Лада Кутузова
Волшебная зима. Сборник рассказов
Олег Литвин, «Мистика рождественских гаданий»
Тонькины подруги давно повыскакивали замуж, и только она до сих пор сидела в девках. Не было у нее ни жениха, ни даже захудалого ухажера.
Тонька выключила свет, зажгла свечу и, усевшись за стол, начала осторожно перелистывать потрепанную книгу «Рождественские и святочные гадания». Вариант с башмаком показался ей самым простым и верным. Кидать свою обувь ночью через забор она опасалась, и потому в качестве гадального инвентаря решила использовать старые отцовские валенки, в которых он месил цемент.
Яшка Катапиллер имел замкнутый характер и, мягко говоря, невзрачную внешность, по этой причине женский пол не проявлял к нему ни малейшего интереса. Он не спеша шел со смены вдоль оврага, торопиться ему было некуда, – его никто не ждал. Поравнявшись с домом Антонины, он невольно остановился.
Тонька взяла в предбаннике окаменевший от цемента валенок, вышла во двор и со словами: «Укажи, откуда придет суженый» – швырнула его через двухметровый забор.
Яшка прикрыл глаза и представил милый образ сдобной, розовощекой красавицы Тони. Мощный удар сбил его с ног и погрузил во мрак. Яшка пришел в себя, лежа на дне оврага. В глазах искрило, а в голове возник только один вопрос: «Что это было?»
Тонька нашла брошенный ею валенок и обомлела от увиденного – мыс валенка указывал туда, где за оврагом, через перелесок, широко раскинулась городская свалка.
«Неужто бомж?!» Тонька опрометью бросилась домой и принялась судорожно листать книгу. Гадание по полену могло многое поведать о будущем муже. Она забежала в дровяной сарай, не глядя, схватила первое попавшееся полено и выскочила на двор.
Яшка карабкался по крутому заснеженному склону, несколько раз срывался, кубарем катился на дно оврага и снова лез наверх.
Тонька посмотрела на кривое, узловатое полено с облезлой корой, взвыла от досады и, что было сил, запустила его в темноту рождественской ночи.
Наконец-то Яшка выбрался из оврага. Он зачерпнул пригоршню снега и вытер им вспотевшее лицо. Удар чудовищной силы обрушился на его голову! Очнувшись, Яшка снова обнаружил себя лежащим на дне оврага. Перед глазами все плыло, а на лбу образовался шишак величиной с яблоко. Сознание постепенно прояснилось и панический ужас охватил все существо Катапиллера: что-то мистическое, потустороннее загнало его в овраг и теперь удерживало неведомой силой.
Тонька не помнила, сколько времени прорыдала лежа ничком на кровати. Наконец она встала, вытерла слезы и со злостью захлопнула гадальную книгу.
Выбиваясь из сил, насквозь сырой от пота и мокрого снега, Яшка снова и снова взбирался по склону, скатывался вниз и снова полз. В конце концов, ему удалось ухватиться за росшие по кромке оврага кусты. Собрав последние силы он подтянулся, увидел огни поселка и…
Тонька уверенным шагом прошла через двор, открыла калитку и бумерангом запустила проклятую книгу в сторону оврага.
Вопль боли и отчаяния разорвал тишину ночи. Очередной удар в лоб отправил Яшку обратно по уже проторенному маршруту.
Тонька вытащила Катапиллера из оврага, принесла домой и две недели ухаживала за ним, как за ребенком. А еще через неделю они подали заявление в ЗАГС.
Наталья Путиенко, «С восходом солнца»
В свете фонарей легко кружили снежинки. Они плавно опускались все ниже и ниже, стремясь достигнуть промерзшей земли, присоединиться к своим сестрам, упавшим мгновением раньше.
На улице, несмотря на час ночной, было светло и красиво. Снег искрился в свете фар поздних автомобилей, спешивших к своему законному месту на одной из парковок. Город еще не спал, даже не думал засыпать.
Москва никогда не спит. Москва всегда в движении.
