Хаим Калин
По ту сторону нуля
Так или иначе, Алекса незаметно прихватывал стокгольмский синдром, уравнивающий приоритеты жертвы с интересами угнетателя. Оттого реакция заказчика, некогда призвавшего соблюдать оригинальное кредо, на коррекцию Алексом стиля прогнозировалась с трудом. Более того, непроизвольное прогибание перед всемогущим работодателем вымывало в статусе Алекса – и без того аховом – последний бугорок независимости, что по местным обычаям, боготворящим силу или, на худой конец, полезность, не сулило ничего хорошего. Кто этот Алекс Куршин? Запродавшаяся за бабло шестерка, взахлеб стучащая на своих! А ведь какого недотрогу из себя строил, понятно теперь, цену набивая… К ноге!
Пробежка на Пресненской набережной окончена, и связка под водительством Саши торопится убраться из зоны людской активности. Парадный подъезд «Башни Федерации» не для них – запружен офисным планктоном большую часть дня. Задействовав электронный пропуск, связка ныряет в подземный паркинг. Впрочем, ничего нового. Паркинг для Алекса – условная форточка, через которую он соприкасается с внешним миром. Должно быть, по соображениям конспирации этот маршрут предпочтительнее сообщению через лобби, что, скорее всего, справедливо.
Между тем перемещение по стоянке не из простых: спуск-подъем пешком по узкой обочине, так что в час пик, как сейчас (восемь утра), смотри в оба. Наконец они на уровне «минус один», до лифтов рукой подать. Но тут Саша, на корпус впереди, струнит шаг, напрягаясь при этом. Выставляет руку, блокируя движение подопечного. Алекс морщится, раздражаясь на маневры секьюрити, обернувшие его существование в диету почечного больного. «Кто на сей раз – собака без намордника?» – ворчит он.
Схватившись за живот, Саша проседает, вытряхивая Алекса из благостного смакования мелодии мышц. Его рефлексы, казалось бы, увядшие, срабатывают как в юные годы – поймав Сашу за капюшон, Алекс тянет ее на себя, разворачивая при этом. В центре ее живота – подобие стрелы без оперения – тонкий стальной стержень 2 мм толщиной и 10 см длиной. Тем временем Саша обмякла – конечности словно чужие, но пульс прощупывается.
Покушение персонифицируется четырьмя боевиками в балаклавах, надвигающихся с мягкостью пумы и оглядывающихся, казалось, в ожидании транспорта. Один из них сигнализирует Алексу, поднеся глок к губам: мол, не дергайся, мы хоть и по твою, но пока неприкосновенную душу…
Тут в тылу действа объявляется новая четверка, куда более грозная, чем первая, горланя: «Оружие на пол, мордой в землю!» Первые будто подчиняются, начав проседать, якобы в намерении приземлить стволы, но в полуметре от поверхности с акробатической сноровкой перекручиваются, открывая стрельбу по невесть откуда взявшимся соперникам. Спустя несколько мгновений обе четверки умаляются вдвое, продолжив, однако, четырьмя стволами неистово стрелять.
Не держи Алекс за руку Сашу, сраженную, похоже, инъекцией, то воспринял бы событие, как случайное пересечение с киномиром – настолько эпизод отдавал штампами боевиков с участием каскадеров. Все же свист пуль мало-помалу вернул ему ощущение реальности, сделали свое дело и обездвиженные тела стрелков в его поле обзора, увеличившиеся вскоре до шести.
Под плотным огнем Алексу бы залечь пластом, да еще за какой-нибудь преградой. Он же, сама отстраненность, стал флегматично собираться: проверил свой нагрудный карман, вытащил из куртки Саши пропуск, вновь прощупал ее пульс и… поцеловал Сашу в макушку. Неспешно встал и зашагал на выход из паркинга, откуда минутами ранее со своей секьюрити прибыл.
Ужас трагедии нагнал Алекса только на Краснопресненской, куда он, точно сомнамбула, устремился. «Очнулся» он от воя сирен, с каждой минутой нараставшего, и запаха беды, насытившего окрестности. Остановился, и, мелко дрожа, высматривал такси. В какой-то момент сообразил, что на торговой стороне набережной шансов поймать колеса куда больше. И правда, вскоре он отчаянно замахал рукой, зазывая такси, которое высаживало растрепанную девушку, похоже, проспавшую ежеутренний гонг на работу.
