Наташу пригласили к директору филармонии. Визит к начальству огорчал своей предсказуемостью. Из года в год одно и то же! За месяц до школьных новогодних каникул начиналась постановка спектакля, где Наташа бессменная Снегурочка. Длинные русые волосы, миловидное личико, открытая улыбка, девическая стройность, актёрское образование – чем не сказочная внучка Деда Мороза?
Раньше участие в новогодних спектаклях и утренниках радовало – Ната любила детей, с удовольствием возилась с ними, да и неплохой заработок набегал. Каково же было удивление руководства, когда она наотрез отказалась участвовать! Объяснений не давала. По личным причинам, и всё тут. Не говорить же о перемене взгляда на этот признанный большинством народа праздник?
– Какие такие личные причины? – негодовал директор.
– Уезжаю. Законные выходные, между прочим.
– Не отпущу! Поняла? Некем заменить тебя!
– В оркестре девочки есть, любую позовите, – робко перечила Наташа.
– Что они, на скрипочке деткам сбацают? Двух слов на сцене не могут связать! А после представления ещё хороводы водить… Ну, что ты упрямишься? Вспомни, как не могли от тебя детей оторвать? Неужели это не лестно?
Было такое неоднократно. Малыши с восторгом глазели на Снегурочку, каждый норовил подержать её за руку, потеребить платье. Одна девочка в прошлом году заявила, что домой не пойдёт, а будет теперь со Снегурочкой в лесу жить. Бедная бабушка чуть не плакала, уговаривая внучку оставить Снегурочку в покое, но тщетно. Так Наташа и ходила с юной поклонницей за руку до самого финала. Когда детишки побежали к волшебному терему, девочка и за подарком не соглашалась уходить. Наташа отвела её, потом помогла одеться, наговорив массу глупостей, пообещала, что на следующий год они обязательно встретятся и всё-таки ускользнула.
– Семён Ильич! Я администратор, участие в спектакле не входит в мои обязанности.
– Вот как ты заговорила? – Директор с прищуром глядел на девушку. – В штатном расписании филармонии актёры не предусмотрены. Даже театрального кружка нет у нас. Что ж теперь, отказываться от утренников? Это как-никак хороший доход.
– Не могу, честное слово! Ну, не Снегурочкой, Бабой Ягой хотя бы…
– А! Всё-таки не уезжаешь? Так бы сразу. Баб-Ёг у нас завались, не мечтай. Вот, бери сценарий и учи слова. Не будешь Снегурочкой – пиши заявление по собственному. Иначе уволю за нарушение трудовой дисциплины.
Наташа вышла из кабинета, едва сдерживая слёзы. Работу терять страшно, да ещё общежитие у неё от городского отдела культуры! После увольнения наверняка попросят комнату освободить.
Девушка брела по нарядным улицам, отводя глаза от ярких витрин, улыбчивых рекламных щитов и торчащих повсюду ёлок. Как останешься добропорядочным православным? Пост, а тут такая свистопляска! Наташа в этом году приняла крещение. Не просто следуя моде, а по зову сердца. Прочла множество книг, в основном подвижников позапрошлого века, и, как водится у неофитов, понимала суть православия лучше любого академика-богослова. Посты соблюдала строго, телевизор не смотрела, новый год встречать не собиралась. Рождество Христово – другое дело. При церкви воскресная школа, там под руководством матушки отца Василия шла подготовка к детскому празднику. Будут и подарки, и колядки, и выставка рисунков. Однако до седьмого января надо каяться и молиться – время радости не наступило.
Дойдя до перекрёстка, Наташа остановилась, притоптывая обутыми в модные сапожки ногами. Раздумывала: налево пойдёшь – в супермаркет попадёшь, направо пойдёшь, в общежитие попадёшь, прямо пойдёшь… В конце улицы сверкал освещённый прожекторами купол старинного храма. Девушка уверенно и быстро пошла прямо.