В столько поздний час, в окне одного из обычных девятиэтажных домов, можно было различить тонкий силуэт девушки. Стоя у распахнутого окна, она нервно куталась в теплый халат, поднося время от времени ко рту зажжённую сигарету. Сизый дым легким облачком вырывался изо рта, смешиваясь с паром и растворялся среди пушистых снежинок.
На хорошеньком личике застыла маска безразличия. Холодный взгляд зеленых глаз, обрамленных пушистыми ресничками, смотрел куда-то вдаль и создавалось ощущение, что девушка вглядывается в темноту. Сосредоточенно и серьезно, будто в поисках чего-то важного, родного, любимого.
Ощущение.
На самом деле, она не видела ничего. Ни снега, танцующего перед ней свой танец, ни света фар ночных машин, ни желтых фонарей, ни сигаретного дыма. Перед глазами незнакомки стоял Он. Тот, кто покорил ее сердце и завладел ее разумом. Тот, кто столь стремительно ворвался в ее мир, сломав все барьеры, которые она выстраивала у него на пути, отчаянно защищая свою душу. Тот, кто сводил с ума одной лишь фразой, заставляя сердце пропускать пару ударов, а после учащенно нестись вперед.
Она ждала его ежедневно. Преданно и верно. Трепетно охраняла его спокойствие, робко улыбаясь и шепча о том, что все хорошо.
Правда-правда. Честно-честно.
Он улыбался, глядя в милое личико и нежно заправлял прядь каштановых волос ей за ухо. От этого прикосновения внутри нее наступала весна. Распускались прекрасные цветы, летали воздушные бабочки, а душа рвалась ввысь, в сторону пушистых облаков, окрыленная нежностью и любовью.
От прикосновения его губ к ее губам, внутри все замирало, наслаждаясь чудесным мгновением и чувством целостности, единства.
В том, что он был ее половинкой, она не сомневалась. Его послала ей судьба, ласково прошептав, что он предназначен ей.
Наивная и доверчивая. Она верила ему, его словам, его взглядам. Он проводил с ней ночь, и эти часы были на вес золота. Ей было мало. Всегда мало. Хотелось не отпускать его с рассветом, а крепко обнять и закричать во всю силу легких, что он принадлежит только ей. Только её.
Но с наступлением рассвета, он ласково целовал ее и, прежде чем попрощаться, заботливо, но строго просил беречь себя.
Она берегла. Ради него. Отказалась от вредных привычек и шумных компаний, которые раньше были ее спасением от одиночества. Отказалась от всего, что могло так или иначе навредить ей.
Растворилась. Перестала различать тонкую грань, где заканчивался он и начиналась она…
Соленая слеза, прозрачная, как капля родниковой воды, скатилась по щеке. Словно не веря в это, девушка пальцами провела по тонкой влажной дорожке и поднесла ладонь к глазам. Она знала, что эта слеза далеко не последняя. Их будет много и от них не будет спасения.
Она резко, рваными движениями потушила окурок, чтобы спустя мгновение вновь схватиться за пачку сигарет. Крупная дрожь сотрясала тело девушки, стоящей в одном халате перед распахнутым окном. Но ей не было холодно. Ей было больно. Внутри гулко билось сердце, неприятно сжимаясь, будто от многочисленных прикосновений раскаленных игл. Оно жаждало покоя. Хотело, чтобы больше не было боли. Никогда.
– Он больше не придет, – прошептала она, глядя сквозь пелену горячих слез, так рвущихся наружу. – Его больше не будет со мной рядом…
История любви, которая казалась ей сказкой, превратилась в кошмар. Слишком глубоко его пустила. Слишком близко к сердцу держала. Сама не заметила, как перестала существовать.
Сегодня вечером закончилось все. Он не пришел. Безразличные гудки в трубке раздражали, от чего девушке казалось, что они глумятся над ней. На третий звонок раздалось тихое «Алло». Молодой и красивый женский голос, продолжал повторять это самое «Алло», которое раз за разом разрушало хрупкий мир. Убивало медленно и с особой жестокостью, не щадя ее ни капли…
Она не помнила ничего из того, что было дальше. Она продолжала стоять, прижимая телефон к груди, словно он смог бы стать заплаткой на ее разбитом сердце…
Затянувшись до боли в легких, девушка выпустила очередную струйку дыма изо рта, все так же глядя вдаль, но ничего не видя.
