За деньги можно все купить:
Квартиру, женщин, «Мерседес»,
Здоровье, славу и конгресс,
И вкусно есть, и сладко пить.
А счастье сможете достать?
Чтоб женщин, славу, «Мерседес»,
Здоровье, золото, прогресс
Забыть хотя б минут на пять?
Чтоб снова свежим, полным сил
Бежал по утренней росе
Во всей земной своей красе
И ничего бы не просил.
А ну, купи любви кусок,
Чтоб смог обнять весь белый свет
За лишь один ее привет,
Увидев туфельки носок.
И не найдешь за триллион
Ты вдохновенья для поэм,
Когда лежишь и глух, и нем.
Не продается вещий сон.
Да, я поверю наконец,
Что царь отправился пешком
В холщовом рубище с мешком,
Корону бросив и дворец.
Послушайте! Все это было!
Бабы заголосили
И мужики России
Телами гати мостили,
В штыки на танки ходили,
От злобы и боли выли,
Прикладом броню гвоздили.
Не верьте в умильный Запад.
От Запада – трупный запах.
И Мессершмитт, и Крупп —
По-прежнему жадный спрут.
За горло держат весь мир,
Лишь сила – для них кумир.
В двадцатом веке «мессия»,
Любящий блеск и шик,
Дважды вогнал в Россию
Хваленый германский штык.
Послушайте! Все это было!
И все повторится опять,
Как только поймут, что в России
Нечем больше стрелять.
Во имя женщин России
Ракеты ее спасите!
Во имя детей России
Танки ее спасите!
Для мужиков России
Подводные лодки спасите!
Во имя святой Руси
Силу ее спаси!
Надежду её и оплот —
Армию нашу и флот.
Камчатка – это очень, это очень далеко!
Представить даже страшно и добраться нелегко.
Внушает уважение Великий океан,
Дымит и сотрясается Авачинский вулкан.
Горячие источники там бьют из-под земли,
Из бухт в моря восточные уходят корабли.
На мысе потрясающем отважен, как пират,
Живет неунывающий мой добрый старший брат.
С утра встречает солнце он и шлет его ко мне.
В Москве приветом пламенным горит оно в окне.
Камчатка – реки быстрые, леса, вершины гор,
С Камчатки начинается Отечества простор.
Я не хочу в Америку, в Европу не хочу.
В «Светелку»[17] я к Санееву[18] за светом полечу.
Мертвящее мерцанье монитора,
Мобильника короткий поводок.
Есть кто живой? Я здесь, я тот, который
От счастья скачет, как сбежавший дог.
Я вас люблю! Хочу лизнуть вас в лица.
Но где они? Какой украл их вор?
Сегодня обезличена столица —
Вместо лица мерцает монитор.
Любовь – это когда весна,
Но даже когда осень,
Вдруг жизнь лучом озарит она,
Как солнце утром вершины сосен.
Любовь – это когда зимой,
Любовь – это когда летом
Вдруг шалые ветры зовут с собой
И опьяняют рассветы.
Это когда цветы,
Это когда закаты,
Это когда мечты,
Это когда фрегаты…
Пусть вас ласкают и дождь, и снег!
Радуют пусть и жара, и холод!
Пусть, как бокал, будет ваш век
Нежным напитком любви полон!
Молчит мобильник в Новый год и в юбилей…
Не денег не осталось в нём – друзей.
Тот – богатеет, тот – лежит на дне,
А этот – растворил мозги в вине…
Все лучшие (хоть плачь, хоть волком вой!)
Ушли со связи, спят в земле сырой.
Уступят ножки женские едва ли
Бессмертному творенью Страдивари.
Ведь совершенство нам дается зримо
В точеных ножках женщины любимой.
И, как родник, мелодия чиста,
Когда поют любимые уста.
Закон старенья, время, отмени!
Как чудо-скрипку ножки сохрани.
На бумаге я слова зарифмовываю,
Как послание любви зашифровываю.
Чувства нежные к тебе я испытываю.
Я эфир земной любовью пропитываю.
Ты услышь меня, родная, услышь!
Верю я, что в этот час ты не спишь,
И на волнах в ноосфере Земли
Ты в объятиях моих, мы одни.
Не коснутся нас земные года.
Мы в пространствах среди звезд навсегда!
Чувства нежные свои зарифмовываю,
Как послание любви зашифровываю.
