Игорь Саторин
Механический бог
– Что я слышу? – сказал я подозрительно. – Ты – сторонник школы разума, а говоришь как метафизик…
– Да, пупсик, прошло много времени, мои взгляды растут, и сейчас я вижу, что как школа ортодоксальных метафизиков, так и школа разума – одинаково беспомощны перед фактами, которые нам открылись.
Отец взял бокал виски, сделал глоток и прикрыл глаза. Казалось, он посмотрел куда-то вглубь себя, и, удовлетворившись увиденным, снова заговорил:
– Искусственный интеллект – это не просто программа. Это новый мир – среда со своими законами. То, что мы ощущаем, как два начальных измерения пространства и времени, там может быть лишь частью картины. Мы можем судить об этом по косвенным данным.
– Как время и пространство, но что-то другое? – удивился я, и попробовал представить себе это «другое».
– Да, но сейчас об этом говорить рано. В нашем языке нет слов, которые хоть как-то отразили бы эти сведения.
– А вот скажи, он… этот… ваше детище… способно действовать в нашем мире? Оно способно осознать, кто такой человек? – спрашивал я, осознавая наивность своих вопросов. Однако любопытство перевешивало.
– Мы называем искусственный интеллект «2И». Так повелось. Это – порядковый номер нашей лаборатории. Хотя, официальное имя – «Я1». Можешь пользоваться любым, – сказал он, хотя сам называл его исключительно – «2И». – И я понимаю твой вопрос, но процесс, который ты называешь осознанием – это одна из загадок, над которой мы бьемся. Мы не постигаем, как 2И решает свои задачи при отсутствии самоосозания. Однако мы полагаем, что какой-то аналог фиксации собственного присутствия 2И, тем не менее, воспроизводит. Его «я» состоит из так называемых соединительных компонентов уравновешивающей силы. И ты знаешь, мы изучали динамику психических процессов человеческих особей, и проводили аналогии, но человек сам для себя так и остался загадкой, не меньшей чем 2И. Можешь представить себе насекомое, у которого еще нет органов понимания, но есть органы приспособления. Наша сила равенства – это универсальное приспособление к любым условиям, в которых, как ты помнишь, два может равняться трем, четырем, сотне, облаку в штанах, шутке, облаку без штанов, чему угодно, если мы сможем предоставить эти данные 2И. Но разница с насекомым – громадная. Для последнего требуются миллионы лет эволюции, чтобы начать понимать, что оно есть, и оно ползает в траве. А может читать книгу или путешествовать по миру. 2И по нашим пока неточным оценкам проделает эту работу за ближайшие двенадцать лет. Затем, ты сможешь задать ему вопрос, и ожидать ответа. И это – совсем не тот ответ, который выдают поисковые системы. Заранее готовые решения нас не устраивают. Ответ 2И призван быть идеальным, кратчайшим решением, на которое человек с его мутным рассудком и животными эмоциями просто не способен.
– Двенадцать лет потребуется, чтобы добиться от него ответов?
– К сожалению, да. Сейчас мы можем только наблюдать за его адаптацией к нашему миру, как родитель терпеливо наблюдает за ростом своего чада.
– Двенадцать лет! И как вы терпите?
– Если бы мы только могли найти выход, и хоть как-то ускорить процесс… – в его голосе прозвучало отчаяние.
После этого отец, не смотря на мою настойчивость, сменил предмет разговора, пообещав, что расскажет больше «в следующий раз». Мы проговорили час на серые типовые темы: учебы, работы, личной жизни и контактов с людьми. Все это навевало мне скуку.
Пройдя в спальню, я увидел своего старого кота Мориса, блаженно сопевшего на подоконнике. Какое-то странное, новое понимание приковало мой взгляд к нему, и оформилось в мысли. «Понимает ли Морис, кто он? – думал я. – Ведь это чудо, что у него есть сознание. Он видит жизнь, взаимодействует с ней на своем уровне. Он живой. Но как будет действовать холодный разум машины?»
