Игнатий Александрович Белозерцев
Из глубины
Реквием экипажу
Спите, родимые братья,
Прерван намеченный курс.
Держит пучина в объятьях
Смертною хваткою «Курск».
Милых друзей силуэты
Вот уже в небе плывут,
В рамках желтеют портреты,
Мамы стареют и ждут.
Грозная тень субмарины
Мрачной легендой скользит
Там, где полярные льдины,
Там, где холодный гранит.
Спите, родимые братья.
В вечность уходит ваш след.
Множит Россия распятья
Смутных, безжалостных лет.
На океанском направлении
Кому-то война показалась холодной!
Меня же по-прежнему жжёт.
Бывало нам жарко на лодках подводных,
Но выстоял Северный флот!
На битву дивизия шла, не иначе.
Поход боевой не парад.
Подводные лодки с наукой в придачу
Атлантику брали в обхват.
Затем, чтоб найти для Генштаба России
Ответ на труднейший вопрос:
Какие у НАТО подводные силы
Ушли в океаны на пост.
– Их ПЛАРБы-убийцы в глубинах укрыты.
Ребята, найдите ответ.
У каждого «Джорджа» в обойму забиты
Шестнадцать смертельных ракет.
Одна за другой покидали подлодки
Причалы в назначенный час.
– Попутного ветра! – в прощанье коротком,
И молится берег за нас.
От базы «гребёнкой» мы чешем глубины.
От полюса рвёмся на юг.
На связи подводной идут субмарины.
Поможет испытанный друг.
Норвежский Норд Кап и норвежский Медвежий.
А дальше – арктический лёд.
Немалые силы с чужих побережий
Готовы испортить поход.
Форсировать скрытно вначале должны мы
Былые ошибки и ПЛО.[12]
Ведь скрытность подводнику необходима,
Как лётчику в небе крыло.
Крадёмся чуть слышно, в ладошку чихая,
Под транспортом «сидя» не раз.
Не слышит охрана, и мы ускользаем.
Ищи у Америки нас!
В отсеках без солнца, без неба работа,
Как бой за победу, идёт.
Теряет сознанье, не выдержал кто-то.
В турбинке[13] металл обожжёт.
Меняя глубины, частоты и курсы,
Дивизия движется вниз.
Твердит без конца, как кукушка, акустик,
Что мир наш просторен и чист.
Дельфины кричат, стаи рыб догоняя,
И снова вокруг тишина.
Но в чёрных глубинах, планету пугая,
Незримо ведётся война.
Когда сквозь привычные шорохи моря
Пробьются чужие шумы,
Очнётся в отсеках грамматика боя.
Мы слушаем пульс глубины.
Следить незаметно удастся недолго.
Урановый Молох не спит!
Вот цель заметалась, как зверь под двустволкой,
И прямо навстречу летит.
Лишь чудо спасает корабль от удара.
Сквозь корпус мы слышим уже!
Турбины визжат под давлением пара
На самом крутом вираже.
Пошла на отрыв. Мы их тактику знаем.
Держать бы подольше, но как?
Зигзагами рыщем, в подскоке ныряем
И всё же потерян контакт.
Но сделано дело – мы знаем районы,
Откуда готовят удар.
Вдали запоздало гудят «Орионы»[14],
И ждёт перископы радар.
В подводных дуэлях всё те же барьеры.
Спасут тренировка и глаз!
Ломаются рёбра, носы и карьеры…
Сегодня удача за нас!
Как прежде, встречает героев Рыбачий.
Над Западной Лицей снега.
Нам не было большей в походе удачи,
Чем снова вернуться сюда!
Поверьте – война не бывает холодной!
Идёт на секунды отсчёт.
Бывало нам жарко на лодках подводных,
Но выстоял Северный флот!
Хозяева глубин
Ветеранам 33 дивизии атомныхподводных лодок Северного флота.
