Лада Кутузова
Волшебная зима. Сборник рассказов
Ирина Ваганова, «Чужой ангел»
Настроение было испорчено на все праздники. Да что там, на праздники – на всю жизнь. Мама сказала бы: «Не преувеличивай!». Грета не умела не преувеличивать, такой уж чудной характер – внешний штиль и внутренние шторма каким-то странным образом уживались в ней.
Проскочила мимо остановки. Неохота толкаться в маршрутке. Наверняка, какая-нибудь тётушка из цеха окажется в салоне и начнёт расспрашивать о подруге. «Тоже мне, подруга!» – сердилась Грета.
«Что, в конце концов, произошло?», – сказала бы мама.
Всё! Всё произошло, что могло быть плохого! Грета вспомнила красивое насмешливое лицо Катьки и полузабытое обращение:
– Гришка! Ты?
Именно из-за прозвища она отказалась от данного папулей имени Агриппина. Собственно, в ближайший наукоград уехала из посёлка, от фамильярных «Грипа, Груня, Глаша…». И вот, здрасте!
– Ты тоже здесь работаешь?
Тоже? Грета лучшая монтажница, три года платы собирает без брака, что большая редкость. А эта стрекоза и замужем побывала, и в столице счастья поискала, даже в модельный бизнес лезла. Теперь вот прискакала по проторенной Гретой дорожке в их НТО и делает вид, что удивлена встрече.
– Как, вы говорите, её зовут? – колкий Катькин смех, – да какая она Грета? Гришка, ты посмотри на себя!
Круглые Гретины щёки залил румянец обиды, глаза чайного цвета и чуть раскосого разреза сощурились, сдерживая слёзы.
– Ну, я не знаю, – рассуждала подруга, – Грета должна быть высокая, тощая, непременно с гладкими белыми волосами. Ты же полная противоположность!
Самое ужасное, что Катькины речи слышал их мастер Алексей. Он ждал окончания разговора, чтобы проводить новую работницу к её боксу и показать элементарные операции, которые та должна выполнять на первом этапе.
Лёша… Тихий скромный парень, который обычно скользил по цеху, не поднимая глаз на лица многочисленных девушек, никогда не отвечал на шуточки, тем более не заигрывал, оставаясь загадкой для всех. Теперь он широко улыбался, с любопытством разглядывая новенькую.
Лёша… Невысокий подтянутый сероглазый брюнет, который почему-то ассоциировался в Гретином сознании с князем Андреем Болконским. Неужели так сразу, с первого дня, ветреная Катька возьмёт его в оборот?
Грета спешила мимо нарядных витрин. Ни гроздья синих гирлянд, ни улыбчивые рекламные щиты, ни серебристые ветви ёлочек, ни объёмные снежинки на тонких шнурах не привлекали внимания. Хотелось поскорее к себе, броситься на диван, зарыться в подушки и прореветься как следует.
Вот он, величественный дом, называемый в народе «сталинским» – высоченные потолки, просторные лестничные площадки. Взбежала на четвёртый этаж, запыхалась немного. Звякнула связкой ключей.
– Звонарёва? – На один пролёт выше у окна стоял молоденький полицейский.
Грета судорожно кивнула, хотя это не её фамилия. Звонарёва Дина Петровна сдавала ей квартиру. Парень радостно заулыбался и сказал в сторону:
– Иди сюда, пришла твоя тётя.
Показалась девочка лет четырёх, одетая в белую шубку и такую же шапку. Глаза огромные, синие. Такие огромные, что не понятно, как они помещаются на белокожем личике. Участковый подхватил ребёнка, спустился и поставил девочку рядом с Гретой.
– Хорошо, что вы пришли, мне надо срочно… Короче, вот! – Он стянул с плеча лямку и передал девушке рюкзачок. – Тут её вещи. Мать в реанимации, больше никого из родственников на месте нет, все разъехались.
Полицейский, по-юношески перескакивая через ступеньку, побежал вниз и уже невидимый крикнул:
– Ключи от их квартиры я в карман рюкзака сунул. С наступающим!
Грета не ответила, она любовалась на ангела, поднявшего на неё чистейший небесный взгляд.
– Тебя как зовут?
– Мила.
– Меня Грета.
– А по-настоящему? Герда сказочное имя.
– Почему не сказала дяде, что я не Звонарёва?
– Ты мне понравилась.
– Круто! Заходи.
