Игорь Алексеевич Шамин
Вознесение
Спустившись с перрона, Френсис и Билли направились к возвышенности.
– А мы успеем обратно? – спросил Билли.
– Конечно. А теперь смотри, – ответил Френсис и указал рукой на багряное солнце над городом. Алые лучи отражались в гладкой поверхности раскинувшегося озера. По водной глади прошла волнистая рябь, как будто в поле вспыхнул пожар. В глазах восхищенного Билли заплясали языки пламени.
Они опустились на землю, поджав под себя ноги. Солнце заливало светом не только озеро, но и холм, согревая кроны деревьев.
В воздухе пахло весной – свежестью молодой зелени и ароматом распустившихся цветов.
Яйцо аккуратно растеклось по раскаленной сковороде. Смазанная кусочком масла, она источала аппетитный аромат. Сделав огонь сильнее, повар добавил щепотку соли и накрыл сковороду прозрачной крышкой. В этом деле главное – время. Если выдержать идеальное соотношение между румяной корочкой, едва покрывающей яйцо, и полной готовностью, когда все уже пропеклось и яичный белок потемнел, можно добиться изумительной сочности.
В воздухе витал аромат перца, соли и прованских трав.
Повар погасил огонь и переложил яичницу на белые тарелки.
Официант направился к столику.
– Я поговорю с отцом, как только мы приедем в город, – начал Билли. – Скажу ему, что не хочу становиться таким, как он.
– А чего ты хочешь?
– Рисовать.
Аромат яичницы защекотал ноздри Билли и возбудил в нем зверский аппетит. Заиграл оркестр из столовых приборов. По тарелке растекся желток.
– Знаешь, что отличает хорошего художника от любителя? – спросил Френсис, отправляя кусок яичницы в рот и запивая его большим глотком горячего кофе.
– Мастерство?
– Хорошего художника отличает восприятие. Школа художественного мастерства позволит достичь необходимого уровня, чтобы считаться профессионалом, но художником, в полном смысле этого слова, ты все еще не станешь. Поэтому важно не то, как ты рисуешь, а что рисуешь. Мысль, переданная мазком кисти, и есть наследие, оставленное будущим поколениям. Это возможно благодаря уникальному восприятию. А у тебя оно, несомненно, есть.
В вагон-ресторан вошли родители Билли. Отец грузно шагал за идущей легкой походкой матерью.
– А мы все думаем, где ты? – сказала мама, увидев сына.
Родители с шумом задвинули кресла. Отец поднял руку, подзывая официанта. Дождавшись меню, он молча ткнул пальцем на жаркое, телятину под соусом, отбивную и гарнир из пюре с зеленью. Мама молча согласилась.
– Вы сегодня рано проснулись, – сказал Билли.
– Из-за вчерашней аварии нам пришлось пропустить ужин, – мама рассмеялась и посмотрела на мужа в поисках одобрения. Он же глядел на свои наручные часы. У него было стойкое ощущение, что заказ задерживается.
– Билли, я заметил у тебя какие-то картинки, – сухо произнес отец. Он не задавал вопросов, но его утверждения никогда не оставались без ответа. Его взгляд был прикован к стрелке циферблата.
– Эти картинки… Это…
– Пустая трата времени, – закончил отец.
Принесли заказ. Отец разочарованно вздохнул – то ли из-за ответа сына, то ли из-за того, что завтрак принесли вовремя. Как бы то ни было, он принялся за еду с неутомимым аппетитом, который бывает у тех, кто обгладывает кости и не оставляет на столе ни крошки. Билли допил кофе и отставил в сторону чашку. Его взгляд уперся в край стола.
– Мне нравятся рисунки вашего сына, – начал Френсис, когда отец приступил к отбивной. – В них есть характер.
– Только в них и есть, – сказал отец, отставляя тарелку в сторону. Мама виновато посмотрела на всех, но не решилась ничего добавить.
Унесли пустые тарелки.
Первым поднялся Френсис. Оплатив счет, он раскланялся и покинул вагон-ресторан.
– Ты все сделал правильно, – начал Френсис, как только они остались наедине.
– Я знал, что так будет, – ответил Билли.
– Тем не менее, ты все сделал правильно, – продолжил Френсис, когда они подходили к купе.
Родители вернулись через пару часов. Все рисунки были убраны.