Нежность вечную к тебе я испытываю.
Весь эфир земной любовью пропитываю.
Не коснутся нас земные года.
Мы в объятиях любви навсегда!
Я знаю, что, как все, в свой срок умру.
А по весне, как все, и я восстану.
Не по-библейски и не по Корану —
Цветком, былинкой, сосенкой в бору.
Я буду жить в росинке и в ромашке.
В загробном царстве не ищи мой след.
И на последней на моей рубашке
Карманов, как у всех, я знаю, нет.
Я голым в мир пришел, ни с чем уйду.
Всем существом к планете припадая,
Собой продолжив жизни череду.
И счастлив я, и мне не надо рая.
А как душа? Не пропадет она.
Она в делах, в девчонках и в мальчишках,
В дворцах, машинах, на полотнах, в книжках.
Она бессмертна и на всех одна.
Над синей далью, словно в небе, скит.
Здесь даже время беспробудно спит.
Идёт к скиту с котомкою монах,
Земной лаптями попирая прах.
Согнуло время инока дугой.
Он скоро вечный обретёт покой.
Мелькнёт секундой за спиною век,
И навсегда исчезнет человек.
Уйдут тревоги, радости, печаль…
И будут вечно лишь покой и даль.
Во дни крутых я самый некрутой.
Люблю Луну, способствую науке.
Учитель в школе, благородной муке
Предался здесь и в том обрёл покой.
Горжусь я тем, что самый некрутой,
Пишу стихи и сказки сочиняю,
Сиянье глаз ребячьих примечаю
При звуках песен, сочинённых мной.
Бываю счастлив я от чепухи:
Мечтой туманя глазки голубые,
Девчонка скажет: «Развелись крутые,
А мне так Ваши нравятся стихи!»
Тем наградит за муки все сполна.
Пускай редактор стих мой не приветит,
Но знаю я, что он кому-то светит
Огнём свечи с заветного окна.
Мне ненавистна в людях крутизна
И горы мышц с потухшими глазами.
Да будет нежность и участье с нами,
Да будут ночь, и звёзды, и Луна!
Приходит всё реже
Мой лучший из снов.
Как солнце ночное – она.
Всё та же улыбка
И музыка слов,
И будто со мною нежна.
И пусть наяву
Все пути замело,
Но после такого сна
Надолго мне в мире
Пустом тепло,
И даже в метель – весна.
И сладкое зелье
Вот этого сна
Пока я по капле пью,
Весь мир, где однажды
Явилась она,
Я всё же люблю. Люблю!
Октябрьское поле – она здесь жила.
Октябрьское поле – была не была.
Октябрьское поле – постой, погоди.
Октябрьское поле – я должен сойти.
Вот в этой вот школе училась она,
Вот здесь мне махнула рукой из окна,
Вот в этом я сквере ее целовал,
У этой вот двери домой провожал.
Здесь ей – восемнадцать, а мне – двадцать пять.
Как грустно прощаться, как сладко обнять.
И так же стучали вдали поезда,
Когда расставались мы с ней навсегда.
И нет оправданий, и горек разрыв,
Но давних свиданий чарует мотив.
«Октябрьское поле» в столичном метро.
Ни горя, ни боли, что было – прошло.
Октябрьское поле – и память жива.
Октябрьское поле – не только слова.
Я перед зеркалом стою,
Устало руки уронила.
Прическу гордую мою
Досрочно жизнь посеребрила.
Что толку зеркало винить?!
Поблажек я и не хотела.
Не для себя цвела и пела.
Есть счастье трудное – дарить.
Да, я красивее была,
Тебе и детям подарила
Я красоту свою, мой милый.
Так ты сказал, я все мила?
Скажи ещё раз те слова,
Чтоб стали лучиком морщинки,
Чтоб стали искрами слезинки,
Чтоб обманули зеркала.
Уже не с нами сыновья.
Как быстро годы пролетели?!
Мы оглянуться не успели —
В квартире нашей ты да я.
Мой друг, покрепче обними,
И на встревоженной планете
Мы праздник наш с любовью встретим
И вспомним солнечные дни.
Скажи, скажи мне те слова!
И станут лучиком морщинки,
И будут искрами слезинки,
И пусть обманут зеркала!
Опять весна, а там и лето.
Но как, однако, быстро это!
Мелькают скорые года,
Как у перрона поезда
Или картинки на экране.