– Мне махал? – уточнял таксист через приспущенное окно. – Не разобрать: будто с похмару колбасит тебя… Куда?
Алекс порывисто распахнул дверцу и словно катапультировал свое массивное тело на пассажирское кресло. Не сказав ни слова, плавно махнул ладонью: вперед, мол.
– Ты впрямь после вчерашнего… – водитель, чуть за тридцать, отстранился, придирчиво осматривая чудаковатого пассажира во влажной спортивной униформе с белым как полотно лицом. – Э-э, отец, ты что, потеряшка? Думаешь, дома расплатятся? Так не пойдет!
Тут Алекс окончательно опомнился, допетрив смысл «с похмару». Извлек бумажник и приоткрыл отделение с банкнотами. Вопросительно взглянул на визави.
– Может, напишешь, куда? Коль с базаром не дружишь… – предложил таксист-балагур.
– Ты лучше сам, черкани в навигаторе… посольство Израиля, – разомкнуло, наконец, Алекса. – Улицу не знаю…
– Эка невидаль: Большая Ордынка 56. И техника без надобности… – хмыкнул водила.
– Иди ты! – дался диву Алекс.
– Не понял!? – вскинулся таксист.
– Это не тебе, – оправдывался Алекс. – За тридцать лет, выходит, адрес не поменялся.
– Что за хрень? ГИБДД, Росгвардия, менты, ФСБ – полный комплект. С какого перепугу? – изумился таксист спустя минуту пути, увидев, что Пресненская перекрыта барьерами и спецтранспортом. – Шишка какая-то или стряслось чего?.. Ба, а скорых сколько! Теракт, видать!
– Я тороплюсь, – заметил, похоже, отвлекая внимание водителя Алекс.
Таксист затормозил и произнес в микрофон рации: «Что там, в районе Москва-сити? Пресненская перекрыта». Не дождавшись ответа, перенаправил свое любопытство к пассажиру: «Ты часом не оттуда? Прикид-то подходящий…»
– А ты что, ДНД? – мгновенно парировал пассажир.
– Что за гусь? – смутился водитель.
– Ментовские волонтеры во времена совка, стукачи, если совсем просто… – разъяснил Алекс, навлекая на себя разбитную приблатненность. После чего с пацанским гонором: – Так ты едешь или как? А то сойду!
– Я что? Согласно дорожной обстановке… – сгладил острые углы таксист, то ли вспомнив о выручке, то ли прогнувшись перед «авторитетом», весьма правдоподобно, без лишней рисовки Алексом разыгранным.
Как Алекс и представлял, путь оказался недолгим. Развернувшись, таксист домчал его до Большой Ордынки за четверть часа. Пассажир устремил правую ладонь в карточку с данными водителя, другой рукой небрежно протянул таксисту двухтысячную купюру, после чего вывалился из авто, дверь, однако, не прикрыл. Пригнувшись, сказал:
– Ты, надеюсь, поступишь правильно. Бывай, – и громко хлопнул дверью.
Если не считать собянинской плитки, несколько облагородившей окрестности, то Алекс словно вернулся в март девяностого, когда побывал здесь в первый и последний раз. Ни пристроек, ни косметического ремонта, та же скученность планировки и убогость фасадов позднего совка. Даже будка страж порядка не претерпела изменений – «стакан» из фанеры и плексигласа, где и троим не притулиться. При этом вахта именно из троих – двое полицейских и гражданский, разместившийся на единственном стуле. Судя по семитской внешности и характерной курточке – штатный охранник-израильтянин, должно быть, супервайзер поста.