Девочка сама развязала шарф, расстегнула пуговки и выбралась из шубы. Завозилась с молниями сапожек, Грета помогла ей разуться.
– Есть хочешь? Иди, руки помой.
Сама прошла на кухню. Надо было всё-таки в магазин заглянуть, нечем ребёнка кормить. Хотя, кто же знал?
Мила забежала с упаковкой йогурта.
– Герда! Вот. Я из дома взяла.
– Молодец. Только я не Герда, а Грета. Булку будешь?
– Буду. Имя у тебя странное.
– Обычное имя. Можешь Ритой называть, если так удобнее.
– У нас в группе есть Рита. – Мила сидела за столом и осматривалась. – Она дерётся.
– Я не дерусь, – шутливым тоном сказала Грета.
– Хорошо, – серьёзно отреагировала девочка.
– Теперь надо позвонить Дине Петровне, пусть приезжает за тобой.
Хозяйка не отвечала, пришлось слать сообщение. Через несколько секунд булькнул ответ: «Я в Чехии. Роуминг. Выйди в скайп»
Только теперь Грета испугалась. Что же это получается? Куда девать свалившегося с неба ребёнка? Первой обожгла мысль о праздничном вечере с танцами и фуршетом. Она так рассчитывала на него! Непринуждённая обстановка, конкурсы, шампанское, музыка. Почти уверена была, что пригласит Лёшу на белый танец. Быть может, мастер проводит её до дома…
Препятствие в виде Катьки казалось теперь малозначительным.
В скайпе Звонарёва откликнулась быстро. Она не давала Грете слова сказать, застрочила не хуже швейной машинки «Зингер».
– Гретти, милая, ты так меня обяжешь… Пойми, совершенно не к кому обратиться… Пожалей крошку… Я обязательно возмещу тебе расходы.
– Дина Петровна, – вклинилась в словесный поток Грета, – я домой хотела на праздники поехать. Куда же я с ней? Всем не объяснишь, откуда взяла ребёнка.
Её доводов не услышали. Хозяйка, заверив, что при первой возможности поменяет билет и вылетит в Россию, пробормотала ещё несколько бессмысленных фраз и переключилась на Милу, которой велела во всём слушаться тётю и вести себя хорошо.
Желание прореветься вернулось с новой силой.
Вечер провели в хлопотах. Девчушка аккуратно раскладывала и развешивала нехитрое имущество. Грета нашла в комнате, где хранились хозяйские вещи, одеяло, подушку и постельное бельё для Милы, устроила ей гнёздышко на раскладном кресле.
Включили «Спокойной ночи, малыши». Ребёнок сидел с застывшим лицом, как будто на экране не мультик показывают, а гипнотизёр сеанс проводит.
– Ты о чём-то задумалась? – начала разговор Грета.
Девочка встрепенулась и спросила:
– Что такое реанимация?
Присев на корточки рядом с ней, Грета погладила худенькое плечико и соврала:
– Представления не имею.
Лицо Милы дрогнуло, она не верила. Грета стала оправдываться, говоря быстро и путано:
– Я никогда не была в реанимации. Думаю, это что-то хорошее. Где помогают людям, если им требуется помощь. Почему ты спрашиваешь?
– Дядя Серёжа, когда пришёл за мной в садик, сказал, что мама уехала, а меня велела отвести к тёте Дине.
– Кто такой дядя Серёжа?
– Милиционер, который меня привёл.
– Ты с ним знакома?
Мила пожала плечами.
– Мама, наверное, знакома, – наклонилась ближе и таинственным тоном сказала, – Я слышала, как воспитательницы шептались, что у моей мамы с сердцем плохо.
– Да?
– Она иногда так делает, – девочка приложила ладошку к груди и сдавленно проговорила, – «Моё сердце не выдержит!» Оно не выдержало?
– Милая моя! – Грета обняла ребёнка и зашептала: – мы с тобой обязательно разузнаем. Поверь, всё будет хорошо. Скоро мама заберёт тебя.
– Мне здесь нравится, не обижайся.
– Да, что ж тебе нравится? Славная девочка. Давай спать.
Грета так рано никогда не ложилась, но сегодня решила подать пример. Она смотрела, как по натяжному потолку скользят отсветы фар проезжающих мимо машин, и прислушивалась. Девочка сначала тихонько всхлипывала, потом стала шептать. Слов разобрать невозможно, впечатление, что ребёнок кого-то убеждает. Хотелось встать, подойти и посидеть рядом, но Грета не знала, что говорить и как успокоить.