Здесь тихо, уютно, мирно. Светлячками огоньки лампад у икон, свечи созвездиями. Молчаливые прихожане неторопливо передвигаются, чуть слышно приветствуя друг друга. Время исповеди. К доброму, по признанию местных старушек, отцу Василию огромная очередь – предел забит желающими ябедничать на родных и близких. В другой стороне грозный отец Михаил, к нему три отважных дядечки стоят, пригнув головы. Наташа, борясь со страхами, пошла к строгому батюшке. Внутренне сжималась, представляя, как священник узнает о её заботе, повысит голос, укорит в лицедействе, человекоугодии и ненадеянии на милость Божию. Бывало отец Михаил громыхал обличающим басом так, что в каждом уголке храма сердца грешников трепетали. Начинающая подвижница перебирала в мыслях оправдания и тут же отметала их. За работу держишься? А угодна ли она Христу? Жильё опасаешься потерять? Ни один волос не упадёт с головы без воли Господа…
Лысоватый хрупкий человек, пятясь, отошёл от аналоя, уступил место рабе Божией Наталии. Она, потупив взгляд, зашептала – вспомнила своё маловерие, прежнюю безбожную жизнь, выбор актёрской профессии, боязнь объявить окружающим о своём воцерковлении. Отец Михаил смотрел куда-то поверх её головы, молчал. Когда Наташа уже не знала, что ещё сказать, спросил:
– Всё?
– Всё, – потерянно ответила девушка, склонилась под наброшенной на голову епитрахилью, выслушала разрешительную молитву и не удержалась от вопроса: «Что ж мне делать, батюшка? Не могу я Снегурочкой. Хотя бы отрицательную роль дали, там хоровод не надо будет водить, плясать. Постом-то нехорошо?»
Священник помолчал, разглядывая теребящие платочек пальцы прихожанки, и посоветовал:
– Скоропослушнице молись.
Наташа отошла к иконе. Она была разочарована. Не то что бы ей хотелось услышать громогласный разнос, но молчаливой реакции она никак не ожидала. Молись… О чём? Поклонилась в пояс, пошептала что-то беззвучно, приложилась к образу и побрела восвояси.
На улице настоящая новогодняя сказка. Невесомые крупные снежинки танцевали в свете фонаря, захотелось ловить их ртом как в детстве. Месяц яркий, острый – будто из гоголевских сказок не небо вспрыгнул. Девушка подставила варежку «балеринкам» в пушистых пачках.
– Снегурочка! – звонкий детский зов.
Наташа оглянулась, увидела бегущую к ней девочку, слишком крупную для своего голоска. Сейчас сшибёт! Отстраниться не успела. Девчушка обхватила её, и обе упали. Наташа больно ударилась ногой о ступеньку. Ну, вот!
– Простите ради бога! Не успел её удержать! Я помогу вам подняться.
Мужчина поставил на ноги дочь и подал руки Нате.
Подоспела и бабушка, отряхивая с пальто пострадавшей снег, заговорила:
– Вы нас помните? В прошлом году на «Ёлке» в филармонии Кристиночка от вас не отходила!
– Помню, конечно! – Наташа стояла, боясь опереться на ушибленную ногу. – Вот, Кристина, мы с тобой увиделись, как я и обещала.
– Ты теперь не можешь с детьми играть? – Девочка чуть не заплакала, видя, как морщится от боли Снегурочка. Обняла её за талию, прижавшись щекой к пуговице пальто.
– Не волнуйся, у Деда Мороза много внучек, а я в этом году отдохну. – Наташа попробовала сделать шаг, но вскрикнула от резкой боли.
– В больницу надо, – сказал мужчина, подал руку и скомандовал дочке, – бегом в машину, сейчас завезу вас с бабушкой домой, а Снегурочку в приёмный покой доставлю.
– Не беспокойтесь, я сама.
– Никаких возражений! Рентген надо сделать, мало ли что там.
Когда они добрели до машины, Кристина с бабушкой уже расположились сзади, Наташа села вперёд. В салоне витал мандариновый аромат. Девочка, торопливо рассказывала, какие она выучила стихи к утреннику в детском саду, что ей под ёлочку Дедушка Мороз положит, какие красивые у них гирлянды дома будут к Рождеству, а ещё бабушка пирожков напечёт с повидлом!
Доехали до дома, распрощались. Девочка, прежде чем выйти, привстала, обняла одной рукой Нату и поцеловала её в щёку. Наташа растерялась от неожиданности, испуганно взглянула на мужчину, как бы он не заругал дочь. Лицо его было напряжено. Глядя вперёд и стиснув зубы, он делал вид, что не заметил. Когда Кристинка захлопнула дверь, тронул машину и сказал:
– Без матери растёт, скучает по женской ласке.