Поравнявшись с распахнутым окошком, Алекс поздоровался. Реакция нулевая: дозор травит байки, а израильтянин сосредоточенно наводит на ногтях марафет. Алекс аккуратно постучал по плексигласу и приблизился к окошку. Тут один из дозорных, наконец, фиксирует визитера, но только поворотом головы. Алекс вновь приветствует вахту, на этот раз поднятой рукой. После чего сигнализирует полицейскому жестами: этого с пилочкой позови. Мент выкатывает шары, транслируя: чего этому чуду-юду в капюшоне и тренинге, на вскидку, маргиналу, а может, просто поехавшему, на иностранном объекте надо?
– Чего тебе? Вывеску читал? Это посольство, – разъяснил геокоординаты полицейский Алексу, и правда, смотрящемуся потеряшкой в оплоте строгого канона.
– Уважаемый, растолкай-ка этого ковыряльщика в носу на полставки, пожалуйста. А то он и свои отпечатки спилит. В результате биоконтроль в «Бен-Гурионе» не пройдет. Лучше бы он вас ивриту учил… – откликнулся на отлуп Алекс.
Коп застыл на мгновение, затем нахмурился, должно быть, вникая в смысловые построения визитера – явный вызов необременительной повседневности. Так и не разобравшись, обернулся в надежде получить у «полпреда» ценные указания.
– Как дела, охрана! – обратился на иврите к соотечественнику Алекс через спину полицейского. – Не мог бы сюда подойти?
– Ты гражданин? – прогнусавил «полпред», не выпуская пилочку из рук. Вновь вгрызся в роговые придатки. – Прием израильских граждан с 10.00, но по предварительной записи на сайте посольства… Сейчас 9:30 и не похоже, чтобы у тебя очередь была…
– Мой случай – экстренный, войти надо прямо сейчас. Даже через четверть часа будет поздно… – изложил свою проблему Алекс.
– Посольство не убежище – чего, подбери сам, – весьма предметно изъяснялся «полпред». – Денег на билет не одалживаем тоже…
– Послушай, охрана! Пусть офицер по безопасности загрузит во внутреннюю сеть мое имя. Это все, о чем прошу. Какую сеть, думаю, догадается. Но прежде пусти меня внутрь. Если по завершении процедуры решите меня выдворить, флаг вам в руки, – предложил свой алгоритм действия Алекс.
– Ты знаешь, сколько лапши за смену мне на уши вешают? Но твоя – совсем без тормозов. Короче, будет очередь – приходи, а пока не заслоняй поле обзора, – держался правил распорядка, а может, личной гигиены супервайзер.
Алекс задумался, покусывая губы при этом. Но, казалось, не в растерянности, а будто мобилизуя себя по максимуму. Вскоре он вновь придвинулся к окошку.
– Вот что, – открыл очередной раунд переговоров на иврите Алекс, задействовав на сей раз старый как мир ресурс шантажа, – я как-то случайно надыбал, сколько вы, сотрудники заграничных миссий, получаете. К своему удивлению, обнаружил: денег и льгот – выше крыши. Притом что напрашивается, наоборот: за привилегию пожить в нормальном климате, куда здоровее нашенской парилки, причем наполовину за государственный счет, и прожиточный минимум сойдет. Да еще за минусом курортного налога, который мы, израильтяне, почти везде в Европе платим. Так вот, я тебе гарантирую: переживи я сегодняшний день, за твое тупое равнодушие краник тебе перекрою, с полной, пожизненной дисквалификацией. На раз-два…
– Да тише ты, русские же все нестандартное пишут, нашел распинаться где. Давай, паспорт, – горячим шепотом озвучил соотечественник, подскочив к окошку.
– Главное найти виноватого, а лучше – нескольких – пробурчал Алекс. – Но паспорт в руки тебе не дам – снимай на смартфон.
Фото паспорта супервайзер несколькими кликами куда-то отправил, но и не подумал впустить внутрь, ограничившись заверением максимально быстро все устроить. Алекс, собственно, и не рассчитывал, хорошо зная, как устроен громоздкий, замкнутый на себе механизм бюрократии. Род его прежней деятельности то «таинство» буквально на молекулы разложил. Тут же, с привязкой к режимному объекту, и вовсе минное поле условностей и ограничений. Одно успокаивало: аналогичный трюк в Шереметьево-2 почти годичной давности, при будто нулевых шансах на успех, сработал. Из чего следовало: контроль американских силовиков над всем многообразием социальной активности, разоблаченный Сноуденом, скорее всего, общемировая тенденция.
