Фредерик Лейн
Золотой век Венецианской республики. Завоеватели, торговцы и первые банкиры Европы
Хотя, как оказалось, у защитников города не было греческого огня, в ходе осад огнем пользовались часто. В результате поджогов, вроде того, что приказал устроить Дандоло в июле 1203 года, выгорела большая часть города. Греки также предприняли несколько попыток сжечь венецианские корабли. Однажды ночью они подожгли несколько старых хеландий, заполненных смолой, паклей и другими горючими материалами. Ветер и течение отнесли горящие хеландии к кораблям венецианцев. Проснувшиеся венецианцы принялись захватывать горящие суда крючьями и разворачивать их, чтобы течение отнесло их на безопасное расстояние; корабли, которым угрожала опасность, они снимали с якоря, изолируя те, что уже загорелись. Две попытки сжечь флот окончились без каких-либо серьезных потерь. Зато от пожаров на берегу выгорела половина города.
Во время второго штурма в апреле 1204 года крестоносцы прислушались к совету дожа и напали на Константинополь с моря, через Золотой Рог. Защитники города также готовились к нападению: они строили деревянные башни и платформы над стенами, которые были выше кораблей. Многим атакующим судам не удалось подойти достаточно близко к городским стенам; воинам на борту пришлось сойти на берег и подниматься по штурмовым лестницам. После нескольких часов упорных боев крестоносцы дрогнули и отступили в Галату. Некоторые из них затем предлагали напасть на город с востока, там, где стены были не так высоки, но венецианцы выступили против. Они знали, что в тех местах южное течение из Босфора настолько сильно, что невозможно удержать корабли на месте. Два дня крестоносцы отдыхали, чинили и улучшали осадные орудия и планировали другое, более организованное нападение. Самые крупные транспортные суда связали вместе попарно, чтобы они были устойчивее во время штурма башен. До полудня атака шла довольно вяло, но потом усилился ветер. Один из кораблей накренился, и два человека, венецианец и французский рыцарь, сумели спрыгнуть с «летающего моста» на верхушку одной из башен, развернуть там свои знамена и обвязать канат вокруг зубца; к ним на помощь поспешили другие. Рыцари же поднялись на стену по штурмовым лестницам. Башня была взята, и дело пошло быстрее. Вскоре открыли городские ворота, оруженосцы вывели из транспортных кораблей коней, рыцари сели верхом и проскакали по улицам города, подавляя всякое сопротивление.
За этим последовали три дня убийств, грабежей, насилия и святотатства. Дома и церкви были разграблены до основания. Когда Бонифас Монтферратский перешел к дележу добычи, награбленное оценили в 400 тысяч марок и 10 тысяч единиц доспехов. Конечно, помимо этого многое удалось утаить. Крестоносцы без труда отдали причитавшийся венецианцам долг и положенную им по договору половину добычи. Четыре бронзовых коня, которые когда-то стояли на триумфальной арке в Риме, затем красовались над ипподромом в Константинополе, а теперь стоят перед собором Святого Марка, служат доказательством того, как умело венецианцы выбирали свою долю.
Кроме того, они забрали из Константинополя некоторые священные реликвии. Многими крестоносцами двигала вера в спасительную ценность таких реликвий, и венецианцы ее полностью разделяли. Во время Первого крестового похода, победив соперников-пизанцев, венецианцы захватили мощи святого Николая. После взятия Тира они привезли на родину камень, на котором, как считалось, молился Всевышний. В 1204 году основную массу реликвий, собранную греческими императорами в Константинополе за века своего правления, разделили между завоевателями. В собор Святого Марка в Венеции попали, в том числе, частица Животворящего Креста и фрагмент головы Иоанна Крестителя.
Империя военно-морских баз
И часовым для Запада была,
И мусульман надменных подчинила.
