И. Б. Мардов
Человек в Замысле Бога. Книга четвертая
Часть 19. Прозреватели и пророки
1
Отсутствие фальшивости в общении, в выражении чувств, непритворство поведения и самовыражения – одно из пониманий человеческой искренности.
Искренность души, искренность себя (и в себе, и к себе), подлинность душевных движений, нелицемерие души – другое понимание Искренности, Искренности задушевной. В отличие от первой мы будем называть ее адолонической Искренностью человека.
Адолоническая Искренность – не нефальшивость, это начало, в присутствии которого всякая неподлинность невозможна.
Присутствие адолонической Искренности в человеке не означает, что его нельзя (или трудно) обмануть. Она обращена только к себе и на себя, действует обычно игольчато, возникает на мгновение. В ее присутствии, вообще говоря, постоянно жить невозможно. Ее надо иметь в себе, но к ней надо суметь обратиться.
Адолоническая Искренность появляется в человеке в ответ на его запрос душевной подлинности. Запрос к себе на адолоническую Искренность – род медитации.
Добывание душевной подлинности начинается с того, что я ловлю себя на каком-то движении своей жизни и спрашиваю себя: взаправду ли это? Насколько я верю в подлинность, о которой спрашиваю? Я ищу не подсказку правильного ответа (не прозрения), а только определение подлинности. Если это мысль, то вопрос: так ли это? – вопрос истинности. И ответ на него: так или не так. Другой вопрос: обманываю ли я себя подлинностью этой мысли или не обманываю? –вопрос искренности. И ответ на него: верю сам себе или сам себе не верю. Ответы сочленены, но это разные вопросы и к разным инстанциям.
Способность к сосредоточению на адолонической Искренности требует особой внутренней концентрации, не той, что к своей истине. Концентрация адолонической Искренности не похожа ни на усилия вдумчивости, ни на интеллектуальное сосредоточение, ни на порывы художественного вдохновения. Она не похожа ни на что иное.
Обращение к своей искренности может быть безрезультативным в отношении своей истины, или своей совести, или своей любви. Душевная подлинность не добывается из какого-либо источника (как своя истина из источника Четвертого Лица). Вопрошающий к адолонической Искренности устанавливает себя в такое положение, в котором в него проникает луч особого Света (о котором ниже), освобождающий внутренний мир от самозатмения и хлама. Это не обретение, а освещение и расчистка себя изнутри.
Наносные построения мыслей и чувств в Свете адолонической Искренности не видны. Неподлинное становится невидимым, в этом смысле устраняется, но на освободившемся месте может остаться пустота. Вроде на выходе должна бы сидеть своя истина или своя совесть. Но нет.
Суд своей истины или своей совести непременно «индивидуален». Адолоническая Искренность не «своя», а вспышка Света, осветившая меня. И суд ее беспристрастен и «нелицеприятен».
Адолоническая Искренность – такой же дар Небес, как и волящая свобода, хотя и из иного Начала.
* * *
Сераф и керув немного что могут в человеке без силы Искренности. Чем выше серафическое, керувическое, дельфическое в человеке, тем больше востребованность Искренности. Любого рода эденская жизнь бессильна без сарической Искренности. Совесть, честность, правда, истинность невозможны без Искренности. Процесс сторгического восхождения во многом основан на адолонической Искренности.
Общедуховная сторгичность (чувство ближнего своего) не может быть неискренней, даже тогда, когда все другие аспекты взаимоотношений мало искренни. Чувство общедушевного ближнего не терпит подмены, пусть и самой удачной. Всеобщая любезность, приятно подменяющая сторгичность, не может стать искренней.
Адолоническая Искренность – базовое качество, по которому следует судить о человеке. На ней идет и серафический, и керувический рост, и любое восхождение в сферу Шестого Лица.
Адолоническая Искренность – одно из наивысших начал жизни человека. Начало, непременно сочетающееся с волящей свободой, потенциями аитии, с началами эденского мира и Лицами Отца.
По Лао-дзы, в Искренности начало и конец внутреннего совершенствования.
Искренность – одно из основных метафизических понятий, на котором в конфуцианстве строится и жизнь Неба, и практическая жизнь. Только Искренность процесса мышления, по конфуцианскому жизневоззрению, позволяет доводить мысль до искомого результата.
