Игорь Александрович Боженов
Прогулки со Смертью
– Интересно. – голова наклонилась, и поэт увидел очертания прекрасные, и в то же время, исполненные ужаса. Казалось, что лицо фантом, меняющее свое обличье с огненного, пылающего черепа обезьяны, до чистого лика ангела, списанного с образов в храме из соседнего района....
– Значит, ты, тот самый человек, что смог поговорить со Смертью при жизни? И потом, сам попросил участи смертных? Ответь мне, почему. И не вздумай лгать. Надеюсь, твоего разума хватит, чтобы не обманывать повелителя знаний.
– Разума? Ты хотел сказать, души?
Голова наклонилась совсем близко, так, что поэта обдало горячим, как пар, дыханием. Непередаваемый запах серы ударил в ноздри.
– Души? – последний слог прозвучал подобно грому, раскатом проредившему спокойную атмосферу. – Ты и ему забил этим голову, жалкий философ? Разум!!! Вот что отличает человека от зверя! Разум, и следующая за ним свобода. Это вы купили в раю, заплатив самую высокую цену. И ты смеешь отказаться от этого дара? Называешь его душой? Ты жалок!
– Притормози, серная мышь. – Смерть не показывался, но поэт чувствовал, что холодная рука легла на его правое плечо. – Ты даже не выслушал его, а уже сыплешь оскорблениями. Ты же знаешь, что ничего не можешь ему сделать, пока он под моей опекой. Его судьба еще не решена.
– Опекой??? Ты зарываешься, дитя свободы и любви! Как посмел ты, привести сюда жалкого червя, которых миллионы точат в моем рабстве, сонмы древнегреческих Богов?
– Эк ты ладно их назвал… с каких-пор у нас бесы получают титулы богов? Не обращай внимания на людей, сам же говоришь об этом. Те, кто их придумал, не знали, что за силы на деле контролируют природу.
– Контролировали. Пока Единый, и ты вместе с ним, не нарушили хрупкого равновесия своим вмешательством! Простил Он, надо же… вот скажи мне, человек! Что ты знаешь о высшей добродетели?
– Разве можно выделить что-то самое важное, среди равного?
– Глупец! Ты думаешь, можно быть милосердным, лелея ненависть? Или можно стать кротким, взращивая гордость? Или, быть может, творить мир вокруг себя, алкая войны?
– Нет, нельзя…
– Вот именно! – пар снова обжег поэта, но он стоял недвижимо. Огненный исполин повернулся в сторону, и на его "спине", сквозь линии мускулов, различимы стали следы оторванных крыльев. В местах под антропоморфными лопатками, бугры темной, вулканической породы, топорщились и торчали кверху, остриями сходясь воедино.
– Ты был ангелом, верно? Ты тоже был ангелом…
Смерть кашлянул вслух, не слишком учтиво.
– Не стоит об этом напоминать…
– Да, был!! – яркое пламя снова осветило тело гиганта, и погасло также резко, превращая его наружность в уголь.. – Я был ангелом, пока вы, люди, не предпочли Богу знание. Тогда гордость ослепила меня. И форма моя изменилась. Навсегда.
– Неужели прощение не для всех? – поэт шагнул к нему ближе. – Я понял, понял твой вопрос!!! Ты говорил о высшей добродетели. Высшая добродетель – это любовь, верно? Когда я еще был жив, мы со Смертью говорили об этом.
– Я знаю! Не подсказывай владыке знаний, о чем говорят смертные!
– Извини. Раз ты уже знаешь… мой ответ тебе известен.
Самаэль медленно повернулся обратно, и с несвойственной аккуратностью наклонился ниже:
– Знаю. И поэтому говорю тебе, что ты глупец.
– Подскажи, повелитель знаний и мудрости… далеко от тебя до Падшего?
– Многие годы, Смерть. Многие годы.
ЧАСТЬ 3. ПАДШИЙ
Поэт шел вперед, и казалось, что воображаемый куб, в котором они находились, никогда не закончится в крайней грани. Смерть тронул его за плечо:
– Мы приближаемся. Скоро станет очень темно. Будь предельно внимателен, Падший обязательно попытается увлечь тебя на свою сторону. Не ведись. Все это ложь, способ сбить с пути. Не забывай – в эти закоулки нас ведешь ты сам. Собьёшься – и нам будет уже не выбраться.
– Я запомню. Впереди, просто все окутано мраком. Свет Вселенной прекращает освещать путь. Так и должно быть?