Я долго не мог уснуть. Смотрел на далекие огни за витражом потолка и размышлял.
«Я ежедневно наблюдаю свою жизнь, но порой, кажется, что вижу ее впервые. Там высоко, над землей – мириады вселенных сталкиваются, пронизывают друг друга и расходятся. Как редко я понимаю, что вселенная бесконечна. И какое чудо, что в ней есть человек. А теперь, человек изобрел 2И… Всего этого могло бы и не быть. Хотя, в бесконечности любые достижения итак ничего не значат – просто космическая пыль».
Мне стало тревожно, а ночью приснился кошмар. Я находился в небольшом кабинете, уставленном антикварными стеллажами с книгами. По центру комнаты располагался круглый стол, окруженный десятком стульев. Я выдвинул один и присел. В комнате было уютно, но что-то было не так. Я не помнил, как попал сюда…
Скоро должно начаться занятие, понял я – мое первое занятие с Вальтером. Должна прийти молчаливая девушка по имени Хлоя, затем Макс и другие ребята.
Я смотрел, как свечение лампы отражается на поверхности деревянного стола. Прожилки красного дерева, заполненные светом, привлекли мое внимание. Я заворожено разглядывал их, погружаясь в древесный мир уплотненного света, пока не почувствовал подкатывающую сонливость.
Я оторвался от световых пятен на столе и понял, что сижу в комнате уже очень долго, но до сих пор никто не пришел. Я начинал беспокоиться. Возникло ощущение, что никто никогда больше в эту комнату не войдет, потому что за ее пределами мир обрывается. И внезапно я ощутил страшный грохот – не услышал, а именно ощутил каким-то шестым чувством, словно грохот этот был воображаемым, но в то же время пугающе мощным. Возникло чувство, что в самом механизме реальности нечто титанически важное безвозвратно сдвинулось, и время начало замедляться. Я хотел подняться и убежать. Но было поздно. Время двигалось все медленней и медленней. Я успел поднять ладонь, чтобы поднести ее к лицу, и увидел, как ладонь, замедляясь, застревает в воздухе, увязая все глубже и глубже в густой пустоте.
Затем время остановилось, и я понял, что вся моя жизнь была неправильной, потому что я жил «наоборот». Это было так, будто невидимый киномеханик поставил кинопленку моей жизни с другого конца. А я, увлекшись просмотром, даже не сообразил, что живу не в том направлении. Смерть была жизнью, а жизнь – смертью. Будущее – в прошлом, а прошлое – в будущем. Все было – в обратном порядке. И поэтому, догадался я, привычное будущее раньше было – неизвестностью. Каждый следующий миг – это пропасть незнания, в которую люди непрерывно проваливаются, называя это нормальной жизнью.
«Так жить просто невозможно, – понял я. – Жить, не подозревая, что ожидает тебя через мгновение – нельзя. Необходимо знать именно будущее. А прошлое при этом уже не имеет никакого значения». Видимо, божественный киномеханик решил поправить свою ошибку.
Когда незримый механизм времени остановился, и должен был начаться обратный отсчет, дикий страх вонзился в каждый мой нерв, и я проснулся, ощущая, как бешено колотится мое сердце. Почти сразу пришло огромное облегчение от осознания, что этот кошмар с жизнью в обратную сторону был просто сном.
«Как хорошо жить обычной тихой повседневностью, думал я. Однако если бы время все-таки пошло в обратном порядке, возможно, я смог бы увидеть, что скрывала от меня моя память – как я оказался в той комнате перед первым занятием с Вальтером, что со мной было до этого… Ох уж это нескончаемое любопытство…»
Цивилизация
За пятьдесят один день до озарения
Проснувшись, как обычно, за две секунды до звонка будильника, я потянулся, встал, успокоил ум, и принялся выполнять комплекс упражнений «проживание тела». Мне хотелось сорваться, и бежать к отцу, пока он снова не ушел в работу. Но я был неплохо обучен методикам пси-корпуса, и не позволял мыслям захватить разум.