С рассветом станет легче. С восходом солнца станет лучше.
Прекрасная сказка останется в прошлом, так же, как и он.
Возможно, через некоторое время им суждено вновь встретиться. Возможно, они сделают вид, что не узнали друг друга и молча разойдутся в разные стороны. А возможно, им хватит сил, чтобы вновь заговорить.
Среди красивых снежинок, которые все также плавно опускались на землю, напротив распахнутого окна, застыла призрачная женщина с ласковой улыбкой и добрыми глазами. Подплыв к девушке, она опустила свою прозрачную руку той на плечо.
– Вы еще встретитесь, я обещаю, – легко подув на волосы плачущей незнакомке. – Постарайся в этот раз не упустить свое счастье…
Девушка ощутила лишь дуновение холодного ветерка и вновь поежилась. На ночном небе едва заметно угадывалась полоска рассвета.
Ей стало легче. Ей стало лучше.
Закрыв окно, девушка, стуча босыми пятками по паркету, направилась в сторону спальни. Ей нестерпимо хотелось спать. Боль, бушующая внутри, постепенно утихала, даря короткую передышку.
Впереди незнакомку ждут бессонные ночи. Она вновь будет убеждать себя в том, что с рассветом станет легче…
А спустя несколько недель, аккурат в канун Рождества, судьба преподнесет ей подарок. Маленькое чудо, чье крохотное сердечко будет быстро-быстро биться внутри. И пусть ее любимый человек растаял, словно первый неуклюжий снег, его частичка навсегда останется с ней.
И лишь одной судьбе известно, что встреча этих двоих, отчаянно любящих друг друга, но при этом панически боящихся любить, совсем не за горами. И тогда она, судьба, сделает все, чтобы они остались вместе.
Единое целое. Две половинки одного чуда. Чуда, что зовется любовью.
Наталья Сапункова, «Золотая рыбка»
Батарея центрального отопления опять была не теплее парного молока, даже рук не согреешь. И ветер, главное, ветер – дует и дует в её окна. Маленькая электрическая печка раскалилась докрасна, а толку почти никакого. Марина натянула лыжные брюки и свитер, а сверху ещё теплую кофту. Так, пожалуй, сойдет – зубы не стучат.
Золотая рыбка тыкалась в стекло и слабо шевелила плавниками.
– А ты не замерзнешь, моя хорошая? – вдруг спохватилась Марина. – Ты ведь у меня, небось, тропическая штучка?
Она сняла аквариум с полки и поставила на пол, вплотную к печке.
Рыбку принес Иван Иваныч – старичок с первого этажа. Попросил поухаживать несколько дней, пока его не будет дома.
Иван Иваныч переехал в их дом полгода назад. Он разводил золотых рыбок, только таких вот – толстых, с лимонно-желтой чешуей и пышными плавниками и хвостом. Вуалехвостов. Марина, впервые увидев его квартиру, поразилась – кроме аквариумов с подсветкой и ещё какими-то прибамбасами, там были только стол, кровать, накрытая одеялом, и дощатый табурет. Гостям он всегда предлагал табурет, и приносил из кухни стакан душистого, очень вкусного травяного чая, а сам садился на кровать. Мог целый час сидеть, разглядывая какую-нибудь лупоглазую любимицу, и говорить, говорить… Начать с живности, обитающей в реке Амазонке, а закончить китайскими императорами. Китайские императоры тоже разводили золотых рыбок, оказывается. Но слушать его всегда было интересно, потому что он умел рассказывать. Марина ещё не встречала людей, которые бы так интересно рассказывали. Она с Иваном Иванычем подружилась, и немного его опекала. Хлеб, там, купить, пакет молока, ещё чего-нибудь по мелочи. А то он, бедняга, временами еле ноги таскает. И – совсем один. Никто, кроме Марины, к нему и не заглядывает никогда. Это же ужасно – быть одному. А Иван Иваныч такой веселый, шутит всё время. Но вот о жизни своей рассказывать не желает, сколько Марина ни задавала наводящих вопросов. Всё рукой машет – а ну ее, дескать. Давай лучше, милая, о рыбках поговорим…
Чудной старик, это верно. Но симпатичный.
