравили с приятным неожиданным поворотом в ее судьбе и разошлись по городу. Она впилась в Тима жадным поцелуем.
– Я считала вчерашнее обманом и не могла даже представить, что ты заинтересовался мной по-настоящему. Меня всегда учили, что императоры ведут распутный образ жизни и могут делать предложение десяткам понравившихся женщин, но назвать своей женой, тем более в присутствии собственного брата…
– Ты до сих пор не поверила в мои слова?
–Нет, но…
– Я хочу завтра же сыграть свадьбу.
– Но я совсем не готова, у меня ничего нет!
–Я люблю тебя такую, какая есть. Зачем откладывать то, к чему мы оба стремимся? Я возьму тебя в жены и в этом платьице, главное, чтобы в церковь явилась ты сама.
–Я сделаю все, что ты пожелаешь, любимый.