ГлавнаяАрмия РоссииИгнатий Александрович БелозерцевИз глубины

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

полная версия Из глубины

Игнатий Александрович Белозерцев
Из глубины

Полная версия

Русь возвращается!

Художнику В. Н. Латынцеву

В Устюге храмов горят купола.

В Сухоне льдины дыбом.

Русь православная мне мила.

Таю весенней глыбой.

Дома я, в тёмном гуляю лесу,

Полем дышу и лугом.

Пью, как лекарство, полотен красу.

Встретился с давним другом.

Ветра и птиц узнаю голоса.

Святость во мне земная.

Как в этих лужах горят небеса!

А синева какая!

Радость во мне, не тоска и не грусть.

Избам хочу покаяться.

Кто там твердит: «Уходящая Русь»?

Русь возвращается!

Москва – Мурманск

Москва растаяла вдали.

Продлится два часа полёт.

И Мурманск на краю земли

Полночный примет самолёт.

Под облаками спит земля,

Которой в мире нет милей.

Леса, погосты и поля

И домик матери моей.

Края, где знаю каждый куст.

Село, где не был столько лет.

Луга, где воздух на меду.

Сады, где рвал с черёмух цвет.

Бездушный век приговорил

Летать в стерильных облаках.

Да так, что я почти забыл

И шум берёз, и запах трав.

А мне нельзя без тех лугов!

А мне нельзя без тех полей!

Я все отдам без лишних слов

За воздух родины моей.

Лечу над ватой облаков.

Могуч, как бог, ни дать ни взять.

На днях от Кольских берегов

В подлодке отвалю опять.

А там не воздух – кислород

Настоян тяжкой глубиной.

Там океан и вечный лёд

Между Россиею и мной.

А мне нельзя без тех лугов!

А мне нельзя без тех полей!

Я всё отдам без лишних слов

За воздух родины моей.

Москва растаяла вдали.

Ночной закончился полёт.

И Мурманск на краю земли

В огнях встречает самолёт.

Урановая музыка глубин

А. Г. Буглаку

Романтиков в помине не осталось,

И мы с тобой дожили до седин.

Счастливчики! Ведь нам с тобой досталась

Суровая романтика глубин.

Ты помнишь, как ныряли от причала —

В подводный космос от полярных льдин?!

Чтоб побеждать! И нам с тобой звучала

Урановая музыка глубин.

– Нормально ли – в поэты в ваши лета? —

Спросил журнальный деятель один.

Он где-то прав, но пусть учтут при этом

Влияние морозов и глубин.

Есть бриллианты и пустые стразы.

Есть просто угли от костра осин.

Но угли превращаются в алмазы,

Преодолев давление глубин.

Но души превращаются в алмазы

Под тяжестью немыслимой глубин.

Ох, трудна, тяжела глубина.

Если что – ни покрышки, ни дна.

Только всё же упрямо идём мы на бой

В глубину, в глубине, с глубиной.

Потому что нам в жизни была суждена

Для огранки души глубина.

Уходим

Е.М.Иванову

Бурун.

Толчок.

Присела, понеслась!

Мы перешли

с моторов

на турбину.

Какая мощь!

Какая дрожь и страсть!

Уже волна

ласкает нашу спину.

Уходим

на работу в океаны

Невидимые

пахари глубин.

Для жизни мирной,

как это ни странно,

Нужны

ракеты

наших субмарин.

В холодный мрак

и в тишину

уходим,

Задраив люки,

и надраив медь,

Чтоб за Россию

при любой погоде

Ракеты

не замедлили

взлететь.

Под тяжкий груз

мы подставляем плечи.

С ним нет покоя

и на самом дне.

И рвутся души

сквозь металл

на встречу —

Из чёрной бездны

к солнцу и весне.

И вот опять —

присела, понеслась!

Уже идём

из базы

под турбиной.

Какая мощь!

Нырнуть какая страсть!

И вот волна

скрывает субмарину.

Автономка

Верхний люк уже задраен.

В ЦГБ шумит вода.

Погруженье начинаем.

Устремляемся туда,

Где стихия субмарин —

Тишина и мрак глубин.

Самый северный в Европе

Маячок мигнул вдали.

С ним исчезли в перископе

Очертания земли.

Семь минут дифферентовка —

Вот что значит тренировка.

Крейсер слился с человеком.

Тонну за борт, тонну в нос.

Осмотреться по отсекам.

Лишний вырубить насос.

Все системы проверяем.

Всё сбывается. Ныряем.

– Тридцать, сорок, шестьдесят, —

Слышен боцмана доклад.

Наконец спокойно мне

В безопасной глубине.

Как набат разнёсся эхом:

«Слушать всем!» – звенит сигнал.

