Гаяз Исхаки
Девушка из Стамбула
Оставшиеся бумаги были квитанциями денежных переводов отца. Все они из разных городов Анатолии, поступали в первый день каждого месяца. Обратная сторона квитанций была заполнена расспросами о здоровье Загиды. Сумма в них была одна и та же, но весной и осенью увеличивалась, чтобы мать могла купить дочери одежду и прочие необходимые вещи. В дни рождения Загиды появлялись квитанции с наказом: «Купи дочери подарок». Были и советы: «Если ребёнок заболеет, покажи его (такому-то) доктору. Пусть лечит за мой счёт».
Два года кроме квитанций не было ничего. Но вот пришло большое письмо. Отец был недоволен, что ему, когда он специально приезжает в Стамбул, не показывают дочь под всякими предлогами. «Если такое повторится, – предупреждает он, – я обращусь в суд». Однако после этого письма переводы продолжали поступать всё так же регулярно. Приходили и деньги на подарки. Через два года состоялось второе решение суда о том, что отец Загиды имеет право дважды в неделю беспрепятственно видеться с дочерью. В случае помех, говорилось в нём, выплата алиментов будет прекращена.
И всё же снова квитанции и ещё письмо, в котором отец возмущается тем, что ему по-прежнему не дают видеться с дочерью. Он предлагает за его счёт отдать Загиду для учёбы в определённый интернат. Если это предложение выполнено не будет, пишет он, деньги высылать перестанет.
После письма было ещё несколько квитанций и сообщение о том, что выплата алиментов прекращается. На этом переписка заканчивалась.
Среди бумаг Загида обнаружила фотографию, где родители были в свадебных одеждах. И другую, где двухлетняя Загида с родителями. Вторую фотографию девушка положила к себе в сумочку. Хотела взять два письма бабушки и матери, чтобы перечитывать их, но передумала: слишком много в них было слов, которые ранили ей душу. Девушка собрала письма и вернула на место, шкатулку заперла. Выходя из дома, позаботилась о том, чтобы мать не догадалась об её приходе. Она твёрдо решила встретиться с отцом и за всё попросить у него прощения…
Пароход отправился. К Загиде подсела женщина и начала пить кофе, закусывая кренделем с маком. Тут только девушка поняла, как голодна. Едва пароход причалил к берегу, она выпрыгнула из него и поспешила к дому мадам Марики.
Мадам занималась починкой. Она как-то странно посмотрела на Загиду. Та спросила, не поняв значения её взгляда:
– Что случилось, мадам Марика? Почему ты так смотришь на меня?
– Да ничего не случилось, просто мне показалось, что ты изменилась как-то. Произошло что-то? Мама, надеюсь, здорова? Может, узнала какую-то неприятность?
Чтобы успокоить женщину, Загида сказала:
– Ничего такого не было, просто устала немного. Ты же знаешь, я собираюсь поступать в университет, а мама не разрешает. Я тайком от неё ходила туда и до вечера занималась делами по поводу экзаменов. Поесть не было времени. И маму некогда было искать. Уж ты, мадам Марика, не говори ей, пожалуйста, об этом. Я так проголодалась, так устала. – Она поднялась к себе.
– Я сейчас приготовлю что-нибудь, – крикнула ей вслед мадам.
Загида сразу же подошла к зеркалу. Лицо её и в самом деле изменилось, увяло как-то, глаза померкли… Искры, которые обычно вспыхивают в них при улыбке, погасли. И румянец на щеках пропал. Присущая ей детская непосредственность, наивный взгляд исчезли куда-то. Она была серьёзна, как умудрённая жизнью, опытная женщина, и казалось, повзрослела лет на десять.
– Что же произошло? Какой злой дух преобразил меня? Передо мной уже не та Загида, а совсем другая? Может, в меня вселился дух бедного братца, умерщвлённого армянским доктором?.. Какие дурацкие, однако, мысли! А что, может, так оно и есть? Известны же философы, которые утверждают, будто существует переселение душ?
