И. И. Антонович
Метафизика власти и эволюция демократии
Социально-экономический рывок Европы в первой половине II тысячелетия был действительно впечатляющим. Еще в середине XII в. Европа состояла из многочисленных ацефальных федераций, деревень, поместий, маленьких государств, весьма слабо связанных между собой нормативной умиротворяющей философией христианства. Но уже тогда в этих разрозненных территориально управленческих образованиях развивалось сельское хозяйство, намечались новые процессы обработки металла, ремесленничества и др. По окончании наполеоновских войн в XIX в. Европа пережила мощный промышленно-технический динамизм, который выплеснулся в мир. Победы в этих войнах вывели на передний уровень несколько стран (в первую очередь Великобританию и Россию) как способных определять мировое развитие. Россия не слишком спешила реализовать эту свою новую роль, Англия же сделала новую экспансию главным рациональным экономическим и политическим оправданием своей хищнической эксплуатации народов и регионов, находящихся на более низком уровне развития. Великобритания, сузившаяся от Британской империи до Соединенного Королевства, сейчас рискующая даже потерять его составные части – Шотландию и Уэльс – и остаться маленькой Англией, все еще страдает от фантомных болей имперского величия, время от времени вторгаясь в какие-нибудь скандальные и, как правило, провальные формы мировых социально-экономических и политических процессов.
Необходимо помнить сегодня о том, что Европа уже проходила через «темные» века I тысячелетия, и за все процессы внедрения нового капиталистического способа производства ее население заплатило громадную цену. XIX – начало XX в. родило мощную когорту социологов и экономистов: Маркс, Конт, Зомбарт, Вебер, Парсонс, которые внимательно изучили первые результаты процессов капиталистического накопления, увидели главную движущую силу в рационализации всех экономических процессов и фиксации на обеспечении прибыльности, настоятельно подчеркивали необходимость новой системы политической власти, которая, обеспечивая народные представительства, все-таки сохраняла бы влияние, право творить законы и реализовать их в элитах влияния и власти.
Сегодня многие из исследователей начинают уделять внимание поиску причин, по которым Европа вырвалась в XVIII–XIX вв. вперед в своих производственно-экономических возможностях, способах накопления капитала, эксплуатации мирового ресурса, а великие древние цивилизации, такие как Китай, медленно и неуклонно отставали. Исследователи видят причину в том, что в Китае, начиная со II тысячелетия, институционализовался и закрепился статус-кво, который получил выражение «династических циклов» – смены династии приостановили развитие производственных процессов. Свою роль вроде бы сыграла и специфическая экология и экономика постоянной культивации риса, которая задержала полноценное разделение труда, товарный обмен на длинных расстояниях и помешала развитию самоуправления городов. Деспотические имперские государства подавляли социальные изменения, особенно это касается свободного потока товаров и их обмена. Громадная территория Китайской империи не раздробилась на отдельные национальные государства, а без системы множественности государств не могло возникнуть и конкуренции между отдельными регионами. Дух китайской культуры особо выделял ценности порядка, конформизма и традиций[55].
Современные китайские исследователи дают несколько другое объяснение процессу замедленного развития Китая в XVIII–XIX вв., объясняя его преимущественно милитаристской колониальной экспансией развитых европейских государств. Споры на этот счет занимают и сегодня умы многих социологов, однако на уровне современного социологического знания с достаточной достоверностью можно объяснить неизбежность зарождения, подъема и упадка цивилизации. Почему в данном случае китайская цивилизация замедлила свое развитие в XVIII–XIX вв., а европейская, наоборот, ускорила его, предстоит еще выяснить путем многих объективных исследований.
Производственно-экономическая динамика Европы спустя несколько столетий после падения Римской империи, в конце I – начале II тысячелетия, двинулась из Италии на север Европы. Каким-то образом процессы развития использовали проложенные пути Римской империи, и сегодня можно даже говорить о том, что экономический взлет Европы в XIV–XV вв. в значительной степени можно объяснить тем, что варварское нашествие, уничтожившее Римскую империю, одновременно и цивилизовалось по мере освоения наследства этой империи в промышленно-техническом, нравственном, культурном и идеологическом измерениях. Внимательное изучение процессов, происходящих на европейской территории в ходе I – начале II тысячелетия, дает возможность говорить о двух динамических силах: географической и территориальной. Расселение по европейским просторам создало множество анклавов, в которых начали осваиваться прежние способы производства и образа жизни. Ввиду небольшой территориальной протяженности этих анклавов и недостаточности людских и материальных ресурсов они начали интенсивный процесс товарного обмена. Это порождало первые нормы взаимодействия торгового оборота, а этическое и нравственное обеспечение давала церковь. Поэтому в самом начале европейская цивилизация была соревновательной цивилизацией с производственными процессами, устремленными за пределы маленьких анклавов. Этот новый европейский динамизм приобрел системный характер. Торгово-экономические, военные, религиозные контакты составили единое европейское пространство, в котором постепенно приобретали правовое и нравственное обеспечение общие ценности, правила поведения, навыки жизни.
Данные процессы европейской интеграции формировались медленно в течение столетий и сумели пережить экономические кризисы, военные столкновения, эпидемии. С севера Германии стали распространяться крестьянская культура землевладения, строительство деревень. Вместе с ней в Европу пришла военная тактика и политическая практика. Некоторые исследователи даже переоценивают это влияние, называя феодальный способ производства германским способом[56].
Опыт морских путешествий, навигационная техника пришли из Скандинавии. Во всех случаях расширения производств, практик и контактов играла выдающуюся роль крепнущая христианская церковь в основном за счет распространения грамотности, информированности и утверждения четких принципов нравственности. Более того, в философии и духовном наследии христианства содержались элементы персидской, эллинской культур, которые потом помогли обратить внимание европейских деятелей на изучение античной цивилизации и в особенности греко-римского наследия.
Освоение широким фронтом производственно-технического и духовного наследия прошлых эпох Андерсон называет романогреческим слиянием. Подобной точки зрения пока не придерживались многие сторонники и последователи, но, на наш взгляд, можно говорить о каком-то взаимном обмене культурой и традициями народов Севера и Юга Европы, преобразовавшихся из орд мародеров-варваров в оседлые населения, которые для своего выживания сформировали потребность овладевать опытом предшествующих поколений. Вглядываясь в прошлое, они находили все новые и новые источники вдохновения и опыта – история оставалась в народной памяти, хоть и в раздробленном, неполном состоянии.
Путешествия из Италии в северные области во время Римской империи, строительство дорог и путей сообщения для продвижения римских легионов становились видимой демонстрацией успехов прошлых веков. Их изучение во многом помогло цивилизовать, развить, углубить представления варваров о мире, который они оккупировали и в котором решили остаться навсегда. Многим авторам трудно удержаться от признания того, что в длительном процессе трудного развития Европы было и много удачных совпадений. Важным явилось то, что кочевники Востока утвердили торговые пути в направлении азиатских цивилизаций, привезли оттуда артефакты, управление и опыт, которые как-то не так уж заметно, но прочно легли в самосознание варваров, захвативших Европу. Безусловно, позитивным событием (которое вряд ли назовешь счастливым) явился распад Римской империи, исторически пережившей свое время и структуры власти, которые одряхлели, а позитивного влияния на мир римские императоры оказывать уже не могли.
В европейской истории трудно найти четкие свидетельства перехода от феодализма к капитализму: как-то случалось все одновременно. Новые формы производственных отношений не сразу отрицали производственно-экономические отношения и структуры феодализма, а медленно использовали их в своих целях, развивая и внедряя их в социальную реальность, изменяя при этом до неузнаваемости. Таким образом, по мнению многих авторов, сложились четыре фактора европейского успеха. Первый фактор состоит в том, что к моменту оседлого существования варваров христианство было уже установившейся сетевой идеологической структурой, подтвержденной существованием на постоянной основе институтов, которые распространяли, укрепляли и дальше развивали христианские ценности. Исследователи говорят о нормативном замерении варварских племен. Эту роль сыграла христианская церковь. Без религиозного благословения выдающиеся структуры европейского капитализма, такие как рынок отношений частной собственности, рациональная реорганизация производства, навряд ли получили бы такое успешное развитие, которое они сумели реализовать.
Вторым фактором является то, что географические административные структуры Европы в пределах христианской ойкумены складывались везде постепенно из достаточно мелких территориальных и географических образований. В каждом из них возникали, получали хождение, реализовывались принципы организации совместного жития, производства, начала нравственности. Подтвержденные церковной властью, создавались многочисленные цивилизационные структуры, которые потом слились в одно целое.
Третий фактор заключается в том, что средневековое государство закрепляло свою организацию функцией прерогативы благодаря активному использованию военной силы. Замирение крестьянства с началами промышленного производства, организацией потоков товаров из промышленных структур в значительной степени опиралось на силовое влияние, которое, в свою очередь, использовало уже накопившиеся принципы организации общежития в отдельных мелких административно-территориальных образованиях Европы.
Четвертый фактор заключается в мягкости климата, наличии достаточных систем коммуникации и связей, которые способствовали выработке единых общеевропейских принципов хозяйствования, социального поведения, военной политики.
Опыт Европы основывался на одной общности – хорошо увлажненных плодородных землях, способствовавших развитию сельского хозяйства. Существующие системы коммуникации, в том числе и морские пути, помогали установлению схем обмена товарами и другими благами в достаточно удаленных друг от друга регионах Европы, таких как районы Средиземноморья и Балтики. Манн заметил, что к 1477 г. (непонятно, почему выбран этот год, ибо с какими-то важнейшими общеевропейскими событиями он не связан) можно говорить уже о началах европейской цивилизации, которая обретала четко выраженный капиталистический характер[57]. С этим можно согласиться, так как европейскому капитализму предстояло пройти еще длительный напряженный путь развития, ознаменовавшийся как многими политическими катастрофами, так и кризисом, но на всем историческом протяжении капиталистические структуры в Европе устояли, и хотя сегодня можно говорить о серьезных признаках кризиса этой цивилизации, которая уже в течение столетий властно требует замены ее другой, более прогрессивной и адекватно отвечающей потребностям и нормам развития, капитализм продолжает оставаться реальностью современной истории в тех основных признаках, которые возникли, развились и утвердились в Европе в течение II тысячелетия.
Глава 3
Понятие власти и особенности ее воспроизводства
По ходу развития общественных отношений и капитализма в обществе стали складываться твердые принципы политического управления. Носители власти отрабатывали целый ряд норм повиновения их распоряжениям и управленческим инициативам, требуя беспрекословного исполнения и принуждая к исполнению силой. Процесс государственного строительства, таким образом, сопровождал развитие социальных отношений, производительных сил, структур распределения богатства. Мощную роль в реализации целей политического управления конечно же играло мощное централизованное государство. Эта особенность проявила себя достаточно ясно в национальном строительстве Европы уже в конце III тысячелетия. Американский исследователь Фрэнсис Фукуяма считает, что государство капиталистического общества обрело свои установившиеся черты где-то к середине II тысячелетия, однако развитие продолжается устойчивым темпом вплоть до буржуазных революций XVIII и XIX вв.[58].
В ходе государственного строительства Фукуяма выделял две важнейшие составляющие: развитие государства на основе закона; подотчетность государства юридическим и законодательным институтам. Большая часть конституционных ограничений и правил в период становления капиталистического общества в Европе предлагала идею равенства. Она легко воплощалась в становящихся социальных институтах управления, в распределении общественного продукта, однако популярность и сам факт ее распространения в большинстве стран того периода определенным образом дискредитировал аристократию и примыкающие к ней слои как носителей государственных функций власти. Структуры политической власти становились открытыми для более-менее энергичных элементов общества, и хотя продвижение по иерархии власти обязательно основывалось на владении собственностью, возможности для социальных лифтов умножались.
Общее настроение было выражено американской Декларацией независимости (речь о ней пойдет ниже), автором которой считают Томаса Джефферсона, особенно ее главный тезис о том, что все люди созданы равными. На всех предыдущих этапах истории социальные классы, группы и индивиды боролись за свое место в обществе. Теперь они получали правовую и нравственную основу для борьбы за свои права и место в сложной структуре управления обществом. В качестве субъектов законодательных инициатив все больше утверждали себя парламенты. Одним из первых парламентских собраний такого рода были созданные в 1614 г. во Франции Генеральные штаты. Поначалу под регентством Марии Медичи это было большое собрание, которое в основном выдвигало претензии королю за рост налогов (хотя в целом королевскую власть оно признавало). Однако по мере нарастания социальной напряженности Генеральные штаты встали во главе социальной революции 1789 г. Благодаря ее свершению во Франции появилась Декларация прав человека и гражданина. С тех пор, несмотря на социальные и политические трансформации юридических институтов, носители права и ответственные за ее развитие играют в странах Запада все возрастающую роль. По мере роста европейского населения: от 69 млн в 1500 г. до 89 млн в 1600 г. (увеличение на одну треть) создалась основа для массовых движений, в которых идея равноправия пробивала себя и стала возможной окончательно сформулироваться по итогам Великой французской революции.
В Европе по окончанию войн и заключению Вестфальского мира стала складываться устойчивая политическая система государств и государственного взаимодействия. Диктаторская и неограниченная власть французской и испанской монархии в конце XVIII – начале XIX в. вызвала социальное напряжение и стала носителем перемен, которые привели к созданию государства демократического (по крайней мере по своей внешней структуре), вынужденного отчитываться перед управляемыми. Ответственное правительство (accountable government) стало образцом становления политических структур современной эпохи. Рыночная система, существовавшая благодаря центральной роли крупных городов, способствовала большей открытости торгово-экономических и других отношений. Регулярные отчеты правительства и власти стали условием и необходимостью существования. Попытки монархов восстановить железную власть и дисциплину, как правило, терпели провал.
Так, в 1629 г. английский король Чарльз I распустил парламент и начал период «личной власти», целью которой ставил восстановление влияния абсолютной власти монарха за счет снижения власти парламента. В Англии это уже был запоздненный шаг – население не согласилось с тем, чтобы король назначал новые налоги без согласования с парламентом. Озабоченность вызвало появление политической коррупции, когда монарх, ориентируясь на монархические режимы Франции и Испании, попытался продавать должности и титулы для увеличения доходов. Общество отторгло этот подход. Результатом явилась мощная гражданская война, разразившаяся в 1641 г. и длившаяся более 10 лет.
Сегодня общепризнано, что данная война закончилась победой парламента, символическим выражением которого было то, что Чарльз I был обезглавлен в 1649 г. за преступление против парламента и закона. И все же конфликт между королем и парламентом был разрешен не столько военными средствами в ходе гражданской войны, сколько последующими событиями, фактически отстраняющими королевскую власть от управления политическими процессами. Парламентарии дискредитировали себя, оказав поддержку протекторату Оливера Кромвеля. История Англии сделала неожиданный реверс, и в 1660 г. сын обезглавленного короля Чарльза I был избран королем, назвав себя Чарльзом II. Однако восстановление королевской власти отнюдь не означало увеличения ее политических прерогатив. Скорее, наоборот, король помнил о Хартии, и каждый из ее последователей вынужден был с этим считаться. Правительство, хотя и формально возглавляемое королем, отчитывалось перед парламентом, и данные отчеты делались властными. Английская королевская традиция знала многие перерывы постепенности. Длительная борьба между королем и парламентом закончилась «Славной революцией» (Glorious Revolution) 1688–1689 гг, в ходе которой Джеймс II вынужден был отречься от престола. На его место был поставлен король Вильям III, призванный для этих целей из Голландии. Итоги гражданской войны и «Славной революции» внедрили в английское общество сознание того, что легитимность власти возможна только тогда, когда правители смогут обеспечить согласие управляемых.
Согласие управляемых выражал парламент. Король был лишен возможности издавать указы и распоряжения без согласия парламента. В современной социологической литературе считается, что «Славная революция» положила начало новой системы власти и политического управления, которую позже назовут демократической. Английский философ Джон Локк использовал аргументы Томаса Гоббса о том, что государство – результат социального договора в целях обеспечения гражданских прав, которое в то же время является универсальным по своей природе. В трактатах об управлении (the treaties of government) он утверждал, что если монарх обрел тираническую власть, его можно было заменить. Считается, что идеи Локка были позже полностью воплощены в концептуальном обосновании американской революции (о которой будет сказано ниже). Однако идея о том, что правительство бывает легитимным только тогда, когда оно существует с согласия управляемых, является прямым следствием «Славной революции» не случайно, поэтому Англия затем стала европейской страной, инициировавшей демократические процессы и сложные процедуры легитимизации власти в ходе выборов.
Правда, Фукуяма говорит, что в английском парламенте по итогам «Славной революции» было представлено относительно небольшое число граждан. Это были лица высших классов крупных собственников – джентри. Последние стали основой формирования политических структур Англии. Хотя джентри составляли по некоторым оценкам от 4 до 5 % населения, однако одновременно в законодательных органах были созданы юридические советы, в которых было обеспечено гораздо более адекватное присутствие населения. Это были фермеры (богатые йомены), представители свободных профессий. По словам Фукуямы, данное представительство в судебных органах охватывало около 20 % населения[59]. По его мнению, новые структуры широкого представительства были еще далеки от демократической власти: «Демократия, как мы ее понимаем сегодня, как право голоса взрослого населения вне зависимости от пола, расы или социального статуса, не применялось ни в Англии, ни в Соединенных Штатах полностью вплоть до конца XX столетия. Однако подобно американской Декларации независимости «Славная революция» установила принцип народного согласия, оставляя за следующими поколениями людей право его расширять или сокращать (в зависимости от обстоятельств, а в ходе американской и европейской истории последних 200 лет обстоятельства были достаточно различными). Может быть, важнейшим результатом требования отчетности государства и его легитимности было регулирование системы налогообложения жесткими законами. Сам факт появления таких законов подвергал систему налогообложения заметному массовому контролю.
Протесты против несправедливости сразу вызывали требования новых законов, уточняющих как систему сбора налогов, так и ее размеры. Неограниченный рост налогообложения для удовлетворения все возрастающих потребностей монархов, как это было в прошлом, был окончен. В Англии эта система по итогам почти двух десятилетий непрерывной войны была признана как неприятная и неизбежная необходимость. Франция продолжала упорствовать, не принимая принципов согласия управляемых, оставляя за собой право увеличивать налоги и изымать их силой. Правительство не обладало достаточными средствами, чтобы обеспечить регулярное поступление налогов. Собирать удавалось не более 12–15 %. Элиты влияния и власти во Франции сумели оговорить себе многочисленные налоговые облегчения, а налоговых поступлений от широких масс населения было явно недостаточно для обеспечения всех расходов монархии. Поэтому к смерти короля Луи XIV в 1715 г. Франция была банкротом. Десятилетия банкротства привели к мощному социальному взрыву, который сегодня известен как Великая французская революция, коренным образом изменившая ход политического развития не только во Франции, но и в Европе, и во всем мире. Три компонента современного политического порядка – сильное государство, управляемое законом, отчетность государства перед гражданами реализовались в европейских государствах к концу XVIII столетия. Китай создал сильное государство намного раньше, правление закона существовало в Индии, на Ближнем Востоке, а в Европе и, в частности, в Англии, ответственное правительство (accountable government) появилось только в XVIII столетии»[60].
Фукуяма говорит, что Англия была первой страной, где все три элемента ответственного управления – сильная власть, подчинение государства правлению закона и электоральная отчетность государства – впервые сошлись вместе. За ней последовали Нидерланды, Дания, Швеция. В начале XIX в. в Европе сложится устойчивый паттерн политического управления, чрезвычайно благоприятный для социального мира и обеспечивающий наилучшие условия для экономического роста.
В условиях гражданской войны Гоббс, желая противопоставить новую систему власти безграничному господству королей, утверждал суверенитет народа, придав ему абсолютный характер. Для реализации суверенитета народа необходима была сила принуждения с целью защищать общество от внешних нападений, однако сила нужна была и внутри общества, чтобы мобилизовать граждан на соблюдение закона. Суверен в этих условиях может управлять, однако это только исполнительная часть власти.
Гоббс был сторонником всемогущественного государства (Левиафана), которое охватывало бы функциями управления все сферы общественной жизнедеятельности; при этом в основе Левиафана должно было лежать народное согласие. В конце XX в. интерес к идеям Гоббса чрезвычайно вырос. В центре общественных дискуссий оказалась природа власти. Американский исследователь Николас Джон Спикмэн характеризовал проблему так: «Вся цивилизованная жизнь в конечном итоге зависит от власти, которую можно определить как способность “двигать людьми”. Политика является более или менее зависимой от государственной власти, а не от общих принципов справедливости и толерантности»[61]. Эту базисную идею Спикмэн приписывал Гоббсу, полагая, что подобное рассмотрение политики обязательно обогатит ее и нравственными критериями, которые дадут о себе знать по мере развития государственной власти во все более усложняющемся мире.
Спикмэн, кстати, полагал, что идеи «чистой демократии» в ее классическом виде являются достоянием англосаксонского мира, а отсюда и право этого мира предлагать образцы демократической власти остальной части человечества. Действительно, Гоббс полагал, что проблема власти находилась в центре дискуссии о природе общественных сил, расстановки и их влиянии на ход общественных процессов и судьбы людей. Гоббса считают одним из первых аналитиков власти, придавшим этому анализу научно аргументированный характер. Безусловно, он был аналитиком буржуазной власти. Рассуждая об общественном порядке своей эпохи, он был достаточно осторожен и не высказывал мысли, которые могли бы вызвать большие споры и привлечь на себя внимание. Он публиковал свою доктрину в течение трех десятков лет отдельными кусками, однако был достаточно консистентным в изложении своих взглядов, полагая, что движение власти и расстановку социальных сил в обществе можно рассмотреть, используя тезис о том, что все общественные структуры складываются в одну систему абсолютной власти.
Из опубликованных Гоббсом работ было ясно, что он хотел создать науку о власти, которая поможет сохранять гражданский мир и благополучную жизнь. Он трактовал динамику власти с помощью «резолютивно-композитивного» метода. Резолютивная часть означала создание базисных предложений для разумного управления. Композитивная часть представляла собой попытку соединить все виды резолютивного управления в одну систему. Задача власти – обеспечить движение общества с целью реализации своих задач и сохранения общественного мира.
Гоббс много уделял внимания изучению человеческой природы, полагая что ее формируют аппетиты и желания обеспечить свое пропитание до возможности достичь своих целей и благодаря этому занять определенное положение в обществе. Подобные желания и намерения других людей вызывают сопротивление (отсюда постоянное противостояние интересов и действий), войну друг против друга. Реализация своей природы является условием обретения человеком уверенности в себе и счастья, однако она требует постоянного напряжения и борьбы, и только общая власть с согласия подданных может обеспечить необходимый мир. Успешность действий совместного жития людей может быть создана только тогда, когда сообщество признает наличие естественной природы человека и естественность его требований, а также необходимость законов, регулирующих эту природу и человеческое поведение.
Человеческое житие реализуется в достаточно конфликтной среде. Задачу власти, осуществляемой сувереном с согласия подчиненных, Гоббс характеризовал как охрану собственности, которую накопил человек в защиту его жизни, семейных и брачных связей, и постоянное обучение подвластных с целью законопослушного поведения. Он утверждал, что главной задачей, смыслом и дизайном человека (который, естественно, любит возвышаться над другими) являются ограничение своих намерений и практика усилий по самосохранению, в котором главная задача не ввергнуться в жуткие условия войны как одну из наиболее устойчивых страстей людей, когда власть теряет свою привлекательность, поощряет только к сохранению своих ковенантов или соблюдению законов природы[62].
Социальной средой существования людей является сообщество (commonwealth). В совместном существовании люди должны сопротивляться силам тьмы, среди которых честолюбие, излишняя религиозная власть. Гоббс был сторонником протестантской реформации и не любил папство, чрезмерную страсть к обогащению и тщеславие[63]. Он был убежден, что «…сохранение гражданского общества находится в полной зависимости от права, а право должно распространяться на определение жизни и смерти. Ряд законов должен регулировать вознаграждение и наказание. Это и создает общую атмосферу жизни в сообществе. Сообщество не сможет существовать, если кто-то другой, кроме суверена, будет распоряжаться жизнью и смертью <…> В сообществе должно царить убеждение, что вечная жизнь важнее жизни нынешней, а вечная мука – гораздо более жесткое наказание, чем естественная смерть. Следует всегда иметь в виду всем людям, что подчинение власти означает возможность избежать хаоса и гражданской войны, изображенной в Священном Писании как вечная жизнь в вечных муках, определяющей, какие из действий людей обеспечивают им вечную жизнь, а какие – вечную муку»[64].
Таким образом, власть у Гоббса является только абсолютной, он признает наличие суверена, высшего существа, или правителя, однако избегает крайностей Средневековья и считает, что суверен должен править с согласия подданных, внимательно изучать их интересы и направлять на пути истинные, которые, по его убеждению, отрегулированы Библией. Довольно подробное описание природы человека, сообщества, его целей, условий жизни по-разному воспринимаются исследователями буржуазной власти периода зрелого капитализма, основоположником которой является Гоббс, заложивший основные ее принципы. Суть же этих принципов – в сохранении гражданского мира и избежании войны. Владение собственностью у него выделяется как условие активного осуществления своей миссии в обществе, однако неравенство во владении собственностью явилось источником как социального неравноправия, так и конфликтов на протяжении 200 лет существования общества эпохи модерна. Это неравенство явилось источником напряжения и в современную эпоху, что и вынужден был признать известный исследователь капитализма Тома Пикетти, который пишет: «Неравенство собственности и прежде всего неравенство власти в обществах так и не было ограничено никаким лимитом, за исключением средств подавления и убеждения (в зависимости от ситуации), которые применялись собственниками, с тем чтобы сохранить свое положение и обеспечить общественное равновесие»[65].
Великая французская революция потрясла монархо-абсолютистские режимы Европы, ликвидировав помехи мощному развитию производительных сил и социальных отношений капитализма. Провозглашенные ею идеалы свободы, равенства, братства (Liberte, Egalite, Fraternite) стали слоганами, указывающими на демократическое направление развития общества, на необходимость структуризации власти в зависимости отжелания подданных на правление в соответствии с законами и регулярными отчетами перед общественностью, перед массами людей, которыми властелины управляют. Реализация этих лозунгов была затруднена процессами гражданской войны, развернувшейся во Франции, политическим террором и, наконец, бонапартистской диктатурой, ввергнувшей Францию в разрушительные войны.