Марина забралась с ногами в кресло и поплотнее запахнула кофту. Холодно. Чайник, что ли, вскипятить? На календаре – третье января. Дочь вернется через неделю, она уехала с друзьями на базу отдыха. А она, Марина, недавно пережила самую отвратительную Новогоднюю ночь в своей жизни – в этом самом кресле, наедине с телевизором и с бокалом шампанского. Не вдруг, не случайно – нет, весь декабрь к тому шло, складывалось. И она спокойно ждала праздники. Думала, что это даже хорошо. Ни забот, ни хлопот. В свое удовольствие посмотрит телевизор, побудет наедине с собой, любимой. А как начали бить куранты – такая вдруг пустота накатила, подступила к горлу… Вот – одна. Не нужна никому. Все веселятся, празднуют, а её как будто нет, потому что никому до нее нет дела. Нужны, оказывается, очень нужны эти праздничные хлопоты, это стояние у плиты два дня кряду, чтобы накрыть особенный, новогодний стол, с её фирменными салатами и сногсшибательным тортом. И гости, от которых в конце концов так устаешь, и гора грязной посуды, которую, может быть, помогут перемыть… И главное – внимание. Она всегда была окружена вниманием. Это была её жизнь. Как же ей теперь этого не хватает!
Поздравил, можно сказать, только бывший муж – позвонил часов в десять вечера. Поздравил и извинился, что деньги для Леночки передаст попозже. Она же понимает – праздник, расходы… Конечно, она понимает.
Два года назад у мужа появилась новая большая любовь – бес в ребро. Он оставил квартиру им с Леночкой, а сам ушел, упаковав чемоданы. После этого в доме не осталось ни одного чемодана, и ей самой, чтобы съездить к родственникам на пару дней, пришлось идти и покупать дорожную сумку.
Общество, которое её прежде окружало, как-то быстро рассосалось. Оказывается, оно окружало мужа, а её – так, заодно. Но тогда скучать было некогда. Леночка оканчивала школу, потом поступала в университет. Закончила. Поступила. И вот теперь – она, Марина, одна. Чтобы осознать это до конца, надо было просидеть перед телевизором Новогоднюю ночь. Одной…
А шампанское ещё осталось. В холодильнике. Марина улыбнулась возникшей вдруг шальной идее, но тем не менее слезла с кресла, сходила на кухню и принесла оттуда недопитую бутылку шампанского и два фужера. Наполнив оба, один поставила перед аквариумом, а другой взяла себе и снова удобно устроилась в кресле.
– Ну что, рыба, будем здоровы и счастливы в Новом году?
Низко нагнувшись, она звякнула своим фужером о тот, что стоял возле аквариума.
– Будем.
Рыба замерла, удивленно тараща свои выпуклые глаза на играющие в шампанском пузырьки. Свою порцию Марина не спеша и с удовольствием выпила. И грустно улыбнулась:
– Тебе не смешно, а, рыба? Хорошо, что кроме тебя никто этого не видит. А то ведь не поймут! А ты, кстати, не самая плохая компания – красивая такая, и глупостей не говоришь. Только слушаешь… глупости.
Рыбка сделала неторопливый круг по аквариуму и опять замерла на прежнем месте.
– А была бы ты и вправду золотой рыбкой… – продолжала Марина. – Отпустила бы я тебя и желание бы загадала. Хотя, куда тебя отпустишь, в такую-то погоду? И что я вообще для тебя сделать могу? Разве что не дам замерзнуть и корм куплю в зоомагазине… А что попросила бы я у тебя, рыба ты моя золотая? Избу я не хочу, царицей быть не хочу, машину и ту не хочу, и даже самолет. Чего же я хочу все-таки, а?
