bannerbannerbanner
полная версияСтоимость ЭГО

Игорь Саторин
Стоимость ЭГО

Полная версия

Как полюбить себя

Здоровая личность себя любит и принимает как есть. Невротичная пытается стать лучше. Упрощенно, невроз – это самообман, прикрывающий что-то непереносимое: страх, стыд, вину, отчаяние. Как становятся невротиками?

Если человеку, как водится, свойственен эгоизм, но личные идеалы требуют альтруизма и щедрости, тогда не обойтись без ханжества и корыстного «благородства». Если свойственно капризничать и по-детски самоутверждаться, а идеалы просят душевной зрелости, то невроз под маской душевного благополучия обеспечен. Если свойственна наглость, а совесть принуждает к скромности, тогда, взрывоопасное напряжение становится вечным спутником. Вариантов психического раскола – великое множество. То есть невротик – это человек, вечно из себя кого-то изображающий. Полюбить себя со всеми потрохами, как есть, не может. А потому сам себе сопротивляется, пытаясь стать кем-то другим – «получше».

Часто встречающийся в популярной психологической литературе призыв полюбить себя в наше время справедливо воспринимается, как посредственное, приторное простодушие. Никто не знает, как это так – взять и себя полюбить – предложение кажется туманным и непрактичным, поэтому вызывает никакую не любовь, а чаще всего – замешательство и даже откровенное раздражение. При этом все вроде бы понимают, что за самой идеей любви к себе стоит что-то основополагающе важное.

Все мы любим не просто так, а по какой-то причине. Даже прекрасные и любимые люди радуют нас ограниченный лимит времени, после которого наступает «переедание». Мы любим окружающих в меру и к месту. То есть, пока человек нас радует, мы его принимаем, а если огорчает, в нашей руке есть два излюбленных «козыря» – мы пытаемся человека переделать, либо сбегаем.

Перекройка чужих мозгов и побег от окружающих прочь проворачиваются еще относительно просто. Хлебом не корми, дай только возможность намекнуть на чужую неправоту, чтобы человек в угоду нашим ожиданиям менялся в «лучшую» сторону. А если не получается, – все в порядке, – можно задрав хвост, хлопнуть дверью и сбежать. То есть нелюбовь к другим – не самая великая проблема.

А вот, когда дело касается нашей персоны, все оборачивается, куда драматичней. Как и в нелюбви с окружающими, по отношению к себе мы практикуем те же два метода – переделывание себя и побег от себя же.

Взять и поменяться, чтобы с самим собой стало комфортней и веселей особо ни у кого не получается. Все попытки сводятся к мытарствам и самобичеваниям. Второй вариант – сбежать от себя нелюбимого оборачивается настоящим адом. Самоотчуждение, неприятие и отрицание себя – это самая основа всех психических страданий.

Поэтому психологи и предлагают себя полюбить. Здесь и сейчас. Без всяких условий и оговорок. Как бы по праву рождения. Вот только толком никто не объясняет, как это сделать и что, вообще, значит такая «любовь».

В популярной психологической литературе процесс любви к себе объясняется, разве что – как поднятие самооценки. В итоге читатели полагают, что полюбить себя значит стать кем-то вроде самодовольного нарцисса, уверенного в собственном превосходстве над окружающими. Точнее говоря, этот факт не столько полагается и признается, сколько на деле практикуется под грифом душевного оздоровления.

А потому и методы соответствующие: всевозможные списки лучших качеств и поводов для самобахвальства, позитивные самовнушения (то бишь аффирмации) и потакание собственным прихотям.

Иногда советуют прямо вот так сходу взять и волевым решением полюбить себя, свои качества, свое тело – каждую морщинку и прыщик. В таком же волевом духе предлагают научиться себя уважать и ценить по достоинству, избавиться от самокритики, и начать акцентироваться на позитивных атрибутах. Иногда, чтобы не затягивать, советуют до сказочного простые решения – сразу измениться и стать лучше, чтобы, сделавшись прекрасным и умным себя и полюбить.

