И. Коулд
Шелест. Том 2

– Подождите! Джек, ты должен сказать Вайлет… Вайлет! Вайлет! Вайлет!

Он почувствовал приятный холодок на горящем лбу, легкое прикосновение к щекам, губам. Веки оказались настолько тяжелы, что не было сил открыть глаза.

– Вайлет, – прохрипел Луис, с трудом разлепив губы, и тут же почувствовал легкий аромат лилий.

– Я здесь, – прошептал нежный голос. – Здесь, с тобой.

Кто-то осторожно сжал руку, прикоснулся к ней губами.

– Нет… не сюда. Сюда, – он ткнул рукой в свои губы, сумев, наконец, разлепить веки.

Зеленые глаза пылали нежностью и тревогой, губы слегка дрожали, сдерживая рвущиеся наружу рыдание. Она улыбнулась и появившиеся вслед за этим ямочки заставили забыть о боли, сковывающей тело.

– Сюда, – снова прохрипел он, стараясь улыбнуться и, кажется, у него вышло. – Спасибо, что ты есть, – прошептал он.

– Спасибо, что есть ты! – Вайлет всхлипнула, склоняясь над ним, целуя в щеки, лоб, руки, но… только не в губы. – Луис, как же ты напугал меня! Луис! – девушка продолжала всхлипывать. – Кто это сделал? Кто напал на тебя?

– Ты же знаешь, я не мог не ввязаться в очередную драку.

– Молодому человеку лучше не разговаривать и поберечь силы, которые, несомненно, еще понадобятся, – раздался ворчливый голос позади Вайлет, которую тут же бесцеремонно отодвинули в сторону. Прямо перед глазами предстала недовольная физиономия мистера Вайнера. Увеличенные стеклами очков в роговой оправе глаза казались неестественно большими, словно у стрекозы, губы беззвучно шевелились, когда он положил пальцы на запястье его левой руки, отсчитывая пульс.

Доктор нахмурился, покачал головой, вздохнул, посмотрев на девушку.

– Это просто недопустимо, – гаркнул он. – Неслыханно! Как вы убедили сэра Уэльса забрать больного сразу после операции? Как он позволил? Такой риск! Такие серьезные ранения, а вы спокойно говорите, милая леди, что справитесь сами. Я не доверил бы такого тяжелого больного даже опытной сиделке, мисс, вне госпиталя, разумеется, а вы с такой уверенностью убеждаетесь, что справитесь лучше обученного персонала. А что если начнутся осложнения? Пока я доберусь до бухты, может произойти все, что угодно – от асфиксии до коллапса или, не дай Бог, внутреннего кровотечения.

– Если Вайлет говорит, что все в порядке, значит, так и есть, – прохрипел Луис. Доктор закатил глаза.

– Ваше упрямство впечатляет. Квалифицированную помощь могут оказать только в специализированном учреждении, мистер Смол. Поэтому я настаиваю на немедленной отправки вас в городской госпиталь.

– В город нельзя. В Порт-Силвер нельзя, – взволнованно прошептал Луис, и тут же охнул от вспыхнувшей боли.

– Видали? – Всплеснул руками Вайнер. – Благоразумие и ваша импульсивность, молодые люди, плохо ладят друг с другом. Хочу заметить: последствия, которые незамедлительно последуют за таким необдуманным поступком – неминуемы. Вы сами станете корить себя за опрометчивость и предубеждения. Уж не знаю, что вы там себе понапридумывали, но наша клиника одна из лучших.

– Спасибо, сэр, я очень ценю ваши рекомендации, – сказала девушка.

Доктор крякнул, всплеснул руками и поднялся.

– Я написал наиточнейшие указания по поводу ухода и лечения. Надеюсь, не станете возражать, если я какое-то время буду навещать больного. Нет? Прекрасно. Звоните в любую минуту, по любому, подчеркиваю, поводу. Буду немедленно. Я вообще поражен, что парень пришел в себя – у него серьезные ранения, и просто чудо, что не задеты жизненно важные органы. И, Господи Боже, это неслыханное нарушение всех существующих правил, – обиженно добавил Вайнер, выходя из комнаты.

– Луис, – снова всхлипнула девушка, как только за доктором закрылась дверь.