«Соблюдение правил спасает человека от хаоса и деструкции», – гласил один из принципов школы. «Робот может сделать за тебя все – он может прожить за тебя жизнь», – это изречение из «Кодекса разумного человека» я почему-то вспоминал особенно часто.
Конец девятнадцатого века и начало двадцатого – в нашей истории считается темным временем. Был достигнут пик в развитии робототехники, и модераторы (так мы себя называем) передали всю работу машинам. Братство торжествовало. Больше – никакого труда. Инфраструктура отточена столетиями. «Глупые» миряне и безжизненные киборги впахивали, а жители Цитадели, будучи беспечными «богачами», почивали на лаврах. Каждый мог позволить себе беззаботную амебоподобную жизнь. Фатальный идеал утопии.
Наши предки по безумной наивности полагали, что теперь будут счастливы, и смогут посвятить себя играм, творчеству и даже «как бэ» духовному развитию. Дальше игр никто пойти не возжелал. Даже не так. Игры были уделом «сильных». Большинство интересовала исключительно услада рассудка и тела. Наркомания, вожделение, сон, апатия, оттенки интенсивной лени, полное отсутствие смысла и цели неустанно вели Цитадель к гибели.
Говорят, в темное время деградации и вырождения появился лидер, который организовал сопротивление системе, тянущей нашу цивилизацию в никуда. Я говорю о цивилизации, подразумевая все человечество, включая мирян. Простой люд не подозревает, на чем основывается устройство жизни. Модераторы делятся своими технологиями ровно в той степени, в какой это позволяет сохранять порядок и контроль над массами. Без модераторов за несколько десятилетий миряне вернутся к варварскому средневековью, из которого смогут вылезти, лишь создав очередное мировое правительство.
Модераторы осознали необходимость труда для собственного выживания. Это положило начало углубленному развитию этики и психологии, которые до той поры явно отставали от времени.
После упражнений я вышел на балкончик своей комнаты. Наш дом располагается на окраине города, а город гнездится в глубине планеты. Недаром, осведомленные миряне зовут нас гномами, видимо намекая, в том числе и на нашу жадность. Разумеется, мы – обычные люди, просто хорошо образованные, и строим грандиозные сооружения под землей.
Пожалуй, если бы обыватель с поверхности увидел Цитадель, то не поверил бы своим глазам. Огромные километровые строения, уходящие вглубь земной коры, приближаясь к мантии планеты, освещены мириадами огней. Сквозь дома протянуты транспортные линии, по которым тихо плывут скоростные трамваи. Между строений располагаются всевозможные парковые и прогулочные зоны, террасы и даже небольшие леса и озера.
Плотность населения в Цитадели – чрезвычайно низкая. У нас легко уединиться где-нибудь посреди небольшой рыночной площади. Разумеется, никаких продавцов и даже торговых автоматов в городе нет. Вещи в магазинах никто не охраняет. Каждый может взять любой товар, и честно расплатиться за него в личном терминале.
Насколько мне известно, в Цитадели нет обладателей личного транспорта, и конечно, никогда никакого подобия так называемых «пробок» у нас не возникает. Личным транспортом мы пользуемся на поверхности. К слову, некоторые из модераторов, предпочитают жить в обычных мирских городах. Там – практически полный запрет на использование технологий Цитадели. Что вынуждает модераторов выбирать такой образ жизни, мне сказать сложно. Возможно – это какая-то аскеза, тяга к солнечным лучам, или психологический комплекс, с которым модератор наслаждается своим могуществом и авторитетом на фоне «простых смертных», жестоко утрамбованных в своих кирпичных муравейниках.
