И. И. Антонович
Метафизика власти и эволюция демократии
С учетом того, что военная сила являлась важным фактором существования городов-государств, среди них выделилась Спарта. Именно с ней исследователи связывают первое устоявшееся проявление демократического правления (в промежутке между 500–450 гг. до н. э.). Все взрослые спартанцы были фалангистами, владели одинаковым количеством земли и имели право участия в городских ассамблеях. Спарта играет особую роль в истории греческих городов-полисов, так как ее военная сила использовалась для освобождения ряда этих городов от правления тиранами. Спартанский тип демократии назывался eunomia, что означает «хороший порядок, предполагающий жесткую дисциплину и равенство».
Характерно, что в современном демократическом дискурсе довольно часто используется данный термин для определения качества демократического управления – good governance, однако термин «порядок» получил не совсем положительную репутацию в условиях конфликтов начала XXI в., когда США, претендуя на управление миром в контексте единоцентрия, стали говорить о порядке, основанном на правах (rule based order), как противостоящем международной договорной системе, сложившейся в XX в. после окончания Первой и Второй мировых войн, и предполагавшем единоличное право США формировать правила поведения в этом порядке.
Демократический процесс в городах-полисах развивался и в V в. до н. э. Афины обошли Спарту по реализации демократических принципов. Групповая лояльность здесь предполагала открытость в обсуждении проблематики и идентификации граждан с многогосударственной структурой городов-полисов. В Афинах появился термин этнической принадлежности – «греческий». На этой основе, несмотря на острые внутриполитические сражения и дискуссии, возникла общая идентичность – эллинская. Географическое название только одной местности «Эллада» стало объединяющим термином греческой самоидентификации. Греки начали считать себя народом, происходящим из общего этнического древа. Исторических доказательств этому не приводилось, но было одно очень важное свидетельство – общность языка. По мере возникновения и развития письменности в VIII и VII в. до н. э. этнические языковые разнообразия сливались сначала в четыре общие диалекта, а потом в один язык, и на этой основе возникло и понятие единого народа. Конечно, диалектические различия сохранялись. Но они не совпадали с политическими границами. Национальное единство, безусловно, нашло свое выражение и в единстве греческой религии, синтезированной Гомером и закрепленной институционально в таких феноменах, как дельфийский пророк, олимпийские игры, театр. Исследователи различных объяснений первоначальных источников этого единения сводят его первоначало к Ионии – возможному месту проживания Гомера и Гесиода. Считается, что в этой местности свершилось уникальное объединение индоевропейских богов с местными верованиями, представленными богами плодородия, культами и ритуалами, заимствованными на Ближнем Востоке.
Другие исследователи становление этнического единства греков сводят к влиянию моря, формировавшего кочевой образ жизни, перемещение и перемену диалектов, культур, индивидуальностей. С учетом явного превосходства морских путешествий над наземными транспортными передвижениями широко распространившийся греческий мир объединялся коммерческим интересом. Рост народонаселения в благополучных городах-полисах компенсировался рассеянием по морскому побережью. Исследователи говорят, что в период между 750–550 гг. до н. э. насчитывалось более тысячи греческих городов-полисов. Конечно, в таком множестве нельзя преувеличивать степень интеграции и центрального контроля. Каждый город-полис жил абсолютно автономной жизнью, по крайней мере между октябрем и апрелем, когда морская навигация по звездам была трудно осуществима. К тому же морские путешествия были достаточно длительными. Военная галера проходила не более 50 миль в день, коммерческие суда могли покорять немного большие дистанции при условии умелого использования розы ветров. Все это время морская навигация имела в основе своей ориентацию на землю. Далеко от берега уклоняться было невозможно. Это и привело к своеобразной политической и дипломатической стабилизации городов-полисов – все были на виду у всех, все развивались достаточно самостоятельно, но без морских путешествий, объединяющих их, существование каждого из них было бы гораздо менее благополучным. В то же время стратегия расширения и захвата, которую исследователи называют ранним античным империализмом, носила децентрализованный характер.