Проводница подошла к маршрутному листу и отметила крестиком название станции. До конечной оставалось несколько часов. Атмосфера в поезде изменилась. Она это чувствовала. Всегда чувствовала.
Стал тише гул голосов, некогда заполнявших вагон. Большая часть вещей перекочевала в сумки и рюкзаки. Пассажирам не терпелось сойти на перрон и снять с паузы жизнь. При всей своей увлекательности такие поездки утомляли.
Первый шаг в поезде каждый пассажир делал гладковыбритым, пахнущим еловым лосьоном, коротко стриженым и полным сил, а последний – небритым, с отросшими волосами и уставшим взглядом. Но были и те, кто хотел продлить путешествие. Они не стремились сойти на перрон и погрузиться в жизненную рутину. Для них мир поезда еще не исчерпал себя.
Таким виделось завершение поездки Френсису и Билли. Дверь купе отъехала в сторону и на пороге появились отец с матерью. Пришло время прощаться.
– Это вам, – сказал Билли, когда они с Френсисом оказались одни. Он протянул Френсису блокнот с рисунками.
– Я не могу их принять, они твои.
– Я нарисую еще.
Момент прощания всегда кажется неуместным. Еще вчера он казался таким далеким, а сегодня мысль о нем обрела форму и осуществилась наяву.
Нужные слова застряли комком в горле, поэтому Френсис и Билли лишь похлопали друг друга по плечу. Френсис ушел. Билли хотел было проследить весь его путь до выхода с вокзала, но мужчина растворился в людском потоке.
Подошли родители, и вместе они направились к автобусной остановке. Билли смотрел, как его начищенные ботинки постукивают по сухому асфальту.
А затем он пошел. Шел он долго, порой замедляя, но чаще ускоряя шаг, переходя с размеренной ходьбы на бег. Сначала Билли покинул вокзал и выбрался во внешний мир, истоптав не одну пару обуви. Со временем одежда поизносилась и стала ему мала. И сам он как будто стал шире и выше. Он по-прежнему ощущал себя мальчиком, который одним апрельским вечером сошел с поезда и отправился дальше. А куда? Он и сам не знал. Билли знал лишь то, что он идет, и что улицы сменяются перекрестками, а окружающий мир, словно кадры фотопленки, мелькает перед глазами.
Когда Билли сошел с поезда, он был переполнен желанием запечатлеть на бумаге все краски мира и активно принялся за работу. Однако, подобно свече, он загорелся, вспыхнул, но также быстро и погас, оставив после себя расплавленный воск как напоминание о том, что когда-то горел.
Мольберт доставался все реже, пока не оказался в кладовке, где был погребен под слоем пыли.
Вот уже много лет Билли, возвратившись с работы, проводил остаток дня в домашних заботах. И даже когда у него возникала идея, достойная воплощения, он бессильно откладывал ее до лучших времен, пока она полностью не стиралась из памяти.
Лишь иногда, торопясь на назначенную встречу, он внезапно останавливался, застигнутый солнечным лучом, пробивающимся сквозь листву, но тут же бежал дальше. Времени на передышку не было.
Очередь на регистрацию в тот день тянулась особенно долго. Воротничок накрахмаленной рубашки торчал из-под теплого джемпера.
Купив билет, Билли направился к поезду. Его ожидала очередная командировка.
Билли прошел по узкому коридору и остановился перед дверью в купе. Осторожно открыв ее, он вошел внутрь и, не глядя, поздоровался с соседом.
Билли смутился. Его щеки зарделись.
Перед ним сидел старик, чьи волосы давно покрылись сединой.
Чем больше Билли всматривался в его лицо, тем сильнее ему казалось, что он уже где-то видел эти резкие скулы.
Незнакомец усмехнулся знакомой улыбкой.
– Неужели это вы? – спросил он.
– Даже самые знаменательные события могут быть простой случайностью.
Френсис рассмеялся так же, как и много лет назад – громко и искренне, запрокидывая голову назад и обнажая ровный ряд белых зубов. Старость была ему к лицу.
Они вышли в тамбур.
Билли и не заметил, как поезд тронулся.
Тот же маршрут, что и много лет назад. Те же остановки в разных городах. Несмотря на то, что поезд был новый, скоростной, а проводницы сменили униформу, атмосфера прошлых лет напомнила Билли о той поездке.