Из писем ей стало известно, как долго страдал отец, как трудно жилось матери, у которой не было сил постоять за себя. Она пыталась представить себе среду, где существовала мать, испытывая на себе притеснения безграмотной, спесивой, эгоистичной бабушки, которая на протяжении многих лет заставляла мать испытывать отчаянье, что и сделало её такой, какая она есть. Вот почему за один день Загида постарела на несколько лет, утратила жизнерадостность…
Ненависть к отцу, которая была внушена ей неправильным воспитанием, превратилась в уважение и любовь к нему, а вместо былого уважения к матери в душе появилась великая обида, но была и некоторая жалость.
Пока мадам Марика возилась на кухне, Загида прилегла на кровать. Она пыталась собраться с мыслями, но ей это плохо удавалось.
Голос мадам Марики, звавший к столу, вернул её к действительности. Загида встала и пошла вниз.
Она с жадностью съела горячий суп, мясо с картофелем, выпила чашку воды и лишь потом спросила:
– Мадам, я в самом деле плохо выгляжу?
– А какое это имеет значение? Вот ты поела, попила и снова стала прежней Загидой. В молодости подобные неприятные перемены проходят быстро, а вот когда стареть начинаешь, тут уж спасения от них нет, – ответила мадам.
Выдержка вернулась к Загиде, а покоя не было.
– Мадам Марика, завари, пожалуйста, мне кофе в большой кружке, – попросила Загида, задумчиво жуя фрукты.
Голова её снова была занята противоречивыми мыслями, которые не давали забыться, успокоиться.
Волны пленительного аромата кофе окутали её, погрузив в море блаженства, но тяжкий груз, лежавший на душе девушки, тотчас отрезвил её.
Привалившись на спинку дивана и потягивая кофе, она вновь погрузилась в раздумья. Что же произошло? Прежде всего, больше нет той Загиды, которая считала, что изверг-отец бросил её, и только благодаря самоотверженности матери она выросла и получила воспитание.
Преодолеть в одно мгновение всё, что годами вколачивалось в неё, было нелегко. Но она сделала это и освободилась от прежних заблуждений. Отныне Загида чувствовала себя совершенно свободной. Это была её огромная победа. Однако… она потеряла мать. Ореол героизма и святости женщины, пожертвовавшей собой ради маленького ребёнка, исчез навсегда. На месте былого уважения возникло странное и неопределённое чувство, в котором горькая боль и обида за разлуку с отцом были сильнее сострадания и жалости. Хотелось приписать все грехи бабушке, но это было бы неправдой. Мама тоже была виновата.
Загида долго думала, как сложатся теперь их отношения. Но решить ничего не могла. Надо выждать время, чтобы чувства немного улеглись. Отношения их, разумеется, прежними оставаться не могли.
Представления сегодняшней Загиды вышли за пределы устоявшихся понятий о добре и зле. Она досадовала на мать за её безволие и униженность, печалилась, не понимая, как могла она позволить растоптать её достоинство, судьбу и удачу, отказавшись от счастливой, благополучной жизни.
Зато в результате всех этих событий Загида обрела отца! Письма его показывали, что он примет её с радостью, будет любить, станет для неё отцом в истинном смысле слова. У неё не было и тени сомнения, что всё будет именно так.
Хотя пока она была знакома лишь с девчушками с парохода, всё же не сомневалась, что в семье отца все такие же искренние и светлые люди. Женщина, оказавшаяся на месте её матери, подарившая отцу детей, подруга его жизни… Она – душа дома, семьи… Интересно, как примет она Загиду?
Как бы там ни было, главное: Загида нашла отца. Теперь она тоже будет членом его семьи. Вот о чём думала девушка.
Однако, пора встретиться с отцом, надо спешить… Она пошла в свою комнату.
Соседский сад был пуст, ни души. В голову вдруг пришла напугавшая её мысль: что, если они уехали, пока Загида была в городе?! Отец – ответственный работник, такова его судьба: сегодня он здесь, а завтра – совсем в другом месте. Но увидев на деревьях купальники, она поняла, что отец здесь. Перед встречей с ним Загида испытывала страх.
Стемнело. В саду по-прежнему было тихо. Скоро должен прибыть последний пароход. Неужели они решили остаться в городе на ночь?» – подумала девушка. И тут в саду послышались голоса. Зажглись лампы. Дождавшись, пока всё семейство соберётся к столу, она успокоилась и забылась сладким сном.