В настороженных отсеках

Гимн Союза прозвучал.

Командир довёл до нас

По трансляции приказ:

– Курс на Полюс. Там всплывём,

Баллистической ракетой

В океане Тихом где-то

По квадрату долбанём.

Соблюдая тишину,

Мы уходим в глубину.

Задаем турбине двести.

Квакер щёлкает на дне.

Это значит мы на месте,

На рабочей глубине.

И крадёмся на вершину

Подо льдом в ущельях гор,

Уповая на машины

Да на мамин заговор…

Двадцатиметровый лёд

Здесь от шторма бережёт.

Слышал, были здесь когда-то

И подлодки супостата.

Не стучите люком громко —

Скрытность, море, автономка!

Вахта, сон, обед, каюта,

Тренировка КБР,

Чтенью, видику минута —

Вот подводника удел.

У мужчин налажен тут

Настороженный уют.

Сутки, месяцы бегут.

Нет, бегут до половины,

Ковыляют с середины,

По-пластунски наконец,

Словно раненый боец,

Сутки тянут еле-еле

Воз тринадцатой недели.

Вахта, ужин, филь, каюта,

Разговоры о стране,

Дети, женщины во сне…

И не спится почему-то

Подо льдом на глубине…

Всё же мир узнает нас —

Нами выполнен приказ.

Точно вмазала ракета

В океане Тихом где-то.

А о том, как в полынье

Оказался на корме

Белый, как сугроб, медведь

На людишек посмотреть,

Как мы вышли на простор

Из-под айсберговых гор —

То отдельный разговор.

Расскажу когда-нибудь.

Дайте мне передохнуть.

Вновь поют цистерны звонко.

Мы устали в тишине.

Завершилась автономка.

Крейсер снова на волне.

Ну, а штурман – парень дока!

И маяк, и город здесь.

И всплываем не до срока —

Все же счастье в жизни есть!

Снисхождения не знали

К нам ни льды, ни глубина.

Запах тундры слёзы дарит…

Принимай сынов, страна!

Отклонение – ноль

Достигли Полюса. Над нами вечный лед.

За много миль ни одного просвета.

По карте же неподалеку где-то

Есть полынья, которая нас ждет.

Вращаемся вокруг земной оси.

На ледомере тридцать метров, двадцать…

Сквозь лед такой нам к солнцу не прорваться,

На метра два едва хватает сил.

Ледовая разведка не точна?

А может, льды сплотила здесь природа?

В Центральном бьется мысль атомохода.

В отсеках ожиданья тишина.

Но мне всегда сопутствует успех!

Есть полынья – окно для нас открыто.

Всплываем меж ледовых сталактитов

На ровном киле вертикально вверх.

Нелегок путь во льдах из глубины.

Мы сутками на всплытии потеем.

Как говорят, ураном воду греем,

Забыв про отдых, пищу и про сны.

Но есть конец и этой маяты.

«Спиной»^[1] прижались к панцирю земному.

Теперь осталось воздуху шальному

Продуть балласт и завершить труды.

Ликуй, братва, отдраен верхний люк!

Как узников, встречает нас свобода.

Кричим «Ура!» Прекрасная погода.

С вершины мира вдаль несется звук.

Футбол на Полюсе. Поверите едва ль.

Ворота – белоснежные торосы.

Служаки старые и юные матросы

Резвятся, криком оглашая даль.

Но делу – время, а потехе – час.

Не на футбол пришли сюда, однако.

Звучит сигнал «Ракетная атака!»,

Ничто у пультов не смущает нас.

А наверху мешает нам медведь —

Огромный, белый, не пугаясь вахты,

Гуляет там, где крышка нашей шахты.

Когда ему удастся посмотреть?!

Вот старт готов. Сейчас решится все.

Готовила его десятилетья

Страна моя. Я за нее в ответе.

Мы помним назначение свое!

Считает кто-то: флота песня спета.

Но тетивой и сталь, и нерв звенит.

И вот ракета, разорвав зенит,

Ушла от льдов в тропическое лето.

Нам сообщили: «Отклоненье – ноль».

Теперь я знаю, и мужчины плачут.

Мы победили, выполнив задачу!

Но радость плачет, как не плачет боль.

Торпедная атака

На перископной глубине

Качает нас волна.

Но в окуляры снова мне

Эскадра не видна.

Махнул лопатой – никого^[2].

Ныряю сразу вниз.

У экипажа моего

С досады нос повис.

Старанья наши псу под хвост.

Дошли сюда пока,

Циклон поправку, видно, внес

Не вышел ОБК.

Сегодня расколоть готов

Я ордер, как орех.

Как много вложено трудов!