Греция стала первой цивилизацией, обладающей культурой письменности на всем протяжении своей территории городов-полисов. Алфавит был заимствован у финикийцев. Греки его слегка изменили введением новых гласных, но он сохранил свое первородство. Именно письменность считается самым мощным фактором формирования единой греческой цивилизации, а условие существования производственной и общественной активности породило первые демократические институты. Возможно, демократическому управлению, требующему активного участия граждан в решении задач жизнедеятельности, была обязана письменность. Интенсивная торгово-экономическая деятельность и морские путешествия способствовали тому, что письменность из закрытого аристократического слоя общества распространилась на все население. В Афинах в середине 500-х гг. до н. э. письменность была уже делом большинства граждан. Именно в это время появляются свидетельства об образовании школ и соответственно систематического обучения подрастающего поколения. В Афинах уничтожающей характеристикой гражданина было «он не может читать и не умеет плавать». Неумение читать означало неучастие граждан в управлении обществом, а неумение плавать означало невозможность достаточно профессионального занятия в условиях морского государства.
Многие исследователи сегодня говорят, что важнейшим средством демократической диффузии в греческих городах-полисах была коммерциализация сельского хозяйства. Она образовалась на стыке VI и V вв. до н. э. Греки обучились обработке земли и использованию моря как наиболее дешевого вида транспорта для распространения продуктов. Это обеспечило не только сильный рост сельскохозяйственной продукции и интенсификацию торгово-экономических связей, но и распространение принципов свободного самораспределения производства и существования людей в греческих полисах. Экспансия греческих городов-полисов вдоль побережья закончилась на исходе 500 г. до н. э. Однако рост экономического благополучия породил социальное неравенство, а вместе с ним и социально-экономическую напряженность, противоречия и борьбу. Это не мешало развитию сельскохозяйственного производства, благодаря чему некоторые исследователи сегодня прибегают к метафоре, что оливковая ветвь и виноградная лоза внедрили демократию в Греции, а затем в Западный мир – коммерциализацию. Успех сельскохозяйственных производителей и городов-полисов напряженно толкал и военное развитие. Расширение торговли требовалось в создании систем защиты на море против пиратов и на земле против финикийцев и персов. В середине VI в. до н. э. Спарта была господствующей силой на земле, а Коринф и Афины – на море. Афины нуждались в импорте зерна для продовольственного обеспечения своих граждан. Торгово-экономическое преимущество Афин обеспечивалось еще и тем, что на относительно малой территории были открыты мощные залежи серебра, которые использовались для чеканки монет. Военно-морские и торговые путешествия Афины могли оплачивать лучше, чем другие города, этим, пожалуй, и объясняется то, что Афины в исторической памяти об этой эпохе называют классической Грецией.
Конечно, соотношение греческого полиса и военно-морской галеры никогда не был легким. В период расцвета Афин (500 г. до н. э.) военные и гражданские интересы согласовывались, однако демократическая процедура обсуждения и решения злободневных вопросов вызывала у богатой и все более замкнутой части населения недовольство. Аристотель заметил эту особенность, когда сказал о том, что развитие крупных галер неизбежно приводит к диктатуре пловцов в гражданской жизни. Он даже высказывает пожелание, чтобы пловцы не были равноправными гражданами, участвующими в обсуждении вопросов. Однако демократическая процедура, установившаяся как форма правления, исключала это, поэтому проблемы обострялись. Гребцы с галер являлись свободными гражданами в течение длительного времени. Все изменилось, когда ввиду интенсивного строительства галер стало не хватать свободных граждан и в качестве гребцов использовались рабы. Возник острый конституционный конфликт реформы Солона в 593 г. до н. э.: гражданство определялось путем разделения жителей на четыре имущественных класса, смотря на количество бушелей зерна, которое мог поставить каждый класс. Первых три класса (500, 300, 200 бушелей) в основном формировал класс гоплитов, четвертый (нижний класс) – класс «свободных бедняков», которым не полагалось занимать должность, хотя за ними оставалось право свободного самовыражения во время ассамблеи. Бедняки стали активно использоваться в качестве гребцов, но это отнюдь не увеличивало их формальные конституционные права, что обеспечило демократическую структуру общества достаточно разделенным, можно сказать даже поляризованным, состоянием.