Продолжать она не стала, во всяком случае – вслух. А рыбка задумчиво шевелила плавниками, как будто и вправду слушала.
Марина как раз прикидывала, наполнить ей опять свой фужер или выпить рыбкин, когда в дверь постучали. Удивившись, она пошла открывать. Перед дверью стоял сосед со второго этажа.
– Здравствуйте! – улыбнулся он.
– Здравствуйте… – удивленно ответила Марина.
Они очень давно жили в одном подъезде, но виделись при этом редко. Иногда сталкивались на лестнице и вскользь здоровались. Наверное, она запросто могла бы его с кем ни будь перепутать. Она с трудом запоминала лица неинтересных ей людей.
– Можно пригласить вас на чашечку кофе? – спросил сосед.
– Что? – удивилась Марина, – Спасибо, конечно, но нет, не надо!
Это прозвучало грубовато, а грубить, в общем, не следовало. И она мягко добавила:
– Я не люблю кофе…
Тут из-за порыва сквозняка дверь вдруг вырвалась из рук, чуть не ударив. А в это время в глубине квартиры раздался грохот и звон – что-то упало и разбилось вдребезги. Марина бросилась туда, сосед – следом…
Странно. всё в полном порядке.
– Извините, – виновато сказал сосед. – Я думал, может, помочь… Так как все-таки насчет кофе?
Надо же, какой настырный. Вид у него был, как обычно – ну очень потертый джемпер домашней вязки, грубо зашитый на локтях, из-под которого выглядывал воротник старой неглаженной рубашки, и донельзя стоптанные туфли. Марину это задевало. Она никогда не уважала людей, которые так выглядели. Тем более если им вздумалось куда-то её приглашать.
– Спасибо, нет, не стоит, – твердо ответила она.
– Пожалуйста, – весело настаивал он, что уже начинало быть неприличным. – Комфорт и безопасность я гарантирую. И погреетесь немного. У меня тепло, а у вас тут холод, как в подвале, воспаление легких подхватить можно. Надо же, какая… – он наклонился над рыбкой и стукнул пальцем по стеклу. Рыбка как-то доверчиво ткнулась носом туда, где был его палец. Тут он внимательно посмотрел на стоявший перед аквариумом полный фужер, и на Маринин пустой, оставленный на ручке кресла. А потом на Марину. Она почувствовала, что краснеет самым идиотским образом.
Да какое кому дело? Она пьет шампанское, с кем хочет!
– Ну и так как насчет моего кофе? – повторил, улыбаясь, сосед.
Вообще-то, несмотря на потрепанный вид, он был не такой уж и противный. Марина не сразу поняла, почему. Оказывается, вопреки её подспудным ожиданиям, он него не пахло ни перегаром, ни немытым телом. Даже табаком, к которому она вполне терпимо относилась, и тем не пахло. Пахло каким-то дешевым одеколоном. Плохим одеколоном, но это меньшее зло – по сравнению с перегаром, например.
– Ответьте же что-нибудь… – вздохнув, попросил он.
– Пойдемте, – вдруг согласилась Марина.
В его квартире она с интересом огляделась. Минимум мебели и максимум беспорядка. Она это ожидала. На столе, рядом с выключенным паяльником, возвышается нечто, утыканное радиодеталями, и похожее на внутренности некоего устройства. Так, всё ясно…
– Вас, я знаю, зовут Марина Сергеевна. Меня… Можно просто Виктор.
– Очень приятно.
– Вас обязательно называть по отчеству?
– Нет, не обязательно.
Он снял с дивана какой-то картонный ящик.
– Извините, если что, и чувствуйте себя как дома. Хотите музыку?
Он засунул кассету в ту загадочную конструкцию на столе, которая оказалась магнитофоном, и откуда-то сверху заиграл блюз.
– Я понимаю, на взгляд женщины здесь не очень уютно.
– Нет, что вы, здесь очень мило, и главное, тепло.
– Мило? Спасибо. А ваша дочь говорит – редкостный бардак.
– Лена? Она здесь была?
– Она заходит иногда, к Игорю, К сыну…
– А-а, у вас есть сын…
Пожалуй, она припоминает такого длинного, худого и в очках, который в последнее время неизменно здоровается с ней в подъезде.
