Геннадий Левицкий
Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора
На родине апостола Павла
Кого склоняет злобный бес
К неверью в праведность небес,
Тот проведет свой век земной
С душой унылой и больной.
Порой ужиться могут вместе
Честь и позорное бесчестье.
Вольфрам фон Эшенбах. Парцифаль
Этот небольшой суровый кусочек Малой Азии часто заставлял говорить о себе на протяжении многих тысячелетий. Через Киликийские ущелья шла Царская дорога из Суз в Сарды во времена Персидского царства. С Киликией связана одна из трех самых значительных побед Александра Македонского.
В I в. до н. э. гористое труднодоступное побережье Киликии облюбовали пираты. Здесь они строили свои неприступные замки, в горах прятали награбленную добычу, здесь находили убежище и отдых от трудов своих неправедных. Киликийские морские разбойники образовали крупнейшее пиратское братство древности, которое парализовало морскую торговлю на Средиземном море и поставило могучий Рим на грань голодной смерти. На войну с ними Рим отправил своего лучшего военачальника Гнея Помпея Великого, которому ценой неимоверных усилий удалось сделать Внутреннее римское море снова доступным для мореплавания.
Впрочем, нас интересует Киликия времен, более близких к описываемым в романе событиям.
В XI в. Армения подверглась нападению двух сильнейших соперников: с одной стороны ее города захватывала Византия, с другой – турки-сельджуки. Армяне начали массово покидать родину, и значительная часть их осела в горной Киликии. Гонимые всеми, армяне не случайно выбрали для поселения этот край: проникнуть в Киликию по суше можно было только через несколько узких горных проходов, входы в которые прикрывали мощные крепости. Около 1080 г. армянские князья создали здесь свою собственную державу; периодически им удавалось даже отвоевывать у Византии равнинную Киликию.
В армянской крепости Гуго де Пейн подвел неутешительный итог: пятьдесят пилигримов погибло, тамплиеры потеряли одного рыцаря и пять кнехтов. Несколько десятков паломников и кнехтов было ранено; самых тяжелых армяне разместили в крепостном госпитале и пообещали либо вылечить их, либо похоронить по-христиански. Мертвые же нашли приют на огромном кладбище у входа в Киликийские врата. Причем когда их хоронили, то постоянно натыкались на древние полуистлевшие кости. За проход через Киликию часто приходилось платить кровью. Царская дорога времен Ахеменидов; узел, соединявший владения римлян в Малой Азии; теперь Киликийские врата открывали самую короткую дорогу на Константинополь – значение ущелья было разным, но важность его все так же была огромной на протяжении тысячелетий.
В главном городе Киликии – Тарсе – тамплиеры приняли решение расстаться со своими подопечными. Прощание затянулось, слишком многое пришлось пережить вместе на пути от Иерусалима до Тарса. Глядя на толпу пилигримов, которая уменьшилась почти наполовину, Гуго де Пейн горестно и виновато произнес:
– Простите, добрые христиане, за ваших погибших в пути братьев, которых я не смог уберечь. Простите за ваши раны…
– Ты не должен просить у нас прощения, – посмел перебить магистра нищий рыцарь с перевязанной правой рукой. – Все мы – и павшие, и живые – знали, что путь к святым местам будет тяжел и для многих станет последней дорогой в этой жизни. Мы безмерно благодарны братьям ордена Храма за то, что они защищали нас на этом трудном пути, и безмерно скорбим и будем молиться за воинов, отдавших за нас жизни.
Гуго де Пейн хотел возразить Беренгару, но не успел. Толпа пилигримов бросилась к рыцарям и громко, со слезами радости и грусти одновременно принялись благодарить их. Многие целовали руки магистру. Наконец, передав пилигримам оставшиеся припасы, тамплиеры, согласно приказу магистра, построились по двое и оставили временный лагерь. Напоследок Гуго де Пейн крепко обнял Беренгара:
– Прощай, брат! Жаль, очень жаль расставаться с тобой. Эх! Если б ты мог остаться на Святой земле… Сколько бы полезных дел мы бы с тобой совершили, – мечтательно произнес магистр.
