Игнатий Александрович Белозерцев
Из глубины
Памятник поэту
Наденьте шапку на Рубцова.
Позёмка. Холодно ему!
При жизни мёрз и в бронзе снова.
Нам это видеть ни к чему!
Многопудовым истуканом
Застыл у Вологды-реки.
Не пожалели, скажем прямо,
Ему металла земляки.
До слёз знакомые приметы:
Пальтишко, шарфик, чемодан…
Но разве суть поэта в этом?
Ему был дух могучий дан!
Он знаменит не тем, что в ссоре
Крещенской ночью был убит,
Хоть правда в том, что это горе
Нас всех особенно роднит.
Не тем, чего обыкновенней,
Любил моря и корабли,
А тем, что Пушкин и Есенин
В нём продолжение нашли.
Ему бы памятник в столице!
Ему ли мёрзнуть в тишине?!
Пусть светлым отроком он мчится
На легкокрылом скакуне!
Нет многотомных сочинений,
Но есть любви волшебный дар.
Рубцов – гонимый русский гений,
Но ждёт его Тверской бульвар!
Поэзии ручьи
Туда, где мама с папой веселы,
И дни, и ночи радостно светлы,
Где в поле ржи высокой – васильки,
А омуты на речке глубоки,
Где жаворонок в вышине поёт
И бесконечен жизни хоровод,
Где мы с тобой от ветра и лучей,
А поцелуи солнца горячей.
Туда, туда, где от судьбы ключи,
Умчат меня поэзии ручьи!
Прошу друзей
Светлой памяти поэтаНиколая Рубцова.
Прошу друзей меня не помнить жертвою.
Я был поэтом и погиб бойцом!
И вам дрожать по жизни не советую.
Пугают часто нас и финкой, и свинцом…
Но без конца твердить об этом стоит ли?
Да, я бывал и пьян, и груб, и тих…
Но если вы вниманьем удостоили,
То вот мой труд, мой крест, мой путь – мой стих!
В нём всё, что знал, душой моей измерено.
Я об одном хотел бы вас просить,
Чтоб книжка не была моя затеряна,
Об остальном вы можете забыть!
Пустынник
Себя услышать – это трудно.
Приятней хором подпевать
И спать духовно беспробудно,
От телевизора – в кровать.
В лесной глуши трудился Яшин
На склоне дней, на склоне лет,
Чтоб стать поэтом настоящим.
Пути другого просто нет!
Как он – пустынник одинокий —
Пройду ли я пески Сахар,
Чтоб отыскать родник глубокий,
Как он нашел, как он искал?!
Поэт-юродивый
Хоть я без шляпы и штиблет,
Но сожалений нет.
Всегда и нищ, и гол поэт —
Юродивый поэт.
А вы дрожите за кусок
До гробовых досок.
Вот и ушли водой в песок
Талант и жизни сок.
Достаток есть, а счастья нет,
Поэты, драмы нет.
В лохмотья жалкие одет,
Но светится поэт.
В душе его затмений нет.
Пусть в рубище из бед,
Но он богаче вас, поэт —
Юродивый поэт.
Но и о вас, сомнений нет,
Увидит надпись свет:
«В душе был истинный поэт,
И прожил как поэт».
Село асфальтом тянется к парому
Село асфальтом тянется к парому.
Ещё чуть-чуть, и вот оно – шоссе!
И заживёт деревня по-другому,
По-новому, с удобствами, как все.
Такси, предприниматели, туристы,
Матрёшки, лапти, зыбки, короба…
Нальют тебе по двести и по триста.
Гостиница – старинная изба.
Божница, лавки, низкое оконце
И на стене черёмух кружева.
Влезай на печь (когда ещё придётся?!),
Жива избушка! И земля жива!
И храм у речки, это непременно,
Воссоздадут – колокола, кресты…
Всё здорово, гламурно, современно!
Но, Русь Святая, разве в этом ты?!
Как дорого обходится известность!
Повытопчут рубцовский уголок.
А он хотел, чтобы вот эту местность
«Хотя б вокзальный дым не заволок».
На речке Толшма
На речке Толшма музыка и смех.
В селе Никольском нынче День Коровы.
А я, сбежав от праздничных утех,
Пошёл гулять на улицу Рубцова.
Навстречу стадо тучное идёт,
И все бурёнки, чувствуется, рады.
Вручает губернатор каждый год
За масло вологодское награды.
В избе старинной, где сейчас музей,
Я записал, уж пусть простит корова:
– Привет, деревня, мать России всей!
Спасибо за поэзию Рубцова!
4 августа 2007 г.
Ключ к поэзии
Ключ к поэзии Есенин
Отчеканил на века —
«Отелившееся небо
Лижет красного телка…»
У Рубцова – по-другому,
Но, поверьте, тот же смысл —
Нужно просто превратиться
В «дождевой веселый свист…»
Полюби до превращенья
Поле, лес…
До возвращенья
Сам к себе из суеты.
И тогда – художник ты.
И тогда увидишь свет,
Как философ и поэт.
Великий Устюг – наш Китеж-Град
Художнику В. Н. Латынцеву
И чудный город от глаз ордынцев
Ушёл под воду, гремя в набат…
Поведал правду о том Латынцев.
Великий Устюг – наш Китеж-Град.
Не в Светлояре закат откроет
На склоне дня купола, кресты —
На русском Севере над рекою
Соборы сказочной красоты
Стоят людьми и Богом хранимы
Единым строем, за храмом храм.
Как будто витязи перед боем
Пришли помочь ослабевшим нам.
Теснят нас снова, берут измором.
Ещё чуть-чуть, и очаг потух.
Но рано каркаешь, чёрный ворон, —
Живёт, не старится русский дух.
Из недр сознанья, сквозь тьмы ордынцев
Всплываем. Громче гуди, набат!
Святую Русь воскресил Латынцев:
Великий Устюг – наш Китеж-Град.
Северных увалов Эвересты
Северных увалов Эвересты
Стерли в пыль однажды ледники.
Никому сегодня не известны
Косогоры Кипшеньги-реки.
Дом стоит у речки на угоре,
Окна в даль лесную устремя.
Вот отсюда и земля, и море
И берут начало для меня.
Ничего придумывать не надо —
Родина там на закате дня
Матерью стоит у палисада
И глядит на взрослого меня.
Мама мне однажды так сказала
(Я на горы с завистью глядел):
– Слава не в алмазных перевалах.
Пусть растут на северных увалах
Эвересты ваших добрых дел.
Саров
Здесь средоточье двух начал:
Молитв и физики законов.
Здесь Бог победой увенчал
Расчёт отважный Харитона.
Куда наука стелет гать?!
И в ад, и в рай открыты двери.
Наш ум стремится точно знать.
Душа желает страстно – верить!
Учёные не ждут даров,
Но дух присутствует незримо.
И свято верует Саров
В простую правду Серафима.
Город первой любви
Опять в душе моей цветет
Сирень в весенний час,
И камни Золотых ворот
Соединяют нас.
Горят на солнце купола
Там золотом по сини.
Прекрасны дерзкие глаза,
Прекрасен храм Софии.
В убранстве бело-голубом
Андреевская церковь
Парит, как чайка, над Днепром,
Над жизнью и над смертью.
Каштаном буйно расцвела
Владимирская горка.
Под сенью первого креста
Не первая размолвка.
Но все печали вдалеке,
В левобережье синем.
Ее рука в моей руке,
И нет ее красивей.
Вот здесь восторг любви узнал,
Непониманья муки.
Души бесценный капитал:
Те встречи, ссоры, звуки,
Прикосновения, духи,
Пожарище заката,
И песни те, и те стихи,
Любимые когда-то.
Курсантский якорь золотой
Да гюйс матросский синий.
Мечта и молодость со мной,
И нет меня счастливей!
Москвичка
Москвичка – лучшее в столице:
Красивей женщин в мире нет!
Люблю и ножки я, и лица:
Ведь мне еще не двести лет.
Когда по солнечной аллее
Богиня юная идет,
Наш древний город молодеет,
Он сам себя осознает.
Как будто вдруг больной очнулся
От летаргического сна,
Так белый лебедь встрепенулся,
Так оглушает тишина.
Сквозь гул машин и будней рокот,
Нагромождения эпох
Вдруг слышен шепот, нежный шепот
Ее изящных каблучков.
И знаю я – века летели
И созидали для того,
Чтобы вот так вот по аллее
Прошло вот это божество.
Утоли моя печали
Белый город, золотые купола.
Милый ангел, моя Марья в нём жила.
Дивный город сохранил её черты.
Из мечты дворцы и башни, из мечты!
Но без Марьюшки и в тереме тоска.
Не коснётся до плеча её рука,
Не согреет душу нежный синий взгляд,
И реку судьбы не повернуть назад.
Унесли на крыльях лето журавли.
Матерь Божья, землю снегом застели!
Белым, белым покрывалом застели.
Утоли моя печали, утоли!
Жизнь без Мрьюшки – осенняя тоска.
Не махнёт мне из окна её рука,
Не согреет душу васильковый взгляд,
И весну любви не возвратить назад.
Унесли на крыльях счастье журавли.
Душу, душу чистым снегом застели!
Белым, белым покрывалом застели.
Утоли моя печали, утоли!
Перламутровые края
Ухом раковину целую
В перламутровые уста.
К морю раковину ревную.
Пусть очнется моя мечта.
Пусть июль в изумрудной неге
На горячий песок плеснет.
Пусть волна в неумолчном беге
Ножки милой моей лизнет.
Море в раковине воскресло.
Плачет чайкой душа моя.
Шорох, шепот, загадка, песня,
Перламутровые края…
Прилуки
Не помню ярче впечатлений —
Аэропорт, июль, жара,
Монастыря фасад, деревня,
Дурман цветов, любви пора.
Тропинка тихая лежала
Над сонной Вологдой-рекой.
И вологжанка провожала
И увлекала за собой.
Гудели рядом самолеты,
Над лугом бабочки вились,
И нам открылись счастья ноты,
Над нами радуги сплелись.
Две пятки розовых мелькали,
Волос дурманила копна,
Тела объятия искали.
И поцелуй, и тишина…
Глаза, и запахи, и звуки…
И через много-много лет
Все помню. Где ж мои Прилуки?!
Все тот же луг, да радуг нет…
Лечу мечтой к святыне древней,
Хоть все давно забыть пора.
Не помню ярче впечатлений —
Прилуки, молодость, жара.
Золотая ты моя
Золотая ты моя, золотая!
Ты – берёзка на юру, на краю.
Журавли позвали вдаль, улетая.
Дай с тобой ещё чуть-чуть постою.
Ничего мне больше в мире не надо,
Всё, что в жизни я любил, – это ты.
Бог придумал дорогую награду,
Но вручил лишь у последней черты.
За метания мои и сомненья,
За мечты, за то, что жёг корабли…
Разреши прижать к груди на мгновенье
Перед тем, как растворишься вдали.
Поэзии таинственная сила
Когда и Бога нет, и царь убит,
И тьма неверия окутала полмира,
Поэзии таинственная сила
Нам заменила благодать молитв.
Держали под запретом Книгу Книг,
Но святоcть мира бережно хранила
Поэзии таинственная сила.
Да не иссякнет слов живой родник!
Вхожу смиренно в храм на склоне лет.
Тщета земного мне давно известна.
И вот учусь креститься троеперстно,
Как завещали бабушка и дед.
Храмы России
Храмы России. Кому помешали
Стражи отеческих наших гробов?!
В селах погосты без них обветшали,
Выпасом став для свиней и коров.
В детстве я взрывом разбужен был рано —
Спор философский решил динамит.
Черным, позорным, гнилым котлованом
С этого дня наш погост знаменит.
Кто-то убогий стремление к небу
Вырвал, как зуб, у округи моей.
Строили серую плоскую небыль
В поте соленом пустых трудодней.
Клуб деревянный, изба сельсовета,
Вам ли украсить луга и поля?!
Храм белоснежный, как радость рассвета,
Помнит деревня родная моя:
Каменный, стройный, красивый, высокий…
Грошик последний, поверьте, отдам
Ради того, чтоб не хлев кривобокий
Строили люди, а солнечный храм.
Чтобы в душе, на руинах в селеньях
Вместо окопов гражданской войны
Ввысь устремленные зодчих творенья
Сказкой украсили детские сны.
За доброту, терпение, участье!
То кролики, то буйволы, то львы…
Теперь вот тигр скребётся в наши двери.
От хищников чего хотите вы?!
В их доброту позвольте не поверить.
Довольно слёз и храмов на крови!
Довольно нравов каменного века!
Хочу ЭПОХУ счастья и любви!
Соскучился по Году Человека!
Полней бокалы, предлагаю тост:
«ЗА ДОБРОТУ, ТЕРПЕНИЕ, УЧАСТЬЕ!»
Ну до чего же он, по сути, прост —
Секрет от человеческого счастья!
У поэтов нет секретов
У поэтов нет секретов…
Балаболка – не поэт!
Я бы так сказал об этом:
Без секретов нет поэтов,
Без секретов слова нет!
Сочиняет, ну и что же?
От фантазий кто не пьян?
Низких истин нам дороже
Возвышающий обман!
Я верю
Говорят, на утро Он воскрес.