– Как я оказался в больнице? Как ты узнала? – С трудом произнес он.

– Я не знаю, кто привез тебя в госпиталь. Врачи говорят, тебя оставили рядом, на ступенях. Они тоже никого не видели. Луис, ты потерял много крови и они не думали… не знали, смогут ли…

– Я еще потанцую, Ви. Мы с тобой потанцуем. Помнишь вальс на выпускном? Это было прекрасно, – прошептал он. Говорить не было сил. – Почему ты не оставила меня в больнице, что побудило тебя забрать меня?

Она пожала плечами, осторожно промакивая влажной салфеткой его лоб.

– Не могла рисковать, ведь я не знала, что произошло, а может… может, это как-то связанно…

– С кем, Ви?

– Не знаю, просто подумала, что оставаться там опасно. Кто привез тебя? Почему этот человек пожелал остаться неизвестным? Чего он испугался? Ведь, если бы не он, ты истек бы кровью. Он заслуживает благодарности. Луис, тебя несколько раз ударили ножом! Ты был в коме!

Ее била мелкая дрожь, она внимательно вглядывалась в его осунувшееся лицо.

– Что же все-таки случилось?

– Пожалуйста, глоток воды, – прошептал он.

Она поднесла к губам трубочку, и Луис тут же с наслаждением втянул живительную влагу.

– Я помню, как умирал от жажды, – прошептал он. Глаза слипались, но он отчаянно боролся с наваливающейся сонливостью. – Помню…

– Кто это сделал, – выдохнула она в самое ухо, и он увидел, как блеснули в немой ярости любимые глаза. Ее близость волновала не меньше, чем прежде. Сердце гулко застучало, в такт ее сердцу.

– Не знаю, – твердо ответил Луис, стараясь выдержать взгляд. – Я не знаю этих типов. Похоже на жалких грабителей в подворотне.

– Жалкие грабители не застали бы тебя врасплох!

– Ты обо мне слишком высокого мнения.

– Я просто тебя знаю.

– Поверь, – одними губами выдохнул он, мечтая, чтобы она склонилась еще немного ниже, тогда бы он смог прикоснуться к ней, поцеловать.

– Внезапность во многом предрешает итог сражения – слова великого Александра.

Она отстранилась, и он недовольно вздохнул – тут же тысячи острых жал вонзились в грудь и спину. Луис стиснул зубы, стараясь ничем не показать взорвавшейся внутри него боли.

– Алесандро… – задумчиво протянула девушка, с тревогой всматриваясь в его лицо.

– Нет… – прохрипел Луис, стиснув зубы. – Нет… не Алесандро, Александр…

Сон пришел внезапно, словно кто-то всадил ударную дозу транквилизатора, хотя, наверное, Вайлет растворила в воде какое-то лекарство, потому что боль внезапно отпустила, расслабляя мышцы.

– Тот, кто привез тебя в госпиталь – спас твою жизнь, Луис. Потому что еще немного и все было бы кончено, – услышал он отдаленный голос девушки, а может, это был и не ее голос, а подсознание, констатирующее неопровержимый факт. Еще немного, и он не поспел бы за фигурой на узком каменном лабиринте, и исчез бы среди бесконечных петляющих путей. Исчез, как исчезает легкий дымок над рекой в раннее утро, оставляя взамен лишь блестящие крупицы росы, которая тоже вскоре испарится под лучами теплого, показавшегося из-за туч всего лишь на короткий миг, солнца…

Проходили дни. Луис поправлялся, силы возвращались. Опираясь на руку Вайлет, он каждый день прохаживался вдоль берега, смеясь над недовольным карканьем неугомонных соседей и их преследованием до самого дома, хотя и там какой-нибудь особенно наглый ворон норовил влететь внутрь, поглядывая на оставленные Вайлет на туалетном столике нехитрые украшения.

Ковыляя, под пристальным вниманием девушки, по песчаной дорожке вдоль океана, с каждым разом все дальше, он прокручивал сцену возле супермаркета снова и снова, не замечая хмурых взглядов, бросаемых им в сторону города. Вайлет молчала, наблюдая за его действиями, убеждаясь во мнении – то были не простые грабители и Луис не желает рассказывать правду, лишь потому, что не хочет пугать ее. Но он ошибается – она больше не боится за свою жизнь. За свою, но не за его.