– Они, наверное, вместе учатся? Лена мне не говорила.
– Ну, не совсем вместе. Мой уже на пятом. Заканчивает. Вы пока поскучайте немного, я скоро. А вот это, хотите? Тут можно посмотреть картинки… – он не без колебания протянул ей стопку глянцевых журналов.
Марина взяла журналы и принялась листать. Определенно, они были на русском языке. С таким же успехом могли бы быть на арабском. Блестящие страницы, заполненные техническими текстами о чем-то совершенно непонятном. Тем временем из кухни запахло свежезаваренным кофе, и вскоре оттуда показался Виктор Сергеевич, или Виктор, с большим куском фанеры в руках, на котором помимо кофейника и чашек, отнюдь не кофейных, красовались ещё коробка с тортом и полулитровая банка с сахаром.
Вот это да! Муж Марины был эстет по натуре и человек искусства, и их общие друзья и знакомые тоже более или менее попадали под это определение. С экземплярами вроде Виктора Марина не сталкивалась практически никогда, как и с сахаром в банках.
– Вот, пожалуйста. Леночка говорила, что вы любите кофе с крупинкой соли. Я бросил.
– Спасибо.
А что еще, интересно, ему говорила Леночка?..
Он умеет варить кофе. Марина с удовольствием выпила свою чашку. А торт оказался свежим и вкусным. Теперь надо выбрать момент, чтобы поблагодарить и пойти домой. Но если честно, хотелось бы выпить ещё чашечку – это во-первых. А во-вторых – Лена. Марина невольно проникла в какую-то неизвестную часть дочкиной жизни, и теперь не могла вот так взять и уйти, ничего до конца не поняв.
– Ещё чашечку?
– С удовольствием, спасибо.
Он налил.
– Знаете, Марина, у вас просто потрясающие глаза. Синие-синие. Как море на закате.
Она засмеялась.
– Ну, что они потрясающие, я уже как-то слышала. Но чтобы море, на закате… И не подумаешь, что вы поэт.
– Какой там поэт. Просто я вырос на море. А глаза ваши я рассмотрел, когда – вы помните? – на лестнице на вас прыгнула кошка. Вот тогда ваши глаза раскрылись во всю их ширь, и я поразился, какие они синие.
– Я вспомнила. Это ведь вы напугали эту кошку?
– Я. Но нечаянно. Вы меня уже простили?
Марина хохотала, чуть не расплескав кофе.
– Знаете, я … – неуверенно начал он и замолчал.
– Что – "вы"?
–С того самого дня мне хочется, чтобы вы сидели рядом и смеялись. Не хмурьтесь. Я не хочу смущать вас. Ничего, совершенно.
Он сам на мгновенье смутился, и шутливо продолжил:
– Но я не верил, что это возможно. Вы были как… снежная королева. Которая никогда в жизни не снизойдет до меня.
– Я – снежная королева?.. – Марина даже растерялась. – Вы действительно так считаете?
– Считаю. Вы такая же красивая, гордая, и холодная.
– И как же вы осмелились?.. – усмехнулась она.
– Пригласить вас сюда? Понятия не имею. Я думал, что никогда не решусь. А сегодня вот… Сына нет дома. Я, не знаю, зачем, купил этот торт. Не есть же мне теперь его в одиночку. Вот я и подумал, а не попробовать ли мне пригласить вас, тем более что мы уже почти родственники?
– Это как?..
– Дочь разве вам не сказала?..
Вот это да. У Марины в груди появился противный такой холодок.
– Не сказала что?..
– Что они с Игорем женятся.
– Женятся?! Нет-нет, что вы. Ей рано замуж, – неуверенно засмеялась Марина.
– Сын дал понять, что всё решено, и попросил спонсировать кольца.
– Кольца?! Нет, вы что такое говорите? Вы сошли с ума, вы и ваш сын! Этого не может быть. Это нельзя, вы с ума сошли!