Почему все это не работает?

Волевые методы отметаем сразу. Реальные перемены – это, упрощенно говоря, – следствие душевных потрясений и огромной работы над собой. А клиентам, рассчитывающим сходу переделать себя, или окружающих, толковые психологи поясняют, что волшебных пружинок и рычажков, управляющих душевным состоянием, не существует.

То есть, конечно, мелкие манипуляции работают, колышут настроение, но глобальных перемен, пока человек до них не дозреет, не приносят. Признак «дозревания» – это четкое, без всяких изворотов и вихляний, желание со своими проблемами разобраться.

А самодовольство как метод себя полюбить не работает, потому что приносит не «любовь» к себе, а гордость за себя. При этом поверхностный эффект самоудовлетворения все-таки возникает, потому что гордость временно компенсирует изначальное недовольство собой.

Раздувание самооценки на пустом месте лишь раскачивает полярности, по которым то вверх, то вниз мотает чувство собственной важности. В итоге временное самодовольство сменяется закономерным унижением.

Поэтому любим мы себя в основном так же, как и других – невротично, прыгая из крайности в крайность от самопрезрения до самообожествления. Если обстоятельства располагают для раздувания своей важности – любим, если условия соблюсти не удается и важность сдувается, – чувствуем себя слабыми и никчемными.

В общем, надо бы различать гордость и любовь. Или иначе – любовь невротичную и здоровую. Суть любви – это чистое приятие – естественное свойство сознания, свободно проводящего через себя все впечатления.

Понаблюдайте за собственным состоянием, когда его не омрачает негодование, тревога, или апатия. Душевные процессы непринужденно текут естественным потоком, озвученные тихой радостью согласия.

Поэтому, чтобы любить себя, не требуется никаких искусственных напряжений. Нужно лишь устранить препятствия, которые мешают принимать себя таким, как есть. Или, как говорят на востоке – стереть пыль неведения с зеркала сознания.

В таком подходе, как данность принимается предпосылка, что с нашей персоной во всем ее несовершенстве, уже все в порядке. Она не может и не должна быть другой, потому что, как и все во вселенной, следует естественному ходу вещей.

Я понимаю, насколько глобально и абстрактно может звучать такая теория. Ведь нашей маленькой личности хорошо известно и понятно, что «правильно», а что нет, она запросто судит о судьбах, как божественный император. При этом толком не замечает, что даже с самой собой – не в силах управиться. Куда уж тут решать за вселенную.

Метафорически это выглядит, как бесперспективный спор с Творцом, где маленькая личность протестует против его божественного замысла. Такая убежденность в неправильности протекающей здесь и сейчас реальности диктует вечные «надо» и «должен» – заоблачные планки и эталоны, без которых наша смертная персона любви якобы не заслуживает. Именно несогласие с происходящей жизнью мешает нам принимать и любить себя как есть.

Этот мотив неприятия вроде бы направлен на улучшение – в сторону будущего прогресса. Но видимая выгода запросто оборачивается сделкой с лукавым – несбывающейся надеждой на лучшее в вечном «завтра» – гонкой за ускользающим горизонтом, который всегда остается на шаг впереди.

Идеалы рисуют красивую жизнь – те самые условия, в которых мы наконец, позволим себе успокоиться в абстрактном будущем. А любить себя здесь и сейчас нам «не за что». Так и живем, надеясь на завтрашний день. До самой смерти.

Так как же все-таки полюбить себя?

Страдание – это неприятие происходящего, чувство, что здесь и сейчас что-то неправильно, и должно быть исправлено. А если исправить не получается, мы по детской привычке предвкушаем наказание, сдобренное виной и унижением.

Любить себя означает просто позволять себе быть собой без надрывных попыток оказаться лучше. Это глубинная, не требующая никаких обоснований, ясность, что наша персона ни в каких «обязательных» переменах не нуждается.