Утром, когда они уже собрались выходить, затрезвонил телефон. Грета подскочила от неожиданности. Она не пользовалась аппаратом, стоящим в прихожей на тумбочке и относилась к нему, как к предмету интерьера. Трубку подняла. Оказалось, звонят из больницы по просьбе матери Милы. Грета уверила собеседника, что с девочкой всё хорошо, и постаралась расспросить о самочувствии больной.
– Ну вот, видишь, – сказала она, кладя трубку, – а ты переживала…
– Мама? Почему ты мне не дала поговорить?
– Это доктор. Твоя мама попросила его позвонить нам и успокоить тебя. Ей пока не разрешают ни с кем разговаривать. Врачи очень строгие, ты же знаешь.
– Врачи добрые, – не согласилась девочка.
– К детям добрые, конечно, а с взрослыми им надо построже, а то будут то и дело болеть.
– Значит, она болеет?
– Чуть-чуть, но скоро поправится. – Грете стало неловко от полного надежды взгляда Милы и она заторопилась, – пойдём, а то я на работу опоздаю.
Детский сад, куда ходила девочка, оказался неподалёку. Воспитательница оглядела Грету с головы до ног и сказала строго:
– У нас короткий день. Заберёте не позже двух, спать укладывать не будем.
Грета механично кивнула и поплелась на работу. Она уже мысленно простилась с мечтой отпраздновать Новый Год в компании сотрудников, а теперь стало понятно, что даже на официальную часть, где ей должны вручить грамоту за отличную работу, она не попадает. «Может, оно и к лучшему, – уговаривала себя, – лишь бы не видеть Катькиных потуг по охмурению мастера». Увидеть всё-таки пришлось. Отработав, как положено, до обеда, Грета вышла за ворота предприятия и услышала:
– Гришка! Давай к нам! – приоткрыв дверь тёмного Фольксвагена, улыбалась Катька, – иди скорей, не тормози! Лёша подвезёт нас.
Грета подчинилась, хотя сразу пожалела об этом. Сидя на заднем сидении и слушая трескотню подруги, она грызла себя: «Зачем я только согласилась? Мало унижений?» То, что Катька на второй день работы оказалась в автомобиле начальника, было за гранью понимания.
Ничего не могла поделать с собой, не отводила взгляда от профиля Алексея. На Катьку Лёша как будто не обращал внимания, но и на Грету в зеркало не смотрел. Не реагируя на болтовню пассажирки, слегка поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, отслеживал пути других автомобилей и особенно безрассудных пешеходов, забывших вдруг все правила и ныряющих под колёса в самых неожиданных местах.
– Супер, Лёша! Ты просто молодец, что нас с Гришкой подбросишь! Мы ж девушки, должны нафуфыриться, а времени так мало! – тронула Катька локоть водителя и тут же повернулась назад, – Ты новое платье купила? Моё увидите, обзавидуетесь! Вырез во! Честное слово! Я в нём – звезда, хоть сейчас на красную дорожку!
У Греты в голове вертелась шутка про красные фонари. Смолчала, подавляя растущее раздражение.
– Остановите здесь! – громко сказала она, – мне за ребёнком в садик.
– Что?! – Катька вытаращила глаза. – У тебя ребёнок?
Грета не ответила. Дождалась, когда Лёша затормозит, и вышла, буркнув:
– С Новым годом вас.
Побежала, не оглядываясь. Ей казалось, что Фольксваген стоит, а Катя и Лёша смотрят вслед, мусоля странную новость. Хотя, зачем им стоять? Времени не так много. Подруга спешит, ей надо в порядок себя привести, и Алексею, наверное, не терпится надеть новый костюм и яркий галстук, чтобы соответствовать.
Потянулись праздничные дни. Спали до полудня, смотрели телевизор, гуляли. Игрушек в доме не было, свои девочка не захватила. Грета хотела купить что-то, но Мила не соглашалась. Она вела себя не так, как, по представлениям Греты, должен бы вести себя четырёхлетний ребёнок. Печальные льдинки большущих глаз наводили на мысль, что как раз из таких белокожих малюток вырастают снежные королевы. «А я так и останусь навеки Гердой, потерявшей своего Кая».
