bannerbannerbanner
«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

Генри Каттнер
«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

Полная версия

Он оглянулся. Мартин и Уайт заметно приблизились, они бежали молча, а робот двигался им навстречу, опережая сдвоенную тень муравьиного тела, и люди тоже отбрасывали не одну тень, но две: тени-близнецы, одна черная, другая серая на пурпурно-мшистом всхолмье. В космической пустоте вращались Деймос и Фобос, оставляя за спинами бегущих светло-серебристые образы, но направлял их Фобос, чье имя означает Страх.

Дайсон повернулся к ним спиной. Они были еще довольно далеко и казались настолько крошечными, что протяни руку над винилитовой картой – и выхватишь двумя пальцами из-под ног у Мартина мобильный пульт…

Но вместо этого Дайсон достал из кармана химический светильник, потряс его, чтобы тот загорелся, и шагнул в пещеру – с неприятным чувством, будто оскверняет храм. У скалистой стены выстроились ряды канистр с горючим.

Здесь был вход в Эдем. Дайсон выбрал это место для своего подземного дворца, надежного убежища на случай, если с Земли все-таки пришлют спасателей. Но в этом Дайсон сильно сомневался. Облако детских воспоминаний разрослось до таких размеров, что Земли уже не было видно. От нее осталась лишь тень, отброшенная перед финальным взрывом.

Ловко действуя обеими руками, он стал расстегивать защелки на канистрах, а через несколько минут выскочил из пещеры и бросился вниз по склону, навстречу приближавшимся людям и эскорту дерганых теней, и в голосе его звенел триумф.

– Входи! – летел над равниной его крик. – Оно там, Мартин! Все топливо в пещере! Войди и забери!

А затем грянул гром.

Реальной опасности не было. Главное – не входить в пещеру. Топливо взрывалось не сразу, а канистра за канистрой, поскольку эти контейнеры были сконструированы со всеми мерами предосторожности, известными человечеству. Период полураспада каждой канистры составлял шестьдесят пять секунд, и Дайсон активировал их не одновременно, ведь у него было лишь две руки.

Взорвалась первая канистра. Восемью секундами позже – вторая. Сила, способная поднять корабль в воздух, превращалась в свет, звук и радиацию – незначительную, а потому не опасную на вид. При желании человек мог войти в пещеру, приблизиться к этим контейнерам, а после выйти наружу.

Но что станет с его клетками, костным мозгом, костями и кровью? Это уже другой вопрос. Человеческий организм можно очистить от радиума, но от невидимых ядов – никогда. Проказа гамма-излучения неизлечима, и теперь она заполняла пещеру, то кромешно-темную, то озаряемую белой вспышкой.

Перед лицом этой угрозы суть конфликта между людьми переменилась.

Но не сразу. Какое-то время ушло на перестройку картины мира, когда гнев сменялся ужасом, а торжество – осознанием проигрыша.

Наконец Мартин вышел из ступора и поднял револьвер:

– Ступай обратно. Деактивируй контейнеры.

– Нет, – ответил Дайсон.

– Считаю до трех!

– Лучше уж сдохнуть.

На мгновение Мартин задумался, а затем окликнул Уайта. Тот смотрел, как вспыхивает и гаснет устье пещеры. Облизнув пересохшие губы, ответил:

– Нет, сэр.

– Сам иди, – усмехнулся Дайсон, глядя, как лицо немолодого уже Мартина озаряет очередная вспышка, а когда отгремел новый раскат грома и перестала дрожать земля, добавил: – Проще простого. Застегни защелки, только и всего. В любом случае ты проиграл. Останешься здесь – перестанешь быть нашим командиром. Войдешь в пещеру – вернешься на Землю с грузом и, быть может, получишь еще одну звезду на погоны, вот только у тебя не будет плеч.

– Заткнись! – прикрикнул Мартин.

Снова грянул гром.

Тяжело дыша, Мартин дернул за провод, и мобильный пульт подбежал к хозяину, точно пес на худосочных ножках. Мартин повернул рычаг. Металл звякнул о камень, и в поле зрения медленно вошел робот. Стало быть, Мартин задал новую программу, тем самым стерев из металлической памяти команды Дайсона – но поздно. Слишком поздно.

Робот послушно направился к пещере.

