Игорь Чиркунов
Проект Икар. Беглец из Альфа-теста
Занятый невеселыми мыслями, я тем же макаром добрался до следующего поворота. Неожиданно за ним обнаружился горизонтальный коридор. И при этом освещенный! Как же я обрадовался свету! Пусть даже его источником выступали три масляных светильника–коптилки, расположенные в нишах коридора метров через пять друг от друга. Всего три светильника – небольшие плошки с носиком, в котором пристроен фитилек, и язычок пламени меньше чем ноготь мизинца – но при их неровном свете уже можно был хоть что–то разглядеть. Разглядел я оформленный аркой проход в конце короткого коридора, заваленный крупными глыбами. Тупик.
Все, приехали? А как же «не выпускать»? Или «караулить»? Или «продержать»? О чем же говорили убитые? Вот ведь! Не помню.
Осторожно ступая, подошел к тупику. У самого завала на земле валялся факел. Ну хоть что–то! Схватив деревянную рукоятку, я попытался запалить его от ближайшего светильника. Не тут–то было! Факел представлял собой стержень на деревянной рукояти, обмотанный веревкой с пропиткой и обрамленный решеткой, снять которую я не представлял как. Попробовал поднести факел к малюсенькому пламени коптилки – огонь до веревки не доставал. Может, капнуть маслом из плошки? И что это даст? Пламя по струе не стечет. Но я попробовал – неудачно. Может, все же как–то сбить решетку? Поковырял кинжалом, постучал рукоятью. В конце концов шарахнул факелом по краю ниши со светильником. Бесполезно.
Промучившись так несколько минут, я обозвал себя дебилом, вспомнив про огниво, которое убрал в рюкзак, как только вышел на свет. Буквально со второй попытки факел занялся. Наконец–то!
При свете факела обследовал коридор, вышел на лестницу, поднялся вновь до поворота. Никаких незамеченных мной дверей, никаких ниш. Ничего.
Вернулся к завалу и принялся его обследовать. Свежий? Непонятно, я же не спелеолог. Все покрыто пылью. Камни большие, но откатывать их смогу. Вот только что там, за завалом? Я постучал по камням рукояткой кинжала и приложил ухо к валуну побольше.
За завалом послышались приглушенные голоса. Вернее голос, вроде как женский.
Дотянулся до верха завала и откатил несколько камешков, голос стал различимее. Женщина будила какого–то Русика. Та–а–ак… Еще пара камней покинули свои места.
– Ну что, опять решили получить гостинцев? Давайте–давайте, я как раз отдохнул.
Они! Живы!
– Рус! Рус, это я, Феникс!
За завалом воцарилась тишина.
– Ребята, подождите, я попробую вас откопать отсюда.
Внутри зашушукались. Теперь было слышно, что двое спорят шепотом, но о чем – не разобрать.
– Это какой Феникс? – в голосе Руслава сквозило неподдельное недоверие, – тот, которого мы встретили на посту Рассветного Утеса и который остался должен пять золотых? Чего тебе надо, деньги принес?
Вот теперь и я на минуту опешил. Чего он несет? Какие пять золотых? Может, все же тридцать? Сначала сами же отдали, а теперь жаба задушила? И вот еще – мы же не на посту встретились, а намного раньше.
–Нет, тот который собирал для вас травы с трех отрогов. А насчет пяти золотых ты ща пошутил?
Опять тишина. Наконец послышалось:
– Извини, Фес, – в голосе с той стороны добавились виноватые нотки, – надо было убедиться, что это ты.
– Интересно, а вы кого ждали? Кстати, если интересно, я завалил тех двоих, которые вас снаружи караулили. Правда, не знаю, как быстро они сюда смогут добраться от локации возрождения. После смерти первого прошло уже не меньше тридцати минут.
Раздался шорох, послышался звук отодвигаемых и катящихся камней. Затем один из верхних оказался вынут внутрь. Я посветил факелом в образовавшийся проем. В дрожащем свете сначала блеснул наконечник копья, а за ним я разглядел ввалившиеся глаза парня, внимательно на меня уставившегося. На всякий случай осветил факелом пространство вокруг себя, показывая, что рядом никого нет.
