Фёдор Романович Козвонин
1985. Что для завтра сделал я?
Но если вас религиозная риторика коробит, то я так скажу – вот когда реализуется международное разделение труда, то мы займём там свою нишу и будем вершить уготованные судьбой великие дела! А японцы будут видеомагнитофоны и плееры делать, французы – духи, швейцарцы – сыр, ну… И так далее! Вот тогда заживём! А пока что сами как-нибудь приспособимся и пару регулировочных шайб приделаем. Недаром же институты заканчиваем!
25.04.85. Четверг. Вечер.
На улице уже темнало и дневная смена заводчан шумно и радостно разъехалась по домам. Шура подкинул в топку уголька и дочитывал, как Пуришкевич с Юсуповым начиняли пирожные ядовитым кремом. В дверь кочегарки постучали. И тут же дверь открыли.
На пороге стоял Корчёмкин. Он был в пиджаке цвета «кофе с молоком», в брюках со стрелкой и в начищенных до матового блеска ботинках. Шура учился с ним в одном классе, даже как-то целое полугодие они делили одну парту, но после окончания школы Корчёмкин поступил на философский и их пути разошлись. Нельзя сказать, что они с ним были добрые друзья, но точно – хорошие приятели. Жили недалеко друг от друга, часто виделись. Но Рохлин почему-то не помнил, чтобы он говорил приятелю о том, где работает. Может, память отшибло?
– Привет. Ты что, в кино собрался? – Рохлин отложил чтиво в сторону, встал с кушетки и протянул товарищу руку. Корчёмкин нарочито бодро потряс её:
– Да как сказать… Я присяду? – он кивнул на табуретку и, не дожидаясь ответа, уселся. Левый карман брюк оттопыривался, будто там лежал хороший булыжник. Или холодная котлета в вощёной бумаге. – Я, знаешь, так, мимо проходил – думаю, ты сегодня работаешь или нет? Дай-ка заскочу на минутку. Чего-то ты какой-то помятый?
– Да вчера у «Космоса» по голове прилетело. Атас какой-то. Танцевали, понимаешь, я только к одной герле приклеился – «шизгара», все дела. Думаю, во как хорошо, что предков дома нет… Вдруг налетела гопота со всех сторон и давай месить всех направо и налево. Я, главное, не понял – одни вроде, с севера города, а другие с юго-запада. Они какого хрена на чужом районе, на Дружбе-то, забыли? Если друг с другом отношения выяснить, так и выясняли бы где-нибудь на границе – за гаражами Ремзавода. А если это совместная акция, то я вообще ничего не понял. Дружбинских-то жлобов не было. Что им простые пацаны с девчонками сделали?
– Погоди, а что было-то?
– Да там не разбёрешься ладом – все забегали, закричали. Я кому-то успел по морде дать, а мне как раз сзади по затылку звезданули. Дальше ничего не помню. Очухался – менты! Ты, говорят, бухой, поехали в трезвяк! Главное, кругом кровища, зубы выбитые, куски одежды, рукава от пиджаков, а они, блядь, нашли нарушителя спокойствия … Но в вытрезвителе фельдшер оказался грамотный. Сразу понял, что я не его клиент – тут я и утёк. Что вообще происходит?
– Ты про гопоту? – Корчёмкин внимательно смотрел на свои ногти, сначала изучив их с тыльной стороны ладони, а потом – с внешней. Жест получился одновременно утончённый, как у Марлен Дитрих в кабаре Веймара37, но и бескомпромиссный, как у самурая в Нанкине38. – А я не знаю. Кто-то говорит, что их запустили, чтобы население напугать. Типа, «Смотрите, какой кошмар! Разгул насилия и безнравственности. А всё тлетворное влияние Запада – Брюс Ли ваш маслом намазанный или Рэмбо с голой жопой из шланга! Отклонились от ленинских принципов и упёрлись в гомосексуализм, в котором и погрязли!». И успешно эту всю шушару свернуть на радость советским гражданам, которые в очередной раз убедятся, что Партия – наш рулевой! – Корчёмкин три раза быстро ударил по краю стола указательным пальцем. – Или, наоборот – та же Партия готовит отряды хунвейбинов, но в случае чего хочет иметь возможность от них отбояриться. Хотят Союзом править, как Сталин, но чтоб за рубежом Миттерану39 руку жать и с Тэтчер40 чаи гонять… Вот и понабрали обладателей грубой физической силы, выделили им качалки – пользуйтесь! А когда надо – тогда команда и поступит. Факт, что в Люберцах и Казани эти молодчики появились не сами собой. Да и в Кирове этим рулят ребята не из подворотен. Про Вотю с Мишкой слышал? Веришь нет, но это комсомольцы из МГУ. Тебе не кажется странным, что такие люди пошли не в партком, чтобы нести доброе и вечное в массы, а в качалку, чтобы потом кулаками у дома культуры махать? – Корчёмкин закинул ногу на ногу и пристально посмотрел в глаза Рохлину. – Вот и думай! Когда-то Дзержинскому нужны были чекисты с горячим сердцем и чистыми руками, а теперь нужны те, которые с холодным расчётом спокойно замарают руки по самые локти… Но это всё пустой трёп. Ты, главное то, певицу Мадонну не слыхал?