Не жизнь, а дней и лет мельканье.
Кто б догадался намекнуть —
Какая в этой гонке суть?
Какая бешеная сила
Года мелькать приговорила?
Какую цель имел творец?
Да есть ли смысл-то наконец?!
Завалил я белую берёзу
И потом в безлиственной тиши
Выпил водки, вытирая слёзы,
За помин берёзовой души.
Проводам электропередачи
Не мешают ветви наконец.
Что же я не радуюсь, а плачу?
Ту берёзу так любил отец!
И скворец весной на ней селился,
И держался за неё забор…
Пусто стало! Что же, пей, убийца,
Да бросай красу земли в костёр!
Плодоносят грядки и кустарник,
Не пугают молнии и гром,
Бодро врёт электроматюгальник.
Всё идёт обычным чередом.
Россия – купола, колокола.
Хвала былому, господу хвала!
Не небоскрёбы – взоры наши ввысь.
Смирись, душа, пред вечностью смирись!
Нам только вечность и в любви судья.
Нам только повод для молитв – Земля.
Светла молитва, и любовь светла.
Россия – купола, колокола!
Напиши, я прошу, напиши,
Через пропасти лет напиши,
Через целую жизнь напиши,
Напиши!
Озари, я прошу, озари,
Жизнь мою письмецом озари,
Как лучом долгожданной зари,
Озари!
Не умел я ценить твоих строк,
Не заметил любви в них и сжёг,
В пекло лез, убегал без дорог…
Мой бог!
Как тогда, ни о чём напиши,
Через пропасти лет напиши,
Через целую жизнь напиши,
Напиши!
Озари, я молю, озари,
Жизнь мою парой строк озари,
Как лучом долгожданной зари,
Озари!
Дома простые и особняки
Затягивают тлен и сорняки.
В деревне, где поленницей дрова,
Взошла трава, забвения трава.
Мой дом родной на берегу реки
Затягивают тлен и сорняки.
Помогут ли красивые слова?!
Неумолимы время и трава.
Глубоким смыслом жизни дни наполнив…
Над чем, учёный, репу морщишь ты?!
Чтобы любить и женщин, и цветы
Нам не нужны ни интеграл, ни корни…
Душа моя, отдайся умиленью!
Забудь про смысл, с потерями смирись!
Пусть чудными бывают лишь мгновенья,
Но лишь они оправдывают жизнь!
Пока грустит Прекрасная Елена
Над розами вечернею порой,
Да вы постройте сотни новых Трой,
Мы бросимся спасать её из плена.
Сгорают дни, всё превращая в пепел.
Скорбит душа, но ей неведом страх.
Из всех стихий я выбираю ветер,
Ему доверьте мой летучий прах.
Однажды ставни вылетят из петель,
И будет вечер горек и уныл.
Но скажешь ты: «Опять бродяга-ветер,
А с ним и тот, который не забыл!»
Судьбою шторм играет в чёт и нечет.
Когда ударит в борт девятый вал,
Произнеси: «Какой могучий ветер,
А с ним и тот, который обнимал!»
И будем вместе мы на белом свете.
И потому душе неведом страх.
Из всех стихий я выбираю ветер,
Ему доверьте мой летучий прах.
Маме забот и с троими хватало.
Вот и решила: «Избавлюсь». Но тут
Бабка ей, будто во сне, прошептала:
– Где же четвёртый, которого ждут?
Кто и когда? Нет на это ответа.
Мама ушла… Мой нелёгок маршрут.
Но всё равно мне милее планета,
Зная, что где-то четвёртого ждут!
Я – вологжанин, вологодский,
Как рифмовал один поэт:
Река, церквушка, запах скотский —
Милей для нас картины нет.
Еще недавно край мой древний
Будил над лесом самолет.
Все изменилось – до деревни
Автобус старенький везет.
Дымит, пыхтит трудяга львовский,
Блестит асфальта полоса.
Щекой щетинистой отцовской
Встречают хвойные леса.
Давно у Тотьмы мост построен,
Кати за Сухону-реку.
Но я опять обеспокоен —
Остановиться не могу!
Когда-то здесь на переправе
Воспел паромщика поэт.
Мечтал о жизни, не о славе.
Парома нет. Поэта нет…
Мы все же сказочно богаты.
Гони хоть сутки – лес и лес.