– И мне тяжело с тобой расставаться, и со святыми местами, – признался Беренгар. – Но я не имею права оставить их без помощи в чужом краю, – указал он на стоявших поодаль измученных пилигримов.
– Понимаю, и потому не уговариваю.
Тамплиеры приблизились к полноводной реке Кидну, на которой стоял Тарс. Кони с жадностью бросились к воде, но столь же быстро потеряли аппетит. Вода с гор оказалась для них слишком холодной и непривычной среди жары, ставшей обычной даже для животных. Именно в водах этой реки искупался Александр Македонский, и после этого заболел так, что много дней находился между жизнью и смертью. Эпопея честолюбивого царя-военачальника, мечтавшего завоевать весь мир, могла бы закончиться здесь.
Однако не Александр Македонский, изрядно наследивший в этих краях, волновал магистра. Совсем другой человек, который никогда не брал в руки меч, занимал мысли Гуго де Пейна. В Тарсе родился продолжатель Христа, много сделавший для того, чтобы Его слова стали известны всему миру. Этот киликийский город стал колыбелью апостола Павла.
Магистр спросил у толпившихся греков, где находится церковь Святого Павла. Он был уверен, что в Тарсе должен быть храм в честь апостола, и не ошибся. Храм оказался первой церковью, сооруженной франками на Святой земле, – а строили западные христиане весьма много. У высокого храма, устремившегося в небо острыми шпилями, которые где-то под облаками заканчивались крестами, тамплиеры оставили все вооружение и, наклонив головы, с трепетом прошли внутрь ее. Долго и страстно они молились пред обликом святого, положившего за Христа голову под топор римского палача.
В церкви Святого Павла нашел свой последний приют один из предводителей первого похода христиан – граф Гуго де Вермандуа, приходившийся братом королю Филиппу I. Первым из баронов Запада он прибыл в Константинополь, блистательно сражался в битве при Дорелее в 1198 г. Затем граф де Вермандуа вернулся во Францию, но Святая земля не пожелала отпустить его сердце. В 1101 г. Гуго де Вермандуа вновь отправляется на Восток, но это паломничество скоро закончилось: в Каппадокии сорокапятилетний брат короля получает смертельную рану. Тамплиеры помолились за упокой знатного воителя-пилигрима, о странствиях которого были весьма наслышаны.
Когда на землю опустились сумерки, тамплиеры за относительно небольшую плату устроились на ночлег в странноприимном доме. Мест не хватало, но воины Храма привыкли жить в тесноте. Хозяин позволил взять соломы из стога, стоявшего во дворе специально для такого случая. Ею воины устлали полы в выделенных комнатах и таким образом разместились все.
Воздух города, расположившегося у подножия Тавра, был гораздо свежее и чище, чем в пыльном жарком Иерусалиме. Несмотря на то что комната была переполнена звуками вроде посапывания и похрапывания, несмотря на то что день был наполнен великими впечатлениями, магистр уснул довольно скоро. Все препятствия, казалось, мешавшие приходу сна, были уравновешены страшной усталостью тяжелого похода.
Гуго де Пейну снился странный сон. Магистр блуждал по огромному полю, окутанному туманом. Его охватывали то ярость, то отчаяние, то одолевала усталость; он шел то скорым шагом, то медленным, но, самое главное, он не знал, куда шел, туман не спадал, но становился все гуще. Внезапно впереди возникла тень и расходящиеся лучи света над ней. Тамплиер пошел на тень, которая с каждым шагом все явственнее обретала черты человека.
Худощавый мужчина с высоким лбом и грустным взглядом ходил между трупами лежавших на поле битвы воинов. На плащах погибших были нашиты кресты.
«Почему только наши воины? Где павшие враги?» – подумал во сне магистр.