Проблема здесь не в злоупотреблении своим функционалом государства, а в том, что укореняющаяся экономика знаний невольно обратила человечество в глобальное сообщество эксгибиционистов. При этом, как ни странно, в частной истории Алекса Куршина – в его пользу. Ибо спустя час Алекса буквально вылущили из общей очереди три охранника в тех же, что и супервайзер курточках и с кобурами подмышкой. Действовали при этом весьма бесцеремонно, что подсказывало: он в перечне приоритетов «Моссада», только процедура определения «свой-чужой» с ним не завершена – извечная шпионская каша быстро меняющихся приоритетов и бросаемых на полпути начинаний.
Но этим можно было пренебречь: в неприкосновенное убежище он запущен, важный барьер позади. Ибо по мере того как охрана проводила Алекса через сектор допуска, у посольства тормозили микроавтобусы с тонированным стеклами. Он успел зафиксировать троих.
Глава 3
Посольство Израиля в Москве, спустя час (24 сентября 2019 г.)
Алекс слыл везунчиком, не столько в своем кругу (крайне узком), в котором обитал, сколько он, эксцентрик, сам себя таковым позиционировал. Отсчет охранной грамоте небес он вел с 27.12.1979 г. – даты вторжения СССР в Афганистан. Почему-то двухлетнего зазора между своей демобилизацией в семьдесят седьмом и первым грузом «200» из Афгана он не замечал, твердя: «С тех пор я там на хорошем счету…» Кроме того, умалчивал, что выпускников ВУЗов, годичников, в Афган не призывали, о чем, конечно же, ему было известно…
Его иммунитет от «тюрьмы и сумы», дарованный, он бравировал, небесной канцелярией, куда ближе к категории везения, но и тут без преувеличения не обходилось: калибр его персоналии, незаурядной и изобретательной, да еще не отягощенной амбициями, залог безопасной социальной навигации.
В чем промысел божий в судьбе Алекса не вызывал сомнений, так это в том, что он, вопреки самоубийственному легкомыслию, уживавшемуся с основательностью натуры, дожил до шестидесяти пяти. Ведь тысячи километров за рулем, проделанных с бутылкой «в обнимку», не аукнулись даже царапиной, при нескольких списанных с шоссе автомобилях, вследствие аварий, балансировавших на грани фатальных. Но розочкой на торте его фарта, все же бесспорного, был «роман» с дорожной полицией, не замечавшей на «бетонном» фасаде Алекса тяжких доз опьянения, оттого при расставании неизменно желавшей ему счастливого пути.
Последствия сегодняшнего инцидента, будто из того же диапазона – удачи, но Алексу было не до смакования очередной дарованной провидением отсрочки. Он даже не утруждал себя размышлениями, что именно произошло. Похоже, включился компенсационный механизм, который предохранял психику от перегрузок. Впрочем, главный вывод на поверхности: трон зашатался, и лица, его раскачивающие, видят в Алексе Куршине некий ресурс для свержения президента. Потому замышляли его, Алекса, похитить. Но их, похоже, просчитали. Как результат, вышло ноги унести. Вопрос, однако: у посольства – чьи эмиссары? И вообще, чья власть во дворе?
Алекс потянулся было к пульту телевизора в комнате, куда был препровожден, но был остановлен жестом очередного в его одиссее эскорта, на сей раз того же, что и он подданства. Секьюрити, повернувшись, взял с этажерки несколько израильских газет, после чего протянул их опекаемому. Алекс одобрительно кивнул, но даже не успел развернуть первую из них – в дверном проеме объявился внушительного вида мужчина. Он ни в коей мере не напоминал выходца или потомка выходцев из СССР, будто стартовое условие для трудоустройства в диппредставительстве, квартирующем в столь специфическом регионе, как Россия. Судя по тому, что секьюрити исчез без всяких знаков со стороны вошедшего, визитер – важный чин в посольской иерархии.
– Ну, рассказывай, – призвал гостя дипломат, усаживаясь напротив. Легкий кивок, похоже, служил приветствием и верительной грамотой разом.