У. Вордсворт. На ликвидацию Венецианской республики
Уничтожение Византийской империи не входило в планы ни рыцарей-крестоносцев, ни венецианцев. Однако, поняв, что «молодой Алексей» не может и не хочет выполнять свои обещания и им придется либо уходить с пустыми руками, либо захватить Византийскую империю, они не колеблясь выбрали второй вариант и заключили новый договор. На сей раз речь шла об учреждении нового имперского правительства. В договоре утверждалось, что нового императора Востока следует избирать комитетом, состоящим из шести венецианцев и шести крестоносцев. Бонифас надеялся, что императором изберут его, но, поскольку он был давним союзником генуэзцев, все венецианцы проголосовали за Балдуина Фландрского, которого и выбрали императором. Правда, владения новоизбранного императора составляли лишь четверть империи, остальные земли поделили поровну венецианцы и рыцари-крестоносцы. Таким образом, Венеции досталось 3/8 империи. Теперь к титулу дожа добавились слова «владыка четверти и полчетверти Латинской империи».
Все полученные таким образом земли, в том числе и доля императора, делились на лены и раздавались за военные заслуги. Все феодалы обязаны были принести присягу на верность императору, хотя дожа Венеции от такой присяги освободили. Так как императора выбрали из числа рыцарей, венецианцам позволили выбрать нового патриарха в качестве главы церкви латинской веры, которую учреждали в империи. И во влиятельном императорском совете, наряду с крупнейшими феодалами, были представлены предводители венецианской колонии в Константинополе. Латинской империи Константинополя, в силу самого ее основания, не суждена была долгая жизнь, но, пока она существовала, у венецианцев имелись все основания полагать, что ее правительство благосклонно отнесется к их интересам.
Новая власть подтвердила все привилегии и владения, дарованные венецианцам прежними императорами Византии; на сей раз венецианцы не сомневались в том, что обещания будут сдержаны. Кроме того, венецианцы потребовали, чтобы на территорию Латинской империи не допускались граждане государств, находящихся в состоянии войны с Венецией. Можно сказать, что венецианцы «конституционным образом исключили своих врагов из конкурентной борьбы».
При распределении территорий венецианское правительство стремилось приобрести важные опорные пункты для поддержания власти на море. Искусно проведенный раздел между императором, рыцарями-крестоносцами и венецианцами оказался во многом иллюзорным, ибо после разграбления Константинополя в 1204 году прежняя Византийская империя была, что называется, свободна для захвата. Большие ее куски достались властителям соперничавших с ней греческих городов-государств – Трабзона, Никеи и Эпира. Бонифас Монтферратский потребовал для себя Салоники с большой прилегающей территорией. Племянник Виллардуэна нашел союзников, с которыми намеревался захватить Пелопоннес, тогда называвшийся Мореей. Марко Сануто, племянник Энрико Дандоло, захватил остров посередине Эгейского моря и устроил на нем герцогство Наксоса, которое находилось в подчинении не у Венеции, но у Латинской империи. Остается лишь гадать, какие части Византийской империи потребовал бы себе Энрико Дандоло, не умри он в 1205 году, или его сын и что досталось бы Венеции. Преемник Дандоло, Пьетро Дзиани, сосредоточился на установлении власти Венецианской республики над стратегическими частями империи на море. Он основал несколько военно-морских баз. Верный политике, которую Венеция упорно проводила на протяжении многих веков, Дзиани интересовался не столько данниками, сколько владычеством над морями, в которых ходили венецианские торговые корабли.
Самой важной базой стал, конечно, сам Константинополь, от которого венецианцам досталось 3/8, в том числе район арсенала и доков. Венецианская колония, в которую входили и полиглоты из числа местного населения, насчитывала тогда несколько десятков тысяч человек. Колония имела собственный флот; в нескольких случаях венецианская эскадра в количестве от 10 до 25 галер успешно защищала город от кораблей, посылаемых властителем соперничающей Никеи.
Почти таким же важным со стратегической точки зрения был остров Крит, расположенный между юго-западным и юго-восточными входами в Эгейское море и лежащий на прямом пути из Ионического моря в Египет и Сирию. Ради того, чтобы получить Кипр, венецианцы заплатили наличными и уступили права на большую территорию. Помимо этого, им пришлось сражаться за Кипр с генуэзским пиратом Энрико Пескаторе, то есть Рыбак, называвшим себя графом Мальтийским, который в то время опирался пусть и не на прочную, но поддержку Генуи и греков. Терпя узурпаторов во многих частях империи, переданных им в счет их 3/8, венецианцы сосредоточили силы на захвате Крита. Чтобы ускорить завоевание острова, они поделили его на крупные и мелкие лены (феодальные поместья), которые раздавались во владение венецианцам. Сотни венецианцев переселились на Крит, где получили земельные владения. Некоторые из них, торговцы, обосновались в столице Крита, Кандии (ныне Ираклион).