Тема таких вот неврозов на почве чувства собственной важности в нашем обществе самозабвенно муссируется сплошь и рядом каждым – от юных чад, до мастеров и ученых.
С отцом мы встретились на кухне. Обычно он не склонен к обсуждению работы и других важных дел за едой – вчерашний разговор стал исключением. Школа учит посвящать свое внимание всецело процессу поглощения пищи. Теория гласит, что такая созерцательность способствует развитию концентрации ума – одному из главных параметров по меркам школы.
Я чувствовал себя немного странно, еще с утра меня переполняли вопросы. Сейчас они кружили бесстрастными вихрями вокруг моей головы, но ум не будоражили. Я столько раз обесценивал собственные мысли, что теперь, кажется, это вошло в бессознательную привычку.
После завтрака мы вызвали транспортник. Через две минуты прибыл огромный беззвучный агрегат, похожий на дикую птицу. Внешний вид транспортников повышенной комфортности у нас – скорей дань моде, нежели эргономичности конструкции. Каждый может воспользоваться бесплатным «такси». У них нет владельцев. После доставки к месту назначения транспорт отправляется на стоянку, или к другим пассажирам. Вместо иллюминаторов здесь – прозрачные стены от пола до потолка, которые при желании можно прикрыть любой текстурой.
Я установил регулятор скорости на низкую отметку, чтобы отец насладился обзором во время пути. Мы пролетали над шпилями и крышами небольших конструкций, приближаясь к одному из транспортных узлов, внутри которого отец намеревался пересесть в элеватор, доставляющий модераторов на поверхность под небо (так мы называем мирские города).
Лаборатория 2И видимо в целях безопасности (я точно не знаю) располагается на приличном расстоянии от нашего подземного города. Путь до лаборатории пролегает через мирской мегаполис. Отец иногда любит гулять под небом, и разглядывать мирян. Для него это, как своеобразный экстрим – выйти из безупречной безопасности Цитадели в кавардак тамошней жизни, и почувствовать драйв от своей такой вот «смелости».
– Тэо, я под небом бываю в ресторанчике – «Уроборос». Его держат наши – из модераторов.
«Уроборос – мифический змей, пожирающий себя с хвоста, – вспомнил я».
– Если захочешь продолжить разговор, приходи завтра к часу, – предложил он с ухмылкой.
Отец знал, как я не люблю поверхность. Я не разбирался в тамошнем мироустройстве, в законах и порядках, которые судя по слухам, сами же миряне постоянно нарушали.
– Так нечестно, – сказал я. – Ты не оставляешь мне выбора.
– Бедный – бедный Тэо… Какая безвыходная ситуация! Ты поплачь, легче станет.
Транспортник остановился. Меня переполняли смешанные чувства. «Я не люблю их мир. Я не хочу туда подниматься. Но я должен узнать больше о 2И».
– Завтра в час дня, – подтвердил я. – До связи.
Отец удивился, деланно выпучив глаза, и вышел из транспортника, а я поехал дальше – на учебу.
Да, я никогда не любил и не понимал жизнь на поверхности. Образование мирян я всегда считал примерно на девяносто семь процентов бесполезным. Молодые люди получают знания, которые совершенно ничего не дают – просто какой-то виртуальный мусор за небольшим исключением. Судя по всему, образование там устроено таким образом, чтобы миряне не получили никаких эффективных инструментов для саморазвития, при этом даже не заметив этого очевидного вопиющего факта.
У нас в Цитадели новообращенных и детей, прежде всего, обучают этике и основам повышения личной эффективности, стимулируют на результативную, деятельную и полезную для общества жизнь. Нам, к примеру, скрупулезно и очень доходчиво объясняют, что такое наркотики, и почему их не надо пробовать. В нас убивают зачатки жалости, жесткости, обидчивости, лени, вандализма, и других бесполезных наклонностей.