Играли в шашки, Мила оказалась докой. Нашли ещё нарды. Пришлось скачать правила из интернета и освоить эту игру. Здесь силы были равны.
Третьего опять позвонили из больницы. Можно прийти, навестить пациентку, она волнуется о дочери, а волноваться ей нельзя. Мила, услышав радостную новость, собралась мгновенно. Грета возилась, ей поручили принести кое-что, ведь женщину перевели в обычную палату, хотела ещё взять гостинцев – сок, мандарины, яблоки, печенье, кефир … Что обычно носят больным?
Девочка терпеливо ждала в прихожей, обняв альбом, где нарисовала для мамы великое множество ёлочек, снеговиков и солнышек. Грета заказала такси, видела, как не терпится Милочке поскорее увидеть маму.
Встретила их медицинская сестричка:
– Родственница? – уточнила у Греты.
– Нет. Я с девочкой, – ответила та, протягивая пакет с вещами и гостинцами.
– Так значит, не будете проходить?
Грета пожала плечами. Волновать незнакомую женщину не хотелось, вот она удивится, увидев, с кем её дочь проводит время. Медсестра взяла Милу за руку.
– Провожу её к маме, а вы загляните к доктору, он хотел побеседовать.
Грета прошла в указанную дверь. Из-за стопок карт на столе выглянул немолодой полноватый мужчина с нахмуренными седыми бровями. Он, не предлагая сесть, сам поднялся и стал прохаживаться по кабинету.
– Вы родственница Звонарёвой?
– Нет. Я просто знакомая.
– Кто-нибудь из родных может подойти?
– Все разъехались на праздники.
– Так. – Доктор остановился и вгляделся в глаза Греты. – Прошу вас передать им следующее: мы сделали, что могли, но это всего лишь поддерживающая терапия. Нужна операция.
– Операция?
– Пациентка отказывается наотрез, не с кем ей ребёнка оставить, видите ли. Как не поймёт! Лучше на месяц поручить девочку родне, чем вообще сиротой сделать.
– Я скажу, обязательно. Милочка просто ангел, да я сама с ней могу месяц сидеть!
– Вот и уговаривайте.
– Хорошо. Уговорю. Не сомневайтесь.
Доктор вдруг расплылся в улыбке, вертикальная складка между бровями разгладилась, а лицо стало необыкновенно приветливым.
– Ну, идите-идите. Долго им не дадут разговаривать.
Действительно, Милочку скоро привели. Она была без альбома и невесёлая.
– Не хотела с мамой прощаться? – спросила её Грета.
Мила кивнула.
– Мы ещё придём.
Опять кивок.
Возвращались пешком. Молчали. Почти в каждом дворе Грета предлагала девочке прокатиться с горки, где веселились ребятишки. Мила послушно шла, скатывалась разок и возвращалась. Видно было, что ей ничего не нужно, лишь бы опять побыть с мамой. Хотя за минувшие дни малышка привыкла к незнакомой тёте и, казалось, рада с ней общаться, всё-таки мамочку родную никто не заменит.
Поначалу Грета ждала возвращения квартирной хозяйки, надеясь всё-таки навестить родителей, но вот уже Рождество наступает, а Дины Петровны всё нет. Как ни странно, отдохнула девушка за эти дни куда лучше обычного. На душе было спокойно. Никто не расспрашивал, не укорял, не давал советов. Частенько Грета любовалась спящей девочкой или наблюдала, как та играет щенком, которого сделали из одинокого носка и старой перчатки, набив поролоном. В такие минуты она горько вздыхала: «Будет ли у меня когда-нибудь дочка?»
Вечером шестого января Мила задала неожиданный вопрос:
– Грета, мы с тобой пойдём завтра в храм? – В её глазках светилась не то тревога, не то упрёк.
– Ты хочешь?
– Мы с мамой всегда ходим на праздник.
– Хорошо. Пойдём.
В здешнем храме Грета ещё не бывала. Обычно на длинные выходные уезжала в родной посёлок и там шла в церковь с матерью и сестрой. Девочка оказалась опытной прихожанкой. Её многие знали. Здоровались, сочувственно улыбались, дарили конфеты и мандарины.
Когда служба закончилась, Грета услышала за спиной знакомый голос:
– Милочка! С кем ты здесь?
Оглянулась, увидела Алексея, присевшего на корточки перед девочкой. Та указала на оторопевшую спутницу.