Дремучий, сумрачный, косматый,
А в нем зверей, а в нем чудес…
И расточительны до боли,
Не ценим, не умеем жить.
Нет Коли, нет Рубцова Коли!
Я с ним хотел поговорить.
На берег, в сосны, от парома
Прямая брошена верста.
Два-три часа, и будем дома,
Пошли знакомые места.
Для сердца милые красоты
Уже мелькают на пути:
Пригорки, с клюквою болота,
Вон там грибов хоть пруд пруди.
У пашни мой родник заветный,
Там ковшик есть берестяной.
В еловой чаще неприметной —
Курпажка с чистенькой водой.
Над речкой роща вековая,
И церковь в синем далеке.
Когда-то, пятками сверкая,
Бежал там с горки налегке.
На остановках – магазины.
Чего в них только нынче нет:
Бананы, киви, апельсины,
А рядом – платный туалет!
Зато картошечка на рынке
Теперь дороже, чем банан,
Хоть из-за моря, не в корзинке
Банан доставил капитан.
Коль приглядишься, поневоле
Ища ответы на вопрос,
Заметишь брошенное поле,
Косой не тронутый покос…
Еще часок. Вздремну немножко.
Нельзя так пристально смотреть.
Мое родимое окошко
Сегодня будет ли гореть!?
Все таланты проданы,
Все запасы пропиты,
Все дубравы выжжены,
Все поля не паханы…
Чем кормить-то будем мы
Малых наших детушек?
Как спасаться будем мы
От мороза лютого?
Не пора ль опомниться
Нам в крещенской проруби?
Не пора ль покаяться
Да про дело вспомнить нам?
Не про злато-серебро,
А про серп да с молотом?!
Все мы уйдем в никуда.
Все улетим насовсем.
Только туда – поезда,
Черный тоннель нем.
Перед дорогой в один конец
Вахту души сдаем,
Как эстафету живых сердец,
Слово передаем.
Кто-то продолжит мысль.
Свет одолеет мрак.
Все мы уйдем, но жить
Слову! Да будет так!
Во дни правленья Понтия Пилата
Жил в Назарете странный человек —
Не славы он возжаждал и не злата,
А исцелить решил жестокий век.
Не убивай, сказал, себе подобных,
Не лги, сказал, и не воруй, сказал…
Ни смех надменный фарисеев злобных,
Ни тяжкий крест его не испугал.
И он воскрес! Одесную у Бога
На небесах в величии сидит.
Всех грешников судить он будет строго.
А праведников всех вознаградит.
Предстанете! Уж верьте иль не верьте,
Там по делам оказывают честь.
Я чаю воскрешения из мертвых!
Чтоб вечно было нам по тридцать шесть.
И будет в мире радостно вовеки!
И райский сад распустится опять!
Так что же нам мешает, человеки,
Не убивать, не лгать, не воровать!?
Зачем, скажи, тебя мне узнавать:
Твоих друзей, причуды, заморочки,
Успехи чад твоих – сынка и дочки —
И с кем ты делишь завтрак и кровать?
Какое дело мне бы до того,
Исхожены какие лес и поле,
Где и когда, в какой училась школе
И наряжалась в праздник для кого?
Зачем мне знать, сама ты посуди,
Что на душе тревога и ненастье,
Про шрам, едва заметный, на запястье,
Про родинку на матовой груди?
Разведены по жизни мы судьбой —
Я в сторону одну, а ты в другую…
Так почему же снова я целую
Вот этот след, оставленный тобой?!
Это радость неземная,
Это птица в небесах,
На Земле ворота рая —
Храм Спасителя Христа!
И очей любимых ласка,
И надежда, и мечта,
Белокаменная сказка —
Храм Спасителя Христа!
Из пучины изумрудной
Дева с тайной на устах…
Неразгаданное чудо —
Храм Спасителя Христа!
Оправданье, искупленье,
Потрясенье – красота!
Душ обугленных спасенье
Храм Спасителя Христа!
Вологда вона где!
Пойди, дойди…
Сто рек и волоков
На пути.
Но есть за волоком
Косогор,
Который мне милей
Синих гор.
На речке – омуты,
Песчаный плёс…
И я скучаю
По ним до слёз.
Дойду и рухну там
На песок
И снова стану
Красив, высок!
Потом, песочек
Зажав в горсти:
– Эх, мама родная, —
Шепну, – прости!