И вновь, как много лет назад, в полумраке тамбура мелькал огонек сигареты.
Они вернулись в купе. Заказали чай и уселись друг напротив друга.
– Еще рисуешь? – спросил Френсис.
Билли смущенно усмехнулся, с теплотой вспоминая дни, проведенные с карандашом в руках.
Утром Билли уловил аромат свежемолотых кофейных зерен.
– Давно вы проснулись? – спросил Билли, принимая чашку из рук Френсиса.
– Несколько часов назад. Старею, что сказать.
Многие города преобразились, и Билли почти не узнавал мест, в которых был ребенком. Однако озеро, у которого они встречали рассвет, осталось все тем же.
Билли и Френсис чаще молчали. Казалось, они понимали друг друга без слов. Прежние образы, воспоминания и ностальгия витали где-то рядом.
– А вы взяли с собой шахматы? – поинтересовался Билли.
– Разумеется,– ответил Френсис.
Френсис вытащил из рюкзака старенькую шахматную доску и расставил на ней фигуры.
Переставляя фигуры по полю и теряя их, одну за другой, в неравной борьбе, Билли вспоминал, как скользила его кисть по мольберту, и как наслаждение переполняло его при каждом мазке. Сердце защемило от воспоминаний.
– Ты проиграл, – заключил Френсис.
– Прямо как в детстве, – со смехом ответил Билли.
– В детстве было больше борьбы.
Горький напиток обжег обветрившиеся губы.
Когда Билли проснулся на следующий день, Френсис уже покинул поезд. Принесли одну чашку кофе.
В дверь постучали.
На пороге стояла проводница с небольшим свертком в руках.
– Посылка от пожилого господина, – произнесла она.
Билли поблагодарил ее и взял сверток. Закрыв за проводницей дверь, он осторожно вскрыл конверт и вытащил из него потрепанный блокнот.
Трясущимися руками он перевернул желтые страницы. Достал из сумки карандаш. Заточил маленьким перочинным ножом. За окном поезда промелькнула нужная станция, но он этого не заметил.
Уткнувшись в блокнот, Билли заканчивал рисунок.
Вознесение
В начале не было ничего – ни слова, ни образа… Даже пустоты, возникшей взамен утраченного, и той не было.
Затем наступила тьма. Она лилась отовсюду, густая, как патока, попадала в рот и уши, забивалась в ноздри. Протянув руку вперед, невозможно разглядеть пальцы, которые проваливаются в незримую гущу, и нельзя найти ни одной знакомой вещи, ни одного привычного очертания. Взгляд не может пробиться сквозь скребущий по сердцу мрак.
Спустя некоторое время девушка замечает слабые лучики света. Глаза постепенно привыкают. Она поднимается с холодного пола. Пошатываясь, пытается сделать несколько шагов, но, не справившись, падает.
Колени саднят. Она вдыхает спертый воздух и ощупывает тело, пытаясь воссоздать в памяти воспоминания о себе прежней. Безуспешно. Она пытается звать на помощь, но из раскрытого рта не вырывается ни единого звука. Она пытается убежать от незримой опасности, но дрожащие ноги не слушаются. Тогда девушка опускается на колени, обхватывает себя руками, и беззвучный плач растворяется в тишине. Соленые слезы на влажных губах леденеют, покрываясь тонким слоем инея. Тьма отплясывает свой ужасающий танец. Девушка до боли впивается ногтями в кожу. Выступившая кровь превращается в алый лед.
Внезапно все заканчивается. Становится легче дышать. Вокруг разливается тепло, и даже мурашки, проступившие было на озябшей коже, отступают. Разомкнув руки, девушка медленно поднимается. Шум шагов тонет в отражении черной плитки.
Не представляя, как здесь оказалась, она блуждает по бесконечному пространству. Исследуя закоулки памяти, девушка вдруг понимает, что в какую бы дверь она ни заглянула, везде будет так же пусто, как и вокруг. Опустив взгляд, она натыкается на блеклое отражение незнакомки. Белокурая девушка с острыми чертами лица, густыми бровями и слегка вздернутым носиком не вызывает в памяти ни единого отклика.
Слабое дыхание растекалось по волосам, ниспадавшим на пол. Прижимая к себе острые коленки, девушка пыталась уснуть. В ушах раздавался стук зубов от пронизывающего холода.
