Лопухова била дрожь – от всех веяло холодом, как будто он чем-то мешал. Он приподнялся от негодования.
– Не занимайтесь ерундой, – сурово прервал начальник. – Тоже, нашли врага.
Приятели встретили его сочувственно.
– Пропесочили? – усмехался Пахомов. – Ничего, теперь исправишься.
– Что это такое? – не мог опомниться Лопухов. – С ними даже невозможно разговаривать.
Друг детства Петров весело вгляделся в него, кивнул Пахомову.
– Он как будто поднял на себя всю тяжесть мирового зла.
Пахомова это позабавило:
– Глас вопиющего в пустыне. Ты что, собрался изменить жизнь?
Лопухов преодолел тревогу.
– Наверно, придется.
Пахомов усмехался:
– Если ты такой благородный, то должен остаться и нести нам свет.
– По теории малых дел?
Общественник Петров задумчиво смотрел на Лопухова:
– Приходи в нашу компанию, поговорим.
Неожиданно Лопухову пришла повестка к следователю. Он с трудом преодолел смятение из-за возникшей угрозы его существованию. Хотелось скрыть природную вину – преступил какой-то один из законов в защиту отечества, на самом деле выдуманный депутатами Думы. Мелькнула мысль об алиби, инсценировке для защиты.
В кабинете следователя была обычная уныло казенная обстановка, с железными шкафами-сейфами, с большим оранжевым светильником на столе. За ним оказалась та же толстая тетка, которая весело болтала с угонщиком его «белой лебеди». От нее было все то же ощущение государственной угрозы. Однако она встретила его, как старого знакомого. Он спросил:
– Вы и политикой занимаетесь?
– Какой политикой? – залилась смехом она. – В нашей стране нет политических, есть только уголовка. Вот – куча информации собралась, вы нарушаете общественный порядок.
В ней была прочная уверенность в надежности устоев общества.
– Доносы?
Она снова засмеялась.
– Какие там доносы! Вот, допросили мальчика, который вместе с вами участвовал в митинге протеста. Вы еще Гаврошем его назвали. Искренний, не умеет врать, выложил все, не утаил. Ох, уж эти соранцы!
Она вытащила из сейфа бутерброды.
– Не хотите? Всегда приношу с собой, совсем нет времени нормально пообедать.
Наверно, пустяки, – успокоился Лопухов, – если она так отвлекается.
Она поела, утерла ярко накрашенные красные губы.
– Люблю я допросы! Это творческий процесс. Так, с какого рожна вы вышли на улицу протестовать?
– Ваш новый мир, в котором, якобы, обрушились все привычные представления о ценностях, – на самом деле вернулся в старый, прошлый век, еще до перестройки и гласности.
Она восхитилась.
– Афоризмы выдаете! Прямо открываете глаза.
Лопухов осмелел, увидел в ней простую русскую тетку, которая все понимает.
– Вернулась старая эпоха импортозамещения.
На столе зазвонил массивный импортозамещенный телефон. Она взяла трубку.
– Ну, что там? А, душка, ты меня отрываешь…
Она слушала, любовно улыбаясь и глядя Лопухову в глаза, словно передавая ему свои переживания.
Положив трубку, она игриво продолжила:
– Вот ваше дело. Вначале все казалось надуманным, потом чем-то непонятным. Потом – через бумажки и экспертизы восстанавливаешь всю картину, допрашиваешь, переспрашиваешь, усыпляешь бдительность, а потом бах! и обвинение.
Лопухов опешил.
– В чем обвинение?
– Как в чем? – удивилась она. – Статья 280 не отменена. Призывы к осуществлению экстремистской деятельности, откровения в высказываниях с сообщниками. Кстати, вашего сообщника Петрова мы тоже взяли на заметку.
Лопухов побледнел. И его?
– Это же обвинение в мыслепреступлении!
– Участие в несанкционированном митинге, – уверенно перечисляла она, – бездействие в создании помех функционирования объектов жизнеобеспечения, вовлечение несовершеннолетнего, уклонение от охраны порядка путем побега с петлянием по переулкам. И много еще чего.
– Откуда все это? И причем тут какой-то Гаврош?
– Вот куча доказательств! – поворошила она доносы в деле.
Наверно, следователь с удовольствием ощущала должностное своеволие безнаказанности. И деловито заключила:
– Согласно статьям закона, срок тюремного заключения один год.
Она вдруг сменила тон:
– Но, к вашему счастью, сейчас эта статья почти не применяется, отпала необходимость. Может быть, штраф шестьсот тысяч рублей.
Лопухову стало страшно. Да, сейчас не расстреливают. Но лишают жизни путем отлучения от средств существования, отказывая или в праве на профессию, или обкладывая непомерными штрафами. Где он возьмет такие деньги?
– И придется проверить, нет ли у вас психических отклонений. Статья 203. «Помещение в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях».
Суд состоялся в длинном зале, где на деревянных скамейках, отполированных за многие годы тысячами задов посетителей, сидели несколько свидетелей, и сзади приютилась испуганная жена Лопухова.
Впереди на возвышение-зиккурат зашли судья с грузным телом в черном балахоне-мантии, и два судьи-помощника. Все встали. Судья безразличным басом громовержца объявил начало заседания.
Взял слово прокурор, безличный человечек в кителе с синими погонами, поспешно заявил:
– Все доказательства странного поведения подозреваемого имеются в деле. Нет надобности исследовать новые доказательства, заслушивать свидетелей.
И скороговоркой зачитал заключение, буквально повторяющее следовательницу, вплоть до уклонения от полицейских «путем побега с петлянием по переулкам». И что, ввиду несуразности действий подозреваемого следует направить на медицинское освидетельствование.
Судья в черной мантии такой же скороговоркой вынес определение: оштрафовать на 600 тысяч рублей и направить на медицинское освидетельствование.
Медицинский осмотр не доходил до сознания Лопухова. Сверлил один и тот же вопрос: где взять эти сотни тысяч? Петров обещал собрать через интернет, но и он под подозрением.
Лопухову назначили психиатрическую экспертизу. Двое интеллигентного вида в белых халатах стали задавать вопросы: есть ли жалобы, чем пациент недоволен, есть ли острые переживания по поводу какой-либо ситуации. Особенно обратили внимание на историю с кражей автомобиля.
– Дело не в этом, – возражал Лопухов, – а в смене эпохи.
– Почему вы вспоминаете прежний мир?
– Потому что современный погибает от недостатка памяти и воображения, – отвечал Лопухов.
– Раздевайтесь, – мягко предложил один из них.
– Это зачем? – нервно вскинул руки он. – Вы что, меня в психушку? Я нормальный!
– Не волнуйтесь, если вы нормальный, туда не попадете.
Его раздели догола, заглядывали в глаза, больно тыкали пальцем под мошонку, проверяли все тело стетоскопом.
– Биполярное эффективное расстройство? – задумался один в белом халате.
– Нет, избегающее расстройство личности, – убежденно сказал второй. – Крайняя застенчивость, переходящая в беспредельную откровенность.
Когда на него надели больничный халат и стали уводить, он обнял жену, словно последний раз купаясь в тепле и нежности.
– Как хорошо, что есть вы с Норочкой.
Жена плакала, как декабристка, провожающая мужа на каторгу.
И Лопухова увели.