Устранено помех…

Или ошибся, упустил,

Не рассчитал зигзаг?

И крейсер мимо проскочил,

Ушел за просто так?!

Не может быть! Я проверял

Не раз свое чутье,

Ему в атаках доверял

Спасение своё.

– Шумы надводных кораблей! —

Как гонг, звучит доклад.

Ложусь на пеленг поскорей.

У всех сердца стучат.

Дрожит подлодка скакуном.

И крен, и дифферент.

Глубины вспороты винтом.

Решающий момент.

Тут силуэты не видны,

Веду вслепую бой.

Мы победить сперва должны

В атаке мозговой.

Стеной эсминцы, БПК.

Но если каждый – ас,

Летит, как утка на стрелка,

Цель главная на нас.

Прорвали ордер. Правый борт.

Зеленые огни.

«Омега» введена в прибор.

И вот – команда «Пли!».

На крейсер, выполнив вираж,

Вошли торпеды в след.

И приз Главкома будет наш,

Теперь сомнений нет.

– На курс отрыва. Полный ход.

Уйдем на глубине.

И тут я чувствую, как пот

Струится по спине.

Бесследно канули года,

Как трассы от торпед.

Вот здесь, в отсеке,

Никогда

Побед бескровных нет!

Слежение

Бегу с ведром на голове^[3],

Не слышу ни черта.

Забила слух помехой мне

Шумящая вода.

Ракетовоз от нас ушел,

Вот-вот на мушке был.

Искал «коробкой» – не нашел,

Лишь время загубил.

Нам встречный танкер помешал.

Он спрятался под ним.

Тоску в подскоке разогнал —

За танкером летим.

– Акустики, снижаем ход.

– По курсу прямо – цель.

Теперь он точно не уйдет.

Еще разок проверь.

Его шумы слышны опять.

Привязан, что ли, здесь?

Несется в лоб! А ну стоять!

Там ведра тоже есть!

Посылкой прямо барабань,

И реверс побыстрей.

Задел скулу. И дело – дрянь,

И шкуру рвет на ней.

Загривок дыбом ото лба —

Ответственность на мне!

Лишь чуть царапнула судьба,

Но ужас по спине.

Я цел и должен продолжать,

Залижемся потом.

– А ну бодрей, не унывать!

– Механик, что с винтом?

Надежно «джона» взял за хвост.

Наращивая ход,

Бежит от нас ракетовоз

В спасение террвод.

За ним не можем мы туда —

Граница, как стена.

Для нас – нейтральная вода,

Мы – мирная страна.

Следил три ночи и три дня,

Держались молодцом.

Но смотрят, вижу, на меня,

Как будто что с лицом.

Открыли мне секрет простой

В каюте зеркала —

Прическа черная, как смоль,

Теперь, как снег, бела.

Вот так я стал как лунь седой,

Хоть не был на войне.

Ракетно-ядерной бедой

В лицо дохнуло мне.

Возвращение

Блюдце опрокинуто,^[4]

И Кувшин пролит.

Только створ ведущий

В темноте горит.

Дал оперативный

Нам добро на вход.

Городок родимый

Субмарину ждет.

Крепко обнимали нас

Льды и глубина.

Радость возвращения —

Ты на всех одна!

Ворвалась в центральный,

По отсекам вторя,

С запахами тундры,

С рокотаньем моря.

Что за сигаретка!

Слаще нет отравы.

Нас ласкают ветры

Из Долины Славы.

Блюдце опрокинуто,

И Кувшин пролит.

Только створ ведущий

Радостно горит.

Помня поименно

Всех, кто не придет,

Западная Лица

Нас живыми ждет.

На срочном погружении

Закрякался ревун.^[5]

Обиды и сомнения

Лечи, седой Нептун.

Исчезну я на месяцы

С поверхности Земли.

Отечество там мечется

Дельфином на мели.

В русалкиных владениях

Покой и тишина,

Ни бури, ни волнения

Не достигают дна.

В титан и сталь закованный,

Как в космосе, лечу.

Покоем очарованный,

Вздыхаю и молчу…

Точка на карте

Спросят, а как там, на атомном флоте?

Что повидал да куда заходил?

Друг, ты пойми, в монотонной работе

Месяцы в плаванье я проводил.

Точка на карте мне вспомнится сразу,

«Заяц»^[6] прокладчика в сетке морей.

Пашем глубины согласно приказу,

«Зайца» того черепаха быстрей.

Вахты ночные тревожные снова,

Крепко сжимает корабль океан,

Новости в сутки шифровкой в три слова,

Траверзы пройденных портов и стран.

Нудно в центральном гундосят сельсины^[7],

Воду бесшумно лопатят винты,

Где-то над нами – тайфуны и льдины,

Где-то внизу – желоба и хребты.