Мужчина направил свой печальный взор на приближавшегося франка. Тот вознамерился спросить у него выход с поля, окутанного туманом, но человек со светящимся нимбом над головой опередил его:
«Прочь! Здесь нет места оружию! Прочь!»
Гуго де Пейн посмотрел на свой окровавленный меч. Он хотел объяснить, что защищал мирных пилигримов, но оправдаться не смог, потому что… проснулся.
Остаток ночи магистр так и не сомкнул глаз, хотя ему следовало отдохнуть перед нелегкой дорогой. Он пытался в мыслях найти причину гнева апостола Павла, он силился понять, почему святой не желает его – Гуго де Пейна – видеть в Тарсе? Почему и куда он гонит магистра прочь?
Утром Гуго де Пейн долго раздумывал: надеть ему хитон или везти его в походном мешке? И так, и этак получалось плохо: его могли ранить или убить – хитон при этом тоже пострадает, мешок в пылу битвы может потеряться, его могут украсть. Все же магистр надел бесценную одежду, перед тем трижды перекрестившись. Затем проговорил «Отче наш» и наконец произнес: «Помоги, Господь, добраться до Иерусалима без битвы, без крови». Хотя он никогда не был трусом…
С тяжелыми думами Гуго де Пейн покинул город, ставший в свое время колыбелью святого Павла. Пока дорога шла по дружественной армянской Киликии, можно было не опасаться нападений врагов. Так, укрываясь от солнца тенью гор, тамплиеры вышли к довольно большому городу, называвшемуся Маместией. И тут пред Гуго де Пейном предстала местность из ночного сна. Магистр поднял глаза к небу и увидел странное облако в виде человека, указывающего свитком в руке куда-то направо от дороги. Обратив взор на указанное место, магистр увидел кладбище. Словно ища подтверждения правильности своих мыслей, тамплиер снова поднял глаза вверх. Но… Видение на небе исчезло, превратившись в обычное облако. Не раздумывая, к удивлению братьев, Гуго де Пейн свернул с дороги и направился к рядам камней и крестов.
Между могильными холмами ходил старик и вырывал сорняки.
– Что привело вас на место последнего пристанища доблестных воинов, – спросил на франкском наречии старик, ухаживающий за могилами.
– Так ты соотечественник! – обрадовался де Пейн. – Прости, но привело на кладбище любопытство; мы будем благодарны, если ты его удовлетворишь. Кто эти воины, лежащие под камнями и крестами?
– Здесь покоятся храбрейшие из храбрых, первыми принявшие крест и мечтавшие освободить Гроб Господень.
– Они погибли в битве с неверными? – высказал догадку Гуго де Пейн.
– Если бы, – тяжело вздохнул старик. – Моя боль не была б столь сильна. Доблестные воины перебили друг друга.
– Как такое могло произойти?! – ужаснулся магистр.
– С тех пор минуло двадцать пять лет, а мне кажется, это произошло вчера, – начал свой рассказ смотритель кладбища. – Доблестные рыцари, благочестивые воины Франции, Италии и прочих стран отправились вызволять святые места. Им покорилась неприступная Никея. Затем крестоносцы разделились: основная часть пошла в обход Таврских гор и направилась к Антиохии, а Балдуин – брат Готфрида Бульонского – и Танкред Апулийский со своими норманнами вошли в горную Киликию.
Танкред первым оказался у Тарса, и так как небольшое количество сарацин не могло оказать ему должного сопротивления, то норманны еще до прихода франков водрузили над городом свой флаг. Подошедший Балдуин приказал заменить флаг Танкреда своим по причине того, что войско франков более многочисленное. Танкред едва сдержал своих воинов, готовых наброситься на франков. В ярости норманны вырезали всех захваченных пленных и покинули Тарс.