– От ближайшей локи сюда неблизко. Так что быстрее чем за пару часов не доберутся, – уже более спокойным деловым тоном произнес Руслав. – Но все равно надо поторапливаться. Аня, помоги.
Глава 41 Погоня
Первым из лаза выскользнул Руслав. Перед этим он минут пять, не меньше, прислушивался, и мне даже показалось, что принюхивался. За ним я, не так, конечно, быстро, но выбрался, держа стрелу на тетиве. Никого.
Солнце за время моих подземных скитаний почти достигло верхушки сохранившейся стены, и длинные тени избороздили весь двор.
За спиной раздался то ли вскрик, то ли всхлип – стоящая у лаза Анахита смотрела на уже поблекший полупрозрачный силуэт эльфа, убитого первым. Затем она наклонилась и плюнула прямо на «труп»:
– Надеюсь, Кракатук помучался перед смертью…
– Кто?
– Эльф. А второй – Акзод.
– Он вон там, – я кивнул головой, – а эльф… как ты его? Кракатук? Где–то слышал… хм, впрочем, неважно. Он, скорее всего, ничего понять не успел – я его сзади достал. А вот с этим… здоровяком короче, навозился. Извел на него все стрелы и зелья. Честно говоря, все на волоске висело, сидели бы вы дальше в своей норе, а я бы, скорее всего, «улетел» на возрождение.
– Знал бы, что их здесь только двое осталось, мог и сам попробовать прорваться, – задумчиво потирая подбородок, подошел Рус, – ты их обыскал?
– Была кое–какая еда, ну уж извините, схомячил, – ребята понимающе усмехнулись. – Пяток золотых забрал. Оружие, броня, амуниция для меня неподъемные, не трогал. Забирайте, если кому нужно.
– Обязательно заберем, даже ненужное. Главное, чтоб им не досталось.
– Я вижу, у вас к ним счеты?
– Счеты… – Рус поморщился
– Мы два дня в той норе проторчали, – пояснила Аня. – Еда кончилась. Алхимка кончилась. Выковырять нас не смогли, ждали, когда с голоду сдохнем.
Ребята действительно выглядели неважно. Ввалившиеся глаза, грязные. Одежда равная. Кольчуга Руслава несла следы повреждений.
– Хоть кто–то мне расскажет, что здесь происходит?
– Обязательно, Фес, но потом, – Рус прошелся по трупам, собрал амуницию, оружие, увязал все в огромный баул, сделанный из плаща, нашедшегося у эльфа. Топор здоровяка сунул себе за пояс. – Сейчас надо торопиться.
Втроем подошли к стене возле воротной башни, в ней был пролом, почти достающий до земли. В том же порядке, как поднимались, перелезли ее. Далее я пропустил эльфу вперед и встал замыкающим. Парень свернул на восток.
– Стой, Рус, там же море! Прижмут к побережью, и все.
– А в другой стороне – локация возрождения, откуда сейчас сюда спешат Кракатук с Акзодом в весьма скверном настроении. И, скорее всего, с подмогой. Здесь нет других дорог, неужели сам не видел?
Я пробурчал что–то нечленораздельное. Можно подумать, я рассматриваю дороги под собой.
Через час быстрого шага я встал, в сердцах плюнув на тропку:
– Да что ж за напасть!
– Что? – эльфийка вопросительно глянула через плечо, увидела, как я остановился, тоже встала.
Блин! Что же ответить? Может, правду? Какую? Что я, как тот алкаш, который дает зарок, что больше «ни–ни» и даже выходит из дома с твердым намерением идти на работу, но что–то происходит неведомое, и вот он уже в компании дружбанов опрокидывает стакан за стаканом.
– Извините, ребята. Я, кажется, опять стер ноги. Аня, не дашь своего волшебного зелья?
– Феникс, ну ты как маленький, – в голосе лекаря промелькнули раздраженные нотки, – ты когда нормальной обувкой обзаведешься?
Я пожал плечами.
– Кончилась та мазь, а новой я не заготовила, так уж получилось. Все, хватит скрытничать, снимай сапоги, я посмотрю, что у тебя там с ногами.