Венеция прочно утвердилась и в северной части Эгейского моря. Она получила остров Негропонте, то есть «Черный мост», расположенный между классической Эвбеей и материком. Постепенно венецианцы сделали Негропонте своей основной базой в Эгейском море между Критом и Константинополем. В Ионическом море венецианцы приобрели и укрепили Модон и Корон на южной оконечности Мореи. Модон и Корон называли «двумя глазами Венецианской республики»; всем судам, возвращавшимся из Леванта, надлежало заходить туда, чтобы узнавать новости и, в свою очередь, сообщать известия о пиратах и торговых караванах. На северной оконечности Ионического моря венецианцы в 1206 году заняли Корфу, который, впрочем, вскоре вернули. Почти весь XIII век им приходилось зависеть от Рагузы, в тот период верного вассала Венеции. Рагуза считалась основной базой для венецианских кораблей, выходивших в Адриатику.
Хотя в цепи военно-морских баз имелись слабые звенья, колониальная империя, доставшаяся Венеции после Четвертого крестового похода, в сочетании с привилегированным положением в торговле и в правительстве Латинской империи Константинополя, а также власть над Далмацией, упрочившаяся после того, как Энрико Дандоло подчинил Зару, предоставили венецианцам неоспоримое преимущество в Восточном Средиземноморье.
Устройство морской державы
Глава 5. Корабли, их экипажи и команды
Власть, которую получила Венеция в Восточном Средиземноморье после Четвертого крестового похода благодаря дальновидной политике дожа Энрико Дандоло, основывалась главным образом на достижениях венецианцев в судостроении. Они строили как военные, так и торговые корабли. Именно высокая стадия развития судостроения позволила Энрико Дандоло заключить рискованный контракт с французскими рыцарями и так хорошо исполнить все условия договора, что поход окончился для венецианцев весьма выгодно. Корабли признавались бесспорной основой существования венецианцев; правительство республики запретило подданным продавать свои корабли иностранцам до тех пор, пока они не станут старыми и не прохудятся. Естественно, венецианцы должны были строить суда в Венеции, о чем им, впрочем, не требовалось напоминать, так как дома в избытке имелись и все нужные материалы, и квалифицированная рабочая сила.
И строительство таких кораблей, и управление ими подразумевали свободный труд. Необходимо подчеркнуть, что многочисленные ссылки на «средневековых галерных рабов» лишь вводят непосвященных в заблуждение. Галеры в таких средневековых республиках, как Венеция, Генуя и Пиза, управлялись вовсе не рабами. Гребля и участие в сражениях вменялись в обязанность гражданам, годным к воинской службе в силу своего гражданства, а также наемникам, получавшим жалованье. Разумеется, средневековые пираты иногда использовали пленников в качестве рабов на галерах, но красочные описания того, как били плетьми гребцов, прикованных цепями к банкам, относятся в основном к XVII веку. К Средневековью рассказы о мучениях гребцов никакого отношения не имеют. Это становится ясно после осмотра кораблей, которые тогда использовались, и более пристального взгляда на особенности управления ими. Давайте же рассмотрим те задачи, с которыми сталкивались венецианцы в повседневной жизни.
Корабли и навигация
Обычно на торговых судах XII–XIII веков весла не использовались. В то время чаще всего строили крутобокие, так называемые «круглые», корабли. Длина такого корабля примерно в три раза превышала его ширину. Корабли оснащались двумя мачтами, на каждой из которых имелся треугольный «латинский» парус. Для того, чтобы быть достойным звания «корабля», эти двухмачтовые суда с треугольными парусами должны были иметь по меньшей мере две палубы, кормовую и носовую надстройки (ахтеркастель и форкастель) и боевую платформу. Иногда для перевозки большого количества крестоносцев, паломников и купцов такие корабли, называемые нефами, строили очень большими. Некоторые летописцы называют их настоящими морскими замками. Одним из самых больших стал венецианский корабль водоизмещением около 500 тонн, получивший подходящее имя «Роккафорте», то есть «Крепость». По сегодняшним меркам корабль кажется крошечным, ведь обычное грузовое судно способно нести до 10 тысяч тонн груза, а большой танкер – не менее 100 тысяч тонн, но необходимо помнить, что корабль водоизмещением 500 тонн до XIX века считался очень большим. Британские корабли, ходившие в XVIII веке в Индию, были лишь немногим больше. Американцы, возможно, вспомнят, что водоизмещение «Мейфлауэра» составляло 180 тонн, а «Санты-Марии» Колумба – примерно 100 тонн. В Средние века суда водоизмещением более 200 тонн могли заходить в немногие крупные порты, в том числе в Венецию и Геную. Конечно, судов, подобных «Роккафорте», было мало; во всем Средиземном море их насчитывалось не более полудюжины. В 60-х годах XIII века у венецианцев было всего два таких гигантских судна, и примерно столько же – у Генуи, но в среднем водоизмещение стандартного двухпалубного грузового корабля, нефа, составляло около 200 тонн.