– Вот молодец! – язвительно обронил Дайсон. – Да, он спасет топливо. Но, разумеется, погибнет. И некому будет пилотировать корабль. Ну и что с того? Марс – великолепное место для жизни!

Мартин стал осыпать его бранью.

– Заткнись уже, – отмахнулся Дайсон. – Все кончено. И для тебя, и для Земли. Когда она взорвется, мы будем здесь, в нашем ковчеге, и посмотрим на конец света с безопасного расстояния.

Раскатился гром.

Мартин допустил ошибку. Он начал спорить. Голос его был тверд, но сказал он вот что:

– Земле нужен наш груз…

Пользуясь сомнительным шансом, Дайсон ударил его. Револьвер выплыл из руки Мартина и глухо ткнулся в мох у ног Бенджи Уайта. То есть палец Мартина не лежал на спусковом крючке, а это значило… Это много чего значило.

– Наш груз? – эхом отозвался Дайсон, привстав на цыпочки и пристально глядя на Мартина, готовый пресечь любое его поползновение к револьверу. Подумал, не схватить ли оружие самому, но в этом случае конфликт перейдет в физическую плоскость, а Дайсон знал, что на моральном уровне он уже победил.

Но почему Уайт не поднял револьвер? Зачем он прибежал сюда? На чьей он стороне? Наверное, он сам того не знает. Дайсон бросил на него свирепый взгляд и продолжил:

– Наш груз – не панацея от взрыва, Мартин. Ее не существует. По единственной причине. Все дело в людях. В мужчинах и женщинах. Люди – это зло, Мартин, и поэтому они обречены на смерть. Все без исключения. – Он кивнул на громыхающую пещеру. – Вот каким будет конец света.

Подняв глаза, Мартин прислушался к грохоту. Он не шевелился. Ему было нечего сказать. Глядя на него, Дайсон понял, что ему плевать, поднимет ли Уайт лежащий у его ног револьвер: он одержал победу без оружия.

– Ладно, Мартин, – сказал он почти дружелюбно, – давай сюда шлем. Отныне передатчик тебе не понадобится.

Пауза. Раскат грома. Дайсон взглянул на Уайта. Тот, словно под гипнозом, смотрел в бледное око пещеры. Дайсон наклонился и подхватил револьвер.

– Джонни… – Уайт не отводил глаз от пещерного ока.

– Что?

– Слышишь?

Грянул гром.

– Слышу, – кивнул Дайсон, а Мартин не шевельнулся и не произнес ни слова.

– Конец света в миниатюре, – продолжил Уайт. – Настоящий будет гораздо, гораздо хуже. Почему же я раньше о нем не подумал? Такой шум…

– Мы его не услышим.

– Зато увидим. Я его увижу. Знаю, что увижу. – С мучительным трудом он отвел взгляд от сияющего устья пещеры и заглянул в черноту небес – туда, где светилась сине-зеленая Земля.

– Моська… – нерешительно сказал он. – Она всегда боялась грома.

У Дайсона засосало под ложечкой. Почему? Этого он пока не знал, но чувствовал приближение опасности и понимал, что инициатива уже не у него, что он больше не контролирует ситуацию; с каждым словом Уайта, с каждой мыслью, обретавшей форму в его сознании, опасность маячила все ближе.

– Я же рассказывал про Моську? – спросил Уайт. – Когда-то она была мне женой. И не боялась ничего, кроме грома. При каждом раскате прижималась ко мне…

Грянул гром.

– Бенджи, – сказал Дайсон. Во рту у него пересохло. – Бенджи…

– Выходит, я спятил, – продолжал Уайт. – Знаешь, приятель, чужая душа – потемки. Да и своя тоже. Если Земля взорвется, я должен быть рядом с Моськой, чтобы она могла прижаться ко мне, если захочет.

Он побрел к пещере.

– Бенджи! – окликнул дрожащим голосом Дайсон. – Через полгода ты умрешь. Зачем? Наш груз бесполезен. Земля все равно взорвется.

– Как знать? – отозвался Уайт, не оборачиваясь. – Этого мы знать не можем. Наша задача – не предотвратить взрыв, а привезти домой марсианскую руду. Если взял деньги, будь добр довести работу до конца.

– Бенджи, стой! Говорю же, ты не сумеешь остановить взрыв!

