Игнатий Александрович Белозерцев
Из глубины
Под северным сиянием
Сияньем украсил космический ветер,
Как флагами, сумрак арктических вод.
Фарватером славы минувших столетий
Мечта молодая уводит в поход.
На Севере диком подводные лодки
Под флагом Андреевским мальчиков ждут.
Наступит пора, и друзья-одногодки
В поход субмарины свои поведут.
Не свалят их с ног ни мороз, ни метели,
Пусть стынут в шинелях на шалом ветру,
Не любят газеты, тылы канителят —
В строю экипажи стоят поутру.
В их душах живут канониры «Варяга».
Отбой, как и прежде, трубить не пора.
В смертельном бою не изменит отвага.
На стеньгах трепещут штандарты Петра.
Органом поет здесь космический ветер
На трубах пророчеств потомков слова:
«Есть флот у России. Он юн, трехсотлетний!»
В гранитных фиордах надежда жива.
Судьбы причал
Над заполярным городом
метель, пурга.
Зима его укутала в снега,
в снега.
И солнце, самоцветами
меня маня,
Не заиграет радостно
всполохом дня.
В ночи незамерзающий
парит залив.
Здесь теплое течение,
большой прилив.
В воде китами черными
подводный флот.
Меня под флаг Андреевский
подлодка ждет.
А по утрам над сопками
темным-темно.
Шальные ветры ломятся
всю ночь в окно.
Как будто в синей глубине,
где мрак и тьма,
В метели погруженные
стоят дома.
Я рос под Вологдой в лесах,
а нынче здесь.
Ведь есть Россия и во льдах,
и в тундре есть.
Я полюбил ее моря
и ветры скал,
Другого счастья не ищу
и не искал.
Норд-вест хмельные песни пел,
корабль качал.
Широты северных морей —
судьбы причал.
Простите, сыновья
Простите, сыновья, мы трудные дороги
Сегодня вам в наследство отдаём.
Вам на парадах щеголять не многим,
Но поголовно быть крещёными огнём.
На кораблях стареющего флота
И на фронтах, как прежде, – горячо.
Отечества тревоги и заботы
С погонами ложатся на плечо.
Спасибо за старанье и терпенье,
Что всем кликушам и соблазнам вопреки
Вы на героев держите равненье,
Что твёрдо шаг чеканят моряки.
Служите честно. Мы гордимся вами.
Пусть ордена украсят вашу грудь.
Андреевские флаги над волнами.
И впереди есть только славный путь!
Первопроходцы
Экипажу первой советской атомной подводной лодки «Ленинский комсомол» (К-3) посвящается.
Реактор ядерный освоен.
Раздвинем льды – приказ отдай.
Не всех дождется мать героев,
Впервые вышедших за край.
Теперь К-3 легендой стала.
Над Лицей Западной скала
От тайн доверенных устала.
Она свидетелем была,
Как обожженные тела
Закрыла братская могила,
Как потрясенная страна
Первопроходцев хоронила.
А вы ходили в неизвестность?
А вы летали на Луну?
Или хотя бы ночью лесом
Прошли к соседнему селу.
Когда гудит и стонет лес.
И мрак. И бледная фигура
Возникла у проклятых мест,
Аж дыбом встала шевелюра…
Пожар во льдах – не призрак бледный —
В отсеках тесных бушевал.
И все же их восторг победный
Впервые с Полюса звучал.
Они с Гагариным в обнимку
На фотографии стоят.
В музее нет ценнее снимков —
Они о многом говорят.
В любви и в службе —
Честь и честность.
И только так идут в мечту.
И отступает неизвестность,
Но лишь на шаг, не на версту.
Другим торить пути-дороги,
Другим – на Марс, другим – под лед…
Быть первыми – удел немногих.
Душа их подвигом живет.
За флот!
Я глотку водкой
снова обожгу.
Нет для души
воды святее водки,
Когда она
скулит на берегу
По морякам
с потерянной подлодки.
И пусть на миг
отпустит эта боль.
Мне с ней дышать
сегодня очень сложно.
Судьба вот-вот
замрёт на цифре ноль.
И сдвинуть стрелки
будет невозможно.
Как там – на дне,
в отсеках, под водой,
Где спят часы,
затянутые тиной…
Встряхнём пружину!
Рано на покой!
За флот! За Русь!
И чтоб ни капли мимо!
Аварийная тревога
Аварийная тревога
помянуть заставит Бога.
На подлодке от беды
затаится некуды.
Ни лесочка, ни пенёчка,
ни куста, ни бугорочка.
Где горит? Куда бежать?
Не поймёшь, едрёна мать!
А пока сообразишь,
захлебнёшься и сгоришь.
Вся надежда, коль беда,
на Центральный и ИДА.
Дал турбине полный ход,
руль на всплытие, и вот —
Вылетаешь из глубин,
как испуганный дельфин.
Люк отдрай, кури, дыши.
Ждите папу, малыши.
В точке всплытья сухогруз
Раскололся, как арбуз…
Кричала чайка
Чайка на закате дня кричала,
Проносясь над домиком моим.
Всё звала от дачного причала
В те края, где был я молодым.
Оживив мне в сердце шум прибоя,
Будто звуков не было милей…
Чайка, чайка, что это такое!?
Даже в Подмосковье шум морей!
Море подводника
Н. Г. Иванову
Спасибо за парус, за волны, брат,
Но море подводника – чёрный квадрат.
За рамой – бездна без крышки, без дна,
Стена загадок, воды стена.
Темень кромешная ночью и днём,
И в ней мы движемся, в ней мы живём.
Ни волн, ни ветра, ни парусов…
Море – романтика голосов:
Скатов, крабов, дельфинов, акул…
Да вой торпед да реакторов гул,
Шумы винтов да визги турбин,
Громы тревог да шорохи льдин…
Море – работа, тяжёлый труд.
Море не любят – морем живут.
Конечно, парус – красиво, брат,
Но море моё – это чёрный квадрат!
В Лице все родные лица
В Лице лица сплошь знакомы.
Гарнизон подводный здесь
К скалам северным прикован
И знаком до боли весь.
Жить давно пора южнее,
Но нигде нас так не ждут,
Бывших мичманов, каплеев
Держит северный уют.
Прочен корпус, но прочнее
Дружба искренних мужчин.
Эта дружба посильнее
Политических причин.
Улыбается прохожий —
Двадцать лет, не как-нибудь,
Носом к носу с ним я прожил.
Он – подводник, в этом суть!
В автономках мы мечтали
О рыбалках, о весне,
В Беларусь к нему летали,
Мчались в Вологду ко мне.
И увижу, знаю точно,
В выходной погожий день
Многих жителей заочных
Городов и деревень.
Это кто усы развесил?
Обнимаю: «Жив, хохол!
Что-то нынче ты не весел.
Обижает слабый пол?»
Есть грузины, молдаване,
Дагестанцы, латыши…
Клясть судьбу свою не станем,
На делёж не поспешим.
Предки наши завещали:
В дружбе сила и успех.
Всем под солнцем места хватит,
Мать-Россия примет всех.
В Лице – все родные лица,
Братство истинных мужчин.
Нам кичиться не годится,
И Союз наш возродится,
Нет для ссор у нас причин.
Борису Орлову
Является мысль о последнем параде?
К чему нам вселенская грусть?
Поэтов морских собери в Ленинграде —
По первому зову явлюсь.
Пройдём по Кронштадту хозяйской походкой,
Заглянем в знакомый кабак,
Где юность помянем стихами и водкой,
Конечно, споём об усталой подлодке,
Про наш негасимый маяк…
А после, разгула стряхнув атмосферу,
Один за другим, чередой
Расскажем о людях, красивых и смелых,
В пилотках и с красной звездой.
Атомная Лица
К 50-летию 1-ой Флотилииатомных подводных лодок Северного флота.
Город воинской славы
Непрославленный есть.
Там столица подплава,
Наша доблесть и честь.
Охраняют Россию
В Заполярье от бед
Крейсеров его сила,
Мегатонны ракет.
Там война грохотала,
Там враги не прошли,
Там в гранитные скалы
Этажи проросли.
Будем вечно гордиться,
Город-воин, тобой —
Нашей Атомной Лицей,
Океанской судьбой!
Спасибо, Владивосток!
Море – за горизонт дорога!
Юности флотской полный глоток
Был здесь и сделан
Из Золотого Рога.
Спасибо, Владивосток!
26.02.2011 г.
У картины
Пусть кто-то скажет: «Краски сгущены»,
По мне так этих красок нет милее!
Непосвящённым, верю, не видны —
Ни корабли, ни листопад в аллее…
За мысом слева скрыт Североморск.
А остров в центре – это остров Сальный,
Его с другим не спутает матрос!
Мечтали мы о нём в походе дальнем.
Начертан в сердце контур синих гор.
Зовёт фарватер Кольского залива.
И манит тундры сказочный узор,
Написанный и страстно, и правдиво!
Честь по-вологодски
Памятиадмирала флота Советского СоюзаН. Г. Кузнецова
Он не рычал, как лев, срывая спесь,
Не щёлкал каблуком в манере готской,
Но будет навсегда понятье честь
Звучать на диалекте вологодском.
Он, может быть, впервые сделал так —
Когда противник бил прямой наводкой,
Чтоб не с рогатиной Иваны шли на танк,
А с самолётом и с подводной лодкой.
В начале битвы грозный русский дух —
Морской пилот – ударил по Берлину,
Чтоб свет в окошке у врага потух,
Чтоб Гитлер ощутил свою кончину.
Ах, если бы не только Кузнецов —
Не с подчинёнными – с врагами был неистов…
Ах, сколько оказалось подлецов!
Как много малодушных карьеристов!
Но есть ещё герои! Слава есть!
Взлелеяны землёй и службой флотской.
И будет навсегда понятье честь
Звучать на диалекте вологодском!
Тогда погиб из всех один
Светлой памяти моряка-подводникаЛеонида Рябинина
Тогда из всех погиб один —
Матрос на вахте у турбин.
Когда в отсек ворвался пар,
Он принял на себя удар.
Без лишних слов он юркнул в трюм,
И прекратился адский шум.
Он паропровод перекрыл
И смерти бал остановил.
Вот эти несколько секунд
Прыжком в бессмертье назовут.
Подлодка бережно всплыла,
Команда парня подняла.
Он был – один сплошной ожог,
Но победил! Но спас! Но смог!
Не пожалел он кожи всей
Для Родины и для друзей.
Матросский подвиг не забыт,
Как символ мужества, звучит —
Матрос Рябинин Леонид!
В сердцах – Рябинин Леонид!
В веках – Рябинин Леонид!
А в Шарье рябина красная
Под родительским окном
В хмурый день и в утро ясное
Всё печалится о нём.
У боевого командира
У боевого командира
Жена, три дочери и кот,
С балконом на залив квартира,
На службу ждет подводный флот.
Полгода не было зарплаты.
На экипаже некомплект.
Семья голодная в заплатах.
Ржавеет ядерный объект.
Не разгадать головоломки,
Гудят натружено мозги.
Россию жадные подонки,
Как шкуру, делят на куски.
Повсюду правят негодяи.
Жирует нечисть у Кремля.
Орла-урода воссоздали,
Но гибнет русская земля.
Гордишься возрожденным храмом,
Столица!? Иль ослепла ты —
Над золотыми куполами
Видны могильные кресты.
Западной Лицей нельзя не гордиться
Западной Лицей нельзя не гордиться —
Город подводников, тундры столица.
И рифмовалось – Россия гордится.
И рифмовалось – на Полюс стремиться.
И рифмовалось – врагу не пробиться.
Твёрдо стоит на полярных границах
Гордая Лица, могучая Лица!
Что же с тобою могло приключиться?
Как же ты вдруг так могла измениться,
Добрая Лица, красавица Лица?
Стала для многих ты вдруг «заграница».
Окна домов зазияли бойницей.
Рушится что-то и что-то дымится.
Мастер-подводник торгует водицей.
Нынче рифмую – замёрзнуть боится.
Нынче рифмую – России не спится.
Нынче рифмуется – что-то случится
С атомной Лицей, с прославленной Лицей.
С чем же сравнить тебя, милая Лица,
Город подводников, город-столица?
Славе твоей суждено ль возродиться?
Флота могила, большая гробница?
Нет, не поверю, сравню тебя с птицей,
С раненой птицей, гордая Лица!
Медвежий там, Чаячий, Витте
Медвежий там, Чаячий, Витте —
Во мраке лежат острова.
Гремиха забыта, забита,
Как дом, где семья умерла.
Теперь от ветров, от морозов,
Уж как в Островной не вертись,
Святым не прикроешься Носом[11],
И он удрученно повис.
Гранитный, Териберка, Ура,
И Ара, и Сайда-губа…
Крест-накрест. Свирепо и споро.
И Лицу ждет та же судьба?!
Все меньше ухоженных зданий,
Все больше зияет глазниц.
Все меньше улыбок, гуляний,
Все больше нахмуренных лиц.
И тают надежда и вера.
И оторопь душу берет.
Помором освоенный берег
Россия ветрам отдает.
За рыцарей глубин!
Мой тост за истины святые —
Начнём, друзья, застолья чин,
Подняв бокал за флот России,
За славных рыцарей глубин!
Разлука
У расставаний запах смерти,
Как ни суди, как ни ряди…
У поездов шутить не смейте,
На лайнер не спеши взойти.
В последний раз взгляни с надеждой,
В последний раз руки коснись,
В последний раз с улыбкой нежной
Навечно с милыми простись.
– Пора, не поминайте лихом, —
Шепните в роковой момент.
И скорый поезд тихо-тихо
Начнёт свой бег на континент.
В судьбе и у окна в вагоне
Плывёт печальный силуэт,
И исчезает на перроне
Былой любви прекрасный след.
Бутылку горькую разлейте,
Как на поминках, в том пути.
У расставаний привкус смерти,
Как ни крути, как ни верти.
Сдаёт Россия города
Корабль – частица государства.
В нём всё, как в капле – океан:
И возрождение дворянства,
И разорение крестьян.
В нём достижения науки,
Образования итог,
Работников умелых руки,
Поэтов вдохновенный слог.
А если в капельке нуклиды
Работу подлую ведут?
А если распри и обиды
И на подлодке достают?
Беда одной частицы малой —
Народа общая беда.
Не «Курск» теряют адмиралы,
Сдаёт Россия гoрода.
Спасибо, Западная Лица!
Спасибо, Западная Лица!
Что помнишь, что не держишь зла.
И я, закрученный в столице,
С любовью вспоминаю лица
И наши славные дела.
Из персональных достижений,
Из покорённых мной высот
Важнейшей числю, без сомнений,
Вершину сопки Бегемот.
На той заснеженной вершине,
Как много-много лет назад,
Наверно, надпись и поныне
Находят: «Здесь сидел Игнат!»
Ах, если б не года да вьюги…
Я б смог дополнить эту весть:
«Хоть он давно живёт на юге,
Но дух его витает здесь!»
Ветер, тучи, море…
А. Г. Пилипонскому
Ветер, тучи, море,
Пенная волна,
Парус на просторе —
Юности страна.
Руки режут шкоты.
Не робей, держись!
Свежие широты,
Пальмы, бегемоты —
Удалая жизнь.
Друг, скажи на милость,
Было или нет?!
Может, мне приснилось —
Папки, кабинет…
От мечты остались
Только синь в окне,
Только белый парус
В рамке на стене.
Отдалённый гарнизон
Всё начинается с дороги.
Наш отдалённый гарнизон
На Крайний Север занесён.
Край, ведомый теперь не многим.
Наш путь из Мурманска на west,
Туда, где Западная Лица
В моря студёные стремится.
Есть в мире мало ярче мест.
На нас от Кольского залива
В сиянье городских огней
Из тех военных страшных дней
Глядит Защитник горделивый.
Он имя дал – «Долина Славы».
Гремел над Лицей вдоль шоссе
И ночи все, и зимы все
Четыре года бой кровавый.
На каждой сопке – укрепленья
И пирамидки со звездой.
Штыки в долине над рекой —
Центральный памятник сражения.
Отсюда рядом. Утомлённый
Мельканьем сопок, рек, озёр,
Заметишь вдруг с вершины гор
Наш город, с морем обручённый.
Гордится он военной славой.
И экипажи сыновей
Идут отважно в глубь морей
Оберегать покой державы.
Круты, опасны океаны,
Но всем невзгодам вопреки
Здесь порох держат моряки
Сухим, как учат ветераны.
Чистые озёра
Чистые-чистые в сопках озёра.
Чистые наших любимых глаза.
Чистыми окнами светится школа.
Чистые льются детей голоса.
Тундры багряной горит отраженье,
Будто в озёрах подсвечено дно,
Или янтарное в чашах варенье,
Иль в хрустале золотое вино.
В море надолго мой крейсер подводный.
Школа и дети – в судьбе у тебя.
Чистой печалью по стёклам холодным
Катится тихо слезинка дождя.
Милая, нежная, ждёшь меня, знаю,
Радость моя и надежда моя.
Глаз твоих чистых озёра сияют
В рамке простой на столе у меня.
Чистые-чистые в сопках озёра.
Чистые наших любимых глаза.
Чистыми окнами светится школа.
Чистые льются детей голоса.
О вечности
Относительно время в вечности:
Целой жизни равна война.
В океане, как в звездной млечности,
Словно космос, купель черна.
У подводников есть спасение —
Лечь на грунт, затаиться, ждать.
Только выдержка и терпение
Позволяют нам побеждать.
Рвутся бомбы вокруг глубинные,
Страшным молотом бьет вода.
И секунды, как сутки, длинные,
И минуты растут в года.
И в душе, словно в звездной млечности,
Нет звезды, но горит звезда.
И равняется вечер вечности,
Когда милая шепчет: «Да».
Смотр
Для доблестных – всегда свежи ветра,
Все паруса наполнены как надо.
Несется к нам сквозь бури и года
Фрегат могучий, гордая «Паллада».
И, пыль веков смахнув полой с ботфорт,
На мостике неукротимый гений
Судьей пристрастным начинает смотр
Флотов и дел новейших поколений.
Молчите о победах и героях,
Ему подай конечный результат.
Флот на мели, ограблен, не достроен,
В убогой тундре нищетой зажат.
Смирясь с позорной кличкой оккупанта,
Уходит росс с исконных берегов,
Бросая в грязь плоды его таланта
И славу трех блистательных веков.
Россию ждет заря стрелецкой казни.
Кто воры? Где продажные стрельцы?
И палачам предуготован праздник,
И многих ждут позорные концы…
Но взгляд от ярости на выкате теплеет.
В фиордах – потаенные суда,
И каждое такую мощь имеет,
Что континенты сдвинет без труда.
Еще не сгинула Великая Россия
В безвременье бездарных перемен.
Готовят старт расчеты боевые,
И не в чести любители измен.
Для доблестных – всегда попутный ветер.
Не оборвется поколений нить.
Народ услышит через три столетья
Его указ, как выстрел: «Флоту быть!»
Попирающим металл
Будь проклят, атлантический циклон!
Не повезло и в августе с погодой.
То солнца нет на небе по полгода,
То ветра оглушительного стон.
Будь прокляты изношенность торпед
И сотое продление ресурса
У батареи и приборов курса.
Ведь новых нет, и денег тоже нет.
Помилуй, Ледовитый океан!
Знакомы мне и впадины, и льдины.
Сегодня погружаешься в глубины,
Как будто бы садишься на вулкан.
Когда рванёт, не знаю, но рванёт.
Где тонко, как известно, там и рвётся.
Рискую, но, надеюсь, обойдётся.
А если что – до свадьбы заживёт…
Так про себя молился командир,
Словами успокаивая душу.
Ещё покрепче, солонее, гуще
Про весь подлунный и подводный мир.
Подводник – назначение его,
И здесь себя он чувствовал свободно.
За пять минут на крейсере подводном
Беды не предвещало ничего.
Противник слышен, но по курсу мель.
А потому затишье перед боем.
Он вскроет охраненье круговое
И поразит назначенную цель.
Он как мальчишка субмариной горд.
Такая мощь Жуль Верну и не снилась,
Бледнеет перед нею «Наутилус».
Доступны нам и тропики, и норд.
Ещё горит в реакторах уран,
Ещё в строю ракеты и торпеды,
Ещё мы помним аромат победы,
Ещё под силу русским океан.
Но грянул гром. Рванул боезапас.
В корме ещё надеялись живые.
Всё глуше, глуше, глуше позывные…
Нет, не успел к ребятам водолаз.
И вот корабль затягивает ил.
Потом его поднимут, но без носа.
И мучают проклятые вопросы,
И душу рвёт отчаянья тротил.
Но в оправданье и смертей, и мук
Нам катастрофой явленное чудо —
В записочке, полученной оттуда,
Любви, Надежды, Веры чистый звук!
Страна ещё воздвигнет пьедестал
Душе непокорённой субмарины —
Прекрасной женщине в объятиях мужчины,
Бесстрашно попирающей металл!