В точку тугую спрессованы души,

Пулей летим мы к приборам на пост,

Если акустиков чуткие уши

Чью-то подлодку поймают за хвост^[8].

В миле от берега точка на карте

Вновь превратилась в корабль-исполин.

Вышли под елочку, вынырнем в марте —

Сотня уставших счастливых мужчин.

Солнечный мир я восторженно встретил,

Ветра и чаек ловлю голоса!

Помню, на пирсе в себе я заметил —

Плавится сердце и тают глаза.

Будто на свет появился впервые,

Надо, как в детстве, учиться ходить.

Землю, и небо, и сопки седые,

Друг, так, как я, ты не сможешь любить.

Пальмы, бананы, заморские страны…

Нет, мне достался завидней удел —

Мерить на всю глубину океаны,

Знать и тоски, и восторга предел.

Полгода мы без солнца…

Полгода мы без Солнца,

Полгода – без Луны.

Зимой звезда в оконце

Да всполохи видны.

А летом с белым светом

Нам справиться нет мочи.

Так хочется нам летом

Ну хоть немножко ночи!

Хочу туда, где солнце

С утра ласкает взгляд.

А ночью – тьма в оконце

И звездочки горят.

В шинели черной

В море синем летом знойным

Я нырял у крымских скал.

По ошибке кто-то черным

Море это обозвал.

Он не знал, конечно, грешный,

Беспросветный наш удел,

Заполярный климат здешний,

Черной краски беспредел.

Глянь, стою в шинели черной,

Черной стаей замер строй.

Люк подводной лодки черной

Черной втянет нас дырой.

Погрузились в космос черный

И летим средь звезд и льдин.

Астероидом безмолвным

Черным вынырнет Кильдин.

Крест над Западною Лицей,

Тень знакомая на дне^[9]

У Медвежьего приснится

Черной меткой в страшном сне.

Когда в отсеки хлынула вода

Памяти подводниковс атомной подводной лодки К-159

Когда из трещин хлынула вода,

Немедля мы задраили отсеки,

Но трос не вынес корабля-калеки,

И мы остались в море навсегда,

На острове погибших кораблей —

В прославленной и брошенной Гремихе.

Давно за нами увязалось лихо,

Пугая видом тлена и смертей.

Кого винить?! Запомните одно —

Мы были молодыми и живыми!

Бойцами! Не котятами слепыми,

На боевых постах ушли на дно.

Мы знали, что в реакторах уран,

А он не должен вырваться наружу!

И мы за вас отдали Богу душу,

Спасая Ледовитый океан.

Когда в отсеки хлынула вода,

Всё на пути сминая и калеча,

Под страшный груз подставили мы плечи,

Чтоб к вам на берег не пришла беда.

Отсек – редут и огневой рубеж,

Бородино и поле Куликово.

Мы до конца своё сдержали слово,

Не отступив и не предав надежд.

За несбежавших с кораблей

Мой тост за тех, что не сбежали,

Как крысы по концам в порту,

И, если надо, закрывали

Собой пробоины в борту.

У них и штиль, и непогода,

И пораженье, и успех,

И даже капля кислорода —

Одна на всех. Одна на всех!

Они надежду в дни лихие

Из бед выносят на руках.

От века держится Россия

На настоящих мужиках.

За них – сегодня самых главных —

Бокалы до краев налей.

За самых верных, за бесславных,

За несбежавших с кораблей!

Подводный стадион

Мечусь, как зверь, я по торпедной палубе,

Нет аппетита, и потерян сон.

Вам восемь метров показалось мало бы,

А для подводной лодки – стадион.

Подпрыгнув, повисаю на шпангоуте,

Сойдет за перекладину вполне.

В купе экспресса с год пожить попробуйте,

Тогда поймете, как на глубине.

Эх, жизнь моя – пирог с начинкой ядерной.

Я мегатонны трогаю плечом.

Лишь восемь метров в этом мире матерном,

Но гиподинамия – нипочем.

7 апреля

7 апреля^[10] – холодный норд-вест.

7 апреля – отчаянья жест.

7 апреля – огонь и вода.

7 апреля – большая беда.

7 апреля – растерзанный флот

Потери считает и горькую пьёт.

7 апреля…

И всё-таки есть

И в чёрном апреле

Нам светлая весть —

Мы вместе, а значит

Беда – не беда.

И лечит нас дружбы

Живая вода.

7 апреля – на волю всех птиц!

Сегодня мы в храмах

У древних гробниц

Друзей поминаем,

Молитву творя,

От Западной Лицы

До башен Кремля.

Пусть вечно их славят

Весна и капель.

7 апреля – святая купель!