Все корабли, даже самые крупные, управлялись рулевыми веслами с поперечным румпелем. На каждом судне имелось от 10 до 20 якорей с соответствующими по размеру тросами. Некоторые крупные торговые суда были трехмачтовыми, некоторые – двухмачтовыми, с латинскими парусами, крепившимися к рею, наклоненному вперед, почти такой же длины, как и корабль. Для каждой мачты готовили по нескольку парусов, но не крепили их один над другим, а пользовались ими попеременно. Большой треугольный парус, называемый артемон, крепили на фок-мачте при легком ветре. Если ветер усиливался, рей опускали, артемон снимали и поднимали небольшой парус из плотного холста, также треугольный.
Латинские паруса позволяли судну идти круче к ветру, чем допускали обычные во времена Античности квадратные паруса, но курс корабля можно было устанавливать не более шести, в лучшем случае не более 7 румбов к ветру. Большие «круглые» корабли, например «Роккафорте», допускали больший крен из-за давления ветра на высокие борта и надстройки. Большие преимущества в скорости имели более низкие, длинные, узкие однопалубные суда, называемые тареттами; обычно их водоизмещение не превышало 100 тонн. Хотя таретты были маневреннее и их, наряду с галерами, чаще использовали при доставке припасов из-за легкости в управлении, они оказывались не так защищены в открытом море и не так пригодны в сражении, как двухпалубные нефы. В чем-то сходные с тареттами, но более тяжелые транспортные суда использовались для перевозки лошадей. В них были предусмотрены специальные широкие люки, благодаря которым лошадей вводили с пристани на судно и выводили на берег.
Кораблями, во многом противоположными таким «плавучим крепостям», как «Роккафорте», были галеры. Галеры – типичные представительницы «длинных» кораблей; их длина примерно в восемь раз превышала ширину. В XIII веке почти все галеры были биремами, то есть на каждой банке сидели рядом два гребца и каждый управлял отдельным веслом. Чтобы достичь наилучшего результата, весла опирались на аутригеры, вынесенные по бортам длинного узкого корпуса. Достоинствами галер считались скорость и маневренность. Они могли принять бой или бежать от любого противника, кроме других таких же галер. Из-за того, что галеры были однопалубными, на них можно было перевозить немного грузов, да и палуба поднималась примерно на два фута над килем, но в случае победы трюмы на галерах заполнялись связанными пленниками. Перевозить на галерах товары было сравнительно безопасно, но очень дорого.
При попутном ветре на галерах поднимали один или два треугольных паруса.
Особым видом гребных судов были так называемые бучинторо или буцентавры, буквально «золотые корабли», широкие галеры с декоративными надстройками, которыми пользовались лишь в церемониальных целях.
Даже легкие галеры или таретты, способные идти при встречном ветре, из-за медлительности подобного продвижения, во всяком случае во время торговых экспедиций, предпочитали ждать попутного ветра в порту. В тех широтах, где обычно плавали венецианцы, не было устойчивых сезонных ветров вроде муссонов и пассатов; правда, и переход от одного порта к другому не занимал много времени. С попутным ветром, даже при скорости 4 узла (средняя скорость, которую часто превышали) корабль способен был пройти 90 миль от Венеции до Паренцо (Пореча) на Истрии за день и ночь. Выходя из гавани Паренцо или Пулы в открытое море, судно при хорошем северном ветре могло за три дня добраться до Гаргано, расположенного более чем в половине пути по адриатическому побережью. Быстроходные корабли иногда доходили до самого Корфу менее чем за девять дней. Ветра на Адриатическом, Ионическом и Эгейском морях, где чаще всего ходили венецианские суда, были и остаются очень переменчивыми, но опытный лоцман, способный правильно истолковать погодные приметы, выбирал время отплытия, надеясь, хотя бы на несколько дней, на попутный ветер. Венецианцы предпочитали каботажные плавания не из-за того, что боялись открытого моря. Просто во время плавания галерам довольно часто требовалось заходить в порты, чтобы пополнять припасы.
Сооружение и «круглых», и «длинных» кораблей, как торговых, так и военных, иногда инициировалось правительством, но чаще отдавалось на откуп частным предприятиям. Хотя не существовало никаких препятствий к тому, чтобы заказчиком выступало государство, большинство корабельных плотников и конопатчиков трудились на небольших собственных верфях, особенно если речь шла о сооружении сравнительно небольших судов. Иногда несколько купцов в складчину арендовали более крупные верфи и нанимали ремесленников для постройки большого корабля. Государство оставляло за собой право регулировать производство. В некоторых случаях оговаривались даже точные размеры судна. Если позже правительство принимало решение купить те или иные суда, оно получало именно такие, какие требовались. После создания Арсенала в 1104 году Венеция получила надежное хранилище не только для оружия, но и для весел, оснастки и т. п. Кроме того, Арсенал использовался для ремонта галер и поддержания некоторого их количества в состоянии боевой готовности. Правда, в XIII веке новые корабли, даже для военного флота, в основном строили в других местах. Дож имел право мобилизовать всех корабелов и направить их на ту верфь, где сооружали корабли для нужд государства. Мобилизованные корабельные плотники и конопатчики получали жалованье. Как правило, количество привлеченных работников определялось не самой повинностью, а размером жалованья. Плотники и конопатчики работали на государство лишь в случаях крайней необходимости. Гораздо чаще они работали на себя – либо на верфях, либо служа на борту корабля в море, как поступали многие в сезон навигации.
Моряки и странствующие купцы
Экипажи торговых и военных судов во многом совпадали. Правда, на военные суда приходилось нанимать больше людей. До появления артиллерии экипаж служил главным оружием судна – как «круглого», так и «длинного». Более того, по венецианским законам «вооруженные» и «невооруженные» суда различались именно по числу людей. Даже галера не считалась военным судном, если в ее экипаже насчитывалось менее 60 человек. На военные галеры обычно набирали по 140–180 человек. Помимо гребцов, на военных галерах служили бойцы, которые размещались на носовой и кормовой надстройках, вдоль бортов между веслами, вдоль центрального мостика и на штурмовой или марсовой площадке. На крупных парусниках водоизмещением 500 тонн, таких, например, как «Роккафорте», для обычных торговых рейсов нанимали экипаж в 100 человек, но, если корабль считался военным и готовился к сражению, на него набирали несколько сотен человек.
Судя по многочисленным рассказам о морских сражениях, корабельному тарану в Средневековье явно придавалось меньшее значение, орудия также занимали пусть и немаловажное, но второстепенное место. Исход сражения почти всегда определялся рукопашным боем. Матросы, которых нанимали и на торговые суда, и на военные корабли, обязаны были иметь оружие и доспехи – меч, кинжал, дротик или копье, щит, шлем или каску и подбитую куртку. Офицерам надлежало иметь дополнительное оружие и лучшие по качеству доспехи. Рыцари, которые во время Крестовых походов сражались бок о бок с экипажами кораблей, разумеется, были оснащены лучше. Они носили кольчуги и более умело управлялись с тяжелым оружием. Зато морякам приходилось чаще пускать оружие в ход; у них было больше опыта в сражениях. Моряков смело можно причислить к воинам в ту эпоху, когда священники и воины считались привилегированными кастами.