* * *
Утром Загида радостно вскочила с постели, не умываясь, надела купальник и бегом направилась к морю. Так она обычно поступала с детства в праздничные дни. Её теперешняя жизнь несомненно будет отличаться от прежней. Она с чистой душой вступала в свою новую жизнь и потому с утра спешила к морю, чтобы омыть в его солёных водах также и тело. Душа и тело на пороге новой жизни должны быть чистыми. Не думая ни о чём, наслаждаясь свежим прозрачным утром, девушка подбежала к кромке, и прыгнула в воду. Вокруг не было ни души. Она долго плавала. В прохладной воде душа её успокоилась. Голова стала ясной. Загида бегом вернулась домой, с удовольствием позавтракала и, уйдя к себе, стала готовиться к встрече с отцом. Причесалась, надела чистое платье, ещё раз бросила взгляд в зеркало, проговорила слова, которыми собиралась начать разговор. Словно актриса перед спектаклем, повторяла Загида фразы, которые хотела сказать хозяйке и детям.
Она была уже на пороге, когда ещё раз взглянула в окно. Отец с детьми, нагруженные купальными принадлежностями, шли к воротам. Загида видела, что девочки тоже складывают в сумки свои купальники и полотенца. Как же быть? Если выйдет сейчас, отца она не застанет. Может, догнать его? Получится как-то бестолково и неловко. Оставалось ждать их возвращения…
Загида взяла книгу и стала читать. Однако сосредоточиться не могла. Она не знала, чем занять себя. Вышла в сад. Некоторое время постояла на улице у ворот. Наконец наступил полдень. Отец с детьми должен вернуться к обеду. Загида ждала, не спуская с дороги глаз.
Она готовилась к самому важному историческому моменту своей жизни, который должен был круто изменить её судьбу. Наконец, они показались. Отец с мальчиками шёл впереди, ханум с девочками чуть приотстала. Загида неуверенно двинулась к воротам, чтобы встретить отца, который что-то объяснял сыновьям. Он обратил внимание на молоденькую девушку, шагнувшую навстречу. Она остановилась и сказала:
– Отец, я дочь твоя, Загида, – и начала целовать руки растерявшегося инженера. Она дрожала от волнения, слёзы, обильно бежавшие из глаз, капали ему на руки.
Инженер Вахит не знал, что сказать.
– Кызым!.. Загида… Ты ли это?.. Машалла[15]!.. Как же ты выросла! – проговорил он, запинаясь. Потом обнял дочь и поцеловал в лоб и глаза.
– Милая, дитя моё, – говорил он, прижимая её голову к груди. Слёзы навернулись ему на глаза.
Мальчики с удивлением наблюдали, как отец целует незнакомую девушку.
Взволнованный инженер хотел сказать что-то и не мог.
– Посмотри, ханум, – сказал, наконец, – это Загида, дочь наша.
Женщина подошла и очень искренне сказала:
– Добро пожаловать, кызым, – и поцеловала девушку в лоб.
Детям, которые окружили их, отец объяснил:
– Это старшая сестра ваша, Загида, – глаза его при этом лучились радостью и счастьем.
Обе девочки схватили Загиду за руки.
– О! – воскликнула Сююм, – да ты, оказывается, сестра нам! Почему раньше, на пароходе, не сказала?
– Сладкая моя, – улыбнулась Загида, – я и сама не знала. – Она ласково потрепала девочек по голове.
– Что же мы на улице стоим? – сказала ханум, – давайте пойдём в дом.
Держась за руку отца, Загида впервые ступила на порог дома, который теперь могла назвать своим.
Они сели вокруг стола в саду. Инженер Вахит всё ещё не мог опомниться от счастья, внезапно свалившегося на него.
– Отец очень скучал по тебе, – сказала ханум. – Замечательно, что ты появилась. Машалла, ты так похожа на него!
Загида покраснела. Они и в самом деле были очень похожи. Доказывать, что она дочь Вахит-бея, не было никакой необходимости.
Любопытные девочки продолжали задавать свои детские вопросы, смущая Загиду:
– А раньше почему не приходила к нам?
