Илья Александрович Земцов
Спасатели
Подумал: «Заодно поговорю с ними».
Первую привезенную партию водки выпили, уехали за другой. Поговорить ни с кем не пришлось, потому что все мешали друг другу высказать свои мысли до конца. Я тоже много раз пытался навязать разговор, но меня никто и слушать не хотел.
После выпитых ста грамм на душе стало приятно, если бы были крылья, хотелось взлететь прямо в небо. В вахтенной, где пили, все говорили, курили, спорили. Дай-ка, думаю, уйду к себе да полчасика побуду в уединении. Зашел в свою комнату, только сел на кушетку, хотел пристроиться полежать, заходит ко мне Надя, садится рядом, бесцеремонно обнимает меня за шею и начинает целовать.
– Закрой, – говорит, – Афанасий Максимович, дверь на крючок, а то кто-нибудь зайдет, неудобно.
Я думаю: «Грех-то какой, ах ты, плутовка, да что ты меня, старика, соблазняешь?» Отстраняя ее от себя, говорю:
– Сейчас закрою.
А сам думаю: «Уйду».
В это время открывается дверь и заходит ее хулиган Гошка.
– Ах, вот ты где, а я тебя везде ищу.
Бесцеремонно берет ее за руку и уводит. Она лепечет ему:
– Обожди, Гоша, минуточку, мне с Максимовичем надо поговорить.
Он ей отвечает:
– Лучше я сам с ним поговорю.
И утащил ее. Я думаю: «Слава богу, отделался». Закрыл дверь на замок, лег на кушетку и уснул. Проснулся, посмотрел на часы, а время-то семнадцать. Ну, думаю, пора домой. Только вышел из комнаты, а начальник тут как тут.
– Максимович, ты человек трезвый, подежурь пока, а я прокачу всех на катере. Катер новый, стоит чуть ли не двадцать тысяч, а мы его держим на приколе, надо эксплуатировать.
– Ну что, – говорю, – мне ведь все равно, другой бы спорил, а я нет.
Вся пьяная компания из семи человек, да помогли юнцы из ДОСААФ, сняла катер чуть ли не с вечной стоянки, поднатужилась и стащила его с песчаного откоса в воду. По всем правилам заправили бензином, долили масла. Заводили долго, спорили все шоферы, каждый старался доказать, что он больше знает. Наконец мотор завелся, раздалось «буль-буль». Мотор снова заглох. Кто-то ненароком включил скорость. Механики быстро догадались и выключили. Мотор завелся, приятно заработал. Катер на берегу со всех сторон окружили до полусотни зевак. Кругом слышались возгласы: «Вот это катер, вот это да. Какой он красавец».
Начальник Осипидзе надел белую фуражку с «капустой» и сел за штурвал, катер взревел и, как космическая ракета, понесся по водной глади. Осипидзе крутил баранку как опытный капитан, положил катер сначала на левый борт, он чуть зачерпнул воды, затем круто повернул на правый.
На дне катера оказалось уже порядочно воды. Что-то ударило в днище. От сильного толчка начальник выпустил из рук баранку, но быстро уцепился за нее и почти на середине реки положил катер на правый борт, зачерпнув полный воды. Белая фуражка его плыла по течению, а он с минуту еще держался за штурвал катера, который находился на полпути ко дну. Правильно решил, ведь капитан всегда уходит последним с тонущего судна. Вынырнул из пучины и закричал в рупор, который во время плавания висел у него на поясе:
– Спасите! Тону!
Все плыли и что-то кричали. Пока я сходил за веслами да сдвинул в воду «Казанку», парни из ДОСААФ всех уже подобрали и везли к берегу. Ничего не скажешь, молодцы ребята. Катер вытаскивали целых две недели. Но все-таки вытащили. В это время начальник был особо дисциплинирован, каждый день ходил на работу.
Обе «Волги» давно пришли. Пахло дымом и приятным запахом ухи. Максимович замолчал, собираясь с мыслями, о чем-то думая.
– Афанасий Максимович, иди уху есть, – кричал кто-то простуженным голосом.
– Не хочу пока, – ответил Семечкин. – Оставьте мне немного в котелке.
– Ну, и что дальше? – спросил я.
– Спасенных привезли на берег, – продолжил Семечкин. – И снова поехали за водкой. Надо спасителей обмыть, да и самим похмелиться.
Пока разбирались, как все произошло, начальник как капитан судна винил катер за неподчинение. Мотористы ругали начальника на чем свет стоит. Долго шум стоял, единого мнения не было, каждый остался при своем. Пока разбирались, да водолазы определяли глубину, где лежал катер, время шло. Я думаю, не пора ли мне домой, уже двадцать два. Тихонько вышел и не спеша направился к Южному шоссе. Прошел еще не более трехсот метров, догоняет меня Гоша и говорит:
– Максимович, надо с тобой расквитаться.
Я ему говорю:
– Вроде, Гоша, мы друг другу ничего не должны.
– Как не должен? Я обещал Наде поговорить с тобой. Хотел тебя утопить, да подумал, пусть старик живет. Я думаю, жаловаться ты на меня не будешь. Чтобы впредь ни намека на Надю.
Он огляделся кругом.