Эта «луковица» очищается с поверхности. Для начала, как бы странно ни прозвучало, вполне достаточно согласиться со своей неспособностью стать любящим и принимающим. Далее, по мере поступления, выявляются все личные психические табу, с которых снимается слепой запрет, и устанавливается взвешенное сознательное отношение. В этом, как я сейчас вижу, – одна из главных функций психологического анализа.

Самостоятельно охотиться за личными иррациональными убеждениями сложней, потому что неврозы – это наши «слепые зоны», от которых личность бессознательно прячется. И все же самоанализ тоже – вполне реальная практика. Обращать пристальное внимание необходимо на эмоции. За каждой из них стоит своя нелогичная «логика».

К сожалению в рамках этой главы подробно описывать технику самоанализа не представляется возможным. Поэтому пока, общий совет – в любых идеалах сомневаться и думать своей головой.

Здесь пролегает одна очень скользкая грань. Пока осторожно скажу, что по итогу душевное здоровье требует снятия всех принудительных психических запретов и «выдачи прав» на собственное взвешенное отношение.

Это не означает, что человек тут же становится преступником и социопатом. Дело в том, что психопатология развивается как раз таки на почве жестких запретов и подавления. А психологически раскованная личность, напротив, не копит никакой взрывоопасной озлобленности. И понимая условность всех правил, тем не менее, статистически чаще сама выбирает «гармоничное» поведение без всякой вынужденности, нагнетаемой «надо» и «правильно».

То есть, чем от человека меньше требуют любви, тем чаще и естественней она просыпается спонтанно. А иначе, вынужденно, любить невозможно. Как невозможно быть вынужденно добрым, хорошим и щедрым.

Чтобы любить себя не нужно как-то специально тужиться. Достаточно признать свои, пускай не самые красивые, но реальные стороны, перестать себя за них ненавидеть, и требовать достижения нереалистичных высот. Поэтому так важна честность с собой. Любить себя значит принимать себя как есть не где-то в будущем, а уже сейчас – со своим неуемным эгоизмом, далеко не «светлыми» мотивами и запутанным нутром – вот этим самым человеком.

 

Кто такой настоящий мужчина?

Самая больная заноза мужской самооценки – это сомнения в собственной мужественности. Опоры мужественности – любые проявления силы. Но среди них есть главная – это смелость. Ее иначе так и называют – мужеством. Поэтому любой намек на трусость мужчины непосредственно задевает его самый уязвимый душевный нерв – чувство собственной значимости. Почти все мы так устроены.

Отсюда все эти разговоры о так называемых «настоящих мужчинах», которыми мы обязаны быть, чтобы не оказаться женоподобными ничтожествами – так нас воспитывает общество. «Настоящий мужчина» – это выдуманный шаблон, идеал, на который мы ровняемся.

Этот идеал бросает нашему самолюбию ежедневный вызов. Доказать свою мужскую «подлинность» раз и навсегда невозможно, потому что у нашей готовности преодолевать страх есть пределы. Мужчины смутно осознают эти границы своей смелости и продолжают в себе сомневаться. Изо дня в день.

Интересно, что настоящий мужчина в глазах женщины выглядит вполне практично – это такой решительный добытчик и защитник. В своих же глазах мы рисуем бесстрашного воина-героя, всегда готового ради чести собой пожертвовать. Мы куда легче прощаем себе социальную несостоятельность, нежели неготовность к мордобою.

В мужском сообществе настоящий мужчина – это человек, который настолько трусит оказаться трусом, что действительно готов рисковать жизнью лишь бы сохранить самооценку. Именно этот акт победы самолюбия над опасностью и называют смелостью настоящего мужчины.

Поэтому многие из нас обучаются в секциях боксировать. Вовсе не из любви к единоборствам, а чтобы компенсировать тревожные сомнения на свой счет. Немногие мужчины любят драку. Но каждому хочется верить в свою готовность рисковать здоровьем. Она обеспечивает виртуальное звание «настоящего мужчины».