– Как? – изумилась Наташа, – без матери? А что случилось?
– Жена при родах умерла, вот также в Новый год.
– Ужасно!
– Да. Тянем дочку вдвоём с тёщей. Был бы ещё сын, проще – футбол, рыбалка… С девчушкой, всякие там бантики, рюшечки! Ничего в этом не смыслю. А бабушка, сами понимаете, жалеет её, балует.
Молчали до самой больницы. Наташа поглядывала украдкой на профиль мужчины и ловила себя на мысли, что он ей знаком. Наверное, в храме виделись – невольно чувствуешь расположение к людям, которых там встречала.
– Приехали, я помогу вам дойти.
Наташа стала спорить, но выбравшись из машины, поняла, что и шагу не может ступить больной ногой. Мужчина подхватил её на руки и понёс к дверям приёмного покоя.
– Аркадий, – назвался он, – как-то неловко нести девушку на руках, не зная её имени.
– Наташа.
– Мою жену тоже Наташей… Удивительно.
Ната не знала, что сказать, в голову лезли банальности, но она боялась задеть чувства незнакомого человека и молчала. Он заговорил сам.
– Её смерть меня к вере привела. Если б не церковь, спился бы, или свихнулся.
– А я как-то сама, без горестей и потерь. Сердце привело.
– Душа у вас, видно, чистая. Вот и дети тянутся.
Вовремя подоспевший старичок открыл дверь, Аркадий занёс Наташу в помещение и объявил:
– Снегурочку в сугробе нашёл! Ножка у неё болит, посмотрите?
– У нас этих Снегурок, хоть торгуй! – откликнулась пожилая санитарка, – сади её в каталку, щас травматолог поглядит. Он от нас и не вылазит почти. Как сговорились все в конце года руки-ноги ломать!
Оказавшись в кресле, Наташа сказала:
– Спасибо. Вы идите, Аркадий, дочка ждёт.
– Может быть, привезти что-то надо? Умывальные принадлежности, халат, тапочки…
– Нет-нет, я подружке позвоню, она привезёт. Не беспокойтесь.
Мужчина потоптался в нерешительности, но не сказал ничего, кивнул и вышел за дверь. Санитарка покатила кресло с Наташей, недовольно отчитывая её:
– Зря ты своего отправила, вдруг скажут домой ехать, мест у нас лишних нет.
– На такси доеду. Это посторонний человек, просто помог.
– Посторонний! Нечто я не вижу? У меня, девка, глаз намётанный!
Наташа только улыбнулась в ответ.
***
Пришлось всё-таки остаться в больнице. Перелома нет – ушиб и трещина. На ногу запретили наступать несколько дней. Ната скучала, глядя в окошко, и размышляла о том, каким странным образом исполнилась её просьба к Скоропослушнице. Вчерашний снегопад прекратился, небо прояснилось, заиндевевшие ветви сверкали миллиардами микроскопических гирлянд.
В палату заглянула медсестра и загадочно спросила:
– Снегурочку ищут. Не тебя, случайно?
В приоткрывшуюся щёлку проникла вчерашняя девочка.
– Это она! Она!
– Тише, Кристиночка! Здесь нельзя шуметь, – торопливо зашла следом её бабушка, – Извините нас, пожалуйста, одолела меня проказница. С утра твердит, пойдём да пойдём к Снегурочке в больницу.
– Что вы! Ничего не надо, – протестовала Ната, увидев, как женщина выкладывает на тумбочку апельсины и пряники.
– Поправляйся, скорее! – сказала девочка восторженно, – праздники на носу.
– Ну-ка покажи, где они? – Ната подвинулась, приглашая девочку сесть рядом с ней, и тронула пальцем её носик, – ничего не вижу.
– Ты что-то хотела, Кристина, – напомнила бабушка.
Девочка пожала плечами, вздохнула и заученно сказала:
– Прости меня, пожалуйста, за то, что я тебя покалечила.
– Что ты! – погладила её ручку Ната, – я только чуть-чуть ушиблась, не переживай.
– Ну, всё, пойдём, внученька. Снегурочке надо отдыхать.