– Этот? Еще как сумею. – Уайт продолжал взбираться по склону.

– Бенджи, еще один шаг, и я буду стрелять!

– Нет, Джонни, – оглянулся Уайт. – Не будешь.

Дайсон попробовал спустить курок.

И не смог.

Он сосредоточился на силуэте Уайта, на его спине, и мозг отдал команду указательному пальцу, но сообщение не достигло адресата.

Мартин оказался быстрее. Сделав длинный шаг вперед, он ударил ребром ладони по запястью Джонни. Револьвер выстрелил, уже кувыркаясь в воздухе.

Грянул гром.

– Бенджи! – крикнул Дайсон, но крик обернулся хриплым шепотом. Он должен остановить Бенджи. Обязан. Нельзя, чтобы Бенджи вошел в пещеру. Все это неправильно, совсем неправильно, ведь если кто-то и войдет в пещеру, этим «кем-то» должен быть Джонни Дайсон. Он шагнул вперед, но Мартин преградил ему путь и поднял револьвер. Мартин, гроза бунтовщиков, готовый схватить Дайсона и уволочь его обратно на Землю, обратно к работе, дисциплине, ответственности…

Работа. Дисциплина. Ответственность…

– О нет, только не это, – шептал Джонни Дайсон. Перед его внутренним взором предстал хрупкий марсианский Эдем в сиянии двух лун, чьи роскошные дворцы и сверкающие башни растворялись в воздухе, будто мираж.

В голове у него защелкал счетчик Гейгера.

Быстрее и громче.

Оглушительно громко.

Затем он почувствовал вспышку, почувствовал ее так, словно взрывом новой звезды ему снесло верхушку черепа, голова разошлась по швам и наполнилась черным облаком, громадным облаком уже знакомой грибовидной формы, несущим смерть всему живому. Запрокинув голову, Дайсон увидел в черном небе сине-зеленую планету под названием Земля, а потом увидел, как ее не стало.

Наверное, подумал он, взрыв у меня в голове был лишь слабым отзвуком далекого, грандиозного, всепоглощающего взрыва планеты. На мгновение полнеба заполнило белое сияние взорвавшейся Земли. Дайсон видел, как она взорвалась, видел собственными глазами.

Затем сияние сжалось и померкло. Земля вновь обрела форму, но теперь это была не сине-зеленая непорочно-мирная планета, но жуткая, дрожащая, нестабильная звезда.

Вот как кончится мир.

Не взрывом, но всхлипом.

Дайсон услышал собственный смех и вслед за Уайтом припустил вверх по склону, крича:

 

– Бенджи! Погоди! Все уже произошло! Разве не слышал? Глянь на небо! Все уже произошло!

Не оборачиваясь, Уайт тащился вперед. Дайсон догнал его, схватил за плечо. Уайт остановился и недоверчиво заглянул ему в глаза. Дайсону не стоялось на месте. Не в силах сдержать хохот, он стал пританцовывать и наконец пустился в древний победный пляс, а когда к ним присоединился Мартин, Дайсон исполнил перед ним такой же первобытный танец.

– Что случилось? – крикнул ему в лицо Мартин.

– Конец света! – радостно хохотал Дайсон. – Да, сэр, конец света – он такой! Разве сам не слышал? Нет, ты не мог не слышать, как взорвалась старушка Земля! Теперь мы в безопасности! И в раю! Гляньте на небо, дурни, на небо гляньте!

Двое мужчин взглянули к небу, а третий продолжал плясать и посмеиваться. Он еще смеялся, когда Мартин и Уайт с подозрением взглянули на него.

– Дайсон, – осторожно произнес Мартин, – послушай меня. Ничего не произошло. Наверное… тебе померещилось. Посмотри на небо. Вон она, Земля.

Джонни послушался. Да, вон она, Земля, дрожащее белое марево в небесах, и он расхохотался пуще прежнего.

– Дайсон… – начал Мартин, но Уайт покачал головой и взял Джонни за руку, чтобы остановить его пляску.

– Все хорошо, Джонни. Теперь ты в безопасности. Все нормально. Не волнуйся. Подожди немного, я скоро вернусь. – Шепнув что-то Мартину, он направился вверх, к пещере.

Джонни смотрел ему вслед.

– Бенджи!

Нет ответа.