Мать сказала им:
– Вот же, пришла. Не надоедайте сестре.
Чтобы удовлетворить любопытство девчушек, Загида сказала:
– Я не знала даже, что отец жив. В детстве мне говорили, что он уехал к себе на родину и умер там. Я только вчера нашла своего отца, и вот я здесь.
Взгляды ханум и Загиды встретились. Ханум смотрела с одобрением. Отец спросил Загиду:
– Как у тебя с учёбой, кызым?
– Я окончила лицей. Выпускные экзамены сдала полностью. Собираюсь поступать в вуз, но возникли некоторые препятствия.
Пока отец с дочерью разговаривали, Сююм принесла кофе, Гульчачак – сахарницу. Кофе прежде всего подали отцу, потом матери, а после Загиде.
Так хорошо прошло первое знакомство.
Приготовили обед. Ханум посадила Загиду рядом с отцом и была очень естественна, радушна. Но Загида всё равно чувствовала себя стеснённо, словно своим присутствием расстраивала какой-то порядок семьи. Дети обращались к отцу «ати», она же по-турецки называла его «бей-атам». Загида не знала, как ей следует обращаться к жене отца, и решила называть её «эни», но ханум сказала:
– Деточка, у каждого бывает только один отец и одна мать. У тебя так же. Я мать твоих братьев и сестёр, для тебя я – «апа[16]» или «тутам». А ты у нас старший ребёнок, такой же полноправный член семьи, как все.
Загида покраснела, словно ученица, неверно ответившая на вопрос учителя.
– Хорошо, тутам, – сказала она.
Еда на столе была незнакома Загиде: суп, варёная курица, треугольные пирожки с картошкой и мясом – горячие блюда. Загида с удовольствием ела всё это. К чаю подали обычные стамбульские изделия.
После обеда ханум ушла, забрав с собой детей. Загида осталась с отцом наедине, немного погуляв по саду, они присели на скамейку и продолжили беседу.
Между отцом и дочерью сразу же установилось полное взаимопонимание. Загида призналась ему во всём, что её угнетало. Он слушал очень внимательно. Поняв, что ему неловко расспрашивать о матери, она не стала долго говорить о ней.
Так, за разговором, прошло несколько часов. Отец и дочь откровенно поведали друг другу о своей жизни. Но вот инженер посмотрел на часы.
– Бей-атам, у тебя есть срочное дело? – спросила Загида.
– Я подумал, кызым, не опоздали ли мы с тобой к чаю.
– Сейчас узнаю, – сказала Загида и встала.
В большой комнате за длинным столом сидели обе девочки и старший из сыновей, делали уроки. Загида остановилась в растерянности.
– Отец, наверное, чаю хочет? Верно, Загида? Занимаясь детьми, я совсем забыла, – сказала хозяйка.
– Чем вы с детьми занимались?
– Понимаешь, мы живём мечтой вернуться к себе на родину. Поэтому занимаемся татарским языком, историей, литературой. Дети не должны забывать родной язык. Рассказываю им о религии.
– Позвольте и мне, тутам, заниматься с вами, – сказала Загида.
– Пока что ты у нас гостья. Сначала осмотрись, а уж потом решим, – сказала ханум и велела девочкам накрывать на стол.
* * *
Чаепитие затянулось. К чаю подали мучное блюдо. Загида впервые в жизни осушила три чашки чая, закусывая этим блюдом. За целый день, проведённый в семье, Загида вполне освоилась.
Наступило время сна.
– Загида, я приготовила тебе постель в комнате девочек, – сказала ханум и добавила, обращаясь к дочерям, – смотрите же, не надоедайте сестре.
– Тутам, мне, пожалуй, лучше пойти к себе. Хозяйка, наверное, совсем потеряла меня.
– Не уходи, апа, – в один голос попросили девочки. – Вместе спать будем.
– А я расскажу тебе сказку про царевича с серебряными руками и золотыми ногтями, – сказала одна из них.
– Выходит, у тебя здесь есть жильё? В таком случае, дело другое, – сказала ханум.
Отец добавил:
– Ваша апа придёт к завтраку. А вы встанете пораньше и пожарите к завтраку перемячи.