Затем Танкред захватил город, у которого мы с тобой стоим, но тут к Маместии опять приблизилось войско Балдуина. Среди норманнов разнесся слух, что их победу снова хотят украсть. Воины Танкреда напали на лагерь Балдуина, и началась битва – ужаснейшая от того, что сражавшиеся еще недавно считали друг друга братьями. Отряд Танкреда, значительно уступая по численности войску Балдуина, был вынужден снова отступить. Предводители сражавшихся сторон наконец-то вспомнили, зачем они оказались в Азии и на другой день помирились перед своими войсками, и даже обнялись. Осталось только похоронить убитых и продолжить поход к Иерусалиму.
– Почему же ты, старик, остался здесь, на кладбище? Почему не ушел со всеми?
– Здесь погиб мой юный сын – моя единственная отрада и надежда. Я не смог оставить его одного в чужой земле, – признался старик. – Рядом с его могилой я выкопал могилу для себя. Когда приблизится мой последний час, я лягу в заранее подготовленное ложе, а добрый прохожий, возможно, накроет мое остывшее тело песком.
– Прощай, старик, я буду навещать тебя и твоего сына, когда судьба вновь приведет в эти места, – пообещал магистр.
– Да хранит тебя Господь! – ответил ожидающий собственного конца старый воин.
На выходе из Киликии Гуго де Пейн посетил госпиталь, где оставались серьезно раненные пилигримы. Магистр нашел слова ободрения и утешения для каждого, и между тем послал двух слуг на рынок купить все, что пожелали несчастные либо что им могло понадобиться.
С тревогой в сердце тамплиеры приближались к месту, где произошла битва с сарацинами.
– Нет! Только не это! – воскликнул ехавший первым Гуго де Пейн. – Помилуй Господи!
Из-за ближайшего холма вынырнуло конное войско мусульман – никак не меньше вчерашнего. Поворачивать назад, бежать под защиту армянской крепости было слишком поздно – кони сарацин резвее передвигались по привычному им песку. Магистр продолжил движение, лишь отдав приказ на ходу строиться для боя. Он даже не потрудился затянуть нагрудник, и ткань белоснежного хитона, казалось, отражала солнечные лучи в глаза приближавшихся врагов.
Внезапно сарацинский военачальник приказал своему войску остановиться и один поскакал навстречу тамплиерам. Гуго де Пейн скомандовал «Стой!» и последовал его примеру.
– Сможешь ли ты понять мою речь? Или нам требуется помощь толмача? – первое, что попытался выяснить сарацинский всадник. Весьма значительный вид его и без слов говорил, что он возглавляет вражеское войско.
– Надеюсь, с Божьей помощью я смогу тебя понять. Говори.
– Меня зовут Иса аль-Касим, – представился военачальник. – Тебе называть имя нет нужды, так как ты часто следуешь мимо наших земель с караванами пилигримов. Привет тебе, Гуго де Пейн.
– Желаю здравствовать и тебе Иса аль-Касим. Коль сегодня мы начали приветствовать друг друга словами, а не мечами, то начало встречи радует, – совершенно искренне произнес магистр, впрочем, без тени страха.
– Прошу прощения, что преградил твой путь, но не по своей вине. Эмир Алеппо послал со мной свои извинения. Его всадники не должны были вступать в бой с твоими пилигримами. Ты можешь требовать возмещения убытков.
– Убытков… – печально улыбнулся Гуго де Пейн. – Погибшие пилигримы и воины не встанут, а деньги мало интересуют того, кто посвятил жизнь Богу. И уж конечно, я не буду торговать кровью паломников. Передай своему господину, что я удовлетворен извинениями.
– Я передам высокочтимому эмиру Бадр аль-Даулу, что у франков, с которыми произошло недоразумение, нет к нам вражды. Нам дорого перемирие, за которое эмир передал христианам крепость Атариб. К слову, твой меч поразил много славных аскаров, так что мы в расчете.
– Не я напал на них, – заметил Гуго де Пейн.
– Всему виной Черный Рыцарь Пустыни, с такой же черной душой. – Сарацин поспешил перенести вину на третью сторону, поняв, что взаимные упреки ничем хорошим не закончатся. – Он разграбил караван, вышедший из Алеппо, перебил погонщиков и аскаров. Такой разбой в перемирие невозможно простить, вот эмир и послал войско наказать виновных. На беду, оказался ты подле разгромленного каравана. Что могли подумать наши воины?