– Вы правы, конечно, – пожал плечами Виктор. – Но это не я женюсь. А что касается сына… Согласитесь, в его годы, жениться – нормальная форма сумасшествия.
– В его годы – может быть. Но ей восемнадцать лет! Я не разрешаю ей выходить замуж в таком возрасте!
Она вскочила, и фанера-поднос полетела бы на пол, если бы её не подхватил Виктор. Он смотрел на Марину снизу вверх, растерянно и с некоторым раскаянием.
– Ну, простите меня, я не думал. Успокойтесь же, выпейте кофе!
– Да идите вы к черту со своим кофе!!! К черту! Вместе с сыном!
Она ещё что-то кричала, тут же забывая, что именно. И где-то в самой глубине души ей было очень стыдно за это, но она ничего не могла с собой поделать. Он усмехнулся, и, поднявшись, крепко взял её за плечи. А она вдруг растерялась, замолчала.
Он сказал:
– К черту – это далеко. Как же я брошу вас тут в таком состоянии? Нет, не могу, не просите.
Она начала всхлипывать, и тогда Виктор притянул её к себе и крепко поцеловал. Руки у него оказались очень сильными – не вырвешься, сколько ни бейся. Правда, она и не пыталась. Возмутилась уже потом:
–Нет, что вы делаете?
– Хороший вопрос. Вам, что ли, лучше?
– Это глупо.
– Уж простите. Я просто растерялся. Не умею я… с истеричками…
– Вам хорошо, у вас сын. Посмотрела бы я на вас, если бы ваша дочь, в восемнадцать лет…
– Н-да… Ну ничего. Разберемся как-нибудь.
Он принес из кухни початую бутылку красного вина и пару граненых стаканов. Плеснул понемногу в каждый.
– Вульгарно для благородного напитка. Извините. Но весь хрусталь достался моей бывшей, а мне, честно говоря, всё равно.
– Ерунда, – она грустно улыбнулась. – Я ведь тоже бывшая, которой достался хрусталь.
Вино было терпко-сладким и очень вкусным.
– Простите за нескромный вопрос. Сколько вам было лет, когда вы вышли замуж?
Он, щурясь, смотрел на нее, и глаза его смеялись.
– Почему вы спрашиваете?
– Судя по вашему виду, вам было пятнадцать. Или тринадцать. Или вообще десять.
– Не говорите глупости. Лена родилась, когда мне было двадцать два.
– А замуж вы вышли?..
– В девятнадцать.
– Почти сходится. Это у вас наследственное, наверное. Хотите ещё вина?
Она протянула ему свой стакан.
– А где сейчас Игорь?
– Как – где? На базе, на лыжах катается.
– С Леной?
– Ну, конечно. Он её, похоже, одну никуда не пускает.
– Понятно. А у вас есть … какие-нибудь фотографии?
Снимков, совсем недавних, оказалась целая пачка, и почти всюду была её Лена с этим Игорем рядом. На одном – он держит её на руках. Она смеется, а он серьезный.
– Знаете, что? – улыбнулся Виктор. – Пока успокойтесь. Дождитесь дочку и спокойно поговорите. Спокойно. Хотя неплохо было бы её отшлепать, но я вам этого не предлагал. Тоже мне, секретная операция.
– Непедагогично, – Марина, наконец, тоже улыбнулась.
Она, как ни странно, успокоилась, и теперь ей не то чтобы было весело, но хотелось и улыбаться. Несмотря на то, что эта пигалица…
– Говорите, он купил кольца? Но ведь ей ещё так долго учиться.
– Сын заканчивает в этом году, а работа у него уже есть. И потом, это их решение. Сын у меня с детства привык отвечать за принятые им решения. Всё будет нормально.
– Вы думаете?
– Уверен. У меня хороший парень, честное слово.
Марина подняла голову и встретилась с ним глазами.
Вот ещё что – у него удивительный взгляд. Мягкий такой и теплый.
– Извините меня. Я отвратительно себя вела.
– Да бросьте. Ничего.