– Сейчас. – Кристинка наклонилась к Наташиному уху и прошептала, – ты настоящая, я знаю.
– Как это? – тоже тихо спросила девушка.
– Живая. Снегурочка понарошку. Играешь.
– Ага. А почему шёпотом?
Кристинка глазами показала на женщину-соседку и сделала очень таинственное лицо. Теперь у них был общий секрет. Наташа улыбнулась и спросила по-прежнему тихо:
– Не будешь возражать, если я поиграю другую роль? Немножко.
Девочка подняла бровь, покусала губу и сказала:
– Ладно. Только выздоравливай.
***
Через две недели Ната приехала в филармонию. Больничный закрыли, но девушка ещё прихрамывала и опиралась на трость. У крыльца столкнулась с директором.
– А! Вот она! Самострел, значит совершила!
– Какой самострел, Семён Ильич! Поскользнулась…
– Потеряла сознание, очнулась – гипс, – рассмеялся директор, – лишить бы тебя премии, устроила нам аврал!
– Но ведь обошлось. Ваша дочь, я слышала, Снегурочку репетирует.
– Дочка-то меня выручила, а вот Людмила подвела!
– Что с ней случилось?
– Седьмой месяц у неё, оказывается! Живот, Во! – Директор развёл руками, как это обычно делают рыбаки.
– Так это ж хорошо, – хихикнула Наташа.
– Знаешь ли, беременная Баба-Яга, это уже авангард какой-то! Иди-иди, возьми у секретаря сценарий, чтобы за три дня выучила! Будешь Бабкой-Ёжкой, как мечтала!
– Семён Ильич! Я же, вот! – Она показала трость. – Хромаю.
– Нормально! – крикнул начальник, не оборачиваясь, он спешил к автомобилю, – в пределах образа, костяная нога! Извини, в управление тороплюсь.
Когда Наташа стала подниматься по лестнице, услышала вдогонку:
– Искал тут тебя один, Аркадием назвался. Я сказал, в спектакле будешь участвовать, Он обещал с дочкой прийти!
Хлопнула дверца, машина отъехала. Наташа, счастливо улыбаясь, посмотрела ей вслед.
– Спасибо.
***
Во время репетиций голова Наты была занята ролью. Решая сверхзадачу похищения праздника у детей, действовала Баба-Яга активно. Дома приходилось зубрить слова. Вспоминала о случайном знакомстве с девочкой Кристиной и её папой только в дороге. Придут на спектакль? Как девчушка воспримет новый образ бывшей Снегурочки? Не хотелось разочаровывать ребёнка. Одна надежда на сложный грим. Правда, однажды он подвёл.
На втором или третьем представлении, разговаривая с лешим, Ната заметила, что рабочие сцены, забыли выставить ступу, на которой предстояло «улетать» сказочному персонажу.
– Куда ступу подевал, негодник? – пытаясь обойти возникшую заминку, обвинила Баба Яга лешего, при этом неудачно махнула рукой, задела накладной нос, который позорно отвалился.
Леший беззвучно трясся – сцена вышла комичная. Хорошо ему «раскалываться» спиной к зрителям, а Нате каково? Актриса не растерялась и скрипуче продолжила реплику:
– Бедная я несчастная Баба Яга! Без ступы! Без носа! – оседлала метлу и ускакала на ней за кулисы.
Там, конечно, все, включая провинившихся рабочих, катались от смеха. Придя в себя, Наташа, пока шли другие сцены, вглядывалась в зал сквозь щёлочку – нет ли там Кристины и Аркадия, вдруг они оказались свидетелями её «провала»?
Играть по три спектакля в день непростое дело, роль у Бабки-Ёжки объёмнее, чем у Снегурочки. Ната уставала, мысли о Кристине поутихли. Были они с папой в зале или нет, перестало волновать.
Долгожданный праздник девушка встретила на ночной службе. Кристины и её бабушки не было в храме, наверное, придут днём, Аркадия заметила издали, но не подходила к нему. Народу много, толчея отнимала последние силы, не дождавшись начала литургии, Ната ушла домой. Завтра ей выступать, несмотря на выходной день.
Через два дня, увидев Аркадия в фойе, она удивилась.
– Вы?
Тут же подбежала Кристинка.