В наши дни трудно поверить, что гребцы в XII и XIII веках ценились не меньше матросов. Однако ничто не дает оснований полагать, что гребцов на галерах в то время считали низшим сословием. Как правило, большое количество гребцов набирали только для крупного военного флота. По таким случаям объявлялся так называемый «избирательный призыв». Главы шестидесяти с лишним венецианских приходов проводили перепись всех мужчин в возрасте от 20 до 60 лет. Их разбивали на группы по 12 человек. В каждой дюжине тянули жребий, чтобы определить, кому служить первому. Вплоть до 1350 года тот, кому выпадал жребий, получал 1 лиру в месяц от остальных 11 человек из своей дюжины и еще 5 лир от правительства. Вытянувший жребий мог откупиться от службы; за замену он платил 6 лир. Каждый гражданин Венецианской республики обязан был иметь дома соответствующее оружие. Такая система работала до тех пор, пока жители Венеции в целом не отвыкли от тягот морских походов и не разучились обращаться с парусами, оружием и веслами.
Поскольку и плавсредства, и экипажи на военных кораблях и торговых судах почти ничем не отличались друг от друга, правительству нетрудно было управлять теми и другими и иногда заменять одни на другие. Часто дож и его советники запрещали кораблям покидать порт до получения дальнейших приказаний. Более того, обычным делом считалось закрытие порта на зиму. Так поступали, дабы уменьшить количество кораблекрушений. Заново порты открывались весной. Дата открытия определялась как погодными, так и, отчасти, политическими условиями. Иногда все крупные суда должны были принимать участие в военных экспедициях, например, таких, как Крестовый поход Энрико Дандоло. И все же владельцы судов, как правило, сами оцени вали коммерческие возможности, определяли порты назначения и заключали контракты с грузоотправителями. Отдельные порты могли быть закрыты в определенные периоды времени. Довольно часто кораблям, которые ходили самыми распространенными маршрутами, приказывали объединиться в караваны. Караванами командовали адмиралы, назначаемые дожем. Таким образом, хотя суда в целом перемещались свободно, а владельцы сами определяли характер груза и выбирали маршрут и продолжительность плавания, на протяжении веков походы через море рассматривались как предприятия общественные и нуждались в правительственном одобрении.
Несмотря на то что выбор маршрута, груза и даты отплытия предоставлялся частным предпринимателям, судовладельцы действовали в рамках строгих правил. Правительство определяло не только размеры судов, но также и их оснастку, вооружение, которое можно было на них перевозить, количество членов экипажа, соответствующее размеру судна, и массу других подробностей. Все морские суда официально оценивались в зависимости от грузоподъемности. Их помечали крестами на обоих бортах, которые служили знаками предельной осадки, своего рода грузовой маркой. Перед тем как покинуть порт, все суда проходили досмотр на пристани Сан-Марко. Проверялось их вооружение и число членов экипажа. Владельцы судна, кроме того, обязывались не нападать на дружественные народы и на самом деле плыть туда, куда обещали грузоотправителям.
Хотя в некоторых ранних законах желаемое по большей части принималось за действительное, многие законы и правила действительно отражали обычаи, которым венецианцы подчинялись. Во всяком случае, они ожидали друг от друга такого подчинения. В X–XI веках подобных законов и правил, возможно, хватало. Позже, в XIII веке, они уже не удовлетворяли растущим требованиям времени. Тогда старинные обычаи и традиции закрепили в специальных морских кодексах, к ним добавили новые законы и обязали судовладельцев и членов экипажей приносить присягу. Присягнувшие матросы, торговцы и владельцы судов обязаны были сообщать государственным чиновникам – сборщикам пошлины – о случаях нарушения.
Несмотря на кажущийся суровый контроль, устройство жизни на борту было на удивление демократичным, по крайней мере в теории, и особенно в торговых рейсах. В наше время часто говорят о том, что в открытом море власть капитана не должна подвергаться сомнению. В Средние века власть на корабле не была сосредоточена в руках одного человека. Даже в военных походах власть флотоводцев-адмиралов, называемых «капитани», и командиров галер, называемых «комити» или «сопракомити», была ограниченной; они имели право штрафовать подчиненных за неповиновение, но исполнение приговора зависело от того, поддержат ли их члены совета в Венеции. По закону все, кто отказывался нападать на вражеский корабль по приказу, подвергались казни через отсечение головы, а в тексте присяги, приносимой командирами галер, имелся пункт, в котором оговаривалось, что они согласны на такой исход дела по отношению к себе самим. На деле же подобная мера применялась очень редко, а на торговых венецианских судах никто не обладал достаточными полномочиями, чтобы назначить такого рода наказание.