– Нет. Итальянка, наверное?
– Может, и итальянка, но поёт по-английски. Вроде нашей Анны Герман – на фотке так даже похожи, но музыка пободрее… Фирма́! Но не в этом дело. А дело в том, что мне брат бандероль прислал из Афгана, а в бандероли письмо и кассета. В письме, понятное дело: «Служу хорошо, кормят плотно, природа тут красивая, но жарко. Попалась тут певица модная, очень мне понравилась, вот – тебе с оказией записал. Особенно песня «Love Don't Live Here Anymore» понравилась. Послушай обязательно». Хоть бы предупредил, что одному слушать надо…
– А там что-то вольное? Антисоветское?
– Не поверишь насколько. Главное-то, пришла кассета JVС, 90 минут. На подкассетнике ручкой название альбома написано «Like a Virgin» и названия песен – на одной стороне пять, на другой – четыре. То есть минут 20 записи с одной стороны, и пятнадцать – с другой? Я удивился, меня прям жаба душить начала – можно же было ещё один альбом записать, пусть и этой же Мадонны!
– Напекло ему там голову, видать. Или кассеты там дешёвые.
– Я сперва так же подумал. Но вот дослушиваю первую сторону, думаю, может, он вторую тут же записал? Тут слышу его голос…
– А! Это он тебе так сообщил то, чего не захотел в письме писать?
– Ага. Всё у него с головой в порядке – каску носит по уставу, как положено. Так что после первой и второй стороны он мне почти час обрисовывал перспективы налаживания поставок запрещённой продукции в Союз в целом и в Кировскую область в частности.
Поймав непонимающий взгляд Шуры, Корчёмкин всплеснул руками:
– Ну, наркотики.
Сказал и сложил руки на груди. Потом склонил голову набок, уставился на Шуру. Не выявив возмущения, а заметив только оторопь и любопытство, Корчёмкин усмехнулся и продолжал:
– Братан мой познакомился с кем надо и… Одним словом, теперь имеет возможность. Речь не о промедоле из аптечки, не о ширке бессмысленной, которой бомжи на теплотрассах забавляются. И не про анашу дурацкую, которую пэтэушники лохматые зобают. – Корчёмкин вдруг переменился в лице, улыбнулся и лихо хлопнул себя по колену – Слыхал может, два года назад случай был, как парень этой ерунды накурился и ему на ковре югославском Сталин в гробу померещился? Он в ужасе ковер со стены сорвал и, как был, в трениках и шлёпанцах, в особняк Булычева41 побежал: «Караул!» – кричит. «Контрреволюция!» Ему повезло, что дежурный оказался человек мирный и придурку мелкотравчатому просто отвесил добротный пендель, а ковёр забрал. И не вернул.
Не заметив восторга, Корчёмкн снова вернулся к деловому тону:
– Так вот я предлагаю торговать героином и гашишом. Всерьёз. Этого добра в Афганистане, как грязи, и по цене бросовой – транспортировка и взятки обойдутся дороже. В обычную канистру из-под бензина можно килограмм шесть запихать. То есть шесть тысяч грамм. Доза – примерно тридцать миллиграмм, то есть в грамме минимум тридцать доз, понимаешь? Даже если по рублю продавать, то это ж атас! Чуешь? Через месяц он готов нам такую канистру на первый пробный раз выслать. А если дело пойдёт, то будет отправлять в запаске от Камаза – туда втрое больше влезет и везти безопаснее. А один чувачелло из тех, что на ОЦМ медь из Казахстана возит, у меня на примете есть…
– Слушай, это всё конечно очень захватывающе и интересно, но я тут причём?