Взрослые о чём-то поговорили вполголоса и, пожелав спокойной ночи, вышли.
Девочки проводили сестру до ворот.
* * *
Мадам Марика действительно ждала Загиду. Она была встревожена, когда девушка не пришла обедать. Но увидев её в соседском саду, где она с татарской семьёй, смеясь, распивала чаи, успокоилась. Загида пропадала у соседей до полуночи. Мадам ждала её, тараща слипавшиеся глаза, чтобы узнать, что она там делала так долго.
Как только в дверях появилась Загида, прекрасная и свежая, похожая на только что распустившийся цветок, мадам Марика кинулась к ней с вопросами:
– Что же это с тобой, девушка? Ты напугала меня. Что случилось?
– Ничего не случилось, просто я нашла своего отца и познакомилась с его семьёй. Весь день пробыла с ними. Если бы ты знала, какой обаятельный у меня отец! А сестрёнки – просто ангелочки! И ханум на редкость внимательная и умная дама. Мне очень, очень повезло, мадам Марика!
– Ещё бы, – заметила та. – Как тут не радоваться, когда отец нашёлся? Маме сообщи, пусть тоже порадуется.
По лицу девушки пробежала тень.
– Нет, мадам, ей этого не надо знать. Мама в разводе с отцом. Мне с малых лет твердили: «Отец твой умер». А он жив-здоров. Оказалось, у меня много замечательных родственников. Пожалуйста, будь осторожна, не проговорись маме. Другим тоже ничего не говори, ладно? – попросила Загида.
– Ну, если не хочешь, не скажу, – пообещала мадам, а сама подумала: «Завтра будет что рассказать соседке Джамиле!». Она так радовалась, заранее предвкушая удовольствие, что проснулась окончательно.
Загида, напевая, пошла к себе. Ещё раз бросив взгляд на сад, она, счастливая, нырнула в постель.
* * *
Девчушки, засыпая, говорили о сестре, строили догадки, отчего это она не приходила к ним раньше.
Родители так же были заняты разговором о Загиде. Отцу дочь очень понравилась. Ханум тоже нашла её воспитанной и скромной.
– Как ты думаешь, – обратилась она к мужу, – не мать ли прислала её к нам?
– Нет, нет! Мать пока ничего не знает. Дочь объяснила мне, что узнала о нас случайно. У неё очень непростые отношения с матерью. Вдаваться в подробности я не стал… Мне кажется, у Загиды есть проблема с одеждой и прочими вещами.
– Верно. Завтра же поедем с тобой в Стамбул и купим ей всё необходимое. Но ведь мы не знаем, в чём она нуждается. Я хочу сделать подарок от себя, куплю ей золотые часы, – сказала Хадича-ханум.
– А мне что купить? – спросил он.
– Девушка, слава Аллаху, совсем большая. Невеста. Что, если купить ей что-нибудь из украшений? Помню, мы от отца всегда ждали такие подарки. Кольцо, например? Серьги?
– Конечно, конечно, – откликнулся он, – так и поступлю. Только ей, наверное, одежда нужна – платье, пальто, ещё какие-то вещи?
– В первую очередь, по-моему, надо купить ей несколько шёлковых комбинаций. Я заметила, что бельё у неё не очень хорошее.
Супруги так и решили: на другой же день отправятся в Стамбул за покупками. Размышляя о дочери, инженер долго не мог уснуть. Он забылся сном лишь на рассвете, когда уже запели петухи.
* * *
Загида открыла глаза. Солнце было уже довольно высоко. Отражаясь в зеркале, оно рассыпало ослепительные лучи. После крепкого безмятежного сна девушка чувствовала себя отлично: голова ясная, тело крепкое, настроение бодрое. Ей было так же хорошо, когда она сдала экзамены на аттестат зрелости. Но сегодня на душе было ещё светлей и радостней. Она с наслаждением потянулась в постели. Перед ней открывались поразительные перспективы!
Ей ещё очень много чего нужно рассказать отцу, объяснить. Загида принялась обдумывать, о чём будет говорить с ним сегодня. Непременно нужно узнать, что думает он по поводу её желания учиться в университете. Что скажет, когда узнает о намерении матери выдать её за ненавистного Лутфи-бея?
Она пребывала в мечтах и тревогах, когда услышала внизу какую-то возню. Не успела она подумать, кто бы это мог быть, как в открытую дверь друг за другом вбежали её сестрёнки. Они обняли её и быстро-быстро начали целовать.
– Вставай, апа! Чай готов, эни испекла для тебя казанские перемячи.
Загида приласкала девочек.
– Ладно, родные мои, сладкие, я сейчас, умоюсь только. Идите к маме, чтобы она не волновалась. А ати встал уже?
Загида впервые употребила это непривычное слово. Оно вдруг показалось ей таким близким и значительным.
– Скорее поднимайся, апа! Не задерживайся! – сказали дети и убежали.
Самовар уже занимал своё почётное место, когда подоспела Загида – в самый раз. Гульчачак поставила чашку с чаем перед отцом, перед мамой и перед сестрой – всё в той же последовательности. Загида с интересом разглядывала у себя в тарелке диковинное кушанье. Хадича-ханум объяснила:
– Это любимое блюдо вашего отца. Он ест его по утрам. Будь осторожна, перемячи внутри горячие. Если хочешь, можешь добавить немного уксуса, а не хочешь, ешь просто так. Только не спеши.
Загида посмотрела на чай.
– Всё очень горячее, – предупредил отец. – Может, ты кофе предпочитаешь? Если хочешь, пей, только к этому блюду он не подходит. Давайте, дети, скажем «бисмилла», – проговорил он и принялся за перемяч с катыком.
Ханум ела перемяч с уксусом… Старший мальчик ел, обжигаясь, и отправил в рот друг за другом три перемяча.
Загида приправила перемяч катыком. Обожглась чуть-чуть, но катык, как справный стамбульский пожарный, вовремя потушил огонь. Перемяч просто таял во рту. Превосходное кушанье! Второй и третий она поела с катыком, а потом без катыка и уксуса, прихлёбывая чай, как это делал отец.
Загида ела без всякого смущения, не отставая от других. Выпила несколько чашек чая, и нисколько не вспотела, не почувствовала тяжести. После двух чашек предложила Сююм:
– Давай я буду жарить перемячи, а ты садись и пей чай.
– Нет, – сказала ханум, – ты гостья у нас. Придёт время, будешь жарить и ты. Ну как, понравилось тебе угощение?
– Очень вкусно, ну просто очень!
– Апам, ты впервые ешь это? – спросила Гульчачак.
– Да, Гульчачак, – ответила Загида.
Девочка посмотрела на неё недоверчиво.
– Как, у вас не готовят перемячи даже во время праздников?
– Апа твоя выросла в Стамбуле, а там не умеют готовить мучные блюда, – пояснила ханум.
Отец сказал:
– У нас в прежние времена перемячи готовили каждый день к утреннему чаю, особенно зимой. Без них не обходились ни богатые, ни бедные.
– Бей-атам, – обратилась Загида к отцу, – а где она, страна ваша?
– Разве ты не знаешь? – воскликнул старший мальчик Тимур. – А я знаю. О городе Казань слышала? Хочешь, покажу на карте?
Он принёс карту.
– Где такой город? – спросил Тимур.
– Вроде, припоминаю что-то…
– Вот, смотри, это река Идель, это город Астрахань, а вот и Казань. Это вот река Казанка. Деревня наша вот здесь. Правда, ати?
– Да, верно, сынок, там.
Загида взяла карту в руки и стала внимательно разглядывать.
– Там, наверное, очень холодно, бей-атам?
– Да, конечно, но дома там тёплые и хорошие, печи большие, одежда из меха. В такой не замёрзнешь.
Но вот чаепитие закончилось, все поднялись. Хадича-ханум сказала мужу:
– Вы с Загидой можете погулять. Думаю, вам хочется поговорить, ведь сказано ещё не всё. У нас же есть пока кое-какие дела.
– Ты права. Вчера мы проговорили целый день, а сегодня кажется, что по-прежнему ничего не знаем друг о друге.
– Мне тоже так кажется, бей-атам.
– Идите, погуляйте, у вас есть полтора часа, – сказала ханум.
– А можно и мне с вами? – спросил Тимур.
– Пойдём, улым[17].
Мальчик взял велосипед.
– А ты на велосипеде умеешь кататься? – спросил он Загиду.
– Нет.
– А я умею. Я и в Стамбуле могу, только ати не разрешает.
– А как же иначе, – поддержала Загида отца, – ты ведь можешь не заметить трамвая, и он собьёт тебя. Всю жизнь хромать будешь, или погибнешь, чего доброго.
Разговаривая так, они вышли из ворот.
Загида сказала:
– Бей-атам, я против желания мамы подала заявление в университет. Как ты на это смотришь?
– А почему мама против?
– Не знаю… Собирается замуж меня выдать!..
Загида покраснела.
– Это только желание или уже есть кто-то?
– Есть, дальний наш родственник, сын Асад-бея, торговый посредник.
– Что он за человек?
– В мировую войну, якобы, учился во Франции, теперь занимается снабжением. Говорят, он очень богат. Мы живём в нужде, вот она и решила…
– Богатства все хотят, кызым! – сказал инженер. – Только при создании семьи оно не должно быть на первом месте. Деньги – это лишь средство для того, чтобы добиться в жизни какой-то цели. Сама-то ты как смотришь на это?
– Бей-атам, я бы хотела продолжить учёбу.
– Для чего, кызым? Какая у тебя цель?
– Во-первых, все мои друзья учатся. В школе я успевала не хуже. Просто мне очень обидно, что одна я неучем осталась. Может, наивно так думать?
– Нет, это вовсе не наивность. В каждом нормальном человеке должно быть это стремление – не отстать от других. Для успеха это очень важно.
– А во-вторых, хочется найти достойное занятие и посвятить ему жизнь. Разве плохо иметь профессию?
– Всё правильно, кызым. В жизни женщины первое дело, главное её предназначение – это воспитание детей, умение быть хорошей хозяйкой, способность постоянно поддерживать огонь в семейном очаге, согревать детей любовью. Но теперь многое изменилось, жить стало труднее. Профессия для женщины, хозяйки в доме, стала гарантией её будущего. Нас, западных идеалистов, ужасно огорчает, даже пугает жадность молодого поколения до наживы, до материальных благ. Машалла, ты не такая. Тебя, похоже, эта примитивная страсть не захватила. В вопросе этом есть ещё кое-что. Считается, что женщины, получившие хорошее образование, способствуют цивилизации общества, повышению интеллигентности так называемой элиты общества. И это правда. Но занятость на службе обоих супругов, по мнению многих, плохо сказывается на воспитании детей. Дети, к сожалению, остаются без внимания… А всё-таки почему же мать-то возражает против твоей учёбы?
– Не знаю! Ты, бей-атам, сам понимаешь, что она не тот человек, который способен мыслить логично и самостоятельно решать проблемы. Мать не в силах противостоять своей среде, плывёт по течению. Нет у неё ни желания, ни сил противиться. А среда, к которой она принадлежит, безнравственная. Да и деньги играют роль.
– Деньги тут не важны. Слава Аллаху, мы в состоянии оплатить твою учёбу. Я не мог помочь тебе раньше, когда ты училась в средней школе. Для этого были причины. Зато теперь помогу получить высшее образование. Я сделаю это с радостью… Теперь перейдём к обсуждению более тонкой материи. Человек, который до сих пор обучал тебя, воспитывал, вырастил, – это твоя мать. Её право выше, чем моё право отца. Мы не можем не считаться с её мнением. Если она не будет согласна, поговорим с ней, вместе подумаем, как лучше поступить. И вот ещё другой, очень важный момент. Положим, ты стоишь перед выбором пути твоего будущего – последнего события твоей жизни, и окажется, что трудно понять, правильный выбор ты сделала или ложный. Вот в этом случае долг родителей – вместе разобраться в ситуации. Только самое последнее решение человек должен принять сам. Пророк наш об этом сказал так: «Как бы наставники твои ни силились, чтобы перетянуть тебя на свою сторону, последнее решение ты должен принять сам». Если сказанное покажется матери разумным и она даст согласие, – это будет совсем другое дело.
– Но я не хочу снова подчиняться маме, она для меня чужой человек.
– В таком случае не о чем говорить! – сказал отец.
– Она требует, чтобы я поступала только так, как она желает. Упорно стоит на своём.
– А ты хочешь, чтобы я помог тебе, да?
– У меня больше никого нет, бей-атам. Разумеется, я рассчитываю на ваш совет и помощь.
– Кызым, мать твоя собирается со злым умыслом воспользоваться своим правом. У неё, естественно, есть свой расчёт, но это неправильно. Возможно, её толкает на это нужда, безвыходное положение. Ты знаешь это лучше меня. По-видимому, надо облегчить тяготы её жизни. Начиная с этого дня, станем возмещать ей расходы, связанные с тобой. Содержание твоё я возьму на себя. В конце концов – это отцовский долг мой. Но делать это надо так, чтобы она не почувствовала себя униженной. Я знаю, кызым, ты являешься смыслом её существования. Хорошенько подумай об этом. Я тоже подумаю. Между нею и нашей семьёй мы должны будем установить нечто, вроде modus vivendi[18].
– Да, конечно, бей-атам!
– Ты наш полноправный ребёнок, член семьи. Можешь в любое время приходить к нам, переехать насовсем, наши двери всегда открыты для тебя. Только мать твоя не должна думать, что это – козни с моей стороны, желание как-то нанести ей обиду. Не знаю, смог ли я, кызым, доходчиво объяснить тебе? Несмотря на трудную жизнь, мать хорошо воспитала тебя. Не хотелось бы быть несправедливым к ней. Пусть пока всё идёт своим чередом, а там жизнь сама подскажет, что делать. Ещё раз повторяю, кызым, не груби матери. По молодости ты можешь ранить её такими, например, словами: «Я нашла отца и больше не нуждаюсь в тебе». Слышать это ей будет очень тяжело. Уважай её чувства. Успокаивай мать, осторожно внушай, что никакая опасность не угрожает ей.
– Мне это будет очень нелегко. Мама живёт по совершенно иным понятиям, чуждым мне.
– Да, несомненно, так оно и есть. Ты не сможешь изменить её, дочка. Поэтому надо принимать её такой, какая она есть, и постараться внушать, что бояться ей нечего, ни с какой стороны подвоха не будет. Деликатное дело это, хочешь – не хочешь, самой жизнью возлагается на тебя.
Тимур, который носился на велосипеде то взлетая на гору, то слетая вниз, подъехал к ним.
– Ати, – сказал он, – апа, наверное, пить хочет. Вон в той кондитерской мороженое очень вкусное.
Загида, усмехнувшись его детскому лукавству, сказала:
– Я не знаю, хочу ли. Может, сам ты умираешь от жажды?
– Да как же ты не знаешь? Ясное дело, хочешь.
– Ладно, ладно, улым! – сказал отец, – я тоже пить хочу. Иди, займи нам место. Мы подойдём сейчас. – Потом обратился к дочери: – А как у тебя с языком? Какой-нибудь иностранный язык знаешь?
– Довольно хорошо владею французским. Хотя разговорный навык у меня небогат, читать и писать могу без затруднений. А что касается других предметов, мне пригодилось знание старого алфавита, который изучала в начальной школе. Я училась там три года. При изучении литературы и истории пользовалась старыми изданиями.
– На каком факультете учиться собираешься?
– Я ещё не решила. Мне и история нравится, и литература. Но лечебный факультет был бы в жизни более полезен. Как ты думаешь?
– Пусть заявление твоё продвигается покуда, для выбора специальности время ещё есть.
Часы показывали полдень. После кондитерской они не спеша отправились домой. По дороге купили у торговца фрукты и угодили как раз к обеду. Оказалось, что Хадича-ханум специально для Загиды приготовила пельмени. Увидев тарелку, наполненную этим невиданным кушаньем, Загида вначале испугалась, но съела всё без остатка.
Отец попросил вторую порцию, себе Хадича-ханум тоже положила полтарелки, и Загида от добавки отказываться не стала. Потом снова подали нечто незнакомое, она и тут справилась с большой охотой.