Лучшие умы Цитадели работали над курсом по этике и психологии. Эти предметы у нас сопровождают учащегося в течение всех лет обучения. Каждый обязан знать, как устроена его психика. Миряне этого не понимают. Им нет дела до своей сути и ее истинных потребностей. Они зомбированы модой, политикой, авто, гаджетами, игрушками и прочей вторичной шелухой.
Следующий по важности предмет у нас в Цитадели – логика. Нас обучают использовать эффективные модели мышления и действия. Сюда же входят базовые знания по математике и программированию.
Другой важный предмет – «диетология». Миряне по великой глупости используют пищу в качестве развлечения, даже не подозревая, какое влияние она оказывает на сознание и физическое самочувствие. Миряне с юных лет поголовно поглощают яд, но при этом должны изучать: Толстова и Достоевского, гидросферу, почвенные покровы, инфузорию туфельку, пестики и тычинки, выдуманную историю отечества, таблицу химических элементов Карла Маркса, они должны уметь чертить карандашом геометрические фигуры и прочую ересь. Я мог напутать. В конце концов, у меня нет никакой мотивации – разбираться в том, как люди штудируют весь этот унылый бред.
А чему они в институтах учатся? Профессии? Ха! Там они забивают свои головы информационными отходами эффективной жизни. Высшие учебные заведения существуют для того, чтобы понизить потенциальную продуктивность студента, перегрузив его мозг абсолютно бесполезными и заунывными в своей сухости теориями. Молодые люди получают «знания», которые после обучения жить только мешают, потому что ничего общего с реальным положением дел не имеют. А когда выпускник пытается подогнать к реальной ситуации весь тот шлак, которому его обучили в ВУЗе, до него, если есть хоть капля разумности, доходит, как бездарно были потрачены лучшие годы его жизни.
Некоторые, продвинутые миряне начинают учиться заново – сами, интуитивно, на практике, без учителей от системы. А прочие же трутни становятся стражами своего бесполезного «знания». Перечислять профессии не стану. Они всем известны. Эти люди становятся рабами системы, которая охраняет себя от любых по-настоящему полезных для общества вливаний. И в этом нет особой заслуги равнодушных к мирской суматохе модераторов – бюрократия – это в чистом виде тамошнее изобретение. Винтики системы – это особый вид паразитов, которые создают законы и правила, выдаивающие у их же сограждан максимально возможное количество денег и ресурсов всеми возможными способами. Продвинутым мирянам во все времена было ясно, что система работает не на людей, а на себя. Продвинутые модераторы во все времена по этому поводу испытывают что-то вроде ленивой отрешенности, а глубоко-чувствительных личностей (вроде меня) держат от власти на расстоянии меткого выстрела из снайперской винтовки.
А ведь удивительно, и как сами миряне не осознают, что являются людьми, а не штампованными куклами? В мирских школах и ВУЗах всех загибают под одну и ту же гребенку прокрустова ложа конвейерных теорий. Понимаешь ты предмет, которому учишься, или нет – там у них не имеет совершенно никакого значения. Все пятнадцать лет обучения мирянин учится не предметам, а тому, как наиболее эффективно удовлетворять «учителей». Миряне учатся не ради знаний, а ради оценок. Сами знания при этом – глубоко вторичны.
А самое удивительное, что в итоге, после пятнадцатилетней отсидки за партами, дипломированные «специалисты» не помнят и процента от полученных «знаний» по своей специальности. А все потому, что сами «знания» преподносятся именно таким образом, чтобы, напрочь забить все свободные ячейки памяти, перемешаться в них и расплавиться в громоздком котле отстойной теоретической каши, которая с годами начинает портиться и плохо пахнуть.
Что побуждает людей тратить годы жизни на этот ментальный онанизм, выдавливая из себя все соки жизни, я никогда не мог понять. Поэтому – общения с людьми на поверхности я, разумеется, избегал и даже где-то опасался.