В XII веке на торговом судне главным считался штурман (науклерус) и корабельный писец (скрибанус). Первый осуществлял общее командование, второй вел учет жалованья и грузов. Как правило, судовладельцев было несколько; корабли покупали на паях. Штурман и писец не были подотчетны исключительно владельцам. Более того, они не всегда выбирались владельцами, их положение больше походило на положение государственных чиновников, которые отчитывались перед судоходной компанией и правительством Венеции. Уже в XIII веке судоходная компания в целом имела право решать, может ли судно изменить порт назначения, оставаться ли ему на зимовку в Заморье, можно ли сойти на берег какому-либо матросу и т. п. Решения относительно балластировки принимались комитетом, состоявшим из штурмана, одного из владельцев и двух присутствовавших на борту странствующих купцов, избиравшихся остальными купцами.
Относительная демократия отчасти объяснялась тем, что все члены экипажа должны были быть хорошими воинами и иметь собственное оружие. Другой причиной было присутствие на борту большого числа торговцев. Европейские купцы в XII веке, как правило, сопровождали свои товары сами или перепоручали их другому купцу, который отправлялся в плавание с товарами и возвращался на том же корабле с выручкой. За продажу чужих товаров он получал свою долю. Все торговцы, перевозившие крупные партии товара, имели право брать на борт и некоторое количество личных вещей. Кроме того, они, как и члены экипажа, обязаны были иметь свое оружие. Некоторыми из этих странствующих купцов были молодые отпрыски весьма почтенных семейств, они следили за товарами, доверенными им старшими и богатыми друзьями и родственниками. Были среди них и выходцы из более скромных семей, обладавшие, однако, богатым и разнообразным жизненным опытом. Штурман понимал, что торговцы примерно равны ему по положению, влиянию и познаниям; и в таких условиях не приходится удивляться, что многие важные решения, например, брать ли на борт дополнительный груз или идти ли на помощь кораблю, терпящему бедствие, принимались сообща.
Конечно, на кораблях находились и представители низших классов – слуги более состоятельных граждан. Возможно, некоторые из них были рабами, так как покупка рабов была распространенным способом приобретения слуг в средневековых итальянских городах. Однако слуги не считались членами экипажа; в законе особо оговаривался запрет матросам, офицерам и купцам ставить слуг на вахту вместо себя. Между пассажирами-купцами и матросами почти не существовало классовых различий. Кстати, матросы тоже имели право торговать, пусть и в небольшом объеме. Каждый матрос мог бесплатно проносить на борт определенное количество товаров. У матросов, как и у купцов, имелись сундуки, тюфяки и запас топлива, вина или воды, а также муки или сухарей на время пути. Некоторые судовладельцы сами записывались матросами, хотя количество таких псевдоматросов ограничивалось законом, чтобы корабли были в должной мере укомплектованы.
Дух свободы и равенства вовсе не был характерной особенностью одной Венеции. Он пронизывает все средневековые западноевропейские морские законы. Однако они резко контрастируют с традицией, которую Византия унаследовала от Рима. Римское частное право действовало и на море: корабль всецело находился во власти нанимателя, владельца или его доверенного лица. Владелец нанимал корабль и сдавал его грузоотправителям; он же командовал экипажем, состоявшим либо из рабов, либо из людей, нанятых за жалованье. Средневековые морские обычаи, наоборот, подтверждали практическую взаимозависимость всей команды корабля, что в какой-то степени превращало членов экипажа в компаньонов. Подобные стремления получили особое развитие после того, как римско-византийская монополия на владычество в Средиземноморье ослабела и выходить в море становилось все опаснее. Свод морских законов, составленный на Родосе примерно в 900 году, предписывал «при общей аварии» делить расходы и убытки на весь экипаж. В то же время все большее распространение получала зависимость жалованья от прибыли, полученной в плавании. В отдельных городах существовали и местные обычаи; самые старинные из сохранившихся бытовали в Амальфи, где пошли гораздо дальше более раннего Родосского свода законов. По обычаям Амальфи владелец судна, капитан и штурман становились компаньонами и образовывали своего рода товарищество. По сравнению с таким трехсторонним участием в прибыли коммерческие обычаи Венеции можно назвать капиталистическими.