– Бенджи, ну что с тобой такое? Зачем спасать топливо? Земли больше нет. Мы в безопасности. Не надо никуда возвращаться. Разве ты не понимаешь…

– Тише, тише, – перебил его Мартин, – все хорошо.

Уайт продолжал идти к пещере, подавшись вперед и нахохлив плечи, словно шел против ветра, хотя ветра не было; он становился все меньше и меньше, удаляясь в пределы микрокосма, а Джонни Дайсон, моргая, смотрел в белое око пещеры. Наконец Бенджи растворился в раскатах грома.

Через какое-то время они вернулись на корабль и приготовились к взлету, а после этого Мартин и Уайт вели себя так, словно в самом деле покинули Марс и отправились – куда? Ясное дело, не на Землю, ведь Земли больше не было, это и дураку понятно. В таком случае куда?

Джонни никак не мог этого понять. Когда спрашивал, ответы были столь нелогичными, что приходилось переводить их на нормальный язык, но вскоре он нашел удовлетворительное решение: произнося слово «Земля», Мартин и Уайт имели в виду некий абстрактный символ. Как видно, они собирались найти еще одну планету, пригодную для жизни, планету получше Марса, планету, где они создадут свой Эдем.

Джонни это устраивало. Подумав, он пришел к выводу, что строить рай на Марсе, даже с помощью робота, было бы весьма непросто. Это трудная работа и большая ответственность.

Пусть ее возьмет на себя человек постарше – и по возрасту, и по званию.

Понятно, взрыв Земли стал для Мартина и Уайта потрясением, с которым трудно смириться. Ничего страшного, пусть притворяются. Название не имеет значения. Они называли еще не открытую планету Землей, а когда найдут ее, может, и впрямь назовут Землей – Новой Землей в память о Старой Земле, скверной планете, сгинувшей в ядерном взрыве. Сгинувшей навсегда и забравшей с собой всех этих бесполезных паразитов, двуногих гадов, чье вымирание не вызывало у Джонни ни малейшей жалости.

Короче, его спутники слегка рехнулись. Джонни был к ним снисходителен, но странно было осознавать, что он единственный здравомыслящий человек на корабле.

Он ждал. Временами видел яркие путаные сны, в которых он снова был на Земле, но эти сны быстро заканчивались, и по большей части Джонни спал как убитый.

* * *

…Его корабль продолжал бороздить просторы Вселенной.

Иногда он думал: где же пункт назначения? Он устал от череды искусственных дней и ночей, от визипортов с их до боли яркими изображениями несуществующих предметов и пейзажей. Скрывать черноту космоса за проекциями на окнах, за анимированными образами Старой Земли, попросту бессмысленно, но еще глупее маскировать робота под человека в белых одеждах, приносящего еду и принимающего приказы.

Как-нибудь, когда будет настроение, Джонни перепрограммирует робота и вернет ему металлический облик. Но сейчас настроения нет. Джонни устал. Ему надо отдохнуть. Нельзя брать на себя лишнюю ответственность, ведь близится тот день, когда корабль опустится на пригодную для жизни планету и придет время поработать.

Джонни сделает работу на совесть. Нет, он не сдался. Джонни Дайсон не сдается.

Хотя нельзя отрицать, что его отец бросил работу. Другими словами, сачканул. Сперва хотел передать эстафету Джонни, а когда не вышло, попросту рехнулся, ведь сумасшествие – это полный отказ от любой ответственности. Пожалуй, это самый страшный грех. Останься отец на работе, глядишь, и нащупал бы решение. В конце концов, доктор Джеральд Дайсон был блестящим ученым.

Но он сдался. Закончил карьеру в психиатрической лечебнице. Не исключено, что он был совершенно счастлив в своем уединении – даже в тот миг, когда взорвалась Земля.

Будь у меня такой шанс, как у отца, я бился бы не на жизнь, а на смерть, думал Джонни. Но теперь мне предстоит другая работа. Еще не поздно. Корабль вот-вот сядет на подходящую планету, и я тут же приступлю к делу.

Он бросил взгляд на визипорты с картинками мира, который сдался и погиб, быстро и безболезненно.

Джонни улыбнулся.

Он был так счастлив в своей каюте космического корабля, что даже не заметил, как Земля взорвалась по-настоящему.