Когда она проснулась, ее по-прежнему окружала непроглядная тьма. Но что-то изменилось. Атмосфера стала иной.
Девушка заметила брезжащий вдалеке свет. Она с опаской направилась к нему, не сводя взгляд, как будто он мог пропасть или померкнуть. Или, что еще хуже, оказаться игрой воображения. Однако свет становился отчетливее. Пройдя несколько сотен метров, девушка удивленно вскрикнула. Возглас потонул в тишине.
Перед ней находилась дверь. Девушка вытянула вперед руку. Пальцы погрузились в белый свет, и его тепло разлилось до самых плеч. Переступив порог, она ахнула от неожиданности. Эхо разлетелось вокруг.
Громадные колонны, возвышающиеся до самых небес, замыкали круг, в центре которого была дверь. Девушке показалось, что недавно прошел дождь: повеяло свежестью. Потолок был так высоко, что его невозможно было разглядеть. Может быть, он и вовсе отсутствовал.
Девушка вгляделась в пол из белого мрамора с цветками розалии.
Все вокруг пришло в движение. Повсюду вспыхивали и гасли яркие огоньки. Там, где исчезал огонек, появлялась дверь. Из дверей выходили люди. Оглядываясь по сторонам, они всматривались в незнакомые лица. В поисках ответов они непременно натыкались на тот же испуг, отражавшийся в их зрачках.
Позади них замерцал еще один огонек. Вместо ярко-алого цвета, появившегося ранее, он излучал необычное синее свечение, а вспыхнув, сразу же погас. На его месте возникла широкая дверь с вычурными серыми фресками по бокам и геральдической аркой в основании.
Дверь распахнулась. На пороге стоял седовласый старик. Сделав несколько шагов вперед, он посмотрел на всех, как на стайку декоративных рыбок, помещенных в тесный аквариум. Дверь исчезла в клубах дыма.
– Должно быть, вы задаетесь вопросом: зачем я вас всех здесь собрал? – начал старик. Он перебирал слова, будто бусины. – Но боюсь, что этот вопрос в корне неправильный.
Старик изучающе всмотрелся в лица стоявших перед ним людей. Затем он вздохнул, поправил бороду и продолжил:
– Все эти трюки с огоньками, дверями и тем местом, в котором вы сейчас находитесь, – лишь для простоты восприятия.
Старик выдержал паузу. Все молчали.
– Так зачем мы здесь? – раздалось с другого конца зала.
Старик удивленно посмотрел в сторону вопрошающего, но не удостоил его ответом.
Спустя долгое время он произнес:
– Скоро вам все станет ясно.
Свет погас. Девушка провалилась в темноту.
И снова земля уходила из-под ног. С большим трудом удавалось сохранять равновесие и, унимая дрожь в трясущихся коленях, на ощупь пробираться в незнакомом мире.
Наконец девушке удалось разглядеть впереди едва заметные человеческие тени. Подойдя ближе, она увидела девочку, одиноко бредущую по улицам ночного города. Низко склонив голову, ребенок проходил перекресток за перекрестком. Иногда девочка ненадолго останавливалась, вслушиваясь в тишину улиц. Она вздрагивала, словно от легкого ветерка, но продолжала идти. Проходя мимо фонарей, девочка старалась быстро проскользнуть под их тусклым светом. Оглянувшись перед очередным поворотом, она задерживала дыхание и на цыпочках пробиралась дальше.
Пробегая по темным закоулкам, она легко ориентировалась там, где заплутал бы любой другой путник. Временами девочка переводила дух, прислушиваясь к ночной тишине. Огни в окнах гасли один за другим.
Девушке, наблюдающей за малышкой, казались знакомыми ее резкие черты лица. Но не успела эта мысль как маховик раскрутиться в глубине сознания, как девочка испуганно вскрикнула. Над детским силуэтом выросла тень и, грубо схватив за плечо, развернула к себе. Девочка замолкла. Мужчина с силой толкнул ее на землю. Застонав от резкой боли, она зажала руками рот. Мужчина подошел ближе. Присел на корточки. Огромной рукой приподнял маленькое личико за подбородок и посмотрел девочке в глаза. Раздался звук пощечины. Грубая рука оставила след на детской щеке.
Девушка отвернулась. Что-то нестерпимо сдавило грудь. Все это казалось страшным сном – как будто забытые воспоминания из далекого прошлого оживали прямо на глазах.