– Ты? С праздником! – Лёша встал, приблизил лицо и вдруг расцеловал в щёки. В одну, в другую и снова в первую.
Грета так растерялась, что не догадалась чмокнуть в ответ его колючки.
– Пойдёмте? Милёныш, там ёлка во дворе, – сказал Алексей как ни в чём ни бывало.
– Я видела, – радостно откликнулась девочка и побежала к выходу.
– Кем ты ей приходишься? – спросил Лёша, когда они спускались по ступенькам крыльца.
– Никем. Моя квартирная хозяйка ей какая-то родственница. А ты?
– Соседи по площадке. Бедный ребёнок! Три года назад отец погиб, теперь мать в больницу попала.
– Что произошло, не знаешь?
– Говорят, она на работе почувствовала себя неважно, отпросилась, поехала домой, в дороге случился приступ. Хорошо успела затормозить и вывернуть на обочину.
– В аварию попала?
– Мачту освещения задела. Несильно. Прохожие вызвали полицию и скорую. – Лёша, наблюдая за копошившимися в сугробе малышами, сменил тему, – я думал, ты своих навещаешь.
– Не захотела ребёнка по автобусам таскать, простудится ещё, – Грете стало неловко от сказанной полуправды, и она заговорила о другом, – как повеселились?
– В смысле?
– Вечеринка удалась?
– А-а… – Лёша помахал рукой Милочке, которая пыталась организовать хоровод вокруг ёлочки, но все почему-то падали и кувыркались в снегу, не желая идти чинно. – Я не был. Спевки каждый вечер, мы к празднику готовились, так что не до гулянок.
Грета даже дышать перестала на мгновение.
– Вот как? Я тоже не попала, мы все эти дни с Милой дома сидели, – сказала, справившись с эмоциями.
– Да, конечно. Чем занимались?
– Так. Ничем.
– Слушай! Грета! – воскликнул он, радуясь внезапной идее, – пойдёмте к нам! У меня мама невообразимый стол организовала!
– Не совсем удобно, – возразила девушка, хотя ей страшно хотелось пойти с этим человеком куда угодно, хоть за тридевять земель.
– Совершенно удобно! Будут только родители и брат с семейством. Дети знакомы с Милой, они прекрасно поиграют.
Он обернулся к куче под ёлочкой и позвал:
– Милёныш! Вылезай! Пойдём к нам в гости. Света с Юрой будут.
Девочка с восторженными криками подбежала к ним.
– Ну, ты и снеговик, – Грета, наклоняясь, чтобы отряхнуть снег с шубки.
Лёша тоже наклонился. Засмеялись все втроём.
Потом шли по присыпанной песком дорожке. Мила разбегалась, подпрыгивала, и они несли её за руки короткими перебежками. Девочка запрокидывала голову и смеялась. В этот день она смеялась впервые после того, как Грета с ней познакомилась.
Похожая на учительницу женщина, идя на встречу, весело сказала:
– Родители, руки ребёнку не оторвите!
– Крепко пришиты! – также весело откликнулся Алексей.
Грете стало хорошо-хорошо, как будто что-то тонкое и крепкое связало их, шутка ли, общий секрет, или ещё что-то, пока не осознанное.
Свернув на оживлённую улицу, пошли спокойно. Мила попросила:
– Дядя Лёша, давай споём тропарь, – и тут же затянула тоненько, – Рождество Твоё, Христе Боже наш…
– Воссия мирови свет разума, – подхватил Алексей неожиданно красивым ласковым баритоном.
Грета узнала этот голос. Она, стоя в храме, невольно выделила его из хора на клиросе и подумала тогда: «Человек, который так поёт, не может быть плохим».
– В нем бо звездам служащии звездою учахуся. Тебе кланятися Солнцу правды и Тебе ведети с высоты Востока, – пели Лёша и Милочка.
Грета, не зная тропаря, легонько мычала, угадывая окончания слов. Она была совершенно счастлива.
– Господи, слава Тебе, – звучало в морозном воздухе.
– Колядуют! Видите? – переговаривались прохожие, – праздник!
Елена Зикевская, «Иван да Марья»
С самого детства она жила в маленьком закрытом военном городке. Родители дали ей редкое имя Марья, но в школе прозвали Снежной королевой за непонятные другим гордую отстранённость и холодный недетский взгляд.
Это ли отпугивало сверстников, или просто сложилось само собой – но когда весна впервые начала дёргать девочек за косички, а мальчишкам подсовывать записки округлым детским почерком, Марья оставалась одна.