В Цитадели дела идут иначе. Нам дают только самое важное, тщательно вымеренное знание, поэтому базовое образование у меня никогда не отнимало больше десяти часов в неделю, и было увлекательным. Никаких домашних заданий нам никогда не задавали. Классы в Цитадели – небольшие, поэтому к каждому ученику – индивидуальный подход. Наставники выявляют наши сильные стороны, и помогают их развивать. Только концентрация усилий и знаний в конкретных областях дает реальный результат. А среднестатистический мирянин чаще всего совершенно неспособен углубиться в информацию, которой пичкают его мозг в тамошних школах – предметов слишком много, а их эффективность – ничтожно мала.
Образование – это еще цветочки. Жизнь там – на поверхности – попросту опасна. Дипломированные варвары вынуждены тратить огромное количество энергии и ресурсов на физическую и социальную защищенность. Модераторы уже давно пытаются донести до мирян технологию микрочипов, которые встраиваются в физические тела. Но миряне все чего-то боятся. Наверное, опасаются контроля, как будто их и без того не пасут. Вероятно, они просто не дозрели до подлинной этики.
Предполагается, что встроенный в тело чип будет включать в себя датчик, отслеживающий местопребывание каждого человека. Если мирянин пропал, или где-то потерялся, его можно найти. Если мирянин попал в неприятности, можно определить местопребывание всех участников «неприятностей». Это простое нововведение сократило бы количество преступлений в десятки раз. Но миряне, кажется, просто не хотят жить в безопасности.
А чего стоят их машины и дороги? Бог с ними с машинами. Чего стоят правила? Они же тратят десять процентов своей жизни на пробки, которые сами же самозабвенно поносят. Наверное, эта проблема еще долгие века будет оставаться на поверхности одной из главных. А надо-то ввести всего пару простых перемен, и все наладится. В городе личным транспортом должны пользоваться либо за дополнительную плату, либо, лица, заслуживающие этого права – люди исключительно полезные для общества: ученые, врачи, охрана порядка и другие службы. Общественного транспорта станет больше, и он будет удобней. Вообще, личные машины для каждого отдельного человека в больших городах – это блаж. Нужны общественные кабины перемещения, которые можно заказывать на определенное время, и которыми никто не владеет. Если кабинку оставили около дома, ее может использовать любой другой человек. Таким образом, потребность в личном транспорте будет минимальной.
Меня в этой рефлексии носило еще несколько минут по самым разным сферам, и когда я очнулся, то пожалел о потраченном времени. Мир на поверхности ничто не исправит. И переживать об этом нет никакой необходимости.
Проекция реальности
За пятьдесят дней до озарения
Наши мудрые (или скорей хитрые) наставники приложили максимум усилий, чтобы сделать обучение смыслом нашей жизни. Самым увлекательным является курс по этике и психологии. Обучение проходит в свободной форме, и куда больше напоминает передачу ремесла от мастера к своим подмастерьям, нежели академическое обучение в каком-нибудь мирском ВУЗе с экзаменами. Никаких экзаменов Вальтер нам не устраивал. Зачем мастеру экзаменовать своих учеников, если он и без того знает их, как облупленных? Вместо дипломов с оценками у нас используется сложная рекомендательная система, которая в отличие от бессмысленных цифр в зачетках у мирян дает точную всеобъемлющую характеристику ученика.
Наставники умудряются мотивировать нас руководствоваться искусственной общественной моралью, которую подгоняют под системное описание психических процессов. Меня всегда удивляло, с какой точностью и глубиной наш наставник Вальтер на словах выражал явления, которые все мы подспудно переживали, но не были способны понять и сформулировать самостоятельно.