– А я разве не сказал? Если ты согласишься, так мы тут вот – он неопределённо обвёл пальцем окружающее пространство – хранить и фасовать будем. Понятно, что только первое время. Если дело пойдёт, то можно дачный домик купить или ещё что. Я слыхал, тут под гаражи кооперативные выделили участок – тогда, конечно, мы туда переедем.
– Погоди-ка, я ведь ещё не согласился. Наркотики же зло. И в социальном смысле, и в экономическом…
–… и в политическом, ага! Тебе журавль с неба в руки летит, а ты агитатора из красного уголка включаешь! Понимаешь, мы не создаём предложение, а удовлетворяем спрос. Наркоманов вокруг – море! Кто клей нюхает, кто таблетки жрёт какие попало… А тут – натуральный продукт! Им, поди, только этого и надо, чем растворитель-то нюхать, а?
Шура было привстал, чтобы возразить, но Корчёмкин жестом оборвал.
– Я про это всё думал, не с кондачка к тебе пришёл. Героином до Революции по всему миру депрессию лечили, а вообще его фрицы выдумали кашель лечить! Компактный корень солодки.
– Но потом же его всюду запретили и статью в УК не для красоты написали.
– Тут – да, согласен. Но, я повторю, мы не раздуваем ажиотаж, мы только продаём билеты на спектакль, где и без нас с тобой аншлаг. Мы, фигурально, будем население на постоянной основе фабричной пепси-колой снабжать, чтобы они из сточных канав и уборных не пили.
Рохлин пожал плечами, не найдясь, что возразить. Корчёмкин воодушевился:
– Так вот, кому это нужно? – он начал загибать пальцы. – Во-первых, тем, кто и так наркоман. Как раз те типы конченые, которые ханку из мака варят. Чем им по садам-то шарахаться и бабок пугать – тут можно на всём готовом! Пришёл, рубль дал – пожалуйста! Чем с маковой соломкой по сеновалам прятаться. Удобство! Сервис! Во-вторых, богема. Любой голливудский фильм посмотри – там через одного наркот на наркоте сидит. Уорхола42 того же видел? Музыканты западные с этой дряни поголовно не слазят, а песни поют! Любимые Майком43 «Stranglers»44 поют о том, что с «коричневым золотом» никогда не загрустишь, а сами «Роллинги45» дивятся, мол, откуда столько удовольствия в «коричневом сахаре»? А Лу Рид46 прямо в открытую: «Heroin – it`s my life, it`s my wife»! А наши народные да заслуженные – это уже публика при де́ньгах. Эти, конечно, сами к нам не побегут, их обхаживать придётся, но где актёры-музыканты, так там зрители-слушатели. Значит, очереди всех этих неформалов лохматых, молодёжи золотой – студентов, курсантов, школьников…
– Подожди, ты детям что ли продавать собрался?
– Блин, во-первых, я теоретически – мысли вслух, а во-вторых… Они бензина сколько пыхают? У меня во дворе мужики к крышкам бензобаков замки навесные приделывают! Вон, под железнодорожным мостом на Производственной за раз десяток остолопов сидит. Удолбаются им, обольются и тут же горят, что твои факелы. Или за иные гаражи зайди, так там всё завалено тюбиками из-под «Момента» и пакетами целлофановыми. Лак опять же, ацетон, растворитель… До семнадцати лет не доживают! Пара лет токсикомании и всё – привет. Инвалид! Печень, почки, сердце – всё в мусорку. Дыхательных путей нет. Мозг деградирует до состояния манной каши!
И «дети», говоришь… Ты тех детей видел? Там такие дети, что парни с пионерским галстуком нисколь не меньше Ростороцкого47 ходят, а про девок и говорить нечего! Там в четырнадцать лет она уже такая, что больше нечего и прибавить! Так что от них и не убудет! Таких не то, что гашишем или героином – бомбой ядерной не пронять нискока!
Видя, что Шура колеблется, Корчёмкин перешёл на вкрадчивый тон:
– И вообще. Вот сколько Русь терзали печенеги, половцы, поляки, турки, французы, немцы. Блок НАТО теперь зуб точит, ракеты свои на нас навостряет. А нам-то что? Заводы расширяются, сельское хозяйство растёт, газопроводы на тысячи километров тянутся! Кстати! Вон, можешь за забор после смены выйти – там новая, пятая уже тепло-электро централь выстроилась, а под боком у неё газовый распределитель будет. Я ходил, смотрел – очень на карусель похоже, но карусель забава, а тут – дело. А рядом – агрокомплекс! Уже траншеи под теплицы трёхэтажные выкопали. То есть ещё десять лет назад там была деревня, где мужик с лопатой кое-как себя обеспечивал, а теперь целая продуманная индустрия, где и себя, и тебя и того парня. И от пуза! А деревню расселят в новые квартиры. По всей стране за последние пять лет в новые квартиры пятьдесят миллионов человек вселили! Понимаешь?
Рейган долбаный со всеми своими «Звездными войнами»48 ничего сделать против нас не может, а тут порошок устои пошатнёт? Серьёзно? Да это ж капля в море. Меньше капли – молекула! Но персонально нам с тобой эта молекула может заметно жизнь улучшить.
Брат говорит, что душманы с утра до ночи гашиш курят и во все места колются – и ничего! Седьмой уж год пошёл, как этих чучел бородатых забороть не можем – и это регулярная Советская Армия против религиозных фанатиков! А почему? А? Вот! – он достал из внутреннего кармана пиджака, от сердца, небольшой плотный целлофановый пакет с порошком. Потряс им в воздухе и положил обратно. – И я сам эту ерунду пробовал – ничего такого нет. Сильный обезбол с успокоительным эффектом – как анальгин с валерьянкой. Какой вред, что ты? Я вообще не понимаю, какая от него зависимость быть может?
– Ну, согласись, тут всё же подумать надо…
– Так я не тороплю, у нас ещё месяц есть. Но ты пойми, есть два вида людей: пока одни думают и рассуждают, то другие жизнь устраивают. Я, наверное, сильно вперёд забегаю, но у меня уже есть идеи по развитию сети распространения. То есть не как в Америке, где на углу стоит жлоб в рубашке – ты ему доллар, а он тебе товар и тут же полицейские обоих винтят… Нужно умнее делать. Типа, как с письмами у Пушкина в «Дубровском» – одно в дупло положил, а другое достал… Думаю, чтобы наши клиенты авансом платили, тогда факта сделки не будет и милиции не к чему будет придраться. Например, желает человек приобрести три дозы – приносит мне три рубля, а я иду и кладу три пакетика под лавочку в парке и уже затем сообщаю клиенту, где он может своё забрать… Только как коммуникацию наладить – не живьём же с ними договариваться и не по телефону?
– А если письма «до востребования» слать?
– Это слишком долго… Это, знаешь, подойдёт, если региональную сеть развивать, чтобы о крупных поставках договариваться. Там пара-тройка дней промедления роли не сыграют. Для города же надо что-то пооперативнее… Ладно, есть ещё время подумать, а по-первости можно и опытом зарубежных стран воспользоваться, – Корчёмкин поднялся с табурета, посмотрел в небольшое оконце. – Но место у тебя тут идеальное просто. Кто вздумает тут искаться, а? Вон, в шкафчик положил, робой сверху закинул и фасуй себе сутки натрое в пакетики, в такие как, знаешь, как антигриппин? К новому году на «Чайке» в кооперативную квартиру въедешь! И не в этом даже дело, не в богатстве! Мы такие первые в Союзе станем!
– Ага, как Гагарин с Терешковой! – У Шуры заболела голова то ли от эмоций, то ли от шквала информации, то ли сказывалось сотрясение. Ему стало неприятно от того, что ему передался энтузиазм Корчёмкина, а такое предложение надо обдумать спокойно. И, чтобы перевести тему разговора, Рохлин брякнул:
– У меня друг есть, Гриша. Талантливый парень, инженер. В этом году институт кончает. Может, его тоже в дело взять?
Корчёмкин обрадовался:
– А что, давай посмотрим. Одна голова – хорошо, две – лучше, а три – уже консилиум! Но предварительно я могу думать, что ты согласен?
– Давай я тебе на следующей смене ответ дам?
– Хорошо, пойдёт! А я схожу ещё кой с кем вопрос обсужу… Бывай!
26.04.1985. Пятница. После полудня.
Шура проснулся от жужжания мухи. Муха билась между оконных рам. Стекло во внутренней раме расхлябалось и к настойчивому жужжанию добавлялось мерзкое дребезжание. И откуда она вообще там взялась? Сама собою народилась?
Шура встал, раздвинул шторы и открыл форточку. Возмущённая здоровенная зелёная муха с недовольным гудением улетела в белый свет, как в копеечку. «Не муха, а целый повелитель мух. И если муха – источник заразы, то такое страшилище может,наверное, повальную эпидемию вызвать. Надеюсь, найдётся про её душу воробей какой или скворец – целый пир птаха закатит! Но такое насекомое не всяким клювом победишь, тут без лопаты делать нечего… Ладно».
Шура нажал на кнопки своей старенькой «Электроники» – «15-28». «Эх, снова не выспался совсем…» Он побрёл в ванную комнату, почистил зубы и умылся. Вспомнил разговор с Корчёмкиным, снова посмотрел на часы и подумал, что первым делом купит себе «Ракету», как у Брежнева. В квартиру и «Чайку» он не очень-то верил, а даже если и предположить, что богатство на голову свалится, то надо быть осторожным и не привлекать внимание тех, чьё внимание привлекать не надо. Брать не с ходу, а потихоньку. Чтоб не разом, а в течение года-двух. Любопытным говорить, что это наследство от бабушки или подарок от дядюшки. Или в лотерею выиграл. Или уехать куда-нибудь на курорт на три месяца, а вернувшись-то и купить, сказавши, что такая вот вахта посчастливилась. Но о деталях не сообщать: «Извините, подписку давал. Одно могу сказать, что в Средней Азии дело было, там-то так роскошно и загорел. И дынь наелся с пловом до того, что смотреть на них теперь невозможно!». А вот часы можно сразу купить. Это не шуба и не машина – на них завистник особого внимания не обратит, а вот если девчонку пригласить в «Минутку» на кофе с мороженым и ненавязчиво так рукав отдёрнуть…
В дверь позвонили. На пороге стоял Гриша и шало улыбался. Прямо в прихожей открыл портфель и полез куда-то в глубь.
– Ну, брат, смотри, чего тебе раздобыл – не поверишь! «Фенибут»! – Гриша достал алюминиевую конвалюту49 с таблетками и, не разглядев в глазах Шуры восторга, улыбнулся ещё шире и понимающе кивнул. – Это тебе не какая-нибудь ерунда из поликлиники за три копейки без талона – препарат из аптечки космонавтов!
Глаза Шуры уважительно округлись и, усмехнувшись, Гриша продолжал:
– Уникальная разработка! То есть чтоб Леонов себя хорошо в условиях открытого космоса… Ну-ка, покажи зрачки!
Гриша развернул Шуру лицом к окну и стал водить перед его носом указательным пальцем то вправо-влево, то вверх-вниз. Наконец, довольно причмокнул:
– А ты молодец! Я, конечно, не невропатолог, но на поправку идёшь очень быстро и в условиях земной гравитации без космической фармацевтики.
– Знаешь, а я никаких особых последствий сотрясения не ощущаю. Ну, вялость и сонливость – так ведь меньше шести часов спал! Оно бы и при прочих равных, а теперь, с такими-то космическими технологиями… – Шура уважительно разглядывал упаковку легендарного препарата.
– Их по две таблетки на ночь надо пить… Очень хорошо, что всё так удачно обошлось.
Шура взял из рук Гриши блестящую конвалюту и радостно взмахнул таблетками:
– Пойду, чаю заварю. А ты пока в комнате располагайся. У меня тут для тебя предложение есть о подработке.
Шура вскипятил воды, всполоснул кипятком заварочный чайник, насыпал заварки из жестяной полосатой банки. Кипяток старался наливать с высоты: так, он слышал, правильнее. Так напиток кислородом обогащается. И свою координацию проверить. Результатом он остался доволен. Он налил душистый чай в кружки, насыпал в розетку сушек, поставил на поднос и пошёл к товарищу.
–Так вот по поводу шабашки…
– Погоди, об этом после! Ты ведь главного не знаешь! Что в обкоме комсомола делается – атас! Только что оттуда! Ходил характеристику подписать. Так вот сижу я в очереди, понимаешь, в приёмной, передо мной ещё один человек. Вдруг прямой наводкой в кабинет курсирует милиционер – я погонов не разглядел, но товарищ там солидный, в возрасте. Не менее майора. Посетителя сразу выставили, но тот дверь прикрыл неплотно, и в коридоре весь разговор следователя с комсоргом слышно было. Так вот. В квартале от обкома в куче листвы рано утром дворник нашёл труп молодого человека в модном пиджаке цвета «кофе с молоком». И никаких особых примет – чуть выше среднего роста, плечистый, но худощавый. И головы нет!