– Аня…
– Снимай, говорю, а то Руса попрошу помочь, – она вроде шутит. – Это уже не смешно: если ты не сможешь идти, у нас будут проблемы. Поверь – очень серьезные проблемы.
Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Ну вот то, о чем предупреждал этот хренов Радамант.
– Аня, поверь! Я. Не могу. Их. Снять, – сквозь зубы буквально по слогам выдавил я, – и вообще…
– Подождите, – на плечо эльфийки легла рука Руслава. – Фес, минут тридцать продержишься?
– Что? – я непонимающе уставился на парня.
– Полчаса, – он показал на скрывшееся за вершинами деревьев солнце, – и будет темно. Нужно становиться на ночевку.
– В смысле становиться? А погоня?
– Странный ты персонаж, Феникс, – Рус усмехнулся. – Судя по уровню, не вчера в игру вошел, но иногда вопросы задаешь, как зеленый нуб.
Я пожал плечами:
– Знаешь, некоторым аспектам игры я уделял очень мало внимания.
–Во–первых, в той темноте, которая наступит, мы сможем двигаться со скоростью улитки. Или у тебя при себе есть подходящий источник света?
Пришлось подтвердить, что ничего подобного я при себе не имею.
– А то я было решил, что ты под землей шарахался на ощупь из любви к острым ощущениям.
С чего это Рус такой язвительный? Никогда не замечал.
– Во–вторых, недостаток сна завтра скажется на выносливости и силе как минимум двадцатипроцентным штрафом, неужели ты и этого не знаешь?
А вот сейчас было обидно! Что это? Месть за лекцию о метеорологии? Когда я их тыкал носом в собственные знания, как котят?
Буркнул:
– Знаю. Реализьм, етит его. Но ведь погоня…
– А что погоня? На них правила мира не действуют, что ли? За нами не роботы гонятся.
Тут он меня уел, сказать нечего.
– Тем более, – продолжил Рус, – если ты говоришь, что убил Акзода минут за тридцать–сорок, ну пусть час до того, как нас вытащил, то сам посчитай: он возродился как раз тогда, когда мы вышли. Кракатук без него не попрется. От ближайшей локи возрождения сюда ходьбы два часа, это если быстрым шагом. Лошади по этим дорогам не пройдут.
– Хорошо, – блин, как же неприятно выслушивать подобные лекции! Ведь и сам мог додуматься. – Полчаса выдержу, пошли.
Про себя решил: раз уж влип опять в попутчиков, полчаса погоды не сделают. Опять же – переночую не один, а то даже не представляю, где мне в этой местности заночевать? Планировал сделать в рыбацкой деревне, где брат Михана живет, но вон как получилось. А утром по–любому надо расставаться.
Глава 42 Сон
Откидывающаяся крышка, поручни, ритуал разминки конечностей. Аккуратно отсоединяю датчики. Сумму за ремонт мне выкатили чувствительную. Дороговато обходятся истерики.
Наконец встаю на ноги, на столике лишним упреком дожидается новый шейкер с изотоником. Рядом с ним – телефон. Не знаю, что заставило меня взять аппарат, а там…
«Здорово пропащий! Что ж не предупредил, что в клубе будешь?! Я бы всю тусовку собрал…»
«Как здоровье, дружище! Говорят, уже весьма бодро ходишь? В воздух не тянет? Смотри, на след. выходных мы всей толпой едем на пассивку, тут неподалеку. Макс берет тандем. Если здоровье уже позволяет, подцепим тебя пассажиром, хоть вспомнишь, какая она, земля с высоты.»
«Блин, братан, ты чего молчком приехал? Саныч тоже, пендюк: "а я что, у меня ученики, я как–то сразу и не сообразил". Он тут дико извиняется, сидит в углу, глазенками хлопает. Давай, брат, подтягивайся, дико соскучились без тебя…»
Четырнадцать пропущенных голосовых сообщений. И номера, которые я уже почти забыл!
Да что со мной, слезы? Но почему? Мужчины не плачут! В своей жизни я плакал один единственный раз, когда не стало Иры. Пережить боль этой утраты без слез мне не удалось. Тупо ревел, как девчонка. Но сейчас то что?