– Устал я от засилья шаблона у публики, которая меня последний год окружает: ни тебе представиться, ни тебе предъявить полномочия, – сокрушался Алекс. – Но знаешь, в твоем случае формальный ответ незатруднителен: израильский гражданин, то есть я, попал в переплет с прямой угрозой жизни…
– Тормози! С нотациями завязывай! Тебя как впустили, так и выставить могут, – предостерегал дипломат, прорисовывая, кто, что, кому должен. – Кем ты себя возомнил?
Алекс отстранился и в задумчивости смотрел на визави. Похоже, назидание не то чтобы его отрезвило – подтолкнуло к осмыслению новой для него расстановки. И, казалось, он тщится найти себе место в ней.
– Так вот, – продолжил дипломат, уловив замешательство Алекса, – здесь ты только потому, что мне было известно об израильтянине Алексе Куршине, каким-то образом угодившем в околокремлевский пул. Где ты и чем конкретно занят, никто ни в Тель-Авиве, ни здесь доподлинно не понимал, но отслеживать волны события поручили именно мне. За минувший год – прочный ноль, пока ты собственной персоной не вломился… Подчеркиваю еще раз: не вспомни я твое имя и кейс, никто бы и не подумал делать запросы – посольство магнит для чудиков всех мастей. Так что давай без спесивого трепа, зазвучавшего из твоих уст, едва ты у поста охраны объявился.
– Давай, – в охотку согласился Алекс, но тут же засомневался: Только рассказывать, о чем? Моем последнем романе, который продвигается в темпе черепахи? Спортивной форме – как бегается по утрам?
– Хорошо, пойдем тогда от простого к сложному: для начала проясни свою форму одежды и в двух словах, что произошло, – проглотив новую порцию «спесивого трепа», искал точку сборки дипломат.
– Ну, по утрам я бегаю – спортивный прикид оттуда… – рассеянно изъяснялся Алекс. – Когда заканчивали пробежку, на подземной стоянке, на нас напали…
– Нас – это на кого? – затребовал детализации сцены дознаватель.
– Я и моя секьюрити, – пожал плечами Алекс.
– Я не ослышался: секьюрити женского пола? Твоя личная, а не случайно подвернувшаяся? – дался диву дипломат.
– Тебя это удивляет? Меня нет. Ты в России, приятель, стране, где ни компас, ни барометр не работают. Царство стихии… – делился дорожными впечатлениями Алекс.
– Дальше, – процедил сквозь зубы дознаватель.
– Дальше, как в наспех состряпанном боевике: стрела со снотворным в живот секьюрити, в течение секунды ее обездвижившая, четверка бойцов в балаклавах, готовая фигурально набросить на меня сетку, и новая четверка, нейтрализующая первую. Спустя минуту-другую перестрелки шесть трупов. Тут, наконец, до меня доходит: рви когти, куда глаза глядят. Главное, подальше от паркинга. Поскольку интервенты в основном друг друга перебили, сделать это оказалось несложно. Затем такси и Посольство Израиля. К слову, водитель знал адрес наизусть – навигатор не потребовался. Я и не предполагал, что координаты посольства прежние, за тридцать лет не изменились. Ведь тогда, в девяностом, оно квартировалось у голландцев, насколько я помню…
– Послушай, Алекс, – оборвал повествование дипломат, – в твоем гладком рассказе две зияющие дыры. Одна диаметром поменьше, другая побольше. С какой начнем? Хорошо, учитывая обилие времени, с меньшей. Так вот, коим образом при тебе паспорт и портмоне, упакованное евро и рублями? По твоим словам: с места инцидента ты смылся мгновенно, в свое жилье не заглядывая…
– Ты точно мои хозяева, – чуть подумав, откликнулся Алекс, – у тех тоже глаза на лоб полезли от моего ультиматума: за пределы квартиры – только с паспортом и портмоне. Им было невдомек, что я Заслуженный турист ЕС, разумеется, в неофициальной номинации. Так вот, случись со мной по выходе из дому беда, либо удобная для властей и соответственно моих родственников идентификация, либо при побеге – самообеспечение. Кстати, они, русские, мне так и не поверили, но, скрипя зубами, согласились. Только потому, что любой выход из дома – только с эскортом, ну и я уперся рогом…
– Вера – расплывчатая, лишенная строгих правил категория. Так что ограничусь единственным: объяснение зафиксировано, – заметил дипломат, после чего перешел к заявленной повестке. – Итак, второй вопрос: почему о боевом столкновении, в котором, по твоим словам, шесть трупов ни слова, ни полслова в новостях.