– И как же вы установили истину?
– Все рассказали раненые мусульмане, которых вы спасли, подобрав в пустыне. Прости еще раз, что слишком поздно мы услышали их рассказ.
– Все понятно, – произнес Гуго де Пейн. – Вот только почему сейчас на нашем пути стоит войско, Иса аль-Касим?
– Оно уйдет рассчитаться за караван, если ты не возражаешь?
– Я согласен, что Черный Рыцарь Пустыни виновен и должен понести наказание.
– Тамплиеры не окажут ему помощь, если его осиное гнездо уничтожат мусульмане.
– Нет. Всякий нарушивший перемирие должен быть призван к ответу. Это справедливо.
– В таком случае, счастливого пути тебе, Гуго де Пейн!
– И тебе удачного исполнения намерений, Иса аль-Касим!
Приблизившись к своим воинам, магистр кратко пояснил, что сарацины только хотят наказать Черного Рыцаря Пустыни за нападение на караван. От тамплиеров они ожидают лишь одного – нейтралитета. Гуго де Пейн опасался, что братья не поймут, почему они не должны оказывать помощь христианам, когда на них нападают сарацины. Волновался магистр напрасно: норманнов успели не полюбить все.
Тамплиеры продолжили путь, и вот они приблизились к недостроенному замку грозы здешних мест. Здесь было очень многолюдно; только вместо строителей вокруг замка кружились вооруженные сарацины, измышлявшие все новые и новые способы разрушения недостроенной крепости.
Ко времени появления тамплиеров, осаждающие отдали предпочтение огню. Со всех сторон башню обложили строевым лесом, заготовленным самими же норманнами для перекрытий между этажами и прочих нужд. Разбойники исполняли роль жареного блюда в собственном замке, словно в котле. Отдельный отряд сарацин-лучников не позволял им безнаказанно появляться на стенах.
Огня снаружи сарацинам показалось недостаточно. Они принялись метать горшки с горючей вязкой массой, которая иногда вытекает из их земли. Внутри башни также было чему гореть, вскоре густой черный дым повалил из внутренней части замка. Положение осажденных стало катастрофическим. Они искали спасения на самом верху недостроенного замка – то есть, на незащищенной зубцами, открытой площадке. Подобным образом они спасались от пламени, но задыхались в окутавшем замок дыму и погибали от стрел мусульман.
Крепость Черного Рыцаря Пустыни находилась у дороги, на которой норманны предполагали грабить путников и торговые караваны. Потому тамплиеры двигались в непосредственной близости от шедшего боя. На воинов Гуго де Пейна сарацины не обращали никакого внимания, рыцарей-монахов также мало интересовало происходящее на обочине дороги, коль сама дорога для них оставалась свободной. Только молодые кнехты с жадным любопытством наблюдали за происходящим, словно они являлись зрителями на каком-то представлении. Оборонявшиеся заметили проходящих мимо тамплиеров, искра надежды мелькнула среди пламени, охватившего башню изнутри и снаружи.
С верхней площадки, к которой уже подбирались языки пламени, завопил нечеловеческим голосом пронзенный несколькими стрелами Черный Рыцарь Пустыни:
– Братья! Помогите! У меня много золота и оно все ваше!
Гуго де Пейн даже не повернул голову в сторону хозяина гибнущего замка, лишь Годфруа де Сент-Омер раздраженно проворчал:
– Не брат ты нам… Сколько хороших людей из-за тебя погибло.
Золотой дождь над «Нищими рыцарями Христа»
Удача продолжала сопутствовать ордену Храма; цепочка неких удивительных событий возведет орден на величайшую высоту; «Нищие рыцари Христа», монахи с мечом, давшие обет бедности, по иронии судьбы станут богатейшей организацией. Довольно часто так бывает, что везет решительно во всем, за что только не возьмется человек, и чудеса происходят самые невероятные. Временами Господь покровительствует и вполне заслужившему его милость, а иногда и не совсем достойному наград. Неисповедимы деяния Господа! Впрочем, торопиться не будем… Пока еще тамплиеры не имели большого влияния в этом мире, но и не канули в безвестность…
К удивлению многих, в братство рыцарей Храма вступил человек, от которого Гуго де Пейн в прошлой жизни был в ленной зависимости. В общем, о тамплиерах стали часто вспоминать в Европе после того, как в 1126 г. белый плащ с красным крестом надел граф Гуго Шампанский.
Что подвигло бывшего сюзерена Гуго де Пейна теперь стать его подчиненным? У могущественного владыки Шампани возникли семейные проблемы. Граф заподозрил в измене жену и, будучи крутого нрава, лишил единственного сына наследства. Свои необъятные владения он передал племяннику Тибо де Бри, который получил вместе с землями титул графа Шампанского. Возможно, граф раскаялся в своем поступке, но что-то менять было поздно. И вот, чтобы замолить несправедливость перед сыном и получить прощение за грехи у Господа, он отправляется в паломничество к святым местам. В Иерусалиме граф случайно встречает своего бывшего вассала, и эта встреча вновь связала их до конца жизни. Еще один маленький нюанс, который неожиданно поможет тамплиерам: племянник получил не все владения графа; земли вокруг Клерво Гуго Шампанский передал аббату местного монастыря – Бернарду.
Настоятель монастыря в Клерво – образованнейший человек, великолепный оратор, сторонник строгих монашеских правил – в скором времени превратится в одного из самых известных людей эпохи крестовых походов. Любопытно, что главной человеческой добродетелью Бернард Клервоский считал смирение; в то же время, он имел величайшее влияние на главу католической церкви, а французский король Людовик VII воспринимал советы аббата как приказания. По силе влияния на умы современников его можно поставить рядом с Петром Пустынником. Но если Петр сумел только вдохновить мир на поход к Гробу Господнему и погубить отправившихся за ним, то Бернарду Клервоскому удалось многое сделать для сохранения завоеванного крестоносцами, по крайней мере, он помог создать силу, способную защитить святые места.
Гуго Шампанский несколько раз советовал главе ордена тамплиеров отправиться с визитом во Францию и непременно навестить его друга – аббата Бернарда.
Положение христианских государств было столь непрочным, что сегодня никто не знал в Иерусалимском королевстве, будет ли оно существовать завтра. В 1122 г. в плен к сельджукам попадает правитель графства Эдесского Жослен де Куртене. Король Иерусалимский отправился в Эдессу, чтобы помочь здешним христианам удержаться, но сам попадает в плен. В следующем году Евстахий де Гранье отбивает атаки мусульман на королевство. Только в 1124 г. Балдуин II был освобожден из плена.
Было еще неплохо, если приток христиан из Европы в государства крестоносцев равнялся убыли в стычках с мусульманами. Точно в таком положении находился и орден Храма: с принятием графом Шампанским красного креста тамплиера, братьев в нем прибавилось, но потери на дорогах Палестины очень скоро оставили пустыми многие кельи в монастыре-казарме.
Любитель шахмат Балдуин II после своего пленения нечасто приглашал Гуго де Пейна в качестве противника – думы о насущном дне королевства поглощали все время монарха. И если магистр получал приглашение на игру, было ясно, что королю необходимо было обсудить с ним какие-то вопросы.
В этот день король был настолько рассеян, что, расставляя фигуры, на своем поле поместил чужого слона.
– Еще рано быть врагу на твоей половине, – указал Гуго де Пейн на ошибку короля.
– Н-да, – согласился Балдуин, – нужно быть внимательным в нашем положении. Одна ошибка – и враг у тебя в доме.
Король честно пытался собраться и начать настоящую игру, но продолжал совершать ошибку за ошибкой. Главная фигура монарха часто оказывалась под ударом, хотя для этого магистр не прилагал много усилий и не разрабатывал многоходовые комбинации.
– Вот так легко можно настигнуть короля; сегодня все фигуры доблестно его защищают, а завтра он может оказаться во власти противника, – произнес Балдуин, видимо, вспомнив свой недавний плен, и добавил: – Особенно печально положение монарха, когда на доске становится мало фигур, готовых его прикрыть.
– Предлагаю ничью, – произнес де Пейн, когда до его полной победы осталось только передвинуть на две клетки королеву и завершить разгром ладьей. – Вижу, у тебя есть разговор ко мне, и он мешает нам обоим насладиться игрой.
– Да, дорогой друг. Хотелось бы провести с тобой время за игрой и приятным разговором, но времена не те.
– Что же тебя тревожит?
– Отсутствие сил, необходимых для защиты святых мест, – признался король. – Ведь мы в Палестине до сих пор остаемся не потому, что сильны, а потому, что мусульмане, нас окружающие, не могут объединиться между собой. Но это будет продолжаться до тех пор, пока у них не появится сильный человек: халиф, эмир, султан – неважно, как он будет зваться.
– Положение у нас неважное, – согласился магистр, – но что могу поделать я? Люди ордена гибнут на дорогах Палестины каждую неделю. На Западе знают о существовании христианских государств на Святой земле, однако слишком мало появляется желающих связать с ними свою жизнь. Мало франков, германцев, англичан едет к нам, чтобы остаться здесь навсегда.
– Все же я думаю, что Запад не настолько хорошо знает наше положение, чтобы волноваться о нем. Было бы неплохо, чтобы те люди, которые находятся в Палестине долгие годы, рассказали о жизни святых мест. И это должны сделать не менестрели, склонные все приукрашать, но воины, израненные мечами и стрелами сарацин.
– У тебя есть такие люди на примете?
– Этот человек сидит передо мной.
– Помилуй, король! – возмутился Гуго де Пейн. – Мое ли дело заниматься россказнями? Ты же знаешь, я привык защищать Гроб Господень мечом, но не словом. Каждый должен делать то, что у него лучше всего получается.
– У тебя получится рассказать убедительно, потому что ты веришь в свое дело, – продолжал настаивать Балдуин. – А еще возьми с собой тех братьев, которых считаешь наиболее годными к этой миссии. И пусть они пройдут весь Запад, пусть посетят все города и деревни. Мир должен знать, что Святая земля нуждается в помощи.
– На подобные путешествия требуются огромные деньги. – Магистр нашел новую причину, по которой его поездка на Запад не могла состояться. – Казна ордена пуста, все деньги ушли на пилигримов, которые не в состоянии о себе позаботиться.
Балдуин потянул из-под одежды золотую цепь, висевшую у него на шее, и принялся ее снимать:
– Вот ключ от казны Иерусалимского королевства. Возьми его, Гуго де Пейн, открой дверь и насыпь золота в свой походный мешок столько, сколько, сочтешь необходимым для поездки на Запад. Затем возьми еще столько, чтобы хватило наверняка.
– Я не могу распоряжаться казной королевства, – запротестовал смутившийся магистр.
– Тогда это будет делать египетский султан или эмир Алеппо.
– Ты позволишь мне подумать?
– Конечно, – смилостивился король и добавил: – Только не долго.
Гуго де Пейн еще колебался, но в первую же ночь после разговора с королем он явственно услышал во сне голос: «Возвращайся домой». Не внять ему магистр не мог; после сна, который привел его на кладбище христиан в Киликии, он всегда с трепетом и уважением относился к ночным сновидениям. Глава тамплиеров приказал Годфруа де Сент-Омеру, еще четырем рыцарям и некоторым слугам собираться в путь. Впрочем, куда им предстоит отправиться, не стал сообщать.
Накануне отъезда магистр отправился во дворец Иерусалимского короля.
Глядя на утомленного Гуго де Пейна, ставшего немного сутулиться под тяжелым грузом забот, Балдуин виновато произнес:
– Прости, друг, что уговорил тебя отправиться в нелегкое путешествие, но никто, кроме тебя, не сможет разбудить Запад. В твоих руках судьба Святой земли.
– Мне совершенно не в тягость посещение родных мест. Грусть моя от неуверенности: смогу ли я исполнить то, что ты поручил? Пойдут ли рыцари за мной? За столько лет своего существования орден ведь так и остался равным по численности ополчению какого-нибудь графа.
– Главное, найти великую идею, а средства ее достижения найдутся, – убедительно произнес король. – Ты же не должен приниматься за дело со скорбным выражением лица, иначе действительно можно проиграть заведомо выигрышную партию.
Гуго де Пейн, которому невольно передалась уверенность Балдуина в успех поездки, распрямил плечи и поднял голову.
– Вот так лучше. – Изменения в сознании магистра не ускользнули от Балдуина. – Многое за тебя сделают письма – к королю, графам, епископам и аббатам. Гонцы с моими посланиями поплывут на одном корабле с тобой.
– Благодарю за заботу… – только и смог произнести Гуго де Пейн.
– Не торопись, добрый друг, – перебил магистра Балдуин. – Напоследок осталась еще одна просьба к тебе. Как знать, может быть, от решения этого вопроса зависит судьба Иерусалимского королевства.
– Говори, – обреченно сдался магистр.
– Как тебе известно, Господь не дал мне сыновей. Всякий раз, когда моя обожаемая Морфия оказывалась в положении, я ждал наследника. Но, видимо, у Всевышнего свои планы, и Морфия принесла мне четырех дочерей. Мне даже советовали поменять жену, чтобы завести наследника, но разве будет счастлив сын, рожденный не в браке, благословленном на Небе. И разве можно обижаться на Господа за то, что он подарил мне чудесных девочек: Мелисенду, Алису, Годерну, Иовету?
– Я бесконечно уважаю тебя, король, за то, что не отказался от Морфии Мелитенской, – признался Гуго де Пейн. – Твоя жена честно заслужила свое счастье. Господь одарит вас своей милостью, как всякого ее достойного.
– Невольно довелось внимательно присматриваться к тому, что имею, – продолжил свои откровения король. – И я увидел, к собственной радости, что Господь наградил мою старшую дочь Мелисенду острым умом – ничуть не хуже мужского. Уверен, она и сегодня смогла б заменить меня. Но… На Востоке женщина на троне не будет пользоваться великим уважением, даже если у нее голова ученого мужа. Требуется мужчина рядом – знатный, могущественный, храбрый.
– Ты желаешь, чтобы я привез еще мужа для твоей дочери. – Гуго де Пейн надеялся, что сейчас он пошутил.
Король не собирался смеяться и даже не улыбнулся, немало испугав магистра своей серьезностью.
– Совершенно верно ты меня понял, дорогой Гуго. – К ужасу тамплиера Балдуин подтвердил, что пошутить у магистра не получилось. – Только задача твоя несколько упрощается.
– Наивный, я полагал, что должен всего лишь где-то найти армию, перевезти ее в Палестину и разгромить всех сарацин. Оказывается, это еще не самое сложное, что меня ждет.
– Выслушай меня, не перебивая, – попросил иерусалимский монарх. – Лет шесть назад паломничество совершал Фульк Анжуйский. Ты помнишь этого храброго графа, который почти два года провел на Святой земле.
– Разумеется, я прекрасно помню этого замечательного молодого человека, – не удержался тамплиер. – Он несколько раз провожал вместе с нами караваны паломников, и благодаря его мужеству многие франки и германцы сумели вернуться на родину. До сих пор он каждый год пересылает на нужды ордена некоторую сумму денег.
– Он понравился не только тебе и мне, но и моей дочери Мелисенде.
– О чем ты, король?! – ужаснулся де Пейн словам человека, верность которого супружескому долгу только что похвалил. – Граф женат на женщине, принесшей ему в приданное великолепнейшее графство Мэн и подарившей четверых детей.