Ноги подкосились, плюхнулся на стул. Душу переполняла радость, губы сами собой растянулись в улыбку. Надо что–то сделать, надо позвонить… Взгляд зацепил время. М–да. Мне, конечно, будут рады, но вот домашние пацанов вряд ли обрадуются звонкам за полночь.
Вскочил, наплевав на боли в залежавшейся тушке. О! Так у меня же в мультиварке овощное рагу с говядиной! Желудок призывно заурчал, подтверждая: мол, правильный ход, хозяин, задрал ты меня уже этими полуфабрикатами!
Подожди, дорогой, сначала надо на тренажеры. Хоть немного размяться. Хотя нет, не немного. Обязательный комплекс упражнений, ужин подождет. Я же хочу в небо? В настоящее, реальное небо? И пусть хоть кто–то скажет мне, что это невозможно!
Прибор пикнул пару раз и замолчал, как бы говоря: «Подъем закончен, лифт дальше не идет, просьба освободить…». Взглянул на экранчик вариометра. Прибор показывал, что высота 1 800 абсолютки. Мало. Я рассчитывал еще хотя бы метров на 400–500. Рановато сдох поток, в котором я набирал последние минут двадцать. Это значило ровно два факта. Первый – подо мной всего 1 200 метров, я помнил высоты местности по маршруту над уровнем моря. И второй – кранты, до распаханных полей, намеченных еще перед стартом, над которыми должны быть потоки, я гарантированно не долетаю.
Не, ну может, я излишне трагедизирую, внизу в конце концов не море, не территория, населенная злобными зомби, волками, маньяками или немецко–фашистскими оккупантами. Внизу тянулись равнины Ставропольского края, заселенные дружелюбными, весьма гостеприимными людьми. Не к месту вспомнился рассказ одного приятеля, про поездку в Армению. Пока приезжал подбор, местные, оказывающиеся на месте приземления, успевали его накормить. А вот его напарник, поскольку улетал дальше и ехать за ним было дольше, к моменту подбора был уже пьян.
В конце концов, приземлиться я могу хоть сейчас. Пока есть куда, пока не начались овраги да речушки, сложный рельеф. Вот, кстати, и подходящее поле, уже скошенное и выглядящее с высоты достаточно ровным и горизонтальным. Рядом дорога, не придется тащить дельтаплан и подвеску через буераки непонятно куда. Макс только что посел в лагере, что было понятно из восторженно–сумбурного бреда, который он нес в эфир минут десять назад. Сейчас, пока с высоты рация добивает, сообщу, что я не смог пробиться против ветра и принял решение на посадку. Как приземлюсь – скину координаты. И часа через два Макс подъедет на моей же машине. Заскочим куда–нибудь, поедим нежнейшего шашлычка, выпьем отличного легкого вина. Может, прихватит тех парапланеристок, с которыми успели познакомится с утра в лагере, надо только ему намекнуть. При мыслях о шашлыке заурчало в животе, а рот наполнился слюной. Завтракал я пять часов назад, и все эти пять часов провел на свежем воздухе. Физической активности тоже хватило.
Но что–то мне не давало просто так сдаться и, «сложив лапки», отправится вниз. Ну подумаешь, не смогу завершить маршрут. Можно подумать, у меня не будет в жизни другой возможности слетать треугольник? Да сколько угодно! Следующим же летом, и не здесь, а где–нибудь в Австрии или Италии, в «нормальных» горах. В конце концов, кто меня осудит? Условия оказались жестче, чем ожидалось. Продолжать полет – это переходить грань разумного риска: чуть что, а внизу нет посадок. Для мачтового дельта встречный ветер слишком сильный. Вот вам и разница между «лысым» и мачтовым: Вова, несмотря на то что еще только влетывается в «Ламинар», уже подходит к тем полям. Ден на таком же «Дискусе», как у меня, между прочим, сидит внизу, спекся еще полчаса назад. А у него опыта больше моего.