Сначала мистер Вайнер приезжал каждый день. Выпятив губы, он шамкал, считая пульс, светил фонариком в глаза и долго слушал легкие. Затем по обыкновению качал головой, настаивая на госпитализации, и натыкаясь на категорический отказ Луиса, неодобрительно косился в сторону Вайлет, бубня, что никогда не встречал таких упрямых пациентов и таких… везучих. Удивляясь, как быстро поправляется парень, он внимательно следил за манипуляциями Вайлет и одобрительно чмокал губами.

– Вам, леди, непременно нужно идти в медицину. У вас природный талант – вы чувствуете пациента…

– Не пациента, – перебивала Вайлет. – Луиса, я чувствую Луиса.

Пока она старательно расчесывала спутанные черные космы паренька, док озадаченно наблюдал за ними, то и дело заглядывая в синюю тетрадку, в которую с педантичностью, свойственную докторам, записывал строгие указания по поводу ухода и лечения. Когда ежедневные визиты стали необязательны он созванивался с ней, с дотошностью выспрашивая, что сегодня ел Луис, был ли кашель и температура.

– Вот видишь, сначала ты спасал меня, теперь пришла моя очередь отблагодарить, – сказала Вайлет, поднеся к его рту ложку с овсяной кашей. Луис скривился, заглядывая в тарелку, и с жалостью посмотрел на нее.

– Я больше не могу это есть, – застонал он. – Что угодно: сырых червей, замороженных улиток или недельной давности пирог, что угодно, но только не это!

– Нет, нет и еще раз нет, – нахмурилась Вайлет, с силой запихивая ложку.

– Я не люблю каши. Я с детства их ненавижу! Господи, помилуй Фея… – воскликнул он, тут же прикусив язык.

Ложка в ее руках дрогнула, лицо побледнело.

– Я просто хотел сказать, что не люблю каши, – добавил Луис шепотом, виновато поглядывая на нее исподлобья. – Прости… – еще тише добавил он, сжав ее дрожащую руку.

Вайлет отложила тарелку и уставилась в окно.

– Ты уверен, что ничего не хочешь рассказать?

– Я… уже сказал все, – заикаясь, проблеял он. – Господи, Ви, не говори таким тоном, ты превращаешь меня в амебу.

Она вздохнула и сжала руки в кулаки, пытаясь унять дрожь.

– Когда ты был без сознания, все время звал… ты говорил с Джеком, как будто он был рядом с тобой, ты говорил со своей матерью, Майки, Дэном. Ты рассказывал, что Дэнни живет на Аляске.

– В… все в… верно.

– Ты помнишь что-нибудь? – Она, наконец, повернулась в его сторону и взяла за руку. Жар маленьких ладошек обжигал. На его глазах заблестели слезы.

– Я помню… помню Джека, он вывел меня из лабиринта, показал дорогу назад.

– Что он сказал? Он ведь сказал, верно?

– Ничего, – соврал он, отворачиваясь, чтобы скрыть, готовые сорваться с глаз, слезы. Вайлет терпеливо ждала, когда он сможет справиться с эмоциями. Луис хотел рассказать о том, что говорил Джек, о том, что он всегда будет помнить голубую лагуну и оленей, пришедших на водопой. Он хотел передать слова, в которых друг просит, чтобы она отпустила его, продолжала жить. Хотел, но не мог.

Вайлет поняла все без слов. Вскрикнув, она прижалась к нему, сотрясаясь в рыданьях. Он осторожно гладил ее по голове, не желая больше скрывать и своих слез. Боль объединила, сделала их одним целым, сделала намного сильнее.

– Мы справимся, вместе справимся, – шептал он, целуя шелковые волосы. – Мы сможем. Мы выкрутимся.

– Я не допущу, чтобы они забрали и тебя тоже, – всхлипывала Вайлет. – Не допущу, чтобы такое повторилось вновь. Ты не должен, не должен страдать из-за меня. Не должен!

– Еще как должен, – шептал он. – Я люблю тебя, слышишь, люблю и мне совершенно наплевать, что будет со мной. Мне наплевать на весь чертов мир, пусть он летит хоть в тартарары. Мне наплевать на орден, но я не позволю причинить тебе боль. Им придется сильно постараться, чтобы остановить меня. И даже если у них это получиться, я приду с того света, чтобы наказать виновных, слышишь, потому что… никого и никогда я не любил так, как тебя.