– Тебя ждём.
– Так долго? Сказка давно закончилась.
– Мы утром смотрели, – объяснил Аркадий и кивнул в сторону вахтёрши, – нам сказали, когда выходите, вот мы и подъехали.
– Здравствуй, здравствуй, дорогая! – Ната подхватила девочку и закружила её. Та заливисто смеялась.
– Очень хороший спектакль, – сказал Аркадий, когда дочь оказалась рядом с ним, – я, признаться, думал, что вы не участвуете, Снегурочку играла другая актриса. Но Кристинка мне всё объяснила.
– Я тебя сразу по голосу узнала! – заявила девочка, – он всё равно добрый у тебя.
– Да? Никудышная, значит, я актриса, – смеялась Ната.
– Кудышняя! Кудышняя, – уверяла юная поклонница, – мы с папой даже хотели тебе букет подарить, но подумали, что он замёрзнет, лучше в кофейню сходим.
Наташа взглянула на мужчину, он смущённо сказал:
– Не откажитесь?
– В ту, что на площади? Я тоже её люблю.
– Здорово! Снегурочка пойдёт с нами! – Кристинка остановилась, – ой, ты же больше не Снегурочка.
– Ната для друзей. Мы ведь друзья? – она вспомнила, что Наташей звали маму девочки, и робко оглянулась на Аркадия, выходящего следом за ними.
Мужчина лучился радостью. Он поддержал новую знакомую под локоток, а Кристинка взяла за руку.
– Ната, ты какие пирожные больше любишь? Эклеры или корзиночки? – щебетала девчушка.
Морозный воздух разрумянил её щёки, выбелил волосы и ресницы, отчего Кристинка и сама стала похожа на Снегурочку. Ната чувствовала необыкновенную нежность к этой девочке, такой искренней и открытой, а ещё она угадывала интерес к ней самой со стороны её папы. «Что это! – спрашивала она себя где-то в глубине души, – счастье?» Скоро Рождество. А когда, как не в Рождество, должны происходить чудесные встречи?
Это была обыкновенная пятница. Двадцать второе декабря. Мир затаил дыхание в предвкушении новогоднего праздника. Кто-то активно готовился, подводил итоги прошедших месяцев, строил планы на будущее.
Наручные часы пискнули, проводив очередной ушедший час жизни в историю. Я машинально взглянула на циферблат: пять часов. Надо собираться за ребятишками в сад. Анечка, как обычно будет ворчать, что я пришла слишком поздно, а Ванюшка, что забираю его слишком рано и он еще не успел поиграть с ребятишками. Ваню можно понять – подготовительная группа, учебная нагрузка уже почти как в школе, даже домашние задания задают. Они только к вечеру имеют свободные несколько часов поиграть. Да и в большой толпе сильно не разыграться, вот когда многих уже забрали – совсем другое дело. А Анечка с самого рождения была домашняя малышка, она не особо нуждалась в общении, ей интереснее играть всегда одной. Одно время мы даже переживали, а вдруг что-то не так, но психологи и неврологи в голос утверждали, что это особенность ее характера и мы успокоились.
По привычке я мысленно проверила завершенность всех домашних дел, которые с утра запланировала и удовлетворенная результатом начала сборы. За два декрета я научилась справляться с неконтролируемым ворохом игрушек и вещей, а когда Аня пошла в сад в сентябре, довела домашний быт до автоматизма.
В школе и институте меня трудно было удержать на месте, я была участником всех учебных мероприятий и старательно принимала участие в досуге. КВН, волонтерство, губернаторские стройотряды. Собственно там со Славой, будущим мужем и познакомились, но об этом потом расскажу. После рождения детей я полюбила дом и быт. Если меня обеспечить всем необходимым могу неделями, наверное, из дома не выходить. Но ребятишки и забота о доме заставляют.
Взгляд на себя в зеркало: Эх, хороша! Я в тридцать пять выгляжу намного лучше, чем выглядела в двадцать девять. Ирония судьбы, но после того как «авральные» декретные дни закончились и детки пошли в сад, я расцвела.
Гулко хлопнула подъездная дверь. Снова перемерз доводчик. «Надо в ЖЭК» позвонить», – мысленно поставила задачу. Это уже привычка. Приду домой запишу в планинг, обязательно.
Мороз моментально проник под длинный пуховик и пробрал до кожи. Я невольно поежилась, спрятала руки в шерстяные перчатки и приподняла воротник. Какая же на улице красота! Я замедлила шаг, и нарочито долго вдыхала морозный воздух. Сухие колкие снежинки мерно кружились в воздухе. Оранжевые фонари заботливо освещали тротуар. Не смотря на минус тридцать на улице было людно. Родители толкали и катили санки с маленькими ребятишками, завернутыми в шерстяные одеяла. Дети постарше пытались из сухого снега лепить снежки, но в итоге те рассыпались, едва покинув руку пленителей. Окна, в школе напротив, горели яркими переливающимися огнями. На территории сада мастерски освещенная инсталляция «Мишки на севере» по-прежнему собирала вокруг себя детей, хоть и стояла уже без малого две недели. Массивные айсберги, мощная мама и милый неуклюжий мишка у пушистой елки которая переливается множеством огней.
И такая красота возле каждого сада, школы и возле каждой организации. И никто не тронет, а будет бережно хранить и ухаживать. Все друг друга знают, живут огромными семьями – кланами, профессиональными династиями. Вот за это я уже десять лет обожаю этот городок. Тут все совсем не так как в огромном жестоком Красноярске. Этот уютный маленький городок мы нашли во время медового месяца, когда решили объехать всю Сибирь на машине.
Город наш маленький. Город одного предприятия. Занесло нас сюда случайно – было не по пути, но путеводитель обещал дикое горное озеро в двадцати километрах от города и мы заехали в него пополнить запасы продуктов и воду. И… влюбились. Долго родители не хотели принимать наш выбор, но Славка нашел вакантную должность инженера на заводе и мы переехали. Смешно сказать, но весь переезд составил три коробки в старом папкином Москвиче. Много ли бывшим студентам надо? А сто двадцать километров не расстояние – на каждые выходные можно в гости ездить, что собственно мы и делали.
В саду тепло, уютно, группы уже украшены к празднику. Роли разучены, репетиции. Дети в ожидании чуда.
– Анечка, за тобой мама пришла, – позвала дочурку Кристина Дмитриевна. – Здравствуйте Марина Александровна. Не забудьте на выходных повторить ваши слова на утренник и в понедельник надо сдать игрушку на городскую елку.
– Мама! Мама! – Анечка крепко прижалась ко мне и глубоко вдохнула запах моих духов. Она всегда так делает, когда соскучится.
– Хорошо, Кристина Дмитриевна, обязательно принесем! – пообещала я, а мысленно пожурила себя, что забыла про эти новогодние украшения. В этом году и так как то всего много. Два костюма, украшения для двух групп, два письма деду морозу, теперь вот две игрушки на городскую елку. – Как дела у тебя сегодня, моя малышка?
– Очень хорошо, мамочка! Мы с Катей помирились. Но я очень устала, с ней очень шумно получается играть.
– Я рада, что вы помирились!
Быстрые сборы, по давно уже отработанной схеме. Вещи на местах, прощаемся с воспитателем и идем забирать Ваньку.
– Иван, за тобой мама пришла. – Строгая Тамара Петровна гулким голосом оповестила сына. – Не забудь в понедельник принести игрушку на городскую елку и повторить роль.
Воспитатель нарочито повторяла задание именно Ване. Она считала, что молодые люди в свои шесть лет способны ответственно относиться к домашним заданиям. Но между делом, когда ребятишки не видели, часто заговорщески подмигивала родителям.
– Хорошо, Тамара Павловна, я постараюсь не забыть.
– Уж постарайся. Хороших тебе выходных. И вам всего хорошего Марина Александровна.
Даже я после общения с Ваниной воспитательницей чувствовала себя маленькой девочкой, а дети так вообще благоговейно ее боялись, но вместе с тем безмерно любили. Эталон, образец, пример. «Таких теперь не делают» – смеется каждый раз после общения с ней Славка.
Дети шумным ураганом спустились по лестнице и вывалились на улицу. Какая бы степенная не была Аня, в компании с братом она всегда включалась в обычные детские игры-толкалки. Я застегнула пуховик и вышла следом.
– Мама, мама, мы хотим на горку, посмотри какая красота на улице, давай пойдем на горку! – наперебой начали требовать любимое развлечение дети.
– Я папе позвоню, и мы вместе решим этот вопрос, подождите.
Я набрала мужу и через несколько мерных гудков услышала типичный ответ
– Да, Зая.
– Что опять за зверинец? Я человек. – Не успела я сдержать раздражение. Ну не люблю все эти, заи, киси, муси, пуси… фу, приторно!
– Слушаю тебя, милая. Так лучше? – исправился он.
– Лучше. Какие планы на выходные?
– Мне отчет надо добить, завтра, скорее всего, выйду после обеда на работу, а у тебя? Есть пожелания?
– Мне за выходные надо закончить костюмы на утренник и сделать две игрушки на городскую елку, еще пришел заказ на статью, срочный, обещали хорошо заплатить.
– Рад за тебя! Смотри, какая насыщенная у тебя жизнь.
– Конечно насыщенная, детей кто развлекать будет?
– Давай я родителям их увезу на выходные? – предложил Слава, чем немало меня порадовал. Я и не подумала о таком варианте. А он, понизив голос, продолжил, – вернусь, и мы пошалим немного!
– Хорошая идея! Это я сейчас про родителей, не обольщайся! Когда ты вернешься, я уже буду спать.
– Эх, вот как всегда, всю романтику покерила, – страдальческим голосом выдавил Славка, – сумку малышне собери, я буду через сорок минут.
– Хорошо, только мы на горку собрались.
– Еще лучше, с улицы и заберу. Все, целую, я побежал.
И, как всегда, не дослушав, бросил трубку. Самец, блин…
– Так, малышня, папа сказал, на эти выходные вы едите к бабушке. Сейчас делаем следующее: идем домой, вы меня ждете на улице, я быстро собираю вещи и идем кататься. Договорились?
– Да, мамочка, ты лучшая на свете. – Вот кто их научил быть такими подлизами?
Сменное белье, домашние вещи, сухие варежки и носки, зубные щетки и любимые ночные игрушки. Сбор сумки за семь лет дошел до автоматизма. Пока одевалась, в прихожей взорвалась лампочка. Такого я не видела никогда, чтобы осколки полетели. Включила в зале свет, собрала стекло, написала мужу записку, чтобы вкрутил новую лампочку и поужинал. Звонить не стала, у него планерка, опять ворчать будет, что отвлекаю.
Ребятишки истоптали весь свежий снег на детской площадке гоняясь за соседским бессет хаундом (название правильное проверяла в гугл). Толстый Боб кряхтел, но забористо перебирал ножки уворачиваясь от обильной любви моих детей. Кажется он единственный, кто был недоволен происходящим, но по характеру даже огрызнуться не мог. Хозяин Генка курил у подъезда, хохоча над уловками желающего выжить пса.
Малышня расхватали свои мягкие санки для корки и отправились к большой детской площадке.
– А вы куда это? Пойдемте на соседнюю улицу, там снежная горка классная, – предложила я иной маршрут, но у них видимо, были свои соображения на это счет.
– Там горка для малышни, пойдем на большую – она крутая! На ней вжуххх… и ветер в лицо! Ну пожалуйста, мамочка, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
– Не люблю я ту огромную горку, вы же знаете!
– Давай сегодня на нее, а потом сто дней будем ходить туда, куда ты скажешь, – с огромными влажными глазами уставилась на меня Аня. Ну не могу я ей отказать, никак…
– Обещалкины… Ладно, пойдем, только аккуратно там, до первого замечания, поняли!
– Да мамочка, замечаний не будет, честно, честно!
И мои шустрики бегом побежали по тротуару к большой детской площадке. Пришлось ускорить шаг и мне.
Ребятни как обычно вечером было много, никто из окрестных домов не мог загнать детей в квартиру без хотя бы пару «прокатов». Тут же началась перекличка – знакомые из садика. Мамочки страховали на крутой скользкой металлической лестнице малышей, те, кто постарше уже требовали самостоятельности. Школьники катались, как водится, на ногах. Тут же возле Вани и Ани образовалась стайка детей, стали кататься «паровозиком». Я провожала их с горки и оставалась ждать, когда они вновь придут на подъем, выкарабкавшись из кучи малы. Другие мамочки встречали их у окончания льда помогая встать и останавливая торопыг, стоящих наверху.
В нагрудном кармане завибрировал телефон – Слава оповестился, что едет домой. Продублировала просьбу вкрутить лампочку и поужинать перед дорогой.
Круговорот детей возле горки прилично утомил. Поймала своих бандитов и предупредила, что скоро приедет папа. Если заранее не поставить в известность, начнется: давай еще разок, да вот сейчас, ну подождите… А так заранее морально уже готовы.
Старшие ребята повздорили наверху горки, их толкотня не сулила ничего хорошего. Слава подъехал к площадке, посигналил, чем отвлек мое внимание. Аня, успевшая заскочить наверх, сорвалась и полетела прямо мне в руки. Слава Богу, я успела ее подхватить, но не удержалась на ногах и упала. Мало того, что со всего маха ударилась спиной, так еще и голова попала на камень. В ушах зазвенело, в глазах полетели мотыльки. Хорошо так приложилась!
Тут подскочил Слава, снял с меня тяжеленную Анютку и помог встать на ноги.
– Ты как? Посмотри на меня! Марина, смотри на меня, Марина! – взволнованно кричал он.
– Не дождешься! Ты не забыл: жили они долго и не всегда счастливо, так что не скоро я тебя покину! – Хохотнула, как обычно я, отряхивая пуховик и поправляя волосы, выбившиеся из под шапки.
Муж довез меня до дома. А сам забрал детей и поехал в город. Дорога обещала быть непростой из-за прошедшего снега, но не впервой, главное перевал проскочить, а там до родительского дома рукой подать.
Как же я замерзла. Только оставшись одна, я поняла насколько окоченели руки и ноги. Люблю я зиму, но в небольших количествах. Отряхнула ноги от снега у подъездной двери. Помня о замерзшем доводчике, придержала ее, еще раз напомнив себе позвонить в ЖЭК.
Дверь в квартиру открываться не хотела, деревянные пальцы с трудом провернули ключ. В коридоре меня осветил неадекватно яркий свет, он бил прямо в глаза, еще сильнее раздражая ломившуюся от боли голову.
«Вот, что он, другую лампочку найти не мог? Интеллигенция, блин, рабочая», – ворчала я, раздеваясь и щуря глаза.
На кухне стояла грязная тарелка из под супа с ложкой и куча крошек на столе. «Как обычно, Маринка уберет, самому не судьба! Я когда-нибудь взорвусь и устрою скандал, видит Бог, сил больше нет прислуживать за всеми в этом доме!»
Я быстро скинула верхнюю одежду в надежде согреться, но не тут-то было. Во всех комнатах были открыты окна на большое проветривание. В квартире стоял такой дубак, что через десять минут у меня даже сидя у батареи, зуб на зуб не попадал.
«Бедные мои цветы! Приедет мерзавец, все выскажу!»
Я налила горячий чай, руки согрелись о кружку. Сполоснула грязную посуду. Самой кушать совсем не хотелось, неистово болела голова. Прошла по всей квартире, погасила свет. Залезла на диван, укуталась в плед и провалилась в беспокойный сон в ожидании мужа.
«Больничная палата, яркий свет, холодно.
– Доктор, вы можете ей помочь? – со страхом в глазах спрашивал мужчину в белом халате Слава.
«Да милый, пусть он мне таблетку даст, у меня очень болит голова», – прошу я почему-то мужа.
– Пока ничем помочь не могу, не пришли все анализы. Она стабильна, будем наблюдать. Лечение будет непростым, в вашем положении.
– Что значит в нашем положении? – хором спрашиваем мы с мужем.
– Она беременна, приблизительно десять недель,
– Это не возможно! – снова хором повторяем мы».
Я подскочила на кровати. Это всего лишь сон. Глупый сон!
«У меня все под контролем! Где мой планинг?» – я иду к столу и начинаю судорожно отлистывать недели назад. – «Черт, как же болит голова».
Но и через три недели и через пять я не нахожу пометок о своем цикле. Такого быть не может! Но… в октябре и ноябре у меня было несколько заказов на перевод технической документации с испанского для завода. Я тогда работала по двенадцать часов в день. Неужели я просто забыла отметить прошедший цикл? Или его не было?