Короче, оправдание готово, я кидаю взгляд на прибор, взгляд на выбранное для посадки место… и тяну на себя веревку полиспаста. Крыло, покряхтывая и поскрипывая, за счет спрятанных внутри блоков натягивается до состояния листа фанеры, я физически чувствую, как оно «вспухает», приподнимается в набегающем воздухе. Аппарат становится более летучим, аэродинамическое качество повышается. Плата за это – снижение управляемости, поэтому теперь главное его не раскачать. Я вытягиваюсь в струнку, локти прижимаются к бокам, чтоб создавать меньше сопротивления. Свист ветра меняет тональность на более высокую. «Мордометр» отмечает усиление встречного ветра. Из глаза выбивает слезу. Экономным движением поправляю очки, глаза мне еще понадобятся. Кисти рук на ручке трапеции начинает продувать сквозь перчатки. Аккуратно блинчиком доворачиваю чуть правее. Поскольку до запланированных полей я не дотяну, значит, мне вон туда, где по полю ходят два комбайна. Есть надежда, что с них должно «пыхать» и я смогу над ними набрать достаточно высоты для финального долета. Ну или хотя бы дотянуть до ранее намеченной пашни, где потоки точно есть, – Вова, еле заметная букашка на таком расстоянии, уже встал в восходящую спираль.
***
Выезд получился какой–то спонтанный. Еще в четверг сидел на работе, ни о чем, кроме нее, родимой, не думая. Звонок. Макс с каким–то неуклюжим заходом интересуется моим настроением, самочувствием тачки… Спрашиваю напрямую, чего, дескать, тебе надобно, старче? Мне с поклоном старик отвечает… Тфу, блин. Короче, у Макса нарисовалась несколько свободных дней. Так. А в австрийских Альпах сейчас тусят парни из нашего клуба. Та–а–ак. А не будет ли желания у многоуважаемого джина, то есть меня, смотаться на недельку пофрифлаить? Хм. Я дал себе паузу поразмышлять.
Отпускные дни у меня в этом году кончились. Но это не проблема. Ничего глобального на следующей неделе у меня не ожидается, отдел сейчас на хорошем счету, планы тянем…
Да какого же?! Пауза для размышлений закончилась через пол–удара сердца с вполне оформившимся решением. Еще через десять минут я с благодарностями и заверениями в беззаветной любви и лояльности выходил из кабинета шефа с подписанным заявлением на отпуск за свой, естейственно, счет. Через одиннадцать минут ставил в известность Макса, что все на мази, проверяй визу и пакуй рюкзак. Через одиннадцать с половиной Макс информировал меня, что в Австрии циклон, накрыл пол–Европы, дожди, низкая облачность, тоска и повальное пьянство среди летающего контингента. Узнал вот только–только, дескать, извини. Ступор на полдня. Однако вечером я совершенно случайно узнаю, что Ден с Вовой ищут попутчиков на Юцу. Перспектива отведать кавказского гостеприимства вкупе с шашлыком, вином и горячими источниками Пятигорска, и все это в перерывах между полетами, оказалась непреодолимой. И в пятницу с утречка, закинув пожитки, привязав свои длинные «клюшки» на багажник, мы двумя машинами рванули из хмурой сентябрьской Москвы, от офисной рутины в направлении юга, солнца, чистого неба и полетов.
Спустя сутки дорожной медитации под неспешные разговоры обо всем, прослушивание музыки, перекусы горячими сосисками на заправках, поочередную смену за рулем и попытки подремать в пассажирском кресле мы прибыли одно из самых известных летных мест на постсоветском пространстве – к горе Юца, что в окрестностях Пятигорска.
Поскольку с дороги в здравом уме летать не станешь, остатки субботы ушли на мелкие радости Кавказских минеральных вод. А сегодня, в 11 часов утра (когда «включилась термичка», или для непосвященных – заработали термические восходящие потоки благодаря прогреву окружающих полей) я уже стоял на восточном старте, подцепленный к собранному и осмотренному дельтаплану, удерживал рвущееся вверх крыло и смотрел, как стартуют мои товарищи. Вообще–то восточный старт Юцы мне знаком как облупленный. Именно отсюда я первый раз стартовал с вершины. А вот оттуда, с «южака», я впервые шагнул в пустоту – совершил первый слет со склона. Все равно чувствую небольшой мандражик. Интересно, это волнение или страх? Да ну, вот еще, откуда? Что такое шесть метров в секунду для дельтаплана! Стартовал я и в десятку, и ничего. А может, это предвкушение «…как ждет любовник молодой минуты верного свиданья»? Свидание с небом. Хм, красиво.