– Это неправильно, неправильно!

– Нет, все верно, – горячо шептал он с самое ухо. – Все верно, так и должно быть!

15

Компьютер пискнул. На середине экрана всплыл конверт. Простой белый конверт, без логотипа и данных – это могло прийти только от одного человека.

– Маркус, – прошептала Вайлет, и тут же покосилась в проем двери, в которую несколько минут назад вышел Луис.

Она осторожно прошла к двери, выглянула наружу. Коридор был пуст, но снизу доносилось ворчание.

– Черт возьми, это уже переходит все границы. Опять стащили часы! Ну, допекёте меня, видит Бог! Перестреляю все ваше семейство, и рука не дрогнет.

Через некоторое время хлопнула дверь. Припадая на ногу, Луис протопал по усыпанной сухими листьями дорожке в сторону моря, как всегда, не накинув теплой байки. Кожа тут же покрылась мурашками: легкая футболка с короткими рукавами не могла уберечь от холода поздней осени, ледяной ветер пронизывал насквозь. Вайлет распахнула окно: не хватало ему еще простуды, для общего счастья!

– Луис! – Но он не расслышал, свернув к «Спящей черепахе».

Она решительно направилась за ним, но возле компьютера остановилась и задумчиво глянула на белый конверт. Опустилась в кресло, ввела пароль и щелкнула мышкой.

«Четверг, в пять».

«Маркус! Значит, он расшифровал документ»!

Она не отрывала взгляда от монитора, и только когда письмо вспыхнуло, разлетевшись на крошечные горящие капли, поднялась. Взяла из кладовки куртку и направилась за Луисом.

После того, как Луис пришел в себя, она была твердо убеждена, что больше не допустит повторения трагедии, что должна отпустить его. Наговорить, обмануть, настоять на своем, сделать все возможное, чтобы он отказался от идеи следовать за ней. Отказался от жизни рядом с ней, идя по своему пути, начав новую жизнь.

Она не видела будущего, живя мыслями о наказании виновных, понимая – когда все закончится, ей не выжить. В этой войне победителей не будет. Если удастся встретиться с Алесандро – ей не уйти, даже если и успеет совершить задуманное, для нее все закончится именно там.

Луис должен жить. Он должен рассказать миру, когда придет время, люди должны знать, помнить, должны не допустить повторения истории. Люди должны повернуться к свету и изменить мир вокруг себя.

Несмотря на ярое отрицание Луиса, она сразу поняла, кто напал на него и чего они хотели. Если она останется одна, орден надеется сломить ее решимость идти до конца, утопить в страхе и отчаянье. Надеться, что она склонит голову, опустит руки, забудет… Джека. Еще одно заблуждение хранителей – этого не случится, даже если весь мир против.

До четверга еще три дня и за это время нужно придумать, как убедить Луиса оставить ее. Это будет непросто. Но до тех пор, пока он рядом, руки связаны, а страх за него тянет назад, не позволяя сделать первый шаг к противостоянию с незримым орденом. Только теперь она осознала, что все это время мучительно ищет выход, предлог, чтобы заставить Луиса уехать, но подсознательно боится, что в одно прекрасное утро не услышит привычную возню на кухне, его хриплое подвывание песни Джареда Лето, звон посуды и аромат капучино, расплывающийся по дому.

…А еще пронзительные глаза и сильные руки, нежный баритон голоса, неуклюжую походку и улыбку, от которой становится тепло и спокойно.

«Больше никто не пострадает из-за меня. Ты не имеешь право мучить Луиса, не имеешь право рисковать его жизнью. Ты поедешь на встречу с Маркусом одна. Ты заставишь его уехать, пусть он возненавидит тебя, но будет в безопасности, будет далеко».

На второй день, после прихода Луиса в себя, в бухту наведался полицейский – Таун. На этот раз он был один, без напарника: ворчливого, грубоватого пожилого копа. И что-то изменилось в его облике. Беззаботность, веселость исчезли. Взгляд затравлено скользил по предметам, а руки нервно теребили кожаные перчатки.