Сплошная иллюзия

Не стоило заходить в ту подозрительную таверну. Еще с порога Бертрам Мур должен был сообразить, что там творятся странные вещи. Он ведь был ирландец. Хотя… держи он себя в руках, не влип бы в неприятности. Всего-то и требовалось, что увильнуть от спора с воинственным пышнобородым карликом.

Рослый, неповоротливый и рыжекудрый парень был наш Бертрам, а лицом походил на глубокомысленную лошадь – впрочем, не самую безобразную. Подобных Бертрамов читатель видит на улице каждый день: чуть за сорок, уже не в расцвете сил, но еще и не развалина. Приятный малый, хоть и язык без костей.

По сути дела, во всем были виноваты часы. Ничем не примечательные, самые заурядные, но они принадлежали Бертраму и стали для него чем-то вроде объекта религиозного поклонения: он педантично заводил сей механизм и сверялся с его бесстрастным циферблатом при всякой необходимости. Но в тот вечер произошло недоразумение: стрелки часов показывали половину девятого, хотя на самом деле было семь тридцать, и в результате столь вопиющего несоответствия Мур явился на вокзал «Юнион депо» ровно за час до прибытия своей сестры Коррин; та, прожив четверть века в Нью-Йорке, оглянулась по сторонам, совладала с сильнейшим приступом тошноты и решила, что пора бы проведать брата.

Не склонный к импульсивным поступкам, Мур сверил свой хронометр с циферблатом на башне вокзала, с парочкой других часов и, наконец, дабы поставить точку во внутреннем споре, уточнил время у носильщика. Половина восьмого, ровно час до прибытия поезда. Мур обвел глазами надраенный до зеркального блеска вокзал, после чего поспешил в сторону бара – но, бросив единственный взгляд за стеклянную дверь, передумал, поскольку у стойки было не протолкнуться, а Мур, как человек цивилизованный и культурный, предпочитал совершать возлияния в относительном комфорте.

Поэтому он вышел на тротуар и осмотрелся. Напротив был участок, пустовавший уже много лет из-за драконовских налогов, людоедской арендной платы и всеобщей экономической депрессии. Теперь же, к удивлению Мура, на пустыре возвели новое здание.

В нашем неугомонном мире новинки имеют склонность возникать с головокружительной скоростью, подумал Мур, не представляя, насколько он близок к истине, и направился к высокой куполообразной конструкции, напоминавшей здание ресторана «Браун дерби» – то есть бетонную шляпу-котелок, только без полей и окон. Из-за пендельтюра валили клубы дыма и доносился оживленный шум. Мур прошествовал внутрь и сразу согнулся в приступе кашля.

Здесь было так накурено, что поначалу Мур ничего не разглядел: огромное помещение заполнял едкий серый дым ароматизированного табака. Постепенно сквозь пелену стали проступать очертания предметов.

Диванов в заведении не имелось. Расставленные в произвольном порядке столики таяли в табачной дымке. За столиками сидели люди. Ближе всех к Муру отдыхал пожилой лысый толстяк с таким изобилием сверкающих перстней, что за ними не было видно пальцев. Он курил наргиле: мерно затягивался, после чего выдыхал невообразимые, по мнению Мура, клубы дыма. Невообразимым был и его наряд: козья шкура, которая прикрывала лишь то, что негоже демонстрировать публике, и лавровый венок на безволосой голове. По всей видимости, маскарадный костюм или атрибуты рекламы.

Пожилой толстяк громко икнул, осушил оловянную кружку, беспечно помахал Бертраму и произнес что-то на языке, которого Мур не знал, после чего выразительно ткнул пальцем в сторону соседнего столика.

Мур приблизился, сел и увидел, что почти все остальные места оккупированы разношерстной публикой. Рассмотреть что-либо сквозь дымовую завесу оказалось непросто, но Мур пришел к выводу, что все в зале одеты побогаче лысого старика и тем не менее в равной мере странно. Повсюду виднелись шляпы с высокой тульей, остроконечные колпаки, белые туники, черные халаты и другие не менее экстравагантные предметы гардероба.

Подошел официант. На вид вполне нормальный: бледный как мертвец и облаченный в строгий смокинг. Болезненное лицо было на редкость невыразительным, а глаза стеклянно смотрели в одну точку. В петлице смокинга он носил лилию, а передвигался одеревенелой походкой зомби.