Мы сделали хорошую работу.
Всё получилось, всё сбылось, но тех,
Замысливших в Москве перевороты,
Уже совсем не радовал успех.
Не нужен он иудам и сегодня,
Им не нужна великая страна.
Уткнись в корыто, жуй и будь свободен,
А то заладил: космос, глубина…
Мы не торгуем верностью и верой!
В легендах и преданиях всплывёт
И будет в поколениях примером
Наш доблестно исполненный поход.
Пять субмарин из лучшей в мире стали
Двух океанов вскрыли глубину…
Да, лишь теперь мы с грустью осознали —
Какую потеряли мы страну!
Но слава вам: Смелков, Муратов, Клюев,
Попков и Аликов – хозяева глубин!
Узнай, народ, подводников-героев
И памятник поставь на всех один.
Победы памятник! Чтоб вся планета знала,
Что русские умеют побеждать!
Довольно нам разрухой и развалом
Пугать людей и предков дух смущать.
Победы памятник! Ростральную колонну
С ошмётками от ПЛАРБов и от ПЛАРК,
Поверженных в дуэлях и погонях,
С их планами несбывшихся атак.
Пусть вспомнит мир при имени Шевченко
Великого не только кобзаря,
Но и подводника от Бога —
Человека, водившего дивизию в моря.
Нарком Кузнецов
В заснеженных сопок скупом интерьере
На рейде стоит «Адмирал Кузнецов».
Призывом отважным сквозь годы и мели
Я дух потревожил любимца отцов.
– Товарищ нарком, мы опять накануне,
В предчувствиях мрачных томится народ.
Ваш опыт бесценный, как водится, втуне,
А судьбы вершит подозрительный сброд.
Кровавые пальцы на шее сомкнуты,
Стоят «Томагавки» у сердца в упор.
А нам будут петь до последней минуты,
Что всюду друзья и что есть договор…
Беда за бедой и в войсках, и на флоте.
Бессильны спасатели и доктора.
Отважные соколы гибнут в полёте,
И тонут у пирсов без бомб крейсера.
Закрыли повсюду Иванам дорогу.
Опять под бичом до Урала беги?!
Товарищ нарком, объявите тревогу,
Чтоб нас, безоружных, не смяли враги.
И вижу – звезда семафорит на рейде
(Давно рассекречен наркомовский код):
«Дошлите патроны, ракеты проверьте.
Сегодня секунды решают исход».
Как Оля Диме
За эту грань живым дороги нет,
Песком и илом там забиты глотки.
За комингсом у гибнущей подлодки
Кончаются и тот, и этот свет.
Когда вода корёжила металл
И ужас заполнял людские души,
Он не дрожал – боролся, верил, слушал,
А под конец любимой написал:
«Родная, здесь беда, но я борюсь.
Отсек оглох от жуткой канонады.
Прошу тебя, не унывай, не надо,
На случай если все же не вернусь».
Он победил и мрак, и боль, и страх,
Он бездне и не думал покоряться.
Таких вот силы темные боятся.
Вот так за веру гибнут на кострах.
И мне для счастья нужно лишь одно,
Но это уж, как вдох, необходимо:
Шепни, любовь, шепни, как Оля Диме,
Что будешь ждать – и не удержит дно!
Прощайте, Западная Лица!
Прощайте, Западная Лица!
Пусть над котельной вьётся дым.
А мне позвольте удалиться,
Всё завещаю молодым:
Подлодки, базу, море, скалы,
Квартиру, школу, ДОФ, бассейн,
Походы, бури, ветры, шквалы,
Штыки на Печенгском шоссе.
Ещё газету, где впервые
Мои печатали стихи.
Они свидетели живые
Серьёзных дел и чепухи.
Со мной уедет только память
Тревожных, славных, смутных лет
Да серый плоский кольский камень —
Капусте гнёта лучше нет.
Мои тревоги отзвенели.
Вам флаг Андреевский нести.
Как говорится, честь имеем!
За сим расстанемся, прости!
Подводники – народ особый
Подводники – народ особый.
Я убедился в том вполне.
Нужны стальные нервы, чтобы
Нам уцелеть на глубине.
Чтоб от звонков не просыпаться,
От ревунов не умереть,
Обеда с воблою дождаться
И от вина не осоветь.
Чтоб не набить о люки шишку,
Чтобы на вахте не уснуть,
Чтоб под рукой была мартышка,[15]
Когда рукою не свернуть…
Чтоб с ПДУ не расставаться,[16]
Дозиметр свой не потерять.
Старпома чтобы не пугаться,
Когда он вспомнит чью-то мать…
Чтоб в возвращенья час заветный
Не сбила с ног тебя молва,
Когда колышутся под ветром
У пирса юбки и трава.
По Кольскому краю
Дорогой по Кольскому краю,
По самому краю земли
Я в добрую осень въезжаю,
Тревоги оставив вдали.
От храма Бориса и Глеба
У Никеля путь на восток.
Просторно осеннее небо,
Прозрачен и шумен поток.
В Титовке и в Западной Лице
Вода на порогах бурлит,
В долинах нектаром струится,
Целуя утесов гранит.
В заливах российского Норда
Качается Северный флот.
Дорога к подлодкам и фортам
От Печенгской трассы идет.
Там Нерпичья, Ура и Пала,
Кувшинка и Сайда-губа…
Немало меня потрепала
По этим фиордам судьба.
На этих развилках в метели
Я мерз, добираясь домой.
Достоинства черной шинели
Своей проверяя спиной.
И все же горжусь, что подводник,
Что юность прошла моя тут.
Храни их, Никола-угодник,
Всех тех, что под воду идут.
Рыбачий, в туманы и в бури
Их добрым лучом помани.
И в сопках на Муста Тунтури,
Военное эхо, усни!
Свои забываешь невзгоды,
Как только подумаешь вдруг
О тех, кто в военные годы
Страдал от морозов и вьюг.
Стоят вдоль шоссе обелиски.
Штыки из былого торчат.
Знамена склоняются низко.
Угрюмые скалы молчат.
Безлюдное мчится пространство,
Бездонные чаши озер,
Лесов золотое убранство
На склонах причудливых гор.
Открылась огней панорама.
Как Мурманск вечерний красив!
Сияют проспекты, реклама,
Горит разноцветьем залив.
Жемчужина Кольского края
Прекрасна при свете огней.
Как будто бы манит, сверкая,
Гора драгоценных камней.
Въезжаю я в древнюю Колу.
И город, и Кола-река —
Поморы крутого посола.
И церковь здесь помнит века.
Вот только Тулома пошире,
Но что уж поделаешь тут?
Как предки в веках порешили,
Так Кольским наш край и зовут.
Еще одно милое слово —
Воздушный вокзал Мурмаши.
И вот уже рифма готова —
Разбег для крылатых машин.
Напрасно цветет стюардесса,
Меня не заманишь в полет.
Милее дорога у леса
Среди заполярных красот.
Немало чудес пролетело
Под тем торопливым крылом.
Куда я спешил ошалело?
Гораздо милей за рулем.
Устал, отдохните, колеса.
Где хочешь, с дороги сверну.
Рыбалка, палатка у плеса…
Вот так бы объехать страну.
Лопарская, Тайбола, Кица,
Пул-озеро, Монче-гора…
К земной красоте причаститься,
На Землю спуститься пора.
От тесных отсеков, приборов,
От смрада плохих новостей,
От длинных пустых разговоров,
Придуманных драм и страстей.
Лавозеро, Ревда, Высокий,
И вас в своем сердце храню.
И «Чум» – ресторан одинокий,
Где славят саамов меню.
В Оленьей сестра моя Злата
У озера Пермус живет,
Грибами, брусникой богата
И в гости давно меня ждет.
Мне любы седые Хибины,
И Имандры светлая даль,
И ягодной тундры трясины,
И серого неба печаль.
Я древнюю книгу листаю
Под тихую музыку шин,
В дороге по Кольскому краю
С простором один на один.
Вот и прошла, отшумела штормами моя одиссея
Вот и прошла, отшумела штормами моя одиссея.
В древней столице России я бросил свои якоря,
В доме высотном живу на углу шумных улиц московских,
Мир озираю, как птица в гнезде, с высоты десяти этажей.
Мчатся машины внизу, словно в горном ущелье река,
И облака проплывают над крышами джунглей бетонных.
Вечно гудящий, чадящий, огромный и суетный город,
Ветром каким здесь наполнишь усталой души паруса?!
Только поэзия светом волшебным разбудит мне память,
Словно солёные брызги морей оросят вдруг лицо,
Или в далёкой избушке лесной запоют за окошком
Светлой печалью о детстве моем проливные дожди…
Могильщик
Заступник флота – адмирал —
Стоял в высоком кабинете,
Он за морскую мощь в ответе,
Не страшен с ним девятый вал.
В окне – привычные картины,
Его судьба – подводный флот,
У субмарин лоснятся спины,
Через залив буксир идет.
Он выступал за сокращенье,
Он добивался перемен,
Подводной службы улучшенья…
Душа не выдала измен.
Флот, погибая, не сдавался.
На дно под флагом гордым шли.
Матрос слезами обливался,
Свои взрывая корабли.
Но, как ненужную скотину,
Сегодня губим крейсера.
За ноздри и – под гильотину,
Как будто войн прошла пора…
В который раз в двадцатом веке!
Опять все снова начинать?!
И вот сломалось в человеке —
Теперь его не удержать…
Цусима! Флота больше нет!
И, все предвидя в полной мере,
Он вынимает пистолет
И ставит точку на карьере.
Могильщик флота – адмирал —
Упал в высоком кабинете.
Свистит над бухтой злобный ветер,
И рушит все девятый вал.
Победившие смерть
Памяти экипажаподводной лодки «Комсомолец».
Поминальным крестом над судьбою моей
Монумент вознесён у полярных морей.
По гранитной плите, пофамильно, подряд
Вспоминаю друзей нестареющих взгляд:
Девятнадцать в гробах проводили домой,
Двадцать три океанской накрыты волной.
И седьмого апреля в трагический час
Завывают гудки в гарнизоне у нас.
Отсвистели метели, капели стучат
Не для тех, кто в бронзе звенящей распят.
Безутешен отец, понимал бы – в войну…
Со слезами цветы – на волну, в глубину.
Равнодушно волна принимает венки,
Ледяна вода, и ветра не легки…
Лишь на гребне волны смельчаков узнают —
Победим, доживём, о «Варяге» поют…
На посту, на плоту, до последних минут
У беды на краю не сдаются – поют!
Голоси же, сирена! Раздайся, салют!
Победившие смерть никогда не умрут:
И в делах, и в мечтах сыновей и друзей,
И в груди материнской России моей.
На причале разлуки
На причале разлуки
Только ветер и даль.
Опускаются руки,
Обнимает печаль.
Здесь тоска валунами
И угрюмый прибой,
Здесь шторма между нами,
Между мной и тобой.
Вот и кончились сборы —
Суета, маета,
Наши вечные ссоры —
Все не то, да не так.
Гаснут краски и звуки,
Глухота, немота.
На причале разлуки —
Пустота, пустота.
Лишь тоска валунами
Да угрюмый прибой.
Океан между нами —
Между мной и тобой.
Выпускникам
Распахнута клетка, летите, летите!
Всё ваше – земля и лазурная даль.
Мы плачем, ребята, вы нас извините.
В разлуке всегда и слеза, и печаль.