Таун вежливо поздоровался, спросил разрешения зайти и задать несколько вопросов. Он сказал, что несколько часов пробовал до них дозвониться, но телефон все время занят. Вайлет недоуменно подняла трубку, услышала мерные гудки и заметила, что возможно с телефоном в управлении что-то не так. Сэр может убедиться, если хочет. На что Таун отреагировал совсем уж непонятно – отрицательно затряс головой, говоря, что верит, не сводя с телефона испуганного взгляда, чем привел в еще большее изумление.

– Я хотел бы поговорить с Луисом, – сказал он, побледнев. – Несколько дней назад на него совершенно нападение, и я хотел бы задать несколько вопросов.

Вайлет молчала, посматривая на сжимающие перчатки подрагивающие руки. Луис еще слишком слаб и любое волнение ему противопоказано. Он наконец-то посмотрел на нее, когда так и не дождался ответа. Вайлет вздрогнула, увидев в глазах признаки слепого ужаса и растерянности, прочитав немой вопрос:

«Такого не бывает»!

– Заявление поступило от доктора Вайнера? – Спросила она.

– Верно. Мы обязаны рассматривать подобные случаи.

– Мы не будет делать никаких заявлений, это вы понимаете?

– Честно говоря, нет. Парня чуть не убили. Ему крупно повезло, что кто-то проезжал мимо и, перевязав раны, срочно доставил в больницу, иначе он умер бы от потери крови еще до приезда в госпиталь.

– Кто это был? Ведь должны же были хоть что-нибудь заметить: хотя бы цвет машины.

– К сожалению, нет, мисс. Но преступники должны быть наказаны, и вы обязаны нам помочь.

– Наказаны, – задумчиво протянула девушка. – Любое злодеяние должны быть наказуемы, верно, сэр?

Ее тон очень не понравился Тауну. Кожа хрустнула, когда он с силой сжал перчатку.

– Почему с вами нет напарника?

– Сердечный приступ, – прошептал он, заворожено смотря прямо на нее. Зеленое море заставляло забыть для чего он здесь. Барти потряс головой и раздражено бросил перчатки рядом на кресло.

– Вы позволите поговорить с Луисом?

– Конечно, сэр, ответьте, пожалуйста, на один вопрос.

– Да… – с опаской протянул он.

– Убийца Пэнни так и не пойман?

– Уверяю, мы делаем все возможное. Следствие еще продолжается.

Она задумчиво покачала головой.

– Мисс, вы ничего необычного не замечали в последнее время?

– А что вы подразумеваете под этим понятием?

Коп крякнул и снова схватил лежащие рядом перчатки.

– Думаю, вы понимаете, о чем я.

– Мы живем здесь одни, сэр. В последнее время у нас были другие заботы.

Она поднялась.

– Вы можете поговорить не больше десяти минут. Я очень вас прошу не волновать Луиса.

Когда они вошли в комнату, Барти поразился мрачной решимости в облике лежащего на широкой кровати паренька. Несмотря на серьезные ранения, как уверял док, он выглядел куда лучше, чем представлял себе Таун. Он заметил, как мгновенно потеплел взгляд, стоило пареньку посмотреть на вошедшую вслед за ним девушку.

– Луис это детектив Таун, он уже приезжал сюда. Помнишь, я рассказывала тебе?

– Конечно, – улыбнулся он.

– Ты сможешь ответить на несколько вопросов?

– Конечно.

– Хорошо, вы поговорите, а я приготовлю кофе.

– Нет, – заволновался парень. – Останься, прошу.

– Луис, я не стану тебя пытать, – попробовал шутить Барти и тут же прикусил язык, бросив взгляд на девушку.

– Я буду рядом, – сказала она, заботливо поправляя его подушки. Поправила челку на его голове, погладила руку.

Этот жест был таким интимным, что Барти сконфуженно опустил глаза, решившись глянуть на Луиса только тогда, когда за ней закрылась дверь.

– Я никого не видел, – нахмурился парень.

– Конечно, я сразу это понял, – съязвил Барти. – Надо же, это даже интересно. Вы можете рассказать, что произошло?

– На меня напали, когда я направлялся к машине. Ударили сзади по голове чем-то тяжелым, поэтому я тут же вырубился и очнулся уже в больнице. Кто это был, понятия не имею, наверное, грабители.

