Антон лежал на земле, глухо матерился и потирал ушибленное место. Я подошел к нему и посмотрел сверху вниз. Тот рефлекторно сжался и прикрылся руками. Я презрительно промолчал и вернулся к Тейе. Она испуганно вжалась в свое кресло и боялась пошевелиться.
– Все хорошо? – спросил я ее.
Она кивнула.
– Не бойся! Это последний раз, когда ты испытывала подобное. Обещаю!
Она робко улыбнулась.
– Я верю, Милый! – прошептала она. – Только никогда больше не будь таким. Я хочу видеть только тебя, а не кого-то чужого и злого в тебе!
Я улыбнулся и провел большим пальцем по ее губам. Потом наклонился и впился в нее долгим поцелуем. От девушки неприятно пахло, но тот самый аромат лесных трав все равно сохранился. Я наслаждался забытым чувством и ощущал, как душа моя, отряхиваясь от едкой грязи пытается взлететь, размахивая своими еще не отросшими крылышками.
– Пошли домой. – сказал я и покатил ее по длинному пустому коридору в том направлении откуда я пришел.
Мы почти уже добрались до пандуса, ведущего на поверхность, когда услышали позади себя зычный голос:
– Эй, ребятки! Далеко торопимся?
Я остановился и обернулся. Два крепких коротко стриженых парня с какими-то палками в руках шли за нами. Один из них и окликнул нас.
На заднем плане Антон, очевидно очухавшись, медленно по стеночке вставал на ноги.
Я отвернулся и продолжил движение, не ответив на окрик. Я не стал ускоряться, понимая, что это может подстегнуть незнакомцев к более активному преследованию. Мы с Тейей медленно приближались к выходу.
Но тем не менее эти двое, выглядевшие как классические бандиты из девяностых – только ввиду летнего сезона на них вместо кожаных курток были цветастые рубахи с видневшимися на груди золотыми цепями и крестами – догнали нас и потребовали остановиться.
– Дядя, ты что-то перепутал! – обратился один из них ко мне. – Эта девочка работает с нами и ее нельзя никуда увозить! – Я увидел, что палки в их руках – это ничто иное как бейсбольные биты, что дополняло стереотипности их имиджу. Параллельно я услышал, как Тейя тихо заплакала.
– Она пойдет со мной! – тихо и как мог угрожающе произнес я и отвернувшись приготовился проследовать дальше.
– Послушай, Синяк! – продолжил этот же молодчик выкладывать свои доводы. – Если не хочешь сильно пострадать, то ты пойдешь сейчас и будешь дальше бухать сивуху вместе со своими кентами – бомжами! Ты уяснил? – он взмахнул для убедительности битой. – А эта девка возвращается на