– Что будете пить, сэр? – осведомился официант скрипучим басом.

– «Виски сауэр», – ответил Мур.

Официант ушел, но вскоре вернулся и поставил на столик оловянную кружку. Расплатившись, Мур пригубил напиток и пришел к однозначному выводу: это не «Виски сауэр». Но он так и не понял, что пьет: в кружке булькало нечто хмельное, крепкое, с пикантными нотками и на удивление сладким послевкусием. Пары спиртного мигом ударили в голову. Мощная штука.

Мур всегда знал меру в выпивке, к тому же люди обычно не напиваются допьяна с одной кружки, но к тому времени, когда в зал явился воинственный пышнобородый карлик, сознание Мура затуманилось самым радикальным образом.

Сперва Мур увидел одну лишь бороду, ошеломительную лавину белоснежных курчавых волос, что перемещалась по таверне, словно перекати-поле. Борода устроилась на стуле напротив. Из нее вынырнула крохотная ручонка, сложилась в кулачок, стукнула по столу, и пара блестящих глазок уставилась на Мура с некоторой долей сардонического веселья.

Официант принес две полные до краев кружки, и карлик затеял разговор.

– Гнусный скряга, – хрипло заявил он, уставившись на Мура.

Тот демонстративно проигнорировал ремарку соседа, но карлик не унимался. Выудил из недр бороды длинный кинжал, проверил остроту его кончика большим пальцем и добавил:

– Не привык я к такому обхождению.

Мур оглянулся в поисках официанта, но тот исчез в клубах серого дыма. Поэтому Бертрам деликатно произнес:

– Прошу прощения, не расслышал…

– Ага, – сказал карлик, – так-то лучше. Лучше для тебя. За медяк я тебе трахею распорол бы.

Несносный коротышка или пьян, или безумен, решил Мур и посмотрел на дверь.

Карлик расхохотался, после чего влил содержимое кружки в недра бороды и грозно приказал:

– Пей до дна!

Мур подчинился.

Напиток был крепкий. Чрезвычайно крепкий. Мур почувствовал, как страх отступает и на смену ему приходит негодование. Неужели он намерен сносить угрозы этой мелкой куклы, этого таракана, которого способен сокрушить одним шлепком?

– Ну вас к черту, – с расстановкой выговорил Мур, удивляясь сам себе.

Он что, нарывается на пьяную драку? Мур вздрогнул. Человек тонких вкусов, он не питал пристрастия к потасовкам. К тому же ему вовсе не хотелось связываться с этой тошнотворной бородой, спутанной, шерстистой, полной репьев и пожухлой листвы.

– Кого к черту? Меня? – вызывающе уставился на него карлик.

Мур кивнул.

– Ты что, колдун? – с некоторым сомнением спросил карлик. – Нет? Ну тогда ладно. Просто фигура речи. Выпей со мной, дружище.

С удивительной скоростью появились новые кружки и были немедленно опрокинуты, и Мур сделал удивительное открытие: у него рассосался позвоночник, его место занял столб огненной жидкости, которая то поднималась, то опускалась, словно ртуть в термометре, но не сказать, что ощущение было неприятное. Глаза застил дым; прокашлявшись, Мур взглянул на толстяка с наргиле и вполголоса произнес:

 

– Странное местечко.

– А чего ты хотел в канун летнего солнцестояния? – удивился карлик.

Мур не понял, о чем речь. Должно быть, в донесшихся из глубин бороды словах был какой-то смысл, но…

Толстяк встал и направился вглубь зала. Проходя мимо Мура, он глянул по сторонам и добродушно произнес:

– Кругом сплошная майя. Иллюзия.

Он икнул, величаво выпрямился, продолжил свое шествие и вскоре скрылся в дыму.

– Истинная правда, – кивнул карлик, – и ничего, кроме правды. Кругом сплошная иллюзия.

Мур возжелал полемики. Отнял от губ кружку, причмокнул и заявил:

– Вздор.

– Судя по этой реплике, – сказал карлик, – рискну предположить, что ты настроен скептически. Но с чего бы? В таких вопросах я признанный авторитет, и уверяю тебя, что все вокруг сплошная иллюзия.

– Докажите! – потребовал Мур и подбросил в топку разногласий презрительный смешок.