– Не знаю, – струил сомнения Алекс, – с одной стороны, молчание СМИ предсказуемо – такого рода происшествие из категории государственных тайн. Но, видишь ли, я своими глазами видел тройку амбулансов и с десяток машин Росгвардии, ФСБ и полиции. Стало быть, герметику не обеспечить, утечки неизбежны. Так что им самое время запускать фейк, типа бандитской разборки…
– Ладно, разогрев закончен, к делу перейдем, – объявил, оказалось, промежуточный итог дипломат-дознаватель. – Адрес инцидента и что из себя твоя миссия в России представляет?
Алекс изобразил мину то ли изумления, то ли осуждения. Выставил указательный палец вверх, словно от чего-то предостерегая. Затем несколько картинно осмотрел потолок, будто в поиске видеокамер. Сосредоточенно почесав за ухом, заговорил:
– Послушай, я как понимаю, ты офицер безопасности, иными словами, резидент Израиля в Москве. То есть и без моего безумного кейса твоей группе риска не позавидуешь, несмотря на дипломатический иммунитет…
– Ты снова за старое – нравоучения через губу? – возмутился дознаватель, возведенный подследственным в должность резидента «Моссада».
– Я не за старое и не за новое, я за самого себя, упирающегося выжить промеж лопастей самолетной турбины. Если тебя моя сверхагрессивная среда не смущает, добро пожаловать в мой ад, в котором лишнее слово смерти подобно. Две вещи намотай на ус: весь мой кейс на сегодняшний момент – геополитическая пустышка, то есть в информационном плане с меня как с козла молока. При всем том любое вторжение в эту тайну влечет за собой отнюдь не метафорические трупы, в чем я никогда не сомневался, – делился сокровенным Алекс. – Вот, что еще: твои коллеги около года назад сдали меня русским, и глазом не моргнув. Благо слово – мое призвание, дружу не только с ним, но и смыслами.
– Скажи мне, Алекс, зачем ты сюда явился? Сам хоть понимаешь? – искренне озадачился дознаватель. – Здесь не гостиница и не ночлежка для бездомных. Твое досье не предполагает статуса нахлебника, пустых рук…
– Я здесь потому, что у этого долбанного заведения хоть какая-то общественно полезная функция должна быть! Если по-простому, то государство – вечный должник перед своими подданными, а не наоборот. Я, быть может, не самый дисциплинированный налогоплательщик, но как гражданин – пример для подражания. На этом свете не найти человека, кого бы я ущемил или обидел. Бюрократы не в счет. А скольким бескорыстно помог, ограждая от жулья и мошенников всех проб. В отличие от вашей братии, силовиков, гораздых лишь ломать чужие судьбы, – взывал к столь волатильной категории как совесть Алекс.
– Заканчиваем, в больших дозах ты неудобоварим, человек-кактус я бы сказал – подводил черту под беседой дознаватель, и впрямь мало познавательной. – Первое и последнее предложение: к 16.00 на этот стол ты выложишь нечто, измеряемое информационным КПД. Не произойти этого, твое пребывание здесь, в охраняемом убежище, переходит в категорию условного. Пока же по своим каналам мы выясним, не числится ли за тобой в России криминал…
– Потеряешь время, что с первым, что со вторым. Лучше выясни, что за три микроавтобуса парковались напротив посольства, когда меня сюда заводили, – небрежно бросил Алекс, приводя в действие телевизор.
***
Спустя три часа, Москва (24 сентября 2019 г.)