– Наверное. Только вопрос: почему они не обчистили тебя, когда ты потерял сознание. В госпитале у тебя во внутреннем кармане куртки обнаружили довольно приличную сумму денег, плюс кредитки.

– Может, их спугнули.

– Может, – вздохнул коп, уныло обводя уютную комнатку взглядом. На прикроватной тумбочке огромный букет белых цветов – лилии, рядом с недорогим ноутбуком лекарства, книги. Светлое окно слегка приоткрыто, голубые жалюзи задернуты. На козырьке по ту сторону стекла сидит птица, с любопытством заглядывая внутрь.

Он вздрогнул, словно от удара. Страх зашевелился, заворчал, снова поднял голову. Луис проследил за его взглядом и нахмурился.

– Покоя от них нет, – протянул он. – Оккупировали всю бухту. Давно бы вызвал службу контроля, но Вайлет категорически против.

– Почему? – Рассеяно протянул полицейский, продолжая разглядывать птицу.

– Потому что говорит, будто мы не имеем права решать, где им жить. Люди и так слишком много на себя берут.

Барти внимательно посмотрел на парня и ясно увидел в его глазах тот же страх, который был написан и на лице Дрю там, рядом с переходом с мигающим светофором и морем черных тел.

– Слушай, парень, – прошептал он, покосившись на дверь. – Я не хочу причинить вам вред, а только помочь. Я знаю, что случилось в вашем городе. Знаю, про птиц и ту хрень, что начала происходить рядом с вами. Знаю, что вам нет резона доверять незнакомым людям, но, поверь, не меньше тебя хочу докопаться до истины. И, правда, желаю помочь. Убежден, ты видел нападавших и знаешь их, но по каким-то причинам не хочешь рассказывать об этом.

– Не понимаю, к чему вы клоните.

– Позвони, если передумаешь. В одиночестве ты не справишься.

– А кто говорит, что я в одиночестве, – буркнул Луис.

Таун, покачал головой и поднялся.

– Если, вдруг, передумаешь, сможешь найти меня по этому телефону, – он положил рядом визитку. – Не нужно не доверять всем, парень. Второй раз тебя могут и не успеть спасти.

– Лучше почините камеру на углу супермаркета, тогда никого и допрашивать было бы не нужно. – Коп остановился на полпути к двери.

– Камера в полном порядке, парень, и мы просмотрели запись от начала и до конца в то время, когда, якобы, на тебя там напали.

– Что это значит: якобы?

– Потому что на ней ничего не записано.

– Естественно, ведь она не работала. Уж поверьте, я в состоянии отличить работающую камеру от мертвой.

– Хорошо сказано, только смею утверждать – она работала и не прекращала съемку ни на минуту. Специалисты проверили на эффект монтажа или подмены – пленка настоящая.

– Постойте, вы хотите сказать, что на ней ничего не записано, – заволновался парень.

– Записано – пустая стоянка, пьяница, проходящий примерно за полчаса до нападения и все, – коп потер виски. – Тебе стоит хорошенько подумать Луис, ты ведь не один.

Вайлет отчетливо слышала весь разговор, и не потому, что прислушивалась. Каждое, сказанное ими слово, раздавалось прямо в голове, будто она стояла рядом, а не находилась на первом этаже огромного особняка.

– Птицы… – что-то прошло мимо. Фантомная нить выскальзывала из рук. – Птицы, – прошептала она, остановив взгляд на старой открытке на подлокотнике кресла с изображением фрески Караваджо, где позади грозного ангела подобно крыльям парят тысячи ворон.

– Птицы…

Она все время ждала, когда Луис расскажет о содержании разговора с полицейским. Но он делал вид, что вовсе не придает этому значение. Визитка перекочевала в глубокий карман его куртки. Неся ее в руках, она нащупала квадратный кусок картона даже через плотную ткань, убеждаясь, что он так и не выбросил визитку, и продолжает всюду таскать с собой.

Осталось три дня на то, чтобы убедить его уехать. После встречи с Маркусом многое станет понятно и возможно больше не будет возможности для этого разговора. Возможно, ей не хватит смелости. Возможно, правда окажется настолько ужасной, что она струсит, испугается остаться один на один с теми, кого так ненавидит.

