Илья Александрович Земцов
Спасатели
– Ты тут нам мозги не пудри, – закричал Терешкин. – Оправдываешься, ответственности боишься. Мы тебя заставим.
У меня снова кольнуло сердце. Я говорю:
– Вы, товарищ Терешкин, осторожнее на меня кричите, я сердечно больной, только что вчера выписался из больницы. Со мной шутки плохи, могу упасть и тут же умереть. За чужие грехи я не ответчик.
Сердце кололо, я схватился за грудь, достал таблетку валидола, положил под язык. Так как внятно говорить стало невозможно, сказал:
– Обождите минут пять, таблетка растает, тогда разговор продолжим.
Хороший человек Терешкин. Он подошел ко мне:
– Садитесь и успокойтесь. Все будет хорошо. Ответ за вас держать буду я, ведь спасательная-то станция принадлежит нашему райисполкому. Мы должны были вам помогать в наведении порядка, но упустили. Сейчас мы за вас вплотную возьмемся. Вчера уволили пока двоих – фельдшерицу и голого матроса, завтра мы и до вас с начальником доберемся. Но так как у начальника большое несчастье – заболела мать в Тбилиси, то вопрос пока оставим открытым. Надо правду сказать, начальник у них как человек неплохой. На работе бывает часто, порядки любит.
Пока он говорил, у меня таблетка валидола растаяла. Я подумал, что надо поддержать Терешкина за такую заботу о нашей спасательной станции:
– У нас, товарищ Терешкин, и фельдшерица была хорошим человеком, но только зря много пила и ходила в одних плавках, забывала надевать лиф. Из нее со временем мог бы получиться доктор.
Терешкин мне говорит:
– Вы успокойтесь, Максимович, мы сами знаем об этом. Так, товарищи депутаты, и решим, – продолжал Терешкин, – пусть руководство спасательной станции составит список мероприятий по наведению порядка. Поручим это тебе, товарищ Семечкин, вместе с Осипидзе вы принесете мне на утверждение.
Я сказал, что все будет сделано, и пулей выскочил из райисполкома. Прихожу на спасательную станцию, думаю: «Буду наводить порядки и каждую неделю докладывать Терешкину». Смотрю, начальник сидит в своем кабинете в хорошим настроении, улыбка не сходит с его лица.
– Ты чему радуешься? – спросил я.
– Как чему? – ответил он. – Вчера получил телеграмму, мама в Тбилиси здорова, и депутатская комиссия нас не наказала.
– Откуда ты знаешь? – спросил я.
– Дорогой мой, ты из райисполкома еще не поспел выйти, как мне уже позвонили и сказали: «С тебя причитается».
– Давай тогда составлять список мероприятий по наведению порядка, – говорю я. – Нас обоих обязали.
– Почему мероприятия? Зачем мероприятия? – сказал начальник. – Мы без мероприятий хорошо работаем и будем работать. Кому суждено тонуть, пусть тонет. Мы тут ни при чем.
– Тогда я один составлю, – ответил я.
– Почему составишь? Зачем составишь? – сказал начальник. – Впрочем, я не возражаю.
Сидел я три дня, исписал целых две тетради. Список мероприятий был готов. Больше недели ждал, когда начальник появится на работе. Наконец он приехал. Даю ему список, говорю:
– Здесь я учел все, порядок будет наведен.
Он лукаво посмотрел на меня, подмигнул и произнес:
– Сейчас мне некогда читать, в следующий раз просмотрю.
Напоминал я ему о мероприятиях еще два раза. Ему было некогда. Так он до сих пор не прочитал. Терешкин тоже забыл. В этом году дела вроде лучше. Пьяные бывают, а голым никто не ходит.
Хороший ты слушатель и собеседник, но мне некогда. Надо ухи поесть, бутылки собрать и спрятать. Чем черт не шутит, когда бог спит. Начальство может нагрянуть.
Семечкин по-молодецки легкой походкой ушел в здание спасательной станции.
С тех пор я с Максимовичем встречался еще два раза. Он говорил, что на станции полный порядок, так же пьют, ловят сетями рыбу, привозят женщин на ночлег, но лучше прошлогоднего, голым никто не ходит.
Двадцатого октября ударил легкий мороз, высушил грязь. Я решил сходить на берег реки и поговорить с Максимовичем. Думаю, сейчас у него уже полный порядок. Прихожу и своим глазам не верю. Думаю, не мираж ли это. Здание спасательной станции стоит без крыши, почерневшее от недавнего пожара. Вместо окон обуглившиеся черные проемы. Недалеко от сгоревшего здания установлена будка на полозьях. Постучался и зашел. Максимович сидел один. Я воображал, что он переживает за сгоревшее здание. Однако настроение у него было приподнятое, он был возбужден чем-то радостным.
– Как живешь, Максимович? – спросил я.
– Отлично, – улыбаясь, ответил он.
– Чему ты радуешься? – спросил я. – Здание спасательное станции сгорело. В этой будке зимой вы замерзнете.
– Ничего, как-нибудь перезимуем. Зато с Нового года будут строить новое здание, со всеми удобствами, смета и проект готовы. Тогда наши мужики снова с роскошью заживут.