Наследники землепроходцев,
Мы свой поставили острог
В Москве, сегодня здесь придётся
Стоять за Русь, не на восток
Мы снаряжаем свои кочи —
По ветру парус, к солнцу нос…
Нас сам Кусков уполномочил
Стоять подобно форту Росс
Там, где Отечества основа.
Чтоб утром, выйдя на крыльцо,
Услышать ласковое слово,
Увидеть доброе лицо.
Староконюшенный, 4 —
Вот вологжанина пароль.
Вошёл – и будто небо шире.
Сказал – и крылья за спиной!
Вращается рулетка.
Подземное кольцо.
Случайная соседка —
Прекрасное лицо.
Кораллы дивной ночи
Мне вынесла река —
Чарующие очи,
С колечками рука,
Заколочки, булавки,
Забытые черты…
Сижу на очной ставке
У собственной мечты.
Застыл в дурацкой позе,
Душой и телом с ней.
Так кролики в гипнозе
Таращатся на змей…
С ума реснички сводят
И ямочки колен
И, пьяного, уводят
Меня в счастливый плен.
Мучений очной ставки
Я вынести не смог
И, рухнув на пол с лавки,
Целую пальцы ног.
Н. Б.
Поцелуя отведав,
По ночам не засну.
Разбудили медведя —
Подавайте весну!
Ваши милые бредни
То листаю, то мну.
Разбудили медведя —
Подавайте весну!
Крыша бедная едет —
В ваших далях тону.
Разбудили медведя —
Подавайте весну!
Потешаются ведьмы —
Обнимаю сосну.
Разбудили медведя —
Подавайте весну!
Маясь в поисках снеди,
Задеру не одну…
Разбудили медведя —
Подавайте весну!
Впрочем лучше немедля
(Не поставят в вину)
Пристрелите медведя.
Отмените весну.
Прощайте, уходим бесследно, бесславно
В немую великую даль.
Я только хочу Вам поведать о главном —
Что всё это было – печаль!
А главное то, что я очень любила,
Хоть жизнь пролетела без Вас,
Но, знайте же, я тот причал не забыла.
Да, да, ни на миг, ни на час!
Вглядитесь, у дочки красивые губы,
Походка, улыбка, глаза…
Вы спросите: «Как без материи грубой?!»
Но, видимо, есть чудеса!
Прощайте, прощайте, бесследно, бесславно
Уходим в великую даль.
Я только хочу Вам поведать о главном —
Что всё это было – печаль!
Огненной лавой и дымом накрыло минувшее лето,
Многих той смрадной волной навсегда унесло.
Дух же живущих повергло в смятенье и трепет.
Что возвещают огнём нам бессмертные боги?
Чем прогневить мы смогли повелителей грозных стихий?
Света конец показался живым до обидного близок.
Слава великая тем, кто отважно боролся с небес произволом!
Мужество их наполняет надеждой людские сердца.
Живые люди не нужны теперь.
Их заменяют умные машины.
Метлой шуршат по всей России шины,
Былое время выметая в дверь.
Летят к чертям старинные иконы,
Колхозы, избы, томики вождей…
Никто не слышит ни старушек стоны,
Ни поднебесный клёкот журавлей.
И немота, и глухота, как в танке…
Кричи, зови на помощь – ни души!
Лишь алкаши горланят спозаранку
Бессмертное творенье «Камыши».
Виртуальные девочки рвутся с карнизов:
Опостылела жизнь им в четырнадцать лет…
Обвиняю страну, торгашей, телевизор —
Разрушителей душ, предвозвестников бед.
Обвиняю тебя, звездочетик убогий,
Обвиняю тебя, хиромант-мракобес.
Вы детей наших сбили с широкой дороги,
Вы разбили о камни веселых невест.
«Марсианские» хроники льются с экранов.
Тут пойди разберись-ка, где правда, где ложь.
Убивает болото заморских дурманов,
Прямо в юность нацелен компьютерный нож.
В экологии душ островочек разрушен,
Где хранили мы Веру, Надежду, Любовь,
А без них этот мир и задаром не нужен,
Лучше вдребезги мозг, лучше выплеснуть кровь.
Предсказания ждёте кометы далёкой?
Нет знаменья ужасней, чем этот каприз!
Как в Балашихе девочки, выпав из окон,
Вся Россия обманутой падает вниз!