Ведь в жизни не только успех да удача.
Вас ждут испытанья, утраты, борьба.
Но верим, с ответом сойдётся задача,
Примерный наш «В», непутёвый наш «А».
Осталось внизу всё, чем с детства вы жили:
Подводные лодки, морской гарнизон.
Где сопки седые, озёра большие
И зелень фиорда, как радостный сон.
А горстка домов у черты океана
И есть Заозёрск – родовое гнездо.
Летите, летите, не поздно, не рано —
В дорогу пора, ваше время пришло.
Останутся с вами до смертного часа
И трели звонка, и друзей голоса,
Мечта о любви из соседнего класса
И вслед устремлённые мамы глаза.
В прощальном полёте над Западной Лицей
Качните своим благодарным крылом.
К высотам смелее, мы будем гордиться.
Но, что б ни случилось, мы любим и ждём.
Распахнута клетка, летите, летите!
Мы радости слёзы украдкой смахнём.
Вы только в душе навсегда сберегите
Всё то, что мы Родиной милой зовём.
Мы «мама» лепечем впервые…
Мы «мама» лепечем впервые,
Едва приоткрыли глаза.
И маму зовут чуть живые
В смертельной тоске голоса.
На том ли, на этом ли свете
Тревожатся мамы о нас,
Являясь в молитве, в примете,
В подсказке в трагический час.
И я, как и в детстве бывало,
Когда оборвётся в груди,
Родимую вспомнил сначала.
Надёжнее SOS не найти!
В отсеке хрипел еле-еле,
Но принят сигнал мой живой.
Душа ещё держится в теле,
Пока это слово со мной.
И с жизнью не кончены счёты.
Я верил, спасенье придёт:
Сквозь лёд, на любые широты
Подводная лодка всплывёт.
Победой обрадовал маму.
И кончился тягостный сон.
Хоть нежную ей телеграмму
Не скоро вручил почтальон.
Василий, запиши меня в ЛИТО
Василий, запиши меня в ЛИТО!
Авось не догадается никто,
Что я в Москве досуги провожу.
По сути, я по-прежнему служу.
Как ты, да не сразит тебя цинга,
Люблю я флот, и чистые снега,
И край, где речка Западная Лица,
Как я, в моря студёные стремится.
Я навсегда прописан там душой.
Хоть прок от той прописки небольшой —
На континенте знать не знают флот,
И прав для въезда в город не даёт…
Но всё равно ещё разок охота
Взглянуть на мир с вершины Бегемота.
Я с Леной Лугинец ещё спою
Про молодость ушедшую мою.
Нам подпоёт Ромэо Кванчиани,
И Низин подыграет на баяне.
Ах, Лена Грабовенко, я молчу,
Поцеловать Вас за стихи хочу.
Всем руку жму вам. Вот хороший знак —
Причалил к музам Алексей Буглак.
Ничто не позабыто и никто!
Василий, запиши меня в ЛИТО!
Эх, получить бы направление…
Эх, получить бы направление
На избавленье от годов.
Уж проявил бы я терпение.
Уж я за этим направлением
И годы выстоять готов.
Меня б спасли врачи военные,
Обрезав раз и навсегда
Года больные, злые, вредные,
Осточертелые года.
Где юность горечью приправлена,
Полынным ветром дальних стран.
Любовь изменами отравлена,
Тоской измерен океан.
Да улететь бы в Теребаево —
Деревню в северной глуши.
Там, где Чар-озеро, Бабаево,
Великий Устюг, Караваево,
Никольск, Блудново, Вырыпаево…
Ты там ищи меня свищи.
Возникла там моя фамилия,
Там тихий город Белозерск,
На Белом озере – идиллия.
Там есть ещё дремучий лес.
В нём ёлки древние, косматые
И заповедник тишины.
Лишь утром певчие пернатые
Разбудят ласковые сны.
Друзья мои, стихи, спасибо, что случились
Друзья мои, стихи, спасибо, что случились,
Украсив жизнь мою в безрадостные дни.
И пусть не знают вас читатели России,
Я верю, что не век томиться вам в пыли.
На мусорном дворе какой-нибудь мальчишка,
Листая у костра редакционный хлам,
Прочтёт однажды стих о Полюсе, о мишках,
Помедлив жечь листы, и улыбнётся вам!
Других вам перспектив, увы, не обещаю.
Обложкой дорогой не вам украсить мир.
Но знаю я, что там, где жизнь идёт по краю, —
В отсеке, под водой прочтёт вас командир.
Простите, ни продать, ни петь вас не умею.
Довольно и того, что разослал друзьям.
Идите дальше в жизнь дорогою своею:
На свет из глубины – не к полкам, а к сердцам.
Как много нас – играющих в слова
Как много нас – играющих в слова!
Поэтов же, известно, единицы.
На целый век – один, от силы два,
В чьём творчестве эпоха отразится.
Они по центру и побед, и бед.
Они искусству служит беззаветно,
И звание высокое поэт
В России обретают лишь посмертно.
В любом столетье судьбы не легки
Причисленных к великому сословью.
Поэзией становятся стихи,
Когда их пишут собственною кровью.
Пути другого не было и нет,
Но он придёт, он явится – Поэт!
Поэтов узнают по чудесам
Играть в слова – не значит быть поэтом.
Поэтов узнают по чудесам.
Зажги снега и опьяни рассветом,
Дай воздуха забытым парусам.
Бренчи на струнах ямба и хорея
Иль просто чушь задорную неси,
Но так, чтоб сердце торкнулось сильнее,
Для жизни новой душу воскреси.
Чтобы она царевною из сказки
От слов очнулась, полная мечты.
Чтоб заиграли радостные краски.
Тогда поэт, тогда художник ты.
За полёт души
Я видел бабочку у пламени свечи.
Напрасны доводы. Любуйся и молчи.
Вот наша участь: до скончанья лет
Поэты – бабочки, летящие на свет.
Не с теми мы, кто в темноте, в тиши.
Полней бокалы. За полёт души!
Явись!
В годину тяжких испытаний,
Испепеляющих сердца,
Являл господь Руси певца,
И утихала боль страданий.
Полки славянские разбиты.
Плач Ярославны на стене
Понятен болью всей стране,
И с половцами будут квиты.
Мамай с ордою свирепеет,
Но Сергий льет молитвы свет,
И выезжает Пересвет
На бой открытый с Челубеем.
Кровавой распре нет предела,
Но пел Есенин на Руси:
«О душу, Господи, спаси!»
И темная душа светлела.
И танками растерзана
Была моя страна,
Но пела Русь свободная,
И «ярость благородная
Вскипала, как волна».
От боли – чувства на защелку,
Но всходит Дудина звезда,
И соловей его тогда
В кустах сиреневых защелкал.
Недавние года летели,
Пора застоем названа,
Но пела песни вся страна,
Я подтверждаю, пели, пели!
Проблемы с водкой и сырами,
В очередях, как в страшном сне,
Но слышен Вознесенский: «Не
Троньте музыку руками!»
Водой живительной в пустыне
Для душ поэзия была,
И в лихолетия цвела
Цветком пленительным, а ныне?
И глух, и скучен финиш века.
Кричат и теле, и кино,
И диски лазерные, но —
Все меньше, меньше Человека.
И я, несчастье видя это,
К светилам руки заломя,
Молю: «О, Русская земля!
Яви, яви скорей поэта!»
Пустынным зноем дышит высь.
Мамона властвует умами.
Скудеет дух, тускнеет пламя.
И я шепчу: «Явись! Явись!
Как солнце Пушкина взошло
В террора годы роковые,
Так ты с униженной России
Сними молчания клеймо!»