В штаб-квартире российского консорциума «Альфа-Групп» шло совещание. Однако среди присутствующих его сотрудники не замечались, если не считать совладельца «Альфа-Групп» олигарха Алексея Кузьмичева. Да и тот, несмотря на внушительные габариты, словно затерялся промеж двух жесткой фактуры генералов – ФСБ и Росгвардии. Важно заметить, силовики на форуме преобладали – пятнадцать из двадцати двух. Был он экстренной летучкой антиправительственного заговора, идеологически и организационно созревшего, едва ВВП был избран на четвертый срок. Председательствовал Вячеслав Сурков, лидер и духовный вдохновитель подполья, в миру – советник президента РФ, один из приближенных к трону.
Нервозность будто не замечалась, но предельная сосредоточенность всех и каждого подсказывала, насколько злободневна повестка дня. Включала та единственный вопрос: «Последствия неудавшегося похищения Алекса Куршина. Зачистка концов».
Таковых, на первый взгляд, немного: один тяжелораненый, одной ногой на том свете (состояние критическое), но под охраной поста полиции, и бесследно исчезнувший водитель микроавтобуса, который доставил в «Башню Федерации» четверку похитителей, как и его пассажиры, сотрудник ЧОП, привлеченного под чужим флагом к операции.
– Скажи мне, Дмитрий Геннадьевич, – обратился Сурков к генерал-майору ФСБ Кондрашову, – как можно было не в одной, а сразу в двух стандартных ситуациях облажаться? То есть прозевать пригляд Куршина твоими коллегами, должно быть, многонедельный, и не просчитать элементарного: кроме посольства Израиля Куршину-беглецу стучаться не к кому. Там, на подступах к посольству, он околачивался целых полтора часа, пока не был запущен…
– Вячеслав Юрьевич, – замотал головой генерал, – ЧОП это ЧОП, причем наш подрядчик на рынке новичок. Ибо согласился принять гнилой, сумасшедшего риска заказ, причем без подноготной. Большая часть их коллег отказалась бы. Мы же из соображений конспирации своими силами реализовать мероприятие не могли…
– Авторитет из таганских, который вел с ЧОП – с нами за ширмой – переговоры, где он сейчас? – Сурков повернулся к генералу Покровскому, главе погранслужбы аэропорта Домодедово.
– Рейс на Франкфурт, в воздухе уже. Едва он узнал об обломе, уговаривать уносить ноги не пришлось. У таганских в Европе лежек хватает – и встретят, и обогреют, и разместят – в задумчивости разъяснил генерал, казалось, проверяя комбинацию на прочность.
– Мог бы и завтра утром улететь, – сокрушался Сурков, дважды демиург российского закулисья. – Теперь, как у чоповцев данные на водителя, сделавшего ноги, выудить? Но, вообще-то, руководству ЧОП, как и таганскому авторитету, в ближайшие пару месяцев в России не место.
– Может, закрыть дирекцию ЧОП на полгода пока суд да дело? – предложил полковник полиции Литовченко. Заметив недоумение у председательствующего, поторопился разъяснить: – Их можно не включать в базу данных или исказить идентификацию, если они раньше не привлекались…
– Слишком сложно, стало быть, рискованно. Попахивает, будто мы сами властям на блюдечке их выкладываем, – заключил после кратких раздумий Сурков.
– Быть может, из разряда экстренного, так сказать?.. – предложил «делегат» от ФСБ Кондрашов.
– Это не наш метод, – возразил олигарх Кузьмичев. – Чем мы тогда от этого безбашенного режима, живущего сегодняшним днем, отличаемся, чья идеология вмещается в одном слове – «насрать»?
Сурков с помесью раздражения и усталости в лике перевел взгляд с Кондрашова на Кузьмичева, но промолчал. После чего стал нечто перебирать в уме. Недолго, однако. Озвучил решение:
– Вот как поступим. У каждой прозвучавшей идеи возьмем сегмент рационального: дирекцию ЧОП закроем, но в частном порядке, обеспечивая должными условиями. Во-первых, так купируем потенциальный, хоть и очень сомнительный для властей источник информации. Ведь авторитет, выходивший на дирекцию, рекрутировался втемную. Во-вторых, они, дирекция ЧОП, могут еще понадобиться. Хотя бы для того, чтобы Алекса Куршина из посольства выколупывать… В который раз я убедился, насколько этот израильтянин идеальный солдат закулисного, то есть нашего фронта, да еще родившийся под созвездием удачи.