К девятому классу она всё так же просиживала перемены за книжками. Место рядом с ней пустовало.
Но однажды декабрьским утром всё изменилось.
Денис Иванов, Дэн, сероглазый блондин с обаятельнейшей улыбкой. Сильный, умный и весёлый, мечта девчонок, зависть парней, гордость учителей и родителей. Его отца перевели в гарнизон перед новым годом, и лучшего подарка просто не могло быть.
Когда он впервые появился в классе, зимнее утро заиграло разноцветными красками. А Дэн, под говор улыбающейся учительницы, обвёл взглядом класс, подошёл к её парте и улыбнулся:
– Свободно?
Снежная королева опустила ресницы и поняла, что такое весна.
По нему сохли едва ли не все девчонки гарнизона, а он провожал её после школы и встречал утром возле подъезда, носил ей портфель и ждал с музыкальных занятий. Когда насмешники пришли в школу с синяками, Дэн молча выслушал выговоры директора и родителей, но больше никто не шептал за спинами влюблённых.
Дэн сумел понравиться её родителям, а своих просто поставил перед фактом.
В начале марта он принёс ей лиловый барвинок, непонятно где достав его посреди метели. И тогда она спросила у него: – Почему я?
– Ты моя царевна, а я твой суженый. – Он впервые её обнял.
– А может, Снежная королева и Кай? – Она опустила взгляд, скрывая навернувшуюся слезу.
– Кай любил Королеву, а она не могла жить без Кая. Герда их разлучила. Я так не хочу. – Он обнял её крепче и с улыбкой повторил школьную дразнилку, за которую побил насмешников: – Мы с тобой Иван-да-Марья. Как цветок. Мы всегда будем вместе.
В ответ она робко поцеловала его в губы.
Они гуляли, иногда молча, понимая друг друга без слов, а иногда болтая обо всём на свете, и Марья верила, что так будет всегда.
Беда пришла неожиданно.
– Отца срочно переводят. Я пришёл попрощаться, – он хмуро смотрел в землю. Вокруг царил май, но для Марьи мир разом стал серым и безжизненным. А Дэн, не стесняясь, крепко её обнял и коснулся губами мокрой от слёз щеки.
– Ты моя царевна, а я твой суженый, – он горячо зашептал ей в ухо. – Я люблю тебя, слышишь? И найду тебя, обещаю. Верь мне.
– Денис! – окликнули из подъехавшего грузовика. – Нам пора!
Последний взгляд, последнее касание рук. Он подбежал к грузовику, легко забрался в кузов.
Мир Снежной королевы одевался прочным ледяным панцирем, чтобы никто не видел кровоточащую рану от отрезанной половинки души.
Жестокая Герда растоптала цветок, похитила Кая и увезла в свой мир.
***
– Марья Александровна, годовые отчёты готовы, – Светлана, главный менеджер, заглянула в её кабинет, процокала каблучками, положила пухлую папку на стол. – С наступающим вас.
Привычным жестом потянуться за папкой, подписать. Удачная карьера, машина, квартира в столице, муж – программист, ледяной панцирь на душе. Единственная радость в жизни – Алёнка.
Пятнадцать лет Марьи не было без Ивана. Но Королева смогла выжить без Кая.
Устало собраться, выключить всё, закрыть кабинет, спуститься вниз, сдать охране ключи, выслушать очередное "с наступающим", ответить скупой улыбкой, сесть в машину и только теперь вспомнить, что про подарок дочке.
Огромный и давно знакомый торговый центр сверкал праздничными огнями, пугал людскими круговоротами, и не обещал ничего, кроме головной боли.
В суете нашла обещанную куклу, выстояла очередь, заторопилась выбраться из толпы – и не устояла перед чашечкой ароматно пахнувшего шоколада.
Она сидела за угловым столиком, поставив покупки на свободный стул, прикрыв глаза и наслаждаясь кратким мгновеньем тепла, когда услышала уверенные шаги.
– Здравствуй, Марьюшка, – бархатный баритон и розовый барвинок, такой неуместный посреди зимы. – Прости, что так долго тебя искал.
Сердце замерло и забыло, как надо стучать. Дрогнула рука. И ледяной панцирь разлетелся сверкающими осколками счастливых слёз, кусками дешёвого фарфора и каплями шоколада.