На этот раз перед ее глазами предстал не ночной город, а обветшалый дом на безлюдной улице. Покосившиеся двери скользили по скрипучему полу. Унылые серые обои покрывали отсыревшие стены. Дом выглядел уставшим. Бедность пряталась по углам, мелькая в редких отблесках мерцающих лампочек.
Сверху донесся звук удара. Прервавшись, он растворился в глубине дома, но только для того, чтобы раздаться вновь, сотрясая хлипкие стены.
Девушка с опаской поднялась наверх. Преодолев винтовую лестницу, она увидела несколько дверей. За одной из них кто-то тихо плакал. Девушка нерешительно шагнула к двери. Застыв на месте, она прислушалась, пытаясь понять, что происходит. Набравшись смелости, вытянула руку вперед и вошла в комнату.
В горле застрял крик. Больше всего ей хотелось развернуться, убежать и больше никогда сюда не возвращаться. Забыть тот ужас, что рвался наружу, и тот образ, который никогда не сотрется из памяти. Ее била дрожь. Подступала истерика. Страх окончательно обрел форму и замаячил перед ней. Так хищник предстает перед жертвой, загнанной в угол.
Она поняла, что должна прекратить все это. Должна остановить то, что уже произошло, но ужас предательски сковал тело, и лишь глаза продолжали выхватывать детали. Время растянулось в целую вечность. Оно застыло, как на снимке, и только звук шлепков, сметающий все на своем пути, раздавался в ушах. Почувствовав на себе посторонний взгляд, мужчина остановился. От испуга девушка вскрикнула и отступила на пару шагов назад по скрипучей половице, протяжно занывшей под ногами. Внутри все сжалось. Незнакомец медленно поднялся с кровати и вытер пот, стекавший с лица. Он казался великаном в этой маленькой детской комнатке. Его дряблое обвислое тело вызвало у девушки приступ тошноты. Тяжело дыша, мужчина ждал, когда она покинет комнату.
Но она по-прежнему стояла в дверях. Томительные секунды ожидания лишь распаляли его. Он потребовал закрыть дверь с той стороны. Хрипя и бранясь, мужчина сплюнул на пол скопившуюся слюну. Пухлые губы перекосило. Он стиснул кулаки и подошел ближе.
Взгляд налитых кровью глаз с нездоровым блеском блуждал по комнате. Не раз ему приходилось ломать ее волю, растаптывая в прах любые зачатки сопротивления. Не раз ему приходилось обуздывать ее нрав, сдерживать неукротимую тень, обретающую форму и голос. И каждый раз, почти уверовав в победу, он с отчаянием понимал, что этого недостаточно.
Девушка смотрела на него с отвращением.
– Повторяю, – сказал старик, привлекая ее внимание. – Место, в котором мы находимся, это как будто зал ожидания в пустом аэропорту. Самолет задерживается, и никто не знает, когда он прилетит, и прилетит ли вообще. Двери закрыты, а выход находится не за пределами аэропорта, а внутри тебя. Копнув глубже, ты сможешь его отыскать. И тогда…
– Что будет дальше? – спросила девушка, испуганно озираясь в пустом зале.
–Хотелось бы мне знать, – ответил старик.
Девушка не могла дышать. Она чувствовала на себе неимоверную тяжесть. Руки и ноги были намертво прижаты к полу, и не было никакой возможности пошевелиться.
Открыв глаза, девушка увидела сильные волосатые руки, сомкнувшиеся на ее горле. Хотелось вздохнуть, впустить немного воздуха в легкие, которые обжигало все сильнее с каждой секундой. Из искривленного злобой рта, склонившегося над ней, сочилась слюна. Девушка попыталась вырваться, отпихнуть его от себя, но огромный кулак обрушился на ее скулу. Что-то хрустнуло. Голова откинулась на бок, рот вмиг наполнился пульсирующей кровью, которая потекла на пол, превращаясь в красную лужицу. Тело пронзила нестерпимая боль.
Она заметила, как под тумбочкой блеснул маленький предмет – крестовая отвертка. До нее можно было дотянуться свободной рукой.
Воспоминания вернулись вместе с металлическим привкусом во рту.
Слезы капали на дощатый пол. В нос ударял едкий запах мужского пота. Горькая обида на свою судьбу, давила на сердце не меньше, чем колени, впивающиеся в ребра.