Может быть, придумали поэты?
Разгадала тайны всех небес
До Луны доставшая ракета…
Только, если честно, всё равно
Он вокруг, он где-то рядом с нами.
Он глядит в открытое окно
Голубыми вечности глазами.
С ним давно и мама, и отец,
Все, кто вдаль ушли, не скрипнув дверью.
Мне от них принёс привет скворец.
Верю я! Я слушаю и верю!
Фамильный город
Никогда я не был в Белозерске.
Ты меня не спрашивай о нём…
Я в стихах у Лиды Мокиевской
Встретил город, залитый огнём —
Золотом озёрного заката,
Синевой, тумана молоком…
Как кому, а мне, конечно, надо
Непременно появиться в нём.
И стучат в душе моей подковы,
И летят ко мне через века,
Как в бою на поле Куликовом,
Белозерцы главного полка.
Город – пахарь, и рыбак, и воин,
Мне в отцы назначенный судьбой.
Имени его я удостоен!
Белозерск – фамильный город мой!
Крещение
Тогда ещё в деревне Теребаево
Не взорван был у речки белый храм,
Но старый Бог, не нужным став хозяевам,
Уже ютился в избах по углам.
Меня, зимой морозною рождённого,
Крестила тайно у своих икон
Доверенная Бога «посрамлённого»
Старушка Дарья под ведёрный звон.
Летели дни ватагою студенческой,
Про коммунизм я вместе с ними пел,
Но крестик на груди моей младенческой
В начале жизни всё-таки висел.
И чую, чую – тоненькая ниточка
Из прошлого на мне не прервалась.
До Бога есть в душе моей калиточка,
Есть с предками невидимая связь.
И если спросят – где же покаяние?
Скажу им честно – не по вере жил.
Но попрошу отметить в оправдание —
Отечеству по совести служил.
За земляков
За земляков, за вас, мои друзья!
За землю, без которой нам нельзя!
За наши корни в северных лесах!
За наши храмы, наши небеса!
Туда душа стремится журавлём.
За всё, что милой Вологдой зовём!
Русский лес
Он и светел, он и тёмен,
Как душа, наш русский лес,
И укромен, и огромен,
Полон сказок и чудес.
Забушует ночью грозной
И притих дождём умыт.
То трещит зимой морозной,
То кукушкой говорит.
Полон жизни, полон света,
Он беседует со мной.
Весь пропах зимой и летом,
Земляникой и сосной.
Не один я здесь – нас двое,
Кто-то смотрит на меня —
Промелькнёт в тенистой хвое,
Зашуршит в траве у пня.
Что там бор смолистый прячет?
Кто скрывается во тьму?
Кто там жалобно так плачет?
Не известно никому!
Моему поколению
За что любить нас нашим молодым,
Как мы отцов-фронтовиков любили?
За то, что мы Россию развалили?
Ни армию, ни флот не сохранили?
Развеяли величие, как дым?
Мы – сыновья, предавшие отцов,
Солдаты, позабывшие присягу.
Вперёд ни шагу, и назад ни шагу.
Глупцы и трусы, племя подлецов!
На кладбище, смятением объят,
Завидую отцовскому покою.
Нас даже там – за гробовой доскою —
Потомки за измену не простят!
На паперти
Светлой памяти А. П. Попова.
Во мне однажды лопнуло терпение,
Меня, как флот, сорвало с якорей.
И я шагнул в иное измерение,
Где нет земных законов и царей.
Пусть рожа, как чугун, сегодня грязная.
В лохмотьях я, но нет душевных мук.
Помойка не такая уж заразная,
Поверьте мне – поклоннику наук.
На самом дне, в убогом окружении
Я завершу свой по планете путь.
Но знаю: Бог, Он в нашем измерении —
Не кинуть, не убить, не обмануть!
На паперть босиком иду, как водится,
Приму плевки и деньги без обид.
И пропою о том, что Богородица
За Ирода молиться не велит.
С мечтой о счастье, мире, плодородии,
С толпой убогих, нищих и калек,
Россия, Русь – святая моя Родина,
Твой сын вползает в XXI век.
Была бы любовь
Кто весел, друзья, тот уже не бедняк.
– Твой смех без причины, – кричат, – дурачина!
В котомке сухарь, и того половина…
– Нас Вера питает, а деньги – пустяк!
Кто весел, друзья, тот уже не бедняк.
А солнце, а лес, да друзья, да свобода…
Нам впрочем по нраву любая погода.
– Была бы Надежда, а дождик – пустяк!
Кто весел, друзья, тот уже не бедняк.
Бедняк по подвалам над золотом чахнет,
Трясётся, не спит, подозрительно пахнет.
– Жила бы Любовь, остальное – пустяк!
Лермонтов
Он не был «лишним человеком» —
Активный, любящий, живой.
Поэт, художник – вровень с веком.
Гусар, боец, готовый в бой!
Извечна гения загадка.
Когда успел он повзрослеть?
Как смог в теченье жизни краткой
Так много сделать, думать, сметь?
Набух грозой Бешту двуглавый.
Забыть скорее глупый спор
Спешит поэт – любимец славы,
А не трагедией кровавой
Смутить покой любимых гор.
Нет, он не Демон, не Печорин.
Ему победа не грозит.
Как день, однако, этот чёрен,
Как речка Чёрная… Убит!
Завет
Довольно смут и распрей, россияне!
Не дрогнет стяг Московского кремля.
Наш общий дом мы обустроим сами.
Посевов добрых заждалась земля.
Довольно по селеньям рушить храмы
И памятники древние вождям.
И да пребудет мудрость предков с нами!
И да поможет возродиться нам!
Пусть счастье жить, богатство и свободу
В стране надёжно защитит закон.
И пусть над каждым именем народа
Господствует в России только он!
Свою страну от края и до края
Мы превратим в один цветущий сад.
Мы, никому мечом не угрожая,
Свои полки выводим на парад.
Завет душа народа сохранила,
Ему сегодня гимнами греметь:
«Сплочённая Россия – это сила,
Которой никому не одолеть!»
Постоим же за Россию!
Нам не мечтать, друзья, о тишине —
Стреляют. На войне как на войне!
Слова, как пули, фильмы, как фугас.
И только правда выручает нас.
Идёт война. Жестокая война!
В сетях паучьих корчится страна.
Эфир и пресса – тот же Сталинград.
Так постоим же за Россию, брат!
Прицельной ложью срежет наповал
В газете перекупленной подвал.
И подлецом состряпанный сюжет
Покажет всем, чего в помине нет.
Сегодня мы в ответе за страну.
И потому – забудем тишину.
Пока бесчинствуют газеты и эфир,
Для нас, клянёмся, не наступит мир!
Мы победим паучий произвол,
Мы в гроб ему загоним крепкий кол.
Не устрашат ни пули, ни фугас,
Ведь солнце правды согревает нас!
Взгляд подросших сыновей
Как тяжело и с каждым днем труднее
Глядеть в глаза и жен, и дочерей.
Но нет на свете ничего больнее,
Чем злой укор подросших сыновей.
Потерян Крым, гниют ракетоносцы,
«Варяг» за деньги на иголки сдан,
Но не спешат в объятья крестоносцы
На братский зов наивных россиян.
Забиты окна в Балтике и в Черном.
О, Петр Великий, слышишь ли, ответь?!
Доколе нам в бездействии позорном
Бесчинства разрушителей терпеть?
Стоят станки, сиротствует наука,
С Чечни идет войны девятый вал.
Прижми, жена, к груди покрепче внука:
Сын в Грозном до черты не добежал.
Мы все давно у судей на примете.
Мы обманули, предали детей.
Нет ничего позорнее на свете,
Чем прятаться за спины сыновей.
Ребята, я навеки не в запасе.
Я с вами, я на смертном рубеже.
Простите, слаб. Простите, бой опасен.
Но я поднялся, я бегу уже.
Россия знала времена ужасней.
Но правда в том, что не было подлей.
И нет на свете ничего прекрасней,
Чем строгий взгляд подросших сыновей.
Дума
Думу думает Дума умная,
О Россиюшке льётся речь.
Да Россиюшку Думе умной той
От лихой беды не сберечь.
Понадеялась мысль боярская,
Что заморский гость подсобит.
Да сгущается тьма татарская,
Злое времечко в дверь стучит.
Понахлынули злые вороги
Дань великую собирать.
Жизни русские им не дороги,
Им на край святой наплевать.
Дочерей моих увели в полон,
На чужбинушке горьки слёзы льют.
Сыновья мои, позабыв про сон,
На грабителей горды спины гнут.
Стон кругом стоит, кружат вороны.
Губит силушку мор и глад.
Но на честный бой против ворога
Слать дружинушку не хотят.
Где наш светлый князь —
Добрый батюшко?
От боярских Дум что нам ждать?
Где отыщется вольно полюшко,
Чтобы горюшку битву дать?