– Не преувеличиваем ли мы значимость персонажа в нашей подковерной борьбе с президентом? Ведь после столь громкого инцидента, грозящего разгерметизировать проект, Куршина могут списать от греха подальше. Причем необязательно по решению ВВП, достаточно инициативы, исходящей от узкого круга исполнителей, по капризу президента увязших в проблемном предприятии, чья подоплека – сплав преступной халатности и госизмены, – усомнился Геннадий Гудков, персона дивной судьбы: некогда диссидентствующий майор КГБ, депутат Госдумы от «Единой России» и «Справедливой России», ныне непримиримый оппозиционер, владелец десятка ЧОП, мультимиллионер и… зодчий похищения Алекса Куршина, остававшийся за кадром.
– Видите ли, господин Гудков, в качестве свидетеля на потенциальном суде над ВВП и, соответственно, аргумента в торге с ним Куршин несомненный актив, – будто размышлял вслух Вячеслав Сурков. – Однако этот раздел его «резюме», на мой взгляд, второстепенен или приоритет более низкого порядка. Незнание им наших реалий, приблизительное разумение властной вертикали и соотношения сил, как ни парадоксально, расчистило его аналитический горизонт, где проступает лишь фундаментальное, системообразующее. Ему плевать на наши традиции, статус-кво, сложную, противоречивую начинку политических процессов. Ощущение, словно его концепты и обобщения вырублены топором, изумляя при этом своей грубой очевидностью, непреложностью истины. Его не колышет, как нейтрализовать ту или иную социальную страту, обременяющую прогресс и являющую собой чисто русский феномен, откуда возьмутся необходимые предпосылки, без коих социальным трансформациям не бывать – он со многими на то основаниями смотрит на наш политический расклад как на недолговечную нелепицу. Оттого полагает, что неуместно ее воспринимать всерьез и тем более брать в политологический расчет. Для него наша клоака – насморк. Либо отмахнись, либо прими на ночь рюмашку-другую. При этом его политтехнологические наработки изумляют своей незамутненной простотой и основательностью посыла. Словом, Куршин – think tank, который нам нужен. Главное-то дело он сделал – президент его прогнозом инфицирован, значит… пора поработать на нас. Так что, господа Гудков и Кондрашов, не позднее завтрашнего утра план, как изъять Куршина из посольства Израиля, помня, что Кремль будет рвать подметки, преследуя ту же цель. Сбежавшего водилу – разыскать и сдать властям, сбивая их так со следа. Как водила, так и тяжело раненный боец – нулевая для нас угроза.
Кондрашов и Гудков переглянулись и едва различимо кивнули друг другу, будто соглашаясь.
***
В те же минуты, Администрация президента РФ
Алекс Куршин присутствовал в повестке еще одного разбирательства. Форум, правда, в разы жиже, чем предыдущий – всего четыре персоны. Впрочем, удивляться не приходилось, на то она и власть – берет одним авторитетом, а точнее, крепостью своего фасада, нередко мнимой. И не беда, что вся четверка – полковники, а у раскольников среднеарифметическое звание – генерал. Вся мощь госмашины в их полном распоряжении. И если им нечто приходится скрывать, так это, какого лешего их подопечному, обернувшемуся для них геморроем и гипертонией разом, делать в России. Впрочем, только двоим, посвященным: Бондареву, председательствующему, советнику ВВП по силовому блоку, куратору Алекса Куршина, и Селиванову из СВР, автору одноименного проекта. Полковники Макаркин (ФСО) и Костиков (ФСБ), отвечавшие за режим и охрану Куршина, кто он на самом деле, не знали. Селиванов, правда, прошлой осенью намекнул: Куршин, якобы дернувший из Израиля под угрозой разоблачения, сверхценный агент. Поверили они или нет, не суть важно. До сегодняшнего утра предыстория Алекса их не интересовала. Ныне же, в силу его дерзкого похищения, без нее, им казалось, не обойтись.