Усилению власти греческого полиса в значительной степени способствовало и становление военно-морской мощи. Она ставила перед небольшими греческими самоуправляющимися городами серьезные проблемы. Если все большее число хорошо экипированных галер означало значительное усиление военно-морских возможностей, то рабов в качестве гребцов требовалось больше, чем было граждан в самом городе. Да еще небольшой город-полис Эгина изобрел трирему – галеру с тремя рядами гребцов. В битвах Эгине требовалось до 6 тыс. человек гребцами на галерах и фалангистами. Население поставляло не более 2 тыс. человек. Древнегреческий историк Фукидид рассказывал об очень интересном дипломатическом диалоге между Афинами и Коринфом в 432 г. до н. э. Коринф стал перекупать гребцов в Афинах. Перикл, самый авторитетный человек Афин в то время, пытался защищать своих гребцов пропагандистски, говоря о том, что их гребцы не только лучшие, но и на самом деле исполняют гораздо больше функций, часто включаясь и в сухопутные битвы.
Рост военно-морского могущества породил своеобразную иерархию. Более благополучные и процветающие греческие города-полисы перекупали граждан и рабов у более бедных. Широкая многогородская система вступала в полосу кризиса. Определенные социальные изменения вызывали и сухопутные войны. Все больше граждан из неблагополучных городов шли на службу в более благополучные. В числе благополучных в V в. до н. э. однозначно выделились Афины. Приток желающих участвовать в военных экспедициях Афин был столь велик, что в 450 г. до н. э. Афины приняли решение, ограничивающее предоставление гражданства вольнонаемным фалангистам. Военная и коммерческая экспансия породила расслоение в социальных структурах. Более сильные государства стали развивать искусство управления, в более сильных городах-полисах стала возникать философия господства, стратегия навязывания своей воли и интересов более слабым.
В Афинах развилась особая политическая система, которая сначала называлась «изономия» (равный порядок или равенство перед законом), затем постепенно к концу V в. до н. э. она эволюционировала в демократию (власть народа). В течение более ста лет в Афинах процветала так называемая демократия участия. Несмотря на большую численность граждан, активно работали ассамблеи, которые в основном выражали волю их руководства. Совет – главный орган управления – под давлением электората часто обновлял свой состав. Это означало, что примерно 1/3 граждан старше 30 лет в течение одного срока могли участвовать в органах управления и демократических структурах. Важнейшим признаком афинской демократии была исегория – свобода слова. Естественно, не в современном ее толковании как свобода от всякой цензуры, но в активном выражении реализации права высказывать свое мнение во время ассамблеи граждан.
Обычно инициаторы открывали дебаты следующим кличем: «У кого есть хороший совет для полиса, пусть он выскажет его вслух». Возрастание влияния Афин среди греческих городов-полисов содействовало расширению демократических принципов массового участия в решении проблем городского общежития. Социальная организация греческих городов-полисов была представлена тремя взаимодействующими структурами власти. Первой сетевой структурой власти, как уже отмечалось, был демократический полис – уникальный продукт крестьян-землевладельцев, которые оказывали серьезное влияние и на настроение городских собраний, и на формирование фаланг, и на оплату военно-морского строительства. Городские собрания были относительно немногочисленными, и некоторые из исследователей отмечают, что истинные демократические процедуры могут осуществляться только в небольших по численности автономных организациях.
Афины были самым большим городом-полисом, однако с небольшой территорией в 2500 км2. В IV в. до н. э. максимальная численность населения (граждан) Афин составляла около 250 тыс. человек, из которых около 30 тыс. были лица мужского пола, а до 100 тыс. – рабы. В среднем городские ассамблеи посещали до 6 тыс. человек. Спарта, в свою очередь, территориально была намного больше – около 8500 км2. Однако ее население составляло 250 тыс. человек, т. е. примерно равное Афинам, из которых гражданами являлись всего 2 тыс. человек[22]. Территория Афин была равна примерно современному Люксембургу, а население было намного меньше, поэтому демократические процедуры, чтобы оказывать серьезное влияние на повседневную жизнь, были достаточно интенсивными и частыми, а решения исполнялись достаточно добросовестно.