– Но это очевидно, разве нет? Все, что мы видим, нам лишь мерещится. Иначе откуда взяться магии?

– Вы пьяны, – заявил Мур оскорбительным тоном.

– Это я-то пьян? Батюшка Посейдон и Кронос в придачу! Сколько тыс… сколько лет я не слыхивал в свой адрес подобного обвинения! Сам ты пьян, а будь ты трезв…

– Докажите, – повторил Мур.

Он чуял, что за ним преимущество, и не желал его упускать.

Борода сердито задергалась. Крохотная коричневая ручонка указала на кружку Мура:

– Думаешь, это выпивка, да?

Мур засомневался, но все равно кивнул.

– Вовсе нет, – довольно просиял карлик. – Это вода. Попробуй, и убедишься.

Мур послушался. Увы, он был уже не в том состоянии, когда можно отличить спиртное от керосина. На вкус напиток и правда оказался водянистый, но Мур ни за что бы этого не признал. Просто заявил, что в кружке никакая не вода.

– А вы псих, – добавил он, вспомнив про кинжал и осерчав на себя за то, что поначалу испугался этого лилипута. – Подите прочь, пока я не раздавил вас ботинком. Сплошная иллюзия! Ага, как же! – Он неучтиво фыркнул.

– Ты что, полагаешься на свои органы чувств? – осведомилась борода. – Небось думаешь, что и луна круглая?

– О господи, – проворчал Мур и сделал еще один глоток.

– В твоих глазах она круглая, – продолжил карлик, – но выглядит ли она круглой для всех остальных? Ведь то, что ты считаешь круглым, для другого может оказаться квадратным. Откуда тебе знать, как я вижу луну?

– Если вам интересно, как выглядит луна, ступайте на улицу да посмотрите, – ответил Мур.

– Откуда тебе знать, как видят меня другие? – не унимался карлик. – И как ты сам выглядишь в моих глазах? Пять человеческих чувств не аксиоматичны, они иллюзорны, и все вокруг – сплошная иллюзия!

– Значит, так. – Мур потерял терпение, а еще у него разболелась голова. – Ваша борода – это иллюзия. Моя рука – еще одна иллюзия. А теперь смотрите. – Он энергично подергал карлика за бороду. – Что, тоже иллюзия? Попробуйте-ка отшутиться!

Началась сумятица. Карлик вопил, верещал и вырывался. Через некоторое время Мур опустился обратно на стул, сжимая в ладони прядь курчавых волос.

– Во имя Кроноса и Аида! – прошипел карлик голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Теперь, мой друг, тебе не поздоровится. Если думаешь… хр-р-р! – Борода грозно ощетинилась. – Я тебе покажу, где иллюзия, а где не иллюзия! – Карлик откопал в бороде короткую тонкую палочку полированного черного дерева, направил ее на Мура и продолжил: – Накладываю на тебя проклятие иллюзии! Чума на все твои пять чувств! Укутайся в вуаль Протея!

Мур нерешительно отмахнулся от палочки и вдруг понял, что протрезвел. Почему? Непонятно. Но теперь ему хотелось лишь одного: поскорее уйти из этого прокуренного притона для умалишенных. Не сказав больше ни слова, он встал и нетвердо направился к двери, преследуемый зловещим хохотом пышнобородого карлика. Тот стих, лишь когда Мур перешел дорогу и ступил на противоположный тротуар.

Обернувшись, он увидел, что таверна исчезла, оставив после себя голый пустырь.

На мгновение Бертран растерялся, но потом сообразил, в чем дело. Он и правда хватил лишку: должно быть, таверна находилась в нескольких кварталах от вокзала и он, сам того не заметив, прошагал внушительное расстояние. Недовольно хмыкнув, Мур взглянул на часы.

Двадцать минут девятого. В самый раз, чтобы выпить чашечку кофе до прибытия поезда. Мур вошел в здание вокзала и направился к ресторану, но, осененный внезапной мыслью, свернул в аптеку, где приобрел цитрат кофеина и немедленно проглотил несколько таблеток, после чего заглянул в ресторан и взял кофе, чтобы развеять хмельное марево.

Погруженный в рефлексию, он сидел у прилавка и не сразу понял, что окружающие бросают на него удивленные и даже насмешливые взгляды. Вскоре он услышал громкое шмыганье и поднял глаза. Мужчина слева – здоровенный загорелый джентльмен, – сдерживая улыбку, поспешно уставился на собственные ботинки.

Но это было лишь начало. Вскоре Мур понял, что притягивает внимание окружающих словно магнит. Он разволновался и украдкой обследовал одежду. Все в норме. Глянул в ближайшее зеркало и остался скорее доволен, чем наоборот. Лицо, бросающееся в глаза. Не самое красивое, но с характером. Как у Гэри Купера. Заметив, что мысли отбиваются от рук, Мур взял еще кофе.

Громкоговоритель объявил о прибытии поезда. Мур заплатил за кофейные возлияния и, уклоняясь от летящих отовсюду взглядов, вышел на платформу, где стал дожидаться Коррин. Наконец увидел ее в толпе: хрупкую блондинку с пытливым взглядом и волевым подбородком. Она почти не изменилась. Молодая, деловитая, циничная и уверенная в себе.

После коротких возгласов и неловких объятий Коррин принюхалась, отпрянула и осведомилась:

– Кто облил тебя духами?

– Духами?

– От тебя разит фиалками. – Коррин твердо взглянула на него. – Так сильно, что не продохнуть.

– Странно, – заморгал Мур, – я ничего не чувствую.

– Значит, у тебя заложен нос, – решила Коррин. – Твои фиалки я еще в поезде почуяла. Берт, надо тобой заняться. Тебе не хватает материнских наставлений. Капля одеколона? Ладно, если тебе так нравится. Только не с ароматом фиалок. Мужчине он не подходит. Ты что, искупался в этих духах?

– Ну… – растерялся Мур, – рад тебя видеть. Выпить хочешь?

– Хочу, – сказала Коррин, – и очень сильно. Но не настолько, чтобы пойти с тобой в коктейль-бар. Люди подумают, что это от меня так воняет.

Раненный в самое сердце, Мур вывел сестру на улицу, после чего занялся укладкой багажа. Вскоре он уже катил в своем седане по бульвару Уилшир. Рядом сидела Коррин. Девушка высунула голову в окно, а Мур мрачно смотрел на дорогу. Он пришел к выводу, что Коррин изменилась к худшему.

Вдруг Коррин повернулась к Муру, коснулась его руки и спросила:

– Что с машиной, Берт?

– Хм? – Мур убрал ногу с педали газа. – Была в полном порядке. А что не так?

– Шумит.

Мур прислушался.

– Ну да, двигатель шумит.

– Я не про двигатель, а про этот свист…

– Погоди, погоди, – попросил Мур и добавил после паузы: – Нет, это у тебя в ушах свистит… наверное…

Коррин окинула брата внимательным взглядом и вдруг упала к нему на колени. Мур машинально ударил по тормозам, но тут же понял, что сестра всего лишь прижимает ухо к его груди. Наконец Коррин выпрямилась и с любопытством воззрилась на брата:

– Свист исходит от тебя. Это ты свистишь. Точь-в-точь как…

– Как что?

– Полицейский. Ну, полицейский свисток. Перестань, пожалуйста. Понимаю, ты хочешь меня развеселить, но это не смешно.

– Я не свищу, – отрезал Мур.

– То есть ты не контролируешь этот свист?

– То есть нет никакого свиста!

– Ты, наверное, что-то проглотил, – вздохнула Коррин и подумала, что жители Нью-Йорка ведут себя более предсказуемо. Ты хотя бы знаешь, чего от них ожидать. Девушку обдало запахом фиалок, и она закрыла глаза.

В этот момент их нагнал полицейский. Он махнул рукой, веля Бертрану прижаться к обочине, после чего слез с мотоцикла, поставил ногу на подножку седана и открыл было рот – но тут же сжал губы и сердито уставился на Мура. Его ноздри слегка подрагивали.

– В чем дело? – осведомился Мур. – Я не превышал.

Не ответив, полицейский заглянул в салон, рассмотрел Коррин, проверил заднее сиденье и наконец спросил:

– Кто свистит?

– Это мотор, сэр, – вмешалась Коррин, не дожидаясь, когда заговорит Мур. – Клапан верхнего сальника прохудился. Мы как раз едем в автосервис, чтобы починить.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69 
Рейтинг@Mail.ru