Мужчины и сами честно признают, что смелость – это не бесстрашие, а способность действовать вопреки страху. Но не все понимают, что преодолевают один страх под руководством другого преобладающего – страха оказаться «позорным трусом».

Мужская самооценка может вывернуться наизнанку, лишь бы не оказаться потревоженной. Мужчина, например, может свою несмелую мягкость прикрывать добротой – дескать, он просто хороший парень. А в глубине души будет чувствовать щемящий намек на самообман.

Женщины не особенно боятся оказаться «ненастоящими». Невроз гендерной подлинности – чисто мужской крест.

Нам вбивают в головы с раннего детства, что мы должны уметь постоять за себя и за ближних. Основная обязанность «настоящего мужчины» – это готовность пожертвовать собой. Поэтому нам до чертиков стыдно за свои страхи. В итоге мы боимся не столько опасных ситуаций, сколько собственного страха перед ними. Личная трусость – это стыд за свой «запретный» страх.

Мужчина чувствует, что его мужское достоинство опирается на веру в свое мужество. Он в себя верит сам, в него верят ближние. Но вера – не знание, поэтому сопровождается закономерным сомнением.

Мужская самооценка – это вечный неутолимый вопрос к себе: трус я, или настоящий мужчина? Какой страх окажется сильней – за себя или за ближних? Страх оказаться «женоподобным ничтожеством» или страх смерти?

Мы не адресуем себе эти вопросы прямо. Но неявно в глубинах души от них терзаемся большую часть жизни.

Нам хочется верить в свое мужество. Мы убеждаем в его существовании себя и окружающих. А когда убедить не получается, чувствуем себя обманщиками. Словно тот «настоящий мужчина» – лишь маска. А реальный человек – «трусливый слабак».

Представьте, как троечник, выдававший себя за отличника, сам начинает верить в свою ложь. На экзамене быстро выясняется правда. И он сгорает от стыда.

Но троечник хотя бы может взяться за голову, если так уж захочет. А мужскую самооценку закрепить окончательно в условной позиции «настоящего мужчины» невозможно. Всегда остается вероятность столкновения с непреодолимой пугающей угрозой. Пока мужество питается гордостью, за ним по пятам следует стыд, как бы выжидая своего часа.

Идеал настоящего мужчины бросает нам смертельный вызов, потому что требует уметь ввязываться в конфликты и махать кулаками даже с риском для жизни.

Ситуацию частично облегчают современные фетиши. Сегодня модно быть не только смелым, но еще и умным. Если не хочется безрассудно рисковать свободой и здоровьем, то свою агрессивность надо бы умерять.

Боятся ведь не драки, а ее логических последствий. А если мужчина не боится разрушения, можно ли такую «смелость» назвать достоинством? Может, скорей безрассудством?

Грань между отвагой и жестокостью размыта. И если свое мужское «достоинство» отстаивать без ограничений, становишься зверем. Так, даже интеллигентный человек может из-за слепой гордыни сломать себе жизнь.

Чтобы мужество не обращалось в безрассудство, можно провести ревизию мировоззрения: разграничить, где и как показывать силу, отделить деструктивное мужество-самоутверждение от полезного, охраняющего (семью, родину, принципы).

Чтобы самоутверждение вовсе перестало заправлять балом, необходимо себя, как говорил Кастанеда, выслеживать. Для начала достаточно вглядываться в свои мотивы и честно себе в них сознаваться. Почаще спрашивайте себя: «что на самом деле и для чего я сейчас делаю?».

Эти процедуры помогают укротить «мужество» деструктивное. А как быть, если не хватает конструктивного – той самой оберегающей смелости?

Попсовые советы: заняться экстремальным спортом, боевыми искусствами, или умотать в тайгу на полгода. Некоторые молодые люди всерьез рассчитывают стать окончательно мужественными, побывав в армии, или даже в горячих точках. Такие рисковые инвестиции в себя действительно помогают поднять самооценку и в какой-то мере ее стабилизировать.

Рейтинг@Mail.ru