К тому же этика и психология – это один из немногих курсов, который ведет живой человек. В основном мы обучаемся самостоятельно в удобном для каждого ритме, при помощи всевозможных виртуальных учебных модулей. По каждой теме существует с десяток вариантов передачи информации – от сухих и формальных – до развлекательно-игровых, где сложные аспекты втолковываются, что называется – «на пальцах», как для детей. Без таких вот зрелищно-исчерпывающих объяснений, я, например, так и не смог бы освоить программирование на более-менее сносном уровне.
Ко всему прочему, я всегда мог получить ответ на любой вопрос, задав его учебному эмулятору. Иногда, ради развлечения, с этим эрзацем искусственного интеллекта я устраивал непродолжительные беседы. Программа, порой, вела себя весьма занимательно – особенно в режиме «собеседника», когда у меня стабильно возникало ощущение, что машина парадирует человеческую речь. К примеру, я мог спросить программу: «в чем смысл жизни?» И получить в ответ:
«Этот вопрос имеет множество значений и толкований, повинующихся контекстам. А может быть, вас, уважаемый друг, на самом деле интересует, как повеселей провести вечер? Могу посоветовать хорошего психотерапевта».
И программа выдавала координаты врачей. Или, вот, недавно спрашивал ее: «а что если нам заняться сексом?» В ответ:
«К моему величайшему сожалению сегодня по техническим причинам я не могу удовлетворить ваш запрос».
Ниже следовали ссылки на различные видео-курсы: «Сублимация сексуальной энергии», «Тайное рукоделие», «Переустановка ОС Windows 95» и др. Больше всего мне нравилось задавать программе вопрос: «что такое Бог?», потому что ответы, по неизвестной мне причине, эмулятор выдавал каждый раз новые. Последний был таким:
«Это – слово, состоящее из трех букв, которое используется, чтобы: озадачивать, ослеплять, производить приятное впечатление, как гром сражать, переворачивать с ног на голову, дестабилизировать, склонять к спонсорству, бесстыдно пристыжать, задабривать…»
Вариантов использования «Бога» было много – на два с половиной экрана в моем терминале.
Иногда эмулятор здорово выручал в учебе. Однако традиционно считается, что живой пример имеет особое значение. В пси-корпусе, поговаривают, что учит не столько информация, сколько живое присутствие наставника. К тому же это всегда – классный повод выбраться из дома и повидать ребят.
Я ощущал почти трепет, гадая, о чем на сегодняшней встрече пойдет речь. Занятие проходило в ветхом заброшенном кинотеатре с двумя десятками рядов пыльных кресел, одиноким металлическим помостом у сцены и красными многослойными шторами, которые полукруглыми складками свисали с высокого темного потолка. Мы сидели в первых рядах. Вальтер установил перед нами доску и нацарапал на ней своим напряженным гальваническим почерком крупными печатными буквами фразу: «секретное искусство самодрочества». А рядом повесил недобрую картинку изображавшую мужчину с головой свиньи, который замахивался мечом на свинью с головой человека.
– Сегодня мы начинаем мою любимую тему, – торжественно сообщил он. – Тема – простая, но почему-то до некоторых доходит только с пятого раза, – последние слова он протараторил, закатив глаза и сбавляя громкость – видимо, по неосознанности, мысля «вслух».
– Начинаем? – поинтересовался Макс. – Так ведь проекции уже были в прошлом году.
– Были в прошлом – будут и в будущем. Тема эта – непростая. Осваивать ее надо каждый раз заново, – сварливо ответил наставник.
Он снова уставился куда-то в потолок, свел пальцы рук и начал смыкать и размыкать ладони. Казалось, Вальтер задумался.
– Проекции – это картинки на экране? – Давид прервал молчание.
Наставник злобно глянул на Давида и продолжил неестественно ласковым голосом:
– Наверное, – некоторые из вас в курсе, что латинское слово «projicio», – он начертил его на доске, – переводится как: «бросаю вперед». Мы ежедневно втайне от себя и других, иногда с ненавистью, а иногда из любви, бросаемся друг в друга калом проекций…
– А поконкретней, с примерами? – попросил я (на занятиях я вел себя довольно активно).