Вайлет слышала чертыханья Луиса, пытающегося достать часы из-под камня, его хриплое прерывистое дыхание, и сердце сжалось от боли и страха потерять его.

«Ты должна идти одна, ты не должна больше тянуть его за собой. Ведь если бы тогда Джек не вернулся за тобой в подземный лабиринт, то сейчас был бы жив. Это ты, ты виновата»!

Руки сами собой сжались в кулаки. Она тоскливо бросила взгляд в сторону маяка, втянула холодный сырой воздух. Большие тяжелые волны разбивались о берег, обдавая мелкими брызгами. Луис склонился над валуном, пытаясь дотянуться до часов. Лицо покраснело, губы превратились в прямую линию. Над ним, с возмущением каркая, кружились несколько птиц.

Она накинула ему на плечи куртку и села рядом на песок, сложив по-турецки ноги.

– Прости… – прохрипел он. – Еще немного. Совсем. – И тут же рассмеялся, когда смог наконец-то дотянуться до часов. – Ну что, видали, чертовы ворюги!

Парень опустился рядом, тяжело дыша и отдуваясь, будто пробежал не одну милю.

– Никогда не думал, что буду чувствовать себя как старая развалина.

– Ты снова не надел куртку.

– Прости. Разозлился не на шутку, – он запустил камнем в одну из птиц, и тут же заскрипел зубами, когда острая боль пронзила грудь.

– Нужно вернуться домой, – взволнованно произнесла Вайлет, от которой не укрылась исказившая лицо гримаса боли.

– Нет, давай побудем здесь.

Они просто сидел, смотря на бушующие волны, слушая шум моря и крики птиц. Луис взял ее за руку, разомкнув сжатый кулачек. На ладошке остались глубокие следы ногтей.

– Мы справимся, ты слышишь, – прошептал он. – Справимся, обещаю.

Вайлет подняла на него глаза. Кожа моментально покрылась мурашками. Страх вернулся. Пустота и обреченность во взгляде пугали больше наставленного прямо на тебя ножа, а еще холодная решимость, прощание…

– Ви, ты же не… – слова застряли в горле. Он с трудом сглотнул появившийся в горле ком и прошептал:

– Спасибо за то, что ты есть. – Она грустно улыбнулась, и появившиеся на щеках ямочки вызвали бурю эмоций.

– Спасибо, что есть ты Луис.

«Мне просто показалось, померещилось» – внушал себе весь обратный путь Луис, подмечая ее бесконечные тоскливые взгляды в сторону маяка. «Это грусть, а еще тоска. Мне показалось».

16

Стрелки медленно ползли по циферблату. Мерное тиканье отзывалось пульсирующей болью в висках, мешая сосредоточиться на главном. Она еще раз проверила дорожную сумку, ничего ли не забыла, положила письмо рядом с микроволновкой и в последний раз окинула комнату взглядом. Слезы душили, и грудь давило от готовых сорваться рыданий. Но теперь не время, уже не время.

Прочитав то, что она написала, Луис возненавидит ее. Это то, чего она отчаянно хочет и то, чего боится больше всего. Бесконечные противоречия сводили с ума. Она не понимала: где кончается привязанность, дружба, благодарность и начинается нечто большее. Но ведь ее сердце уже не бьется, душа умерла вместе с Джеком, а боль и тоска давно убили надежду. Она не видит солнца, не чувствует аромата цветов, не различает краски. Она превратилась в робота, в фантома, в оболочку, живущую воспоминаниями, отсчитывающую дни до кровавого финала. Она уже не человек, только тень, мечтающая об избавлении и мести.

Вайлет прислушалась к тихому храпу, доносящемуся из спальни Луиса. Последний разговор так и не состоялся. Она не смогла заставить себя объявить о своем решении. Когда он прочтет письмо, она будет уже далеко, и чтобы он ни делал, как бы не старался – никогда не найдет ее.

– Это неправильно. Зачем я позволила зайти этому так далеко?