Искреннему мыслителю важна не похвала, а то, чтобы его правильно поняли, чтобы другие жили вместе с ним его мыслью.
Высшие проявления адолонической Искренности безотносительны к фальши внутренней и внешней жизни. Они устанавливают саму человеческую жизнь, ее колею и течение по этой колее.
Человек на всем Пути восхождения сдает проходные экзамены на адолоническую Искренность. Открытость (хотя бы минимальная) к адолонической Искренности имеет решающее значение и для душевного рождения и затем для Первой критической точки. Пройти Вторую критическую точку без задушевной Искренности определенно нельзя. Душевно лицемерных людей на столбовом и свободном пути не бывает.
В пору повтора жизни кажется, что вся жизнь прожита для того, чтобы под конец жизни стало стыдно за себя. Особой яркостью обладают не воспоминания своего триумфа (как казалось бы), а минуты падений, самоунижение, нравственно безответственные поступки. Это требует переоценки себя. Переоценка себя производится силой адолонической Искренности. Именно она, даже без особого покаяния, чистит Произведение прожитой жизни. Чтобы исключить тот или иной эпизод из своего Произведения жизни, я обличаю себя Искренностью и тем исключаю его. Хорошо, когда такая чистка происходит в жизни не раз.
Адолоническая Искренность спасает и от Чистилища.
Адолоническая Искренность сама по себе вдохновляет перспективой воссияния чистым Светом Искренности самим по себе.
Сила адолонической Искренности в искусстве – духовно элитарная сила.
В словах Пушкина нет ничего такого, что было бы недоступно мыслящему и чувствующему человеку. Пушкин – сочетание гениальной выразительности, идеального вкуса, абсолютной точности интонации и в высшей степени естественной Искренности без усилий ее достижения. Эти качества делают любую пушкинскую мысль, замечание, улыбку, чувство прямо-таки Божественно вкусными.
Об Искренности в себе могу судить только я.
2
Люди часто ценят в себе и других не искренность души, а удачное лицемерие душою. Про таких людей Толстой говорил, что они «серьезно верят, что они действительно то самое, кем притворяются» (т. 28, с. 269).
Представление о мнимодушевности и мнимодуховности возникла у меня при осмыслении действительности тридцатилетней давности и наиболее полно предъявлено читателю в части 6 моей книги «Лев Толстой. На вершинах жизни». Уясним еще раз несколько моментов.
Лицемерный человек знает, что лицемерием он обманывает собой других, и знает, зачем он это делает. Мнимодушевник не подозревает себя в самолицемерии и не знает, зачем он таков.
Мнимодушевность не обман собою других и не обман самого себя даже, а особый стиль и характер переживания себя и своей жизни – постоянно или в отдельный момент ее. В мнимодушевном состоянии внутридушевной жизни человек уверенно понимает то, что не понимает (даже и то, что понять невозможно); и чем больше не понимает, тем увереннее понимает.
Мнимодушевник чувствует, что не чувствует, любит, что не любит (и даже не любит, что любит), верит, во что не верит, и прочее. Душа его позирует самой себе. Но дилеммы «быть или казаться» не бывает у мнимодушевника. Он есть каков есть, а не тот, кем желает казаться другим или самому себе.
Мнимодушевность – способность перерастать в рожденное из самого себя внутридушевное лицемерие, при котором душевная жизнь не подлинна оттого, что само человеческое лицо не подлинно, надето. В состоянии внутридушевного лицемерия человеку кажется, что он верно держит свое лицо, на самом деле он в глубинном смысле теряет свое лицо, прежде всего свою серафическую личность, становится человеком налепленной совести, нацепленной мысли и натянутых на себя чувств. Такой человек без особого труда круто растет мнимым ростом и восходит в никуда во мнимом восхождении.
Обычные мнимодушевники – шалуны духа своего. Внутридушевное лицемерие – шулерство духа своего. И шулерство это не специальные разовые акты, а самопроизвольное действие души.
Мнимость совести, мнимость чувств и мыслей требуют для подтверждения подлинности особо преувеличенных действий. Чтобы себе и окружающим доказать подлинность наклеенной совести, мнимодушевник готов совершать героические поступки во имя подлинного Добра. Иногда тратит на это свою жизнь. Откуда только силы берутся!