Стартовое окно освобождается, моя очередь. Пора. Чуть наклонившись вперед и наваливаясь плечами на стойки трапеции, начинаю энергичный разбег. Буквально на первом шаге чувствую, как натянулся фал подвески. Чуть поджимаю руками стойки для лучшего разгона. Чувствую, как крыло ложится на поток, буквально опирается на воздух. Встречный ветер подхватывает его, несет, и вместе с ним меня: на третьем шаге не достаю ногой землю. ЛЕЧУ! По инерции делаю еще пару шагов, перебирая ногами в воздухе, – со стороны всегда забавно выглядит. Перехват руками со стоек на ручку трапеции. Перебалансируюсь в горизонтальное положение – голова вперед, ноги назад, в общем, как птицы летают. Ноги сами заныривают внутрь кокона подвески. Пора доворачивать, а то из зоны динамика вывалюсь. Чуть поджав к себе ручку, смещаюсь всем телом к правой стойке. Крыл встает в крен. Чуть–чуть выдать ручку. И дельт ввинчивается в правый вираж, дух захватило несильной перегрузкой. Ие–ха! Вывод. Своевременно. Я пока на высоте горы, излишний доворот в склон может окончиться плачевно. Но вот меня подхватывает динамический поток, вариометр захлебывается в писке, сигнализирующем о наборе высоты. Опять небольшая перегрузка, и меня, как на скоростном лифте, выносит выше склона. ХО–РО–ШО–О!
Кстати, что–то задувает, забыл застегнуть молнию на подвеске. Тяну за шнурок – «вж–жик». Теперь моя тушка от подмышек до стоп упакована в плотный кокон. На «улице» только руки от плеч, но сверху у меня «облегайка», или «лайкра», – специальная тянущаяся куртка с пришитым подшлемником. Она ветрозащитная плюс улучшает аэродинамику. Поворочавшись, устраиваюсь поудобнее, мне теперь в лёжке предстоит провести несколько часов.
Пора ложиться на обратный галс, зона динамика у Юцы короткая. Поджаться, открениться, приотдать. Ие–ха! Левый на 180 градусов. Старт уже внизу. Нахожу время осмотреться. Вон у склона приткнулись строения лагеря. Кстати, и машины наши видны. Люди, как мелкие букашки, копошатся где–то далеко внизу. Через поля, поднимая тучи пыли, мчит какая–то машинка, отсюда не больше спичечного коробка. С каждым набранным метром горизонт потихоньку отодвигается. На обратном галсе открылся вид на Эльбрус. Дымки нет, и снежный гигант встает на горизонте в ряду других вершин Главного Кавказского хребта.
Навстречу пролетает Денис, машу ему рукой. Вова впереди и чуть выше. А где Макс? Осматриваюсь. Вон он где – отошел дальше от склона, нашел термик и обкручивает его. Кстати, удачно так обкручивает, уже метров на триста выше нас.
Прижимаю кнопку рации на указательном пальце: «Макс, сколько?». – «Плюс три…».
Хорошо. Но я лучше перестрахуюсь – по максимуму наберу в динамике и только потом пойду в долину искать потоки. Если пусто, успею вернуться к склону и повторить. Иначе – посадка, разбирать дельт. Завозить наверх. Собирать дельт. Парни успеют за это время половину маршрута сделать.
–«У–у–у–у» – противнейший звук в полете, который только можно себе представить. Звуковая индикация, что скорость снижения превысила стандартную. Взгляд на вариометр – минус три метра в секунду. Я попал в нисходящий поток. Автоматом поджимаю ручку, увеличивая скорость, правда вместе с тем и скороснижение. Но мне нужно проскочить «минуса» как можно быстрее. Чем дольше я в зоне нисходняка, тем больше высоты потеряю. Встречный ветер усиливается. Кисти рук начинают ощутимо мерзнуть, плечи продувает через «лайкру». Но вот прибор затыкается, трапеция снова в положении наивыгоднейшего качества. Много я потерял? Разменял полторы тысячи. Местность идет с понижением, значит, у меня около километра высоты. То есть запас не так уж и велик: еще метров пятьсот солью, и надо искать поток. Иначе все. Посадка. А куда? Я глянул вниз, и желудок предательски сжался. То, что казалось полем, пусть даже кукурузным, сейчас прорисовалось ровными рядами. Внутри появился неприятный холодок.
Проклятые виноградники! Спросите, почему проклятые? Вам, может быть, благословенные. А теперь представьте, что вы заходите на посадку в виноградник, имея скорость в глиссаде километров сорок в час. А внизу вас ждут часто натыканные полутораметровые бетонные столбики, между которыми натянута проволока. Даже кукуруза со своими двухметровыми прочными стеблями и тяжелеными початками, способными разбить лицо, выглядит по сравнению с виноградником милой и пушистой. В кукурузе можно угробить парус, погнуть элементы конструкции, если ты совсем «зеленый чайник» и не умеешь садиться на подобные поверхности. Максимум – покалечиться, если совсем не повезет. Виноградник, как говорится, «почувствуй себя сыром»! Который сейчас будут натирать на крупной терке.
Взгляд лихорадочно заметался в поисках альтернативы. Мозг перебирал варианты. Туда? Не долетаю. Вон вроде полянка? Нет. Хоть бы дорога, хоть бы грунтовка или даже козья тропа. Пусть поперек ветра, хрен с ним, сяду. Пусть минус стойка, пусть минус консоль и хлыст. Это все купить можно. Что с высотой? Еще есть. Я «прикипел» взглядом к краю виноградника, переходящего в уже убранное кукурузное поле. Если сейчас точка, в которую я смотрю, начнет смещаться относительно взгляда вверх, я попал. Несколько секунд ничего не происходило. Потом, словно нехотя, крайний столб… пополз вниз. Ура! Значит, дотягиваю! Тогда долетаю и сходу сажусь. Пусть на поле торчат вверх жесткие огрызки кукурузных стеблей, парус и зашить можно. Дался мне этот «треугольник». Жил себе без него, есть куча пилотов, не имеющих его в активе. Живут, летают и в ус не дуют. Я же повелся, как баран, как малолетка, взятый на слабо…
О том, что есть возможность пролететь «треугольник FAI» заговорил Макс утром в лагере, когда, как самый опытный, изучал погодные сайты. Центр цивилизации на Юце – это относительно небольшая деревянная веранда, служащая кафешкой, баром, местом для проведения предполетных брифингов, послеполетных разборов, а также вечерних посиделок и тусовок.
Мы как раз заказали плотный завтрак. Когда удастся поесть в следующий раз, было непонятно. Макс углубился в изучение погоды, парни углубились в изучение окрестностей, так как вид с веранды открывался шикарный. Весь Пятигорск и все пять гор, давших ему название, как на ладони. Я углубился в наведение мостов взаимопонимания с расположившейся за соседним столиком стайкой девчонок–парапланеристок, только–только совершивших посадку. Судя по всему, молодые учлетки, которых только–только выпустили в первый в их жизни утренний динамик, пока окрестные поля еще не прогрелись и ветер у склона не усилился.
– Привет девчонки, как полеталось?
В ответ хор довольных рожиц:
– Хо–ро–шо–о.
– Давно летаете?
Да я и сам вижу, сколько.
– Катька сегодня первый раз в динамике летала. Оксанка здесь уже неделю. А мы с Танюхой три дня как вылетели.
– Ну и как вам в воздухе?
– Здорово! Ты такая летишь, а под ногами где–то внизу земля, люди ходят, такие маленькие…
Покровительственно–снисходительная усмешка:
– Ну с этой то высоты люди еще не такие уж и маленькие. Вот когда хотя бы с двух тысяч посмотрите…
– Ребята, а вы тоже парапланеристы?
Вова включается:
– Не–е–е, меня на этот матрас не загонишь. Мы на дельтах…
– Ой, правда? А мы еще ни одного дельтапланериста живьем не видели…
Ага, конечно. Что правда, то правда – дельтапланеристов на постсоветском пространстве мало, так сказать закрытый клуб, куда вход ограничен сложностью первоначального обучения, заморочками с логистикой – попробуй–ка покатайся с 30–килограмовой пяти–шестиметровой «клюшкой». Число тех же парапланеристов можно исчислять уже тысячами, если не больше. Но чтоб на Юце в это время за неделю, и не одного…
С другой стороны, все вполне понятно: у девчонок в крови еще адреналин не закончился, нервное возбуждение после полета, тем более – полеты первые. Курортная местность опять же располагает. Да и мы, не то что классический курортник на выпасе: бесформенные шорты, свисающее над ним брюшко, в руке пиво. Молодые, атлетичные. Ну хотя бы некоторые из нас. Опять же – дельтапланеристы.
– Любуйтесь, можно даже руками потрогать. Вон целый чемпион сидит, призер, участник и все такое.
И вот тут этот призер, участник и все такое заявляет:
– Так, парни, а погода сегодня треугольная. Впрочем, для мачтовых ветер все же может быть сильноват, можно назад не пробиться. Так что вы с Денисом слетайте в Кисловодск, а мы с Вовой потом за вами съездим.
«Пик–пик–пик». О–о! Как манна небесная! На приборе плюс ноль пять. Какой–то небольшой пузырик, даже не поток – слезы. Но это надежда. Мгновение помедлив, сбрасываю половину полиспаста. Крыло как бы сдувается, но теперь лучше рулится. Открениваюсь и, стараясь не слишком заваливать, блинчиком разворачиваюсь в то место, где только что пикал варик. Это риск: если там уже ничего нет, я на этих маневрах растрачу запасы высоты и тогда без вариантов плюхнусь в виноградник. Но новичкам (а еще, говорят, дуракам) везет. Опять «пик–пик–пик» Вот он. Слабенький, хиленький и какой–то узкий. Но я уже встал в спираль. Взгляд прилип к экрану прибора. На усреднителе набор 0,5 м/с. На шкале высотометра цифры нехотя стали расти. Я даже боялся радоваться, чтоб не спугнуть удачу. Опять 1 500. Слегка растягиваю витки то в одну, то в другую сторону; аккуратно, как минер, пытаясь нащупать центр потока. Еще сотня метров. Ну, еще чуть–чуть… Эх! Кончился. Взвожу полиспаст, переход.
Вот и долгожданное поле. Будь я в Подмосковье, то уже бы расстегивал подвеску и присматривал местечко, куда буду заходить на посадку. Высоты метров двести. Но здесь юг, лучше прогрев. Делаю широкую спираль и почти над самыми комбайнами ловлю сильный, хоть и узкий поток. Ловлю левой консолью и еле успеваю отработать правый крен. Адреналин и так плещется в районе бровей, отрабатываю на автомате, опять сброс полиспаста, закручиваю узкую спираль. Дельтаплан стоит в вираже под сорок пять градусов. Центробежной силой мою тушку откренивает как раз по центру, делая вираж устоявшимся. Плюс три. Уже с этой высоты до распаханных полей долетаю. Но подъем продолжается. Еще метров триста, и мне хватит на переход до поля у лагеря. Я еще в воздухе, но где–то глубоко внутри появилась задавливаемое пока ликование. Кажется, я это сделал! Мой первый треугольник! УРА!
А прибор все пищит и пищит, и этот писк отдает в моей голове победной песней: «пи–пи–пи–пи».
***
Это не прибор пищит, это будильник, будь он неладен! Как же не хочется вставать! Эй, дайте досмотреть сон! Дайте хоть во сне заново пережить тот день! Но мои ноги, как будто живущие собственной жизнью, уже на полу, пытаются нащупать тапочки. Голова, все еще тяжеленая, уже оторвалась от подушки. Остатки сна тают, как туман под утренним солнцем. Тело на автопилоте уже встает, и я из солнечного Пятигорска возвращаюсь в нынешний свой организм, к рутине дней, где летать я могу только виртуально.