Она приоткрыла дверь и вышла из дома. Небо на горизонте начинало сереть, ветер стих. Стояла удивительная, для этого времени года, тишина. За ночь выпал первый снег, который к обеду, скорее всего, растает. Но сейчас он казался таким чистым, таким невесомым, словно пух, что захотелось погрузить руки в это покрывало, сжать в кулаки, услышать тихий хруст, почувствовать, как сквозь пальцы просачивается вода, и капли, падая на куртку, тут же превращаются в блестящие крошечные бусинки, похожие на слезинки снежной королевы.

Вайлет оглянулась на темные окна спальни, в последний раз окинув спящий дом.

– Я больше никогда сюда не вернусь, – прошептала она, поворачиваясь к «Спящим черепахам». – Бухта Джека. Самое прекрасное место.

Мотор форда тихо заурчал, когда она повернула ключ зажигания. Машина мягко тронулась вперед, оставляя позади особняк и блестящую, словно поверхность зеркала, водную гладь. У нее есть несколько часов до встречи с Маркусом, нужно успокоиться и привести мысли в порядок. Слез не было, только боль.

– Прости Луис! Прости, что бросаю тебя!

В последние дни он, будто что-то предчувствовал. Не оставлял ее одну на долгое время, а когда она ночью вставала за стаканом воды, то обнаруживала его спящим на диване в гостиной, вскакивающим от малейшего шороха. Он, сконфужено заикаясь, объяснял, пряча за диваном плед, что ему вдруг послышался какой-то шум, он решил побыть здесь немного, и даже не заметил, как задремал.

Как-то он спросил, не хочет ли она рассказать, о чем постоянно думает, поделиться тревогой, которая мучает, но Вайлет не смогла, глядя в честные доверчивые глаза сказать правду о том, что решила бросить его, дабы уберечь такой ценой. Решила, что он должен идти своим путем и не приносить себя в жертву ради нее. Не смогла, наперед зная ответ, разрушающий железной логикой тщательно возведенную цепь ее логических умозаключений. Знала, поэтому и бежала, словно трусиха, словно предательница, оставив в спешке нацарапанную карандашом записку, поэтому и прибегла к такому гнусному низкому поступку, подсыпав вечером снотворное в его кофе.

Через несколько часов без происшествий она добралась в Дармон, остановившись в небольшом придорожном отеле в южной части городка. До встречи оставалось еще два часа. Стоило отдохнуть, набраться сил, но волнение нарастало, и об отдыхе можно было только мечтать. Бросая нетерпеливые взгляды в окно, она продолжала думать о предстоящем разговоре с Маркусом, заставляя себя не вспоминать о Луисе.

В Дармоне снега не было. Весь день шел дождь, и дул пронизывающий ветер. Уныние читалось в каждом проплывающем мимо лице с натянутым на самые глаза капюшоном. Люди прятались под зонтами, кутались в куртки, спешив поскорее оказаться в тепле, перед включенным телевизором. Посмеяться над забавными шутками Опры или посмотреть очередной матч по бейсболу, надеясь, что янки обязательно проиграют в этом сезоне. Слопать фунт соленых крекеров, запивая не одной пинтой пива, мысленно послать босса куда подальше и понежиться возле камина.

Не в силах больше находиться в четырех стенах, Вайлет, захватив зонт, спустилась вниз. Дыхание перехватило, когда потоки холодного ветра ударили в лицо. Застегнув куртку на все пуговицы, она медленно побрела по тротуару. Перед глазами лишь край серой асфальтированной дорожки и косые полосы дождя.

Маркус поможет, даст нить, которая, несомненно, приведет к загадочному Алесандро, но мучил еще один вопрос: старый профессор Макдилан и его племянник – Эрни-Том. Человек, живший под обликом несчастного слабоумного, постепенно втираясь в доверие к жителям Файерлейка, преследовал лишь одну цель – Иеинак.

Почему он так ненавидел Джека? Почему желал смерти? Почему пытался убить? Дело не только в медальоне, здесь было что-то еще. Вайлет чувствовала это «что-то». Странные слова Эрни, произнесенные в каменном лабиринте, не давали покоя. И было еще одно обстоятельство, но даже себе она не могла признаться в нем, потому что… этого не могло быть. Подтверждение теории Луиса – ты видишь то, что хочет твой мозг, но это не означает истину. Может, действительно, дело в выбросе адреналина, игре света в каменном лабиринте и парализующем страхе?