Да, наверное, нормально. Дочка собралась замуж. Но как она могла вот так – даже не намекнуть? Не кому-нибудь, а матери? Что-то случилось с ними после развода. Всем, чего уж там, было плохо. Но потом, казалось, наладилось…
Но если отец знает. Если ему она рассказала. Тогда… Нет-нет, не надо. Не надо даже начинать об этом думать.
– Хотите ещё чего-нибудь?
– Нет, спасибо. Я пойду домой.
– Как скажете. А давайте лучше я ещё разочек вас поцелую?
Она замерла.
Опять – его сильные руки, его теплое дыхание на своем лице?
Это, в сущности, было так здорово. Ей тоже хочется жить. Сейчас, не потом.
Полчаса назад этого человека для неё не существовало вовсе. А теперь он есть. Для неё. Почему – непонятно, но есть. И, что интересно, никто ей не нужен сейчас так, как вот именно этот, один-единственный человек…
Неужели так сразу – нужен?..
– Какая вы, все-таки, нерешительная, – усмехнулся он, и, опустив глаза, чуть не смахнул на пол один из стаканов.
– Давайте, – сказала Марина.
На следующее утро Иван Иваныч пришёл за рыбкой. Точнее, это было ближе к полудню, но Марину разбудил его звонок. Она машинально вынесла аквариум и пробормотала что-то в ответ на его благодарности.
А позже Виктор принес билеты в театр, на премьеру. Конечно, Марина была согласна. Хоть в театр, хоть… Просто придется вместо выходного бархатного платья надеть что-то попроще, потому что подходящего костюма у Виктора наверняка нет…
Они очень быстро всё решили. Интуиция, помноженная на жизненный опыт. К тому же глупо в их возрасте зря терять время. И вообще, Марина пришла к выводу, что в этом человеке, если перефразировать классика, прекрасно все, кроме одежды, – и душа, и мысли, и даже лицо, если посмотреть внимательно. А новые брюки, пиджак и пару-тройку рубашек она ему сама купит. И все дела! Что может быть проще, чем пойти и купить рубашки? И туалетную воду, обязательно. И лосьон, и… Да неважно! Услышь она в двадцать лет, что настоящая любовь придет к ней после сорока…
Да чего в жизни не бывает?! А дети пускай женятся, тогда одна квартира будет им с Виктором, другая – молодым. И потом, со стороны Лены было бы глупо упустить такого парня. Если он похож на своего отца, конечно.
Возвращаясь из магазина с сумкой продуктов, Марина решила, наконец, заглянуть к Ивану Иванычу. Звонок, другой – тишина, никакого ответа. Уборщица Оксана мыла лестницу. Она подняла голову и посмотрела на Марину.
– Так дед здесь больше не живет. Уехал.
– Как уехал? Не может быть!
– А чего удивляешься? Он ведь перекати-поле, нигде подолгу не задерживается.
– Да? А ты откуда знаешь?
– Знаю вот. У него семья живет на соседней улице – жена, сын, внуки.
– Семья?! Разве он не одинокий?…
– Какой одинокий. Просто жить с ним маета, дед ведь тот еще. Сам ушел, живет один. Может, снова в больнице? Дважды уже лечился. Да, видно, его не вылечишь.
– Что, ноги? – предположила Марина.
– Какие ноги? Голова, конечно. Незаметно разве? Так посмотришь – нормальный дед, а с другой стороны – какой он нормальный?
– Да брось! – изумилась Марина, – Он замечательный человек, умный, воспитанный!
– Во, во, умный и воспитанный. Говорят, такой мужик был! Видный, интеллигентный, ученый. Профессор биологии, что ли. Не был бы такой умный, может, жил бы, как человек. А то знаешь, на чем его заклинило? Он решил, что новую породу рыб вывел. Волшебных. Что, не поняла? Ну, которые кому разбитое корыто, кому ещё что – по желанию. Как у Пушкина. Вот и кочует он с места на место, а тем, кто ему нравится, рыб своих раздает. И врачей, видимо, дурит, потому что умный – те его отпускают всё время. Так, пропал человек. Ой, ну что же ты, у тебя из сумки молоко льется! Отойди-ка! Хорошо, что я тут с тряпкой!