Таким образом, полис был первой политической структурой, сетью, которая централизовала и координировала демократическую активность граждан. В полисе сформировались социальные страты и понятия, отражающие повседневную жизнь. Греческие города-полисы вызвали появление не только демократии, но и тирании, монархии, аристократии в различные периоды своего развития, однако к концу последних веков до нашей эры там процветала демократия.
Второй сетевой структурой власти являлась национальная и культурная идентичность населения греческих городов. Это помогало взаимопониманию, а город благодаря этому функционировал как геополитическое, дипломатическое, культурное и даже лингвистическое единство, что давало ему возможность выступать субъектом исторического действа. Война между городами-полисами была достаточно частым явлением, однако она не воспринималась как гражданская война, ибо города обладали достаточной территориальной идентичностью, что позволяло им действовать в качестве самостоятельных политических единиц. В целом некоторые исследователи называют структуру городов-полисов федеральной, возникшей как результат активной морской и военной деятельности относительно небольших городов на всем побережье Средиземноморья.
Третьей сетевой структурой власти можно назвать идеологическую. Это была своеобразная идеология равенства, в которой обеспечивалось достоинство и уважение всякому гражданину мужского пола и зрелого возраста. Здесь, похоже, не было первичных этнических признаков объединения. В греческой философии фигурировало объединенное человечество. Исследователи часто цитируют мысль Софокла: «…человеческая раса едина – в один день возникли все мы, порожденные нашими отцами и матерями. Ни один человек не является более совершенным по отношению к другому, но каждому человеку выделен его объем несчастных дней, равно как и счастливых. А на некоторых довлеет всей своей тяжестью рабство»[23]. Фукидид говорил о единой природе человека, в которой понятия грека и варвара только переходные. Варвар может стать греком, а грек может попасть в рабство. Говорилось даже о единстве человечества, основанном на человеческом разуме[24]. Правда, право на разум признавалось только за свободными людьми – гражданами. Эта жесткая ограничительная формулировка смягчалась убеждением, что греком-эллином можно стать благодаря шлифовке своего собственного разума, обучению, оттачиванию своих мыслительных и ораторских способностей. Манн пишет по этому поводу: «Человечество представлялось как один общий вид, а его адаптация к местным условиям отнюдь не порождала различные группировки, а представляла собой процесс диффузии культуры, диффузии социального опыта. Концепция общечеловеческого единства для древних всегда была гораздо более очевидна, чем их взаимные различия. Греки в своей философии дали этому единству исчерпывающее выражение. Это понятие сыграло свою решающую роль в формировании их политической организации. Ее влияние было столь же значительным и в формировании новых универсальных религий, которые начали возникать в этой среде»[25].
Отсюда в философии древних возникло несколько важных теоретических предпосылок, которые потом сыграли свою роль в формировании западных ценностных установок. Прежде всего греческий город-полис сформировал среду, в которой отдельно действующий индивид мог ощущать себя способным планировать свою жизнь и иметь собственные взгляды. Это содействовало высокой оценке возможностей человеческого разума и его способности понять безграничный космос, что являлось и шагом вперед в развитии философской мысли. По сравнению с Египтом, где признание божественности фараона объективно служило гарантией социального порядка, в греческом полисе гарантией социального порядка постепенно становился сам индивид. В ходе истории городов-полисов Древней Греции, их взаимодействия и военных действий сформировалось понимание миропорядка как находящегося в состоянии равновесия (всякое неравновесие природного или человеческого происхождения считалось нарушением нормы существования). Отсюда сложилось греческое представление о широких возможностях человека, функциях его тела, любви и уважении к самому себе, к своим физическим возможностям.
Греческие города-полисы не избежали социальной дифференциации, которая развивалась и существовала в основном на двух уровнях. Граждане Афин обладали полными правами участия в ассамблеях и демократических процедурах, неграждане Афин, в основном рабы, находились в подчиненном положении. Производственные системы были нацелены на получение прибыли, накопление богатства двояким путем: во-первых, за счет интенсивной эксплуатации рабов свободными гражданами; во-вторых, извлечения средств к существованию и даже накопления богатства путем интенсивного развития сельского хозяйства. Отсюда и роль крупных землевладельцев в истории Греции того периода. Любопытно, что гораздо более болезненным и чувствительным социальное неравенство было между городами-полисами, чем внутри их. По мере того как некоторые города-полисы накапливали больше могущества и богатства, развивая военно-морские занятия и участвуя в постоянных военных авантюрах, одни города начинали довлеть над другими. С учетом военной опасности, исходящей последние 500 лет до н. э. из Персии и Карфагена, более могущественные города-полисы вынуждены были подчинять целям защиты ойкумены более слабые города. Централизованная структура этой межгородской власти долгое время помогала греческим городам-полисам развиваться как самостоятельная цивилизация, которая потом оказала мощное влияние на формирование европейских цивилизаций. Уже в IV в. до н. э. возникли мощные межгосударственные и межцивилизационные противоречия не только между городами-полисами Афинами и Спартой, но, самое главное, и Персией, которые закончились Пелопонесской войной, означавшей исторический упадок греческих городов-полисов.
Структуры власти в ее первичной демократической форме, возникшие и апробированные в греческой ойкумене, оказались устойчивыми, способными к воспроизводству на более поздних исторических этапах. Параллельно греческой цивилизационной структуре современниками финикийцев и греков были Ассирия и Персия. Конечно, исторические источники развития этих двух империй не столь многочисленны и надежны, как греческие, но характерными особенностями их формирования было господство побеждающих элит, принуждение к сотрудничеству побежденных народов в жесткой милитаризованной экономике и распространение социальной структуры классового господства. Как правило, в этих двух империях власть осуществлялась армией, привлекающей к принудительному сотрудничеству самостоятельные классы покоренных государств и народов. Если националистическая мотивация господства была гораздо более выраженной у ассирийцев, то персы сформировали определенную космополитическую элиту управления и власти. Ассирийцы взяли свое имя от города Асура, расположенного на севере Месопотамии на реке Тигр. Они говорили на диалекте, который назывался аккадским, и располагались на торговых путях: из Аккада и Шумера на юг, в Анатолию, и на север, в Сирию.
С появлением железа как основы производственно-экономической деятельности ассирийцы развили свою собственную империю, расположенную на речных берегах и торговых путях. Важную роль в становлении ассирийской государственности играло сельскохозяйственное производство, а землевладелец-крестьянин был важным элементом ассирийской государственности. Библейская традиция оставила характеристики ассирийской империи как милитаристской. Однако главная ее особенность, пожалуй, была в том, что вместе с персами они развивали автократическое правление, чуждое демократической традиции и процедурам участия. Мощным рывком в военном развитии ассирийцев явилось использование лошадей. Первые кавалеристские формирования принадлежат ассирийцам, их участие в военных действиях обеспечило победу во всех продвижениях Ассирийской империи на Ближнем Востоке. Ассирийская военная стратегия основывалась на быстроте передвижения и массовой численности воинов. Неожиданные атаки ассирийцев вошли в историю как одна из самых эффективных форм покорения близлежащих народов древности.
В ассирийском обществе развилась сложная социальная структура, наверху которой было дворянство, землевладельцы, купцы и военные, сформировавшие национальное самосознание и идентичность. Важную роль в этой среде, как и позже в римских элитах влияния и власти, играли так называемые отсутствующие землевладельцы, т. е. владельцы крупных земельных угодий, которые вели праздный образ жизни в городах, используя ресурсы, наработанные крестьянами и рабами. Праздный образ жизни давал им возможность активно участвовать в политических делах и формировать определенное самосознание и единство. Исследователи говорят о том, что в Ассирии возник своего рода квазинационализм, который потом послужил образцом для становления подобного рода националистических настроений и националистической идентичности в других параэтнических объединениях, в частности иудаизм как форма более тесной этнической сплоченности и идентичности возник как военная угроза хорошо организованных ассирийцев и других имперских сил на Ближнем Востоке[26].
Характерно, что именно первые проявления национального самосознания в этнических формированиях Ближнего Востока создали одновременно и своеобразную атмосферу космополитизма. В ходе имперских завоеваний и сравнения различных цивилизаций Ближний Восток дал ростки устойчивого общецивилизационного этоса и структур поведения, которые потом в разных своих формах повторялись в истории Европы, Азии[27]. В какой-то мере формирующаяся национальная идентичность содействовала и межэтническому сплочению в Ассирийской империи, а это сплочение, в свою очередь, обеспечило многие военные успехи ассирийцев в их противостоянии семитам и арамейцам. Однако имперские захваты имели и свою отрицательную сторону. Этническая самоидентификация свершалась не только у самих ассирийцев, но и у многих покоренных народов. И хотя зарождающийся космополитизм помогал сохранять это единство, все-таки социальные противоречия различных уровней развития покоренных народов способствовали тому, что ассирийцы теряли контроль над завоеванными территориями покоренных народов – приучить исполнять свои цели ассирийцы не смогли.
В период между 614 и 608 гг. до н. э. Ассирийская империя пала под натиском вавилонян. Однако теократическая тираническая традиция власти, сформировавшаяся в этой империи, обнаружила столь же устойчивую жизненную силу, что и демократическая традиция, возникшая в греческих городах-полисах. После падения Ассирийского царства геополитический баланс на Ближнем Востоке сохраняли Медина, Вавилон и Египет. Король Медины, по уверению Геродота, сумел организовать полиэтническую азиатскую армию, состоящую из копьеметателей, лучников и кавалерии. Это было явное наследие военной организации Ассирии. Им полностью воспользовалась и Персия. Кир II организовал империю персов, которая охватывала намного больше территорий, чем Ассирийская империя, организованная на властных традициях индийской и египетской сатрапии и покорившая весь Ближний Восток и Малую Азию.
На пике своего развития Ассирийская империя простиралась с востока на запад на 3000 км, с севера на юг – на 1500 км. Считается, что ее территория охватывала 5 млн км2 с населением около 35 млн человек. В течение 200 лет в конце новой эры Персия знала период мирного развития. Во главе ее находилась династия Ахеменидов, которая потом пала под военными ударами Александра Македонского. Понятно, что такой империей управлять из единого центра было очень трудно. Поэтому части Центральной Азии, Индии, Аравии были достаточно автономными, однако великий король персов управлял с помощью жестоких методов. Система сатрапии развилась в Персии, которая в конце первого тысячелетия была поделена зятем Кира Дарием на 20 сатрапий, каждая из которых воспроизводила жесткую авторитарную структуру, сложившуюся в самой империи. Несмотря на то что сатрапия была достаточно автономной, внутренняя политическая власть осуществлялась жесточайшими методами принуждения. В Персии возникла ионийская письменность, однако считается, что сам Дарий был неграмотным. Постепенно образование расширялось в господствующем классе, создав мощную структуру власти, сплоченную зороастрийской религией.
Имя Зороастра означает «человек от старых верблюдов». Зороастр начал активную религиозную пропаганду, основываясь на божественном откровении и беседах с Ахурамаздой – «господином, который знает все». Он якобы поручил Зороастру разнести его истину по всему миру. Суть этого учения – два первичных духа, которые в ведении Ахурамазды проявили себя как близнецы лучшего и плохого. Близнецы реализуют свою суть в действии и в понятии. Один из них несет мудрость, другой – глупость. А Зороастр (в русском варианте он известен в основном как Заратустра) проповедовал послушание лучшему и обещал на этом основании благополучие и бессмертие[28]. Считается, что учение Заратустры явилось предшественником религий спасения, говорящих о Едином Боге, единой истине и единой ошибке. Единый Бог – властелин Вселенной – воплощал в себе рациональность, которую благодаря своим способностям могли раскрыть люди. Путем раскрытия божественной истины люди обретали избавление от страданий и бессмертие. Одновременно это учение стало одной из первых доктрин эгалитаризма, так как каждый человек мог понять разницу между светом и тьмой и выбрать для себя путь спасения. Возможность обрести спасение давалась представителям любых социальных групп и классов.
Тем не менее это была не единственная доктрина спасения. В I в. до н. э. племена израэлитов тоже развивали свои религиозные представления по монотеистическим принципам. Хотя израэлиты, придя к Единому Богу, естественно полагали, что он выделил их в качестве избранного народа, однако они признавали возможность всех народов и людей Земли приобщиться к Богу и его истине. Исследователи спорят, кто на кого повлиял больше: первичный иудаизм на учение Заратустры или наоборот. Персы между тем с гордостью говорят, что они помогли иудеям овладеть Иерусалимом, а Израиль был длительное время вассалом империи персов. Наверняка в ту эпоху могли появляться и другие монотеистические религиозные воззрения, однако по широким просторам империи персов распространилась все-таки религия Заратустры, и это была наиболее широко принимаемая первичная религия спасения. Персы не могли не соприкоснуться в ходе своей экспансии с греческими городами-полисами. Царь Ксеркс вторгся в Грецию в 480 г. до н. э. Греки в своих преданиях преувеличивали силу персов, однако она была впечатляющей. Персы проиграли эту схватку. Второе колоссальное поражение им нанес уже Александр Македонский. Автономия, которой пользовались отдельные подразделения империи, сыграла свою злую роль и обеспечила победу Александру Македонскому.
Традиции деспотии, раболепского подчинения, боязни свободы оказались устойчивы и воспроизводили себя во многих государственных образованиях в начале христианской эры. Деспотическая власть, будучи намного более жестокой, чем власть демократическая, тем не менее обладала большими слабостями и оказалась менее устойчивой. Если деспотизм заложил традицию полного и тотального подчинения государству, то демократия, сложившаяся в греческих городах-полисах, заложила концепцию свободы от государства, права на индивидуальность и самовыражение. В разные исторические эпохи она принимала различные формы, которые вели и ведут между собой упорную войну, однако две традиции – свободно-демократическая и авторитарно-деспотическая – формировали политические структуры человеческой цивилизации и продолжают формировать их и сейчас. Историки вправе сегодня объяснять победы Александра Македонского в том числе и демократической традицией – победы, действительно, впечатляющие с объединенной армией македонцев и греков численностью около 48 тыс. человек.
В 334 г. до н. э. Александр Македонский вторгся в Персию и в течение 8 лет покорил всю огромную территорию, захватив при этом и часть Индии. Он создал политические структуры, которые обеспечили равноправие побежденных персов, македонцев и других представителей греческих полисов. Этим Александр Македонский добился лояльности персидской знати, которую обучил методам македонской организации и дисциплины. Он даже осуществил единение Греции и Персии, организовав мощную свадебную церемонию, на которой более 10 тыс. его солдат вступали в брак с персиянками. Александр Македонский умер в 323 г. до н. э. Историки были безжалостны в оценке его личности: упрекали в излишнем пьянстве, которое якобы и послужило достаточно неожиданной причиной его смерти, поэтому никаких указаний относительно имперского наследования он не оставил. В III в. до н. э. на огромных пространствах Малой Азии возникли династии Македонцев, Селевкидов и Птолемея в Египте. Хотя правление осуществлялось деспотически, фактическое положение в трех монархиях было далеко от централизации и слабо управляемым. Греки не могли полностью реализовать задачу подчинения персов своим политическим и коммерческим целям. Греческая культура стала господствующей, греческий язык распространялся на всех территориях, греческое образование было престижным. Слияние персов и греков в ходе завоеваний македонской эпохи создало удивительное переплетение принципов управления и культуры. В этих трех государствах подспудно формировались другие мощные силы.
