И. И. Антонович
Метафизика власти и эволюция демократии

Полная версия

Следующим фактором, вызывавшим противодействие христианству, было как раз учение о единобожии, которое этим самым подвергало сомнению божественное происхождение императора. Кое-кто из императоров всерьез воспринимал свою божественную природу – это были достаточно жесткие, умные, проницательные и безжалостные политики^[36]. Однако одновременно с верой в Единого Бога уничтожалась вся античная языческая система многобожия. Вместе с ней уходила в прошлое сложнейшая система ритуалов, которая поддерживала, интегрировала социальную связь и социальную солидарность. В христианстве к тому же содержалось достаточно четкое различие между божественной и земной властью. Земной власти, особенно на уровне императора, было трудно признать наличие еще одной власти над ней. В условиях военизированного духа императорской власти само противление злу и насилию представлялось властям разрушительным. Однако учение Христа, как оно было зафиксировано в Новом Завете, и становилось достоянием все более широкого круга населения, содержало идеи равенства мужчин и женщин, всех граждан в обществе, включая и богов. Медленно эти идеи стали распространяться и по всей Римской империи, производя определенный компромисс между христианской ойкуменой и сложно структурированным, но кризисным имперским миром. Христианские общины по мере роста своего влияния и возможностей начинали благотворительную деятельность, разрабатывали религиозный ритуал, привлекательный для широких кругов^[37].

В учении Христа нет и намеков на какую-то социальную структурную организацию, кроме разве что отдельных цитат. Чем больше развивалось христианское сообщество, тем больше оно ощущало потребность в своей внутренней власти и самоорганизации, так как распространение христианства за пределами Римской империи сопрягалось с очень большими трудностями. В конечном итоге взаимодействие между сообществами образовала церковь. В каждом сообществе отдельного города возникал епископ (равноценно губернатору), а в Риме был избран епископ, власть которого распространялась на всю ойкумену. Проповедники проникли и туда, власть епископов входила в определенные противоречия со светской властью. Это вызвало колоссальный кризис империи. Крещение императора Константина (312) означало новый этап в развитии христианства и его взаимодействии со светской властью. Он обеспечил поддержку церковным общинам, христианство институционализовалось^[38]. Христианству в ходе своего становления пришлось пережить достаточно много кризисов, самым важным из которых был распад христианства на западную и восточную церковь. Однако по ходу кризисов христианские вероубеждения крепли, а христианские организации начиная с V в. становились в варварской Европе мощными факторами цивилизации, помогали формировать государственные структуры, серьезным образом влияли на власть. С тех пор и отныне развитие власти институтов государства и права на европейском пространстве зависело в значительной степени от христианства.

Глава 2
Эволюция власти в европейском историческом и социальном пространстве

Период так называемого Мрачного Средневековья (800—1200) обозначался рядом политических признаков, которые свидетельствовали о появлении Левиафана – мощного государственного властного механизма, проникающего во все сферы общественной жизнедеятельности и регулирующего важнейшие процессы в жизни людей. Социально-экономическое и политическое развитие шло медленно, однако проявившиеся процессы в сельском хозяйстве и промышленности в течение столетий накопили мощный потенциал, который реализовал себя позже в промышленных революциях XVII–XVIII вв. в Европе и становлении индустриального типа общества. Характерной их особенностью был отказ от почти тотальной зависимости от мускульной силы людей и животных. Новая структура регулирования власти способствовала повышению производительности, росту населения, созданию систем торгово-экономического взаимодействия.

События, обозначившиеся в Средневековье и проявившиеся в промышленных индустриальных революциях XVII–XVIII вв., многими исследователями называются квантовым скачком в истории человечества. Технологии власти, сформировавшиеся в экономических и политических отношениях, военной сфере и даже в идеологических и духовных процессах, способствовали ускорению развития. Обычно этот процесс называют переходом от феодализма к капитализму^[39]. Западная Европа трансформировалась в одну широкую социально одномерную область, компоненты которой были взаимозависимы. Она воплотила в себе значительную часть территорий Римской империи и стала все чаще называться просто Европой. В ней стали возникать общие социальные и политические институты, вырабатываться традиции, правовые концепции, религиозные и идеологические представления, которые разделялись большинством людей на этом пространстве. В основе этого лежали мощный взрыв производительности, расширение экономической деятельности, растущее многообразие потребностей и возможностей их удовлетворять благодаря росту общественного богатства.

В данный период (800—1200) особенно заметным было повышение производительности и роста общественного богатства. В период между XII и XIX вв. заметно было совершенствование структур власти и управления в условиях преимущественно монархического абсолютизма, но уже «пробиваемого» в отдельных географических регионах: сначала во Франции, потом это движение переместилось в США, затем возвратилось назад, в Европу, проявив себя в массе социальных взрывов, революций. Частная собственность на средства производства и общественного богатства укрупнялась в масштабах и в какой-то мере предшествовала индустриальной революции в Европе, создавая для этого необходимую финансовую и экономическую базу. Важнейшей особенностью развития капитализма в этот период было расширение сферы товарного производства. Каждая новая отрасль производственной деятельности возникала и реализовывалась не как цель в себе, а как цель, предназначенная для производства определенных товаров и услуг, которые удовлетворяли растущие потребности населения и приносили обратно необходимую финансовую и экономическую выгоду, позволяющую дальше расширять производство и совершенствовать ее структуру.

В это время частная собственность на средства производства была монополизирована, рабочая сила оставалась свободной, однако была отделена от средств производства. Право свободной продажи рабочей силы на самом деле было вынужденным, ибо другого средства обеспечения жизнедеятельности основных масс населения не было. Процесс товарного производства, ставший важнейшей особенностью капитализма, был длительным, противоречивым, прерывался не только индустриальными революциями, но и социальными протестами. Если феодализм можно охарактеризовать как способ или систему извлечения прибавочной стоимости благодаря системе ренты, используемой классом землевладельцев для эксплуатации крестьянства, то капитализм превратил рабочую силу в индивидуальное владение и сделал своего рода товаром, который можно было продать и получить за это вознаграждение. Для реализации такого перехода требовался новый тип власти, который объединял бы силу и умения, необходимые политические институты, способные обеспечить и то, и другое и дать идеологическое оправдание своей деятельности.

Власть в системе капиталистического производства проявляла себя в четырех измерениях: экономическом, военном, политическом и идеологическом. На основе этих структур власти вырастали национальные модели. Вступая в активную взаимосвязь и взаимодействие, они образовывали сети социального, геополитического и даже дипломатического сотрудничества. Очень часто это сотрудничество прерывалось войной, когда та или иная из национальных структур власти чувствовала себя достаточно подготовленной, чтобы силой навязать сложившейся суперструктуре европейского взаимодействия свою волю и преследовать свою выгоду. Это ввергало европейские структуры власти в длительную борьбу, которая истощала производительные силы, жертвовала огромным количеством людей. Достигнутый уровень развития откатывался назад, но рано или поздно военные действия прекращались, и европейские национальные образования, восстанавливая порушенные сетевые структуры взаимодействия, двигались вперед.

В обозначенный период (800-1200) Европа, сформированная варварскими нашествиями, не имела единого центра. Она представляла собой множественность взаимодействующих структур, имеющих свои властные системы, свой способ производства и свои средства защиты. Четко выраженных территориальных границ в это время не было, поэтому торгово-экономические связи не знали барьеров таможенного и другого ограничительного характера, которые появились позже. Можно сказать о стихийном становлении европейского правопорядка, который медленно преодолевал хаос. Главной регулирующей силой была христианская церковь, сочетающая в себе причудливым образом две важнейшие характеристики: она вроде была трансцендентной, выходящей за пределы земных забот и страстей, но одновременно, проповедуя эту трансцендентность, она насаждала в обществе имманентную мораль, оправдывала существующую власть землевладельцев, а позже – финансистов, считала неизбежными рыночные отношения и сложившиеся политические структуры власти. Возникающие взаимосвязи торгово-экономического и политического характера способствовали тому, что с каждым из отдельных элементов производства и власти вырабатывалось умение заглядывать за пределы своих повседневных нужд. Осознавая множественность подобных ему структурных образований и желая в этой множественности чувствовать себя достаточно уверенно и комфортно, церковь предложила обществу и его ранним государственно-экономическим образованиям свое видение земного и небесного мира. Возникла своеобразная смычка духовного завета и экономического интереса между экономикой феодального поместья, свершившего свою собственную революцию введением плуга, и городскими торгово-промышленными образованиями, которые постепенно учились пользоваться возможностями друг друга и за счет этого обмена создавать в пределах государственно-политического образования единый социально-экономический организм. Над ним довлела в качестве духовного авторитета церковь. Христианство благодаря активности церкви стало важнейшим нормативным фактором становления капиталистического общества. Церковной иерархии не чужды были все страсти своего времени. Обогащаясь, предаваясь разгулу и разврату, однако, она не была равнодушна и к политической жизни, умело направляя развитие монархических династий, освящая новых монархов высшей волей и благословляя их на повседневные действия.

К концу I тысячелетия орды викингов, гуннов, кочевников с юга были отбиты. Европа стала ощущать себя освобожденной от внешних влияний и в течение ближайших 500 лет интенсивно развивала свои социально-экономические производственно-финансовые основы. К середине II тысячелетия Европа вступила на путь капитализма. Один из исследователей этой эпохи – Джозеф Нидэм, – сравнивая социально-экономическое развитие Европы и Китая, выделял особую роль Галилея в ускорении научно-технического развития Европы: «…открывая основополагающие технологии научного исследования, Европа активизировала развитие науки и технологий, их применение к производству, что обеспечило мощный, часто силовой, рывок в экспоненциальную манеру, оставившую далеко позади общества Азию»^[40]. Когда речь идет о Европе этого периода, безусловно, имеется в виду Западная Европа, где достаточно уверенно чувствовал себя католицизм. Православная часть Европы, представленная восточноевропейскими славянскими пространствами, с трудом освобождалась в это время от последствий монгольского нашествия (ее слово в истории должно было мощно прозвучать несколько позже). Католическая церковь охватывала своим влиянием пространство площадью около 1 млн км². Это было равно территории двух могучих империй прошлого: Персии и Римской империи. Начиная с V в. Ватикан встал на политику интенсивного религиозного «облагораживания», конверсии варварских вожаков, их военных дружин, а через них постепенно и всего населения этой территории. Центральным в такой экспансии был рост религиозного влияния власти. К XII в. эта власть расширилась по всей Европе, создав мощную организационную инфраструктуру в виде епископатов, окормляющих население повседневными религиозными обрядами, и монашеских сообществ. Обе эти структуры подчинялись Папе Римскому. Они стали мощным источником распространения грамотности. Ватикан обладал монополией на латынь. Постепенно она стала ослабляться в период между XIII и XV вв., размываясь под влиянием расширяющейся инфраструктуры европейского экономического и политического взаимодействия, вовлекавшего в свой оборот новые народы и этносы, которые в силу своей неграмотности плохо переходили на латынь, создавали смешанные диалекты, малопонятные носителям высокой латинской грамотности, но постепенно эволюционировавшие в национальные языки.

Понятно, что по ходу данной великой религиозной конверсии усиливалась власть между духовными и светскими властелинами, Папой и епископатом. Епископат всегда умел выкручиваться из сложных ситуаций. У него было свое каноническое право, и когда некоторые из сильных монархов попытались призвать отдельных священнослужителей к светскому суду, это вызывало и серьезные бунты, и осложнения в самой системе управления. Канонические правила, устанавливаемые Папой и епископатом, были всеобщими. Они не только регулировали внутренние отношения в обществе, но пронизывали своим влиянием каждое поместье, каждую деревню, каждый город Европы. Католицизму удалось монополизировать право заключать браки, создать систему законов, регулирующую семейную жизнь^[41]. Это была главная инфраструктура власти, охватывающая своим влиянием все сферы жизни человека и общества. Ее сила состояла в том, что католическая ойкумена пережила крушение Римской империи, темные века социального хаоса Европы и распространила свое влияние за счет того, что принесла новым демографическим и общественно-политическим образованиям ощущение собственной идентичности, единения в вере в одного Бога и подчинения его законам и воли.

Таким образом, идентичность, которую проповедовало христианство в его католическом варианте, была транснациональной основой территориальных или других местных прерогатив и функций на основе чего-то более широкого в духовном смысле: веры в высшую силу, определяющую поведение и жизнь людей. Землевладельцы, феодалы, безусловно, очень быстро ухватили эту способность церкви влиять и цивилизовать неорганизованные варварские массы, начинающие свою оседлую жизнь. Итак, сотрудничество духовной и светской власти явилось важнейшим фактором формирования образа жизни, общественных структур и поведения Европы. Европейская миграция после окончания варварских нашествий осуществлялась в основном в торгово-экономическом измерении. Одновременно по Европе двигались десятки религиозных проповедников-монахов, позже организовавшихся в мощные общественно-политические структуры, ордены, которые несли слово Божье, а с ним – начало правовых отношений и основы морали. Такая мощная динамика религиозного влияния была гораздо более эффективной, чем торгово-экономические отношения. И хотя исследователи отмечают, что во многих местах Европы были люди, отвергающие силу Христа и учение, которое церковь несла вместе с ним, в целом европейское общество в своих ранних общественных образованиях приняло такое влияние и подчинилось ему. Благодаря этому была обеспечена идеологическая, концептуальная основа становящемуся социальному многообразию внутри протогосударственных структур.

Опять же социально-экономическая и религиозная динамика способствовала тому, что юг Европы в Средиземноморье стал расширять свое культурное наследие и влияние на более варварский север. Создавалось таким образом чувство единой принадлежности к одному обществу. Церковь выдвигалась на позиции главного охранителя зарождающихся и утверждающихся цивилизационных условий. На региональном уровне епископы и священники помогали обществу организоваться в защиту от бандитских орд и их хищных предводителей. Возникло даже общее европейское движение Мир Божий (Pax Dei), которое достаточно ярко проявилось во Франции в 1040 г. и занималось обеспечением защиты широких масс крестьянства, путешественников, священников и женщин. Это важный цивилизационный механизм, который сохранил в памяти народов влияние церкви даже тогда, когда общественно-экономические и политические силовые структуры в обществе созрели для того, чтобы обеспечить защиту собственными средствами. На более высоком уровне владельцам земельных территорий, занимающим большую роль в государственном сплочении европейских сообществ, церковь обеспечила благословение их деятельности и тем легализовала их функции, намерения и желания в глазах верующей общественности, все более расширявшейся в Европе.

Сила папства была такова, что Ватикан даже отваживался на экскоммуникацию неугодных властелинов. Экскоммуникацию сильный властелин мог пережить, однако вместе с ним шла изоляция. Церковь порицала его, и здравый смысл каждому из них диктовал необходимость наладить отношения с Папой и получить его благословение. В истории Европы надолго запомнилась судьба английских королей Генриха II и Джона I, экскоммуникация которых ослабила их власть. Папы пользовались этим влиянием достаточно умело и расчетливо, заменяя его иногда публичным унижением. Так, император Священной Римской империи Генрих IV в 1777 г. вынужден был ждать три зимних дня в папском дворе в Каноссе, прежде чем Папа принял его и отпустил грехи.

Папы расширяли свою мощь и за счет организации паравоенных образований. Хорошо известны в истории крестовые походы якобы по освобождению Креста Господня, которые серьезным образом разграбили Ближний Восток. Одновременно орды крестоносцев приобщались к более тонкой культуре Востока, усваивая формы цивилизованного общежития и гигиены, навыки осторожного и эффективного управления, привычки комфортного образа жизни. Церковь создала первичную общеевропейскую инфраструктуру, по которой пошли торговые потоки, благословлявшиеся ею. Таким образом христианская ойкумена объединила народы Европы не только в вере, но и в экономической деятельности.

Интересно отметить, что папство не стремилось к явной светской власти и не учреждало каких-то особых структур. Оно влияло на движение светских властелинов, диктовало им формы поведения, но каких-нибудь территориальных претензий, выражающих собственные привилегии, церковь власти не предъявляла. Таким образом, на всем протяжении становления Европы в эпоху 500-1500 гг. существовало разделение светской и духовной власти, явно просматривались четкие границы и той, и другой. Влияние духовной власти поддерживалось умными идеями Папы, в том числе и в области политики, однако светских институтов католической церкви история не зафиксировала. Понятно, что это мощное влияние Ватикана на общественную жизнь Европы по мере становления и созревания самой Европы рано или поздно должно было закончиться. Оно и закончилось мощной серией религиозных войн XVI в., когда в составе монолитной католической веры проявилось в основном на севере Европы мощное диссидентское движение, назвавшее себя протестантизмом.

При всех внутренних раздорах церковь сохраняла генеральную политическую линию, способствуя закреплению классового деления общества, освящая деятельность землевладельцев, лордов, призывая массы к послушанию. Было достаточно много конфликтов, но они постепенно улаживались. По мере накопления богатства светскими кругами и по сравнению с ними церковь беднела и вынуждена была прибегать к не совсем законным способам обогащения: типа продаже индульгенций, силовым методам, своеобразному религиозному террору. Именно эти шаги церкви, стремящейся закрепить и сохранить паству, и вызвали колоссальную революцию в ее среде, которая имела долгосрочные исторические последствия. Однако именно благодаря церкви из среды рыцарства выделилась новая форма власти – слабое феодальное государство, которое потом эволюционировало в буржуазное государство. Власть лорда обеспечивалась военной силой. Он подчинял более слабых властелинов в сложную систему вассальной зависимости. У нее было не так уж много функций управлять населением. Лорд передоверял эти функции своим вассалам, а главной из них был сбор налогов и призыв в армию. Некоторые наблюдатели говорят о том, что феодальное государство напоминало собой федерацию многочисленных автономных властных структур. Правда, военная сила играла решающую роль подчинения более слабых и обеспечения значимости распоряжений лорда. По мере успеха в экономическом развитии социально-политические возможности лорда влиять на население увеличивались, появлялись новые средства подчинения, которые не обязательно носили форму силового воздействия военных. Феодальная экономика была сложнейшим образованием, едва обеспечивающим выживание населения. Центрами его были деревни и поместья. В этой структуре ни одна из групп не могла монополизировать власть. В период между XII и XIII вв. это множественное автономное образование с весьма слабой экономической и политической связью упрочнялось благодаря укреплению главного властелина. На первый план выдвигались наиболее мощные лорды, которые присваивали себе часто придуманные ими множественные титулы. Им удавалось сохранить и легализовать эти титулы только благодаря благословению церкви.

К середине II тысячелетия взаимодействие экономических процессов военной политики и идеологического влияния церкви способствовало появлению новых структур власти – централизованных территориальных государств. Как правило, власть в данных структурах не была монархического типа. Взявшие на себя обязанности создания и обеспечения прав и привилегий населения, координацию всех видов деятельности на отдельных территориях, местные территориальные образования по-прежнему играли все еще влиятельную роль, однако федеративная структура уже подчинялась центральному управлению с обозначенными территориальными пределами и правовым и религиозным регулированием. Любопытно, что основные доходы этих новых владельцев, которых для удобства можно назвать королями, несмотря на то, что были и другие ранее перечисленные титулы, происходили из обширного землевладения – земель короны. Короли вроде жили на свои собственные средства, однако они умели распространять подати, а ресурсов требовалось все больше и больше, чтобы вести войны и обеспечивать государственное строительство и развитие. В Европе не было свободных земель, ибо они постепенно захватывались новообразованными государственными структурами. Оседлое население училось проявлять свою лояльность в основном к светскому правителю. Нормативная власть церкви ослабевала. Короли ведущих европейских государств вступили в борьбу за влияние на Папу, и это привело к колоссальному расколу в католицизме. Во французском городе Авиньоне был один Папа, в Риме оставался другой Папа, но он был зависим от немецкого императора, от императора Священной Римской империи и даже от короля Англии. Этот разрыв в папской власти имел разрушительное влияние на незыблемость католической веры, и особенно на способность Папы серьезно воздействовать на движение светских социальных и экономических сил и направлять его. Короли, формируя лояльное к себе отношение граждан, содействовали становлению и этнического самосознания, и с ним и единства: во Франции – французскому королю, в Англии – английскому и т. д.

По мере укрепления своего влияния и власти государства развивали собственные системы принуждения, правовое обеспечение, укрепляли вооруженные силы, вступали в непрерывные войны с соседями, которые становились все более длительными по времени и все более разрушительными. Государство свои функции влияния проявляло в основном в городах. Отсутствие четких прав наследования частной собственности предполагало невероятно сложные процедуры передачи земель в наследство, продажи, обмена. Король вмешивался в эти споры. Это укрепляло его власть, особенно когда он «отгонял» желающих приобрести территориальные владения извне, представителей других государств. И все же власть короля была более ощутима внутри города, на процессы развития сельскохозяйственного производства и отношения в деревне она влияла намного меньше. Если говорить о двух наиболее заметных государствах в Европе – Англии и Франции, то важнейшим делом их королей была война. Непрерывные войны делали особенно прочной связку свиты короля и вооруженной силы. Начиная с XIV в. благодаря этому синтезу король мог обеспечить беспрекословное подчинение любого землевладельца-лорда. Все, кто хотел участвовать в военных действиях и увеличить свое богатство путем военных успехов, должны были искать союзничество с королем, его свитой и военными силами. Конечно, наиболее богатые, влиятельные землевладельцы на местах все еще сохраняли статус-кво, поэтому, например, во Фландрии и Швейцарии появились признаки «классовой морали свободных бюргеров», свободных членов городского сообщества. Они обеспечивали будущую гражданственность европейских государств на позднем этапе их развития. До середины II тысячелетия господствующей была власть короля, его свиты и военной силы. Рост народонаселения вызвал дробление земельных наделов и освобождение от собственности целого ряда молодых семей как аристократических, так и плебейских. Они пополняли вооруженные силы, благодаря чему армия оставалась сильным инструментом подчинения, влияния и власти, кроме прямых обязанностей войны с соседями. Землевладельцы даже были заинтересованы направлять своих потомков в армию (это помогало легче решить проблемы наследства с оставшимися) и рассчитывать на то, что военные кампании принесут определенные успехи их отпрысков, которые смогут поделиться и с самими землевладельцами^[42].

По мере укрепления территорий государств в ходе военных успехов увеличивались и властные функции королей. Важнейшим средством распространения властных полномочий на население была натурализация торгово-экономического сословия. Многочисленных торговцев в Англии, например, подчинили жестким финансовым правилам. Это особенно касалось торговли шерстью. Был наложен огромный таможенный сбор на вывоз шерсти, что замедлило ее отток из Англии, в результате чего быстрыми темпами стала развиваться промышленность по обработке шерсти и производству товаров потребления. Купеческое сословие постепенно заинтересовалось в оседлом положении, так как растущие армии требовали новых средств снабжения и экипировки. Поставляя все необходимое армейским и королевским структурам власти торгово-экономическое сословие нашло устойчивый источник доходов на своей территории. Эта доместикация торговли и ее национализация усилила государственные образования. Короли чутко реагировали на все новые изменения, так как осуществление властных структур требовало все больших усилий. В результате в молодых государствах создалась довольно многочисленная бюрократия, управленческий слой, который, хотя и демонстрировал лояльность и полное подчинение воли короля, разрабатывал и определенные силовые формы воздействия на него, отстаивая свою автономию и превращая ее в сферу, куда никому извне вмешаться было невозможно. Лорды, крупные землевладельцы, разбогатевшее торгово-экономическое сословие организовывали формы самостоятельного силового воздействия на короля. Наиболее ярким выражением его явился первый демократический документ в Европе «Великая хартия вольностей» (Magna Carta), вроде бы дарованный королем английскому дворянству в 1242 г., однако распространявшийся совершенно четкими правовыми нормами на все общество. В статье 41 Хартии содержалось очень важное положение, даровавшее свободу торгово-экономической деятельности и освобождение ее от всех злоупотреблений и поборов, за исключением военной ситуации. Статья 50 Хартии запрещала использование варварами силы государства для поощрения варварских методов ведения бизнеса. Характерно, что спустя 200 с лишним лет Генеральные штаты во Франции (более конкретно – в 1484 г.) осторожно повторили отдельные из свобод, предложенных Хартией, однако освободили граждан от слишком больших налогов по случаю войны. Как правило, нельзя сказать, чтобы эти документы очень сильно регулировали или ослабляли конфликты, возникающие между королем и отдельными профессиональными или общественными объединениями. Большая часть конфликтов возникала, как правило, ввиду новых налогов или новых призывов в армию. Подготовка к войне составляла постоянную и весьма напряженную деятельность монархических структур^[43]. Принятие этих важных документов свидетельствовало о том, что в обществе росло сопротивление неограниченной монархической власти, поэтому властные структуры европейских обществ формировались постепенно, осторожно. В этом смысле выделяется социально-политическая динамика в Англии, которая связывается с восхождением на престол в 1199 г. короля Джона. Социально-политические противоречия решаются осторожно и постепенно, подключая к их решению достаточно широкие круги населения, привлекая на свою сторону возникающие общественные и политические организации. Главная форма государственного влияния и воздействия на общество – налоги. Их сбор, однако, в той же Англии не сопровождался большим насилием, а налоги шли достаточно медленно. Объем налогообложения удвоился только за 500 лет со времени восхождения на престол короля Джона^[44].

В Англии медленно, но неуклонно отрабатывалась система взаимодействия между королевской властью и социальными группами в обществе, заинтересованными как в бесперебойном действии правовой системы и гарантий, так и в получении каких-то определенных полномочий. В итоге получалось длительное взаимодействие, которое принимало силу традиции, освященной правом, и способствовало организации низкоконфликтной общественной структуры, если хотите, консенсуса, или согласия большинства, известного затем в социологии под названием «гражданское общество». Понятно, это взаимное противодействие внутри гражданского общества породило и первые формы борьбы, которая, безусловно, обладала определенными классовыми характеристиками, – борьбы наемного труда против капитала.

В период до середины II тысячелетия церковь умело погашала все возможные конфликты, встав на сторону правящих сословий, проповедуя максиму, что всякая власть от Бога. Исторические процессы в этот период сопровождались вспышками недовольства и протестов как в городе, так и в деревне, но они не принимали всеобщего характера. В конечном итоге значительная часть населения относилась к государству как к посреднику и гаранту правовых полномочий, и поэтому активное государственное вмешательство, поддерживаемое церковью для разрядки, умиротворения конфликта, играло достаточно положительную роль. Это обеспечивало непрерывность научно-технического обновления производства, торгово-экономической экспансии и накопления богатства – иначе говоря, всех функций жизнедеятельности общества. Правда, в течение этого периода социальные конфликты и напряжение загонялись во внутрь общества, что привело в результате к революции в христианстве, появлению протестантизма как силы, оспаривающей всемогущество Ватикана. Значительную роль сыграли и социальные процессы, ввиду чего можно назвать религиозные войны XVI–XVII вв. мотивированными не только вопросами веры, но и социально-экономическими проблемами, в которые европейское общество было втянуто в ходе интенсификации процессов развития, выходящих за рамки существующей правовой системы и системы властных отношений.