Мы различаем мнимодушевность и мнимодуховность. Мнимодушевность – лицемерие души перед собой. Мнимодуховность – лицемерие духа в себе. Душевное лицемерие не выразительно. Духовное лицемерие (частичное или полное) – превращение человека в того, кем он не является. Естественные чувства в противоестественных позах становятся образом внутренней жизни и порнографически извращают всё человеческое в мнимодуховном человеке.
Человек подлинно верующий довольствуется неярким и может обойтись без провозглашений и деклараций. Чем невозможнее, бессмысленнее, недостовернее, экзотичнее содержание Веры, тем она восторженнее, тем элитарнее самосознание мнимой веры. У подлинно верующего нет и не может быть никакой претензии на Веру, как нет и не может быть претензии на дыхание. Человек мнимой веры не выдыхает, он надувает пузырь Веры.
Молитва создает соответственный Вероисповеданию внутренний образ жизни. Мнимая Вера гримирует молитву для утверждения в себе того, чего нет. Молитва для мнимодуховника – не медитация обращенности «Я» к Господу, а слова особого произношения, произносимые по случаю.
* * *
Мнимо не намеренно, и не с намерением, и не намеренный самообман, а состояние души, работающей в одном из своих режимов, в режиме мнимодушевности.
Человек – филическое существо. И живет не только в соответствии с тем, какой он есть, а и с воображаемым собою. Его поведение должно подтверждать ему того, кем он вообразил себя и кем желает, чтобы другие признавали его. Поэтому и усилия по улучшению человека и его жизни должны иметь целью создание наиболее привлекательного образа подлинных достоинств, которым каждый вообразил бы себя и действовал в соответствии с этим.
Мнимодушевность – въедливый, но поверхностный слой души. Сама по себе она повсеместное и, если не законное, то полузаконное явление жизни человека как существа преимущественно филического. Ненормально доминирующее положение мнимодушевности во внутреннем мире человека.
Человеческой жизни необходимы заблуждения души. Без них ему невозможно выжить в бедственности ситуации его жизни. Истина отвергает заблуждения, оставляет человека ни с чем. И потому человек для устойчивости стремится не к истине, а к ее мнимым суррогатам. До наступления чистилищных времен это законно.
Мнимодушевность – подлинное, что не подлинное. Основания для мнимодушевности крайне просты. Это общий недостаток подлинных добротных чувств и мыслей плюс духовное равнодушие. Душа с дырой в себе жить не может. Пустоту души надо заполнить, духовное равнодушие надо прикрыть.
Душе необходимо знать в себе горение, чувствовать огненное присутствие в себе или хотя бы отблески его. Мнимодушевность компенсирует неполноту, незначительность, слабость, вялость и поверхностность душевных переживаний. По сути, это покрытие недостатка свечения эденского мира в человеке. Без этого свечения человек не может чувствовать себя так, как ему положено, и как он в глубине души хотел бы себя чувствовать.
Мнимодушевность возникает в продолжение и для заполнения душевных пустот. В ней дым без огня. И, возможно, без того, на чем может разгораться огонь.
Мнимодушевность – наиболее доступное средство обеспечения высоты самоощущения – высоты знаменателя при низком числителе. Мнимодуховность, по большей части, от необходимости восполнить недостаточный уровень духовного сознания. Мнимодушевник стремится выставить себя на ступень, не соответствующую уровню его духовного сознания. Понимают, что не понимают, потому что понимают то, что понять нельзя на имеющемся уровне духовного сознания. Верят, во что не верят, потому что верят в то, во что на достигнутом уровне духовного сознания истинности поверить невозможно.
Резко преувеличенные, передушенные, грубо отгриммированные чувства и мысли становятся совсем уродливыми в отношении проявлений Восьмого Лица или эденских Светов Любви и Жизненности. Тем больше человек культивирует в себе – без подъема уровня духовного сознания! – добро и даже простую благожелательность, тем он более душевно лицемерен.
* * *
Внутренний мир каждого человека и человека как такового постоянно изменяется в широких, но все же не беспредельно широких границах. То темнеет, то светлеет, то выше, то ниже, то активнее, то пассивнее. Каждый день каждый может поймать себя на дурных мыслях, равнодушии или, напротив, участии, на взлетах и падениях между разными парами полюсов.
Подлинность чувств и мнимость их также колеблется между своими полюсами: подлинности в состоянии всесилия адолонической Искренности и тоталитарной мнимости в состоянии внутридушевного лицемерия. Во внутреннем мире человека совсем нет чувств и мыслей, перед которыми нельзя было бы поставить значок мнимости «как бы». В течение дня каждый более мним или менее мним в каком-то или многих отношениях. Как в нем колеблется свет и тьма, добро и зло, свобода и несвобода, высокое и низменное, так в нем колеблется мнимость и подлинность.
В чистом виде мнимые чувства, мнимые мысли редко переживаются. Мнимодушевное перепутано в человеке с подлинным. У всех людей в каждый момент жизни баланс подлинного и мнимого в душе перекошен в ту или иную сторону.
Всякая жизнь человеческая в каждый момент раскладывается на подлинные мысли и чувства и мнимые мысли и чувства как проекции одного и того же вектора на две перпендикулярные оси. Одно и то же переживание в разные моменты имеет разное соотношение подлинности и мнимости.
Каждое чувство и мысль – это вектор, имеющий две проекции на две перпендикулярных оси – ось подлинности и ось мнимости. Положение этого вектора в отношении осей постоянно меняется. В его положении есть некоторая критическая черта, перейдя которую мнимодушевность меняет не только степень, но переходит в новое качество внутридушевной жизни и становится постоянным и устойчивым состоянием внутреннего мира человека.
Мнимодушевность – не дефект. Мнимодушевность свойственна человеку как существу филическому. Но когда она оккупирует его, то возникает особая генерация людей, людей фантомной души, которые иными быть не могут.
* * *
Врожденная мнимодушевность человека всегда готова поставить фантом вместо реальности. Однако люди Утра Четвертого Дня вряд ли могли позволить себе мнимодушевность. И варвары не мнимодушевны. Мнимодушевность и, тем более, мнимодуховность порождаются цивилизацией. Чем цивилизованнее, тем мнимодушевнее. Мнимодушевность и мнимодуховность – родовая черта (или родовая травма) цивилизации. Чем дальше, тем больше цивилизованный человек переносит центр тяжести внутреннего мира в филическую душу и взращивает ее в себе в направлении мнимодушевности и мнимодуховности.
Человек Нового времени потому и «неестественный» (в смысле Руссо) человек, что он мнимодушевный человек. В цивилизованном обществе почти все люди с утра до вечера носят маску. Как же им не быть мнимодушевными?
И все же человек времен Руссо все еще верил во что верил, хотя верил в совсем недостоверное; не понимал, что не понимал, но и не считал, что понимает; и чувствовал обычно то, что чувствовал. В сравнении с нами он жил на небольшой дозе мнимодушевности и мнимодуховности.
Мнимодушевность в определенных пределах свойственна человеку Пятого Дня как человеку недосозданному, как черновику Работника Бога. Но мнимодушевность как особое и самостоятельное течение общественной или личной жизни есть порок.
У раскручивания внутридушевного лицемерия есть свои степени. Внутридушевное лицемерие – исходная ступень к душевной гнилости. В некоторые времена оно паталогически разрастается и доминирует в человеке и обществе. Мы далеко не в начале, но и еще не в конце этого процесса.
Эпизодическая мнимодушевность и отдельные акты внутридушевного лицемерия – обычные явления личнодушевной жизни и жизни на стороны Встречи. Критическая черта пройдена тогда, когда в душевное лицемерие погружается общедушевная жизнь, когда мнимодушевность становится базовым состоянием жизни и руководящим началом Общей души. Тогда общедуховная жизнь лишается смысла и обмирщается. Общество, в конец изолгавшееся душою, кончает жизнь самоубийством.
Во второй половине ХХ века развитие романо-германской цивилизации перешло грань, за которой внутридушевное лицемерие стало системным состоянием внутреннего мира человека. Для человека XXI века внутридушевное лицемерие не лицемерие вовсе, а подлинность внутренней жизни, неустранимая и «естественная» черта ее.
Пораженный мнимодушевностью человек – легко внушаемый человек – первейшая жертва общественных манипуляторов. Поэтому мнимость внутреннего мира так широко и специально выращивается в наше время.
Мнимодушевность не болезнь, от которой можно излечиться, а особое нерабочее полуфантомное состояние внутреннего мира человека. На определенной ступени мнимодушевности (ее охвата внутреннего мира) обратный переход ее в подлинное состояние становится проблематичным. Недалеко то время, когда человеку станет нужно всегда обманывать себя, выдавать злое за доброе, ложь за правду, пустоту за полноту, темную филию за светлую. Впереди времена мнимократии и мнимократоров.
Высшая душа и серафическая личность людей новой генерации душевнолицемерных людей выводится из внутренней работы и полностью замещается мнимодуховностью. Слова «совесть» и «истина» лишатся значения – неведомо какое сознание, чувство и переживание за ними стоят. Трехдушевный человек превращается в двудушевного. В итоге мнимодушевное растление завершается расчеловечиванием.
3
Чисто филические переживания отвлечены от подлинной действительности, но многообразно переплетаются с переживаниями действительности. Действительность как-то присутствует даже в мечтах и грезах. Но мечты и грезы не выдают себя за подлинную действительность. Мнимодушевность и мнимодуховность ставят себя вместо подлинной действительности, мало того, выдают себя за что ни есть подлинную – единственно подлинную! – действительность. И тем самым позиционируют себя в качестве руководящего начала внутренней жизни и внешней жизнедеятельности.
Для того, кто поставил себя вместо подлинного, нет ничего подлинного. Мнимодушевность основана, в том числе, на создании в филической душе неведомых чувств, пониманий, представлений, любви, неведомого сознания и прочее. У людей такого рода нет подлинных оригиналов. При этом нельзя сказать, что подлинность жизни никак не переживается в мнимодушевности, она переживается извращенно. Мнимодушевное и мнимодуховное сильны извращенной подлинностью, ориентированной на современность. Мнимодуховность извращает вечное под современность. В современности ее сила и ее власть над людьми.
Совсем не обязательно, чтобы мнимодушевник настаивал только на светлых, лучших и добрых качествах человека. С таким же успехом он может быть мнимодушевником злых чувств и мыслей. Выбор зависит не от него, а от той тоталитарной мнимодушевности (или мнимодуховности), под которую он попал. Темносторгическая мнимодушевность расцвела ныне полным цветом. По принадлежности к определенного рода идеологенции человек переживает темную сторгию, которой в душе нет.
Восторг извращенных чувств и мыслей в человеке превышает восторг подлинных переживаний. Оно и понятно. Вторые рабочие и трудные, первые холостые, легкие; душе не надо трудиться. Лгать предпочтительнее, чем говорить правду, потому что жить по правде тяжелее. Лицемерить творчески более привлекательно, чем быть искренним.
Привлекательность мнимодушевности в том, что она куда более вкусна душе, чем горечь подлинного. Мнимодушевность приятнее вкушать. Мнимодушевность дает в руки определенного рода умельцам средство обольщения человека. Обольщения эти человек нередко ценит (по крайней мере, в умозрении) выше всего в своей жизни. Мнимодушевная подмена, несомненно, есть род совращения души.
Избыточная жизнедеятельность ввинчена в человека с целью создания динамической авторской картины (вернее, ее разархивации в жизнедеятельности нового адама). Это не единственная вложенная в человека избыточность. Есть в нем и филическая избыточность.
Вроде бы полнота филической души есть полнота жизни человека. Филическая душа должна наполняться содержимым, как только сможет. От этой полноты зависит и полнота Встреч, и полнота Поступка, и полнота Культуры, расширяющих собственно человеческое существование. Что в этом избыточного?
Избыточность переживаний филической души вложена в человека в изначально приданной ей мнимодушевной потенции.
Сама по себе избыточная жизнедеятельнось порождает темную филию и зло. Филическая избыточность усиливает и без того избыточную жизнедеятельность, делает ее сверхизбыточной. Одна избыточность дополняет другую. Вместе они перевозбуждают внутренний мир человека и наполняют его избыточными потоками темной филии. Вот где корень зла.
Зло работает в человеке. Мнимодушевное и мнимодуховное, а тем более внутридушевное лицемерие быть рабочим не может. Чем больше человек живет мнимодушевными чувствами и мыслями, тем скромнее мистический результат его жизни. Зараженное мнимодушевностью не попадает в авторскую картину. Мнимодушевность создает пустоты в Произведении жизни. Внутридушевное лицемерие с точки зрения Произведения жизни полная пустота. На мнимодушевности в человеке не идет дельфический рост базисного человека. Забытье дельфических начал в человеке выводит из работы аитию. Это означает дезертирство человека с поста рабочей жизни. И оно не самоуправство. Возможность дезертирства с поста жизни должна быть предусмотрена в человеке изначально.
* * *
Мнимодушевность гасит Свет Искренности тем, что узурпирует то в душе, что в ней предназначено для задушевной Искренности. Мнимодушевность не пускает Искренность на свое место. Одно это может сорвать серафический взрыв.
В мнимодушевности человек сам добровольно лишает себя задушевной Искренности. Внутридушевное лицемерие расцветает только при вымывании из души адолонической Искренности. Только адолоническая Искренность способна освободить от наносов мнимодушевности и антуража тотального внутридушевного лицемерия.
Подлинное и мнимое так перемешано в человеке, что вычленить одно из другого без адолонической Искренности невозможно.
Адолоническая Искренность отвечает на вопросы подлинности своей веры, подлинности свой мысли или своего чувства. Действительно ли я понимаю то, что вроде бы понимаю. Действительно ли чувствую то, что чувствую? Действительно ли люблю то, что люблю, и того, кого люблю? Действительно ли верую в то, во что верую?
Действие адолонической Искренности проявляется не в том, чтобы говорить правду и только правду, не в том, чтобы не утверждать, что не знаешь, или не высказывать, что не чувствуешь, не чувствовать, что не чувствуешь, не верить, во что не веришь, не провозглашать того, что не понимаешь, и не любить то, что не любишь.
Ударное орудие задушевной Искренности не работает на отвержение мировоззрения (как истина) или исповедания. Оно не разоблачает заблуждение (которое может быть искренним), а подвигает к состоянию истинности тем, что разрушает мнимодушевный слой человека.
Божественному Работнику важно, чтобы Свет Истинности был в земном человеке вместе с его волящей свободой и его аитией. Для этого надо как-то взвести адолоническую Искренность в человеке. Мнимодушевность и мнимодуховность можно понять как провокатора работы адолонической Искренности в человеке.
Избыточная жизнедеятельность человека необходима для Произведения жизни. Филическая избыточность необходима для привлечения Света Искренности в человека.
Все высшее в человеке, чтобы быть действенным, должно быть обеспечено силой адолонической Искренности. Должное без адолонической Искренности недействительно, лживо.
Быть адолонически искренним дело не только ответственности перед собой за свою жизнь, но и, по большому счету, дело своей мистической ответственности за Работу своего внутреннего мира, за себя как Работника.
Во времена Толстого и Достоевского людей адолонической Искренности было неизмеримо больше, нежели сейчас. Поколения культурных людей воспитывались на высших образцах ее. Пропитанность задушевной Искренностью – родовая черта Культуры того времени. Хотя вопрос Искренности не был предметом публицистического обсуждения, которое способно затрепать все, что угодно.
Основная беда современного коллективного Запада – отсутствие не то чтобы Искренности, а даже потребности в ней. Быть может, мир наш так переполнился мнимодушевностью и внутридушевным лицемерием для того, чтобы призвать на работу Преображения адолоническую Искренность.
В преддверии эпохи Преображения тоталитарное правление душевного лицемерия должно быть подорвано адолонической Искренностью.
Западное человечество веками боролось то за Веру, то за свободу, то за справедливость, то за эмансипацию того или иного рода или за всё разом. Настал черед борьбы за задушевную Искренность. Это основная борьба в канун эпохи Преображения.
Прежде чем появиться стартовому поколению Преображения, то есть в ближайшие десятилетия, возникнет особая генерация людей задушевной Искренности. Они войдут накануне эпохи Преображения не для того, чтобы уничтожить внутридушевное лицемерие (это и невозможно), не для победы над ним в мире, а в противовес ему. Они и их Культура адолонической Искренности – предтечи когорт Преображения.
Стартовое поколение придет не иначе, как на фоне провозглашения презумпции адолонической Искренности. Адолоническая Искренность – маркер первородных людей Преображения. Полнота адолонической Искренности добывается консолидированным совокупным усилием людей Преображения.
Серафический взрыв – массовый выход серафов, обеспеченных адолонической Искренностью и наделенных сарической волей. Серафический взрыв – взрыв не только духовного сознания истинности и нравственности, но и адолонической Искренности. Во времена серафического взрыва она нужна и для восхождений любого рода (серафического, керувического и др.), и для создания мировоззрения серафического взрыва и сплоченности в нем на основе духовной силы адолонической Искренности.
Протодома сплошь состоят из людей исключительной адолонической Искренности.
* * *
Задушевная Искренность – одно из высших назначающих начал жизни человека. Задушевная Искренность – такой же дар Небес, как и волящая свобода, и потенция аитии, и накрепко связана с ними. Адолоническая сила Искренности родственна эденской силе истинности и свободного нравственного чувства. Особенно прочна связь между адолонической Искренностью и прозрениями совести. Одно предполагает другое.
Действие задушевной Искренности это всегда акт прозрения, прозрения подлинного. Задушевная Искренность – начальное прозревательское действие, его обязательный зачин и всегдашней спутник. Истинность прозрения определяется не опытом или цеховым признанием, а исключительно адолонической Искренностью.
Прозревание включает Искренность. Искренность предваряет прозревание. Перед прозрениями прозревателю надо предстать перед собой в чистоте Искренности. Она же не дает прозревателю под конец жизни глядеть в свое прошлое. Что ни вспомнишь, стыдно, или ложно, или легковесно.
Задушевная Искренность сплошь и рядом сама есть прозрение. Прозрения взвода духовной жизни в третьем периоде Пути восхождения (в юности) сплошь прозрения задушевной Искренности.
Задушевная Искренность наиболее распространенный на Пятом Дне род прозрений. В паре со своей истинностью и свободным нравственным чувством она могла стать мощнейшей силой восхождения, но слабо востребована на Пятом Дне.
Прозревание, как и задушевная Искренность, – адолоническое действие определенного рода. Задушевная Искренность и прозрение из одного и того же источника, исходящего от Третьего Лица.
4
Для осуществления Замысла задействовано двенадцать Лиц.
Триада Божественных Лиц – три высших Начала всего того, что осуществляет Замысел. Подлинник и его Обитель – высшее Начало самой по себе Жизни и Творчества. Божественный Сар и его Обитель – высшее Начало Воли-Власти как таковой. Отец и его Обитель – высшее Начало Блага.
У каждого Божественного Лица три выявления на Пути Замысла.
Лица Подлинника, его подобия: Первое Лицо, Шестое Лицо, Девятое Лицо.
Выявления Божественного Сара: Сар Первого Лица (сар человека), сар Шестого (Сар Дома), Сар Девятого (Сар Адама Дома).
Четвертое Лицо и Восьмое Лицо – первые два Лица Отца. Третье Лицо – третье Лицо Отца.
Третье Лицо, будучи Лицом Отца, связано с Четвертым Лицом и Восьмым Лицом. Но оно связано и с Девятым Лицом Подлинника и Саром Девятого Лица.
В Обители Подлинника (в филическом Космосе) три сферы.
Сфера Девятого – уровень Творения.
Сфера Шестого – уровень Создания.
Сфера Первого – уровень Делания.
В Обители Отца (в эденском мире) нет разделения на сферы. Лица Отца включаются в ту или иную сферу Подлинника.
Божественный Работник заглавное творение Подлинника и Божественного Сара. Божественный Работник – яйцеклетка Зачатия Сына.
Лица Отца – Божественное семя от Отца – включаются в Божественного Работника для оплодотворения Отцом Подлинника.
Филическая Жизнь Божественного Работника через эденскую Жизнь начиняется Благом. Филиоэден стыкует филическую и эденскую жизнь, вмещает эденское (отцовское) в филическое (материнское).
Одно из Лиц Отца, Третье Лицо, внедрено от Отца в Божественного Работника в момент его сотворения. Третье Лицо, как и Филиоэден, неотъемлемая инстанция Структуры Божественного Работника.
Само внесение семени Отца в яйцеклетку Подлинника можно считать изначальным актом Зачатия Божественного Адама. Это существенно меняет наши прежние представления о Зачатии.
Из уровня Творения Третье Лицо через уровень Создания вмешивается в течение Пути Замысла на уровне Первого Лица, уровне базисного человека и земного человека.
Третье Лицо на Пути Замысла прокладывает Четвертому Лицу и Восьмому Лицу дорогу в Божественного Работника, в том числе и в земного человека.