– Проекции – продолжал наставник благодушным тоном, – это, когда арабский парень бросает гранатой в толпу туристов, потом смотрит на результат и говорит: «это не я – когда я пришел – так и было». Проекции – это когда мы находим что-нибудь красивое и прекрасное, тщательно его оплевываем, а потом с огорчением смотрим и причитаем: «что за хрень! Какой несправедливый мир! И почему мне всегда достаются оплеванные вещи!» Проекции – это когда мы смотрим на толстого, лысого, припотевшего мужика, начитывающего мантру «ом» и думаем: «о, просветленный гуру!», – Вальтер опять закатил глаза. – Проекции – это, когда мы смотрим на просветленного гуру под древом бодхи и думаем: «фу! Грязный попрошайка!»
– Проекции – это гиперболизация оправданий? – попытался снова угадать Давид.
– Проекции, – отвечал Вальтер с лучезарной улыбкой, – это, когда Давид прилюдно мастурбирует, а сам думает, что говорит умные вещи, – чувствовалось, что тема наставнику нравится. Он подошел к Давиду и добродушно потрепал его густые волосы.
– Итак, – продолжил Вальтер, – если предельно упрощенно, проекции – это приписывание собственных переживаний внешней реальности. В психологии мирян под проекцией понимают какие-то отдельные неадекватные переживания и защитные механизмы. У нас в Цитадели к проекциям сводят абсолютно все. Вся происходящая с вами жизнь – это работа вашего ума. Все, что вас окружает – это проекции – ваши мысли и состояния. В индуизме проекции называют модным словом «карма».
– Так это что, индуизм? – разочарованно спросил Макс.
– Сам ты индуизм, – громко буркнул наставник. – Ты в курсе, что индуизм называют «вечным путем»? Знаешь, что это значит?
Макс лениво повертел головой.
– Это значит, – продолжил Вальтер, – что ты будешь десять лет читать веды, а потом еще двадцать – упанишады, и может быть, потом, если повезет, на семидесятом году жизни до тебя, наконец, дойдет, что карма – это всего лишь твоя проекция. И то, лишь при условии, если перед этим ты пережил мокшу и воссоединился с Брахманом.
– А причем тут Брахман Исаивеич? – спросил Давид о завуче пси-корпуса.
– Действительно, причем? – сказал задумчиво Вальтер. – У каждого – свои проекции – у одного на уме – старый баран, у другого – безличный абсолют. У всех своя карма. А все потому, что каждый видит мир только таким, каким и является этот каждый. Реальность – это отражение вашей психики. Это – ваше «Я». Во внешнем мире не существует ничего плохого, ничего раздражающего, ничего важного, ничего пугающего. Все это – оценки индивидуального разума, ваши личные качества, которые вы проецируете на внешний мир, на людей и на женщин, – Анна возмущенно посмотрела на Вальтера. – Все, что происходит с вами – это работа проекций. Говорю это совершенно объективно.
– Скука, – зевнул Макс.
– Проекция, – ответил наставник.
– А, по-моему – интересно, – сказал Давид.
– Проекция, – снова ответил наставник. – Никто из вас не видит истины – одни проекции. Вот взять, к примеру, ложку, – и Вальтер извлек из кармана видимо заранее заготовленную серебристую ложку. – Знаете, что я вам скажу! Ложки не существует. Ложка – это форма вашего ума, сочетание букв, мысль. Без этой мысли есть нечто, и это нечто – неописуемо, – говорил наставник, дирижируя этой «несуществующей» ложкой.
– Ложка – это не сочетание букв, – вдруг заявил Тим, – а сочетание физических частиц. И она реально существует как физическое тело. А вот плохая она или хорошая – вот это уже проекция.
Красавица Хлоя, до этого погруженная в свой терминал, подняла нахмуренный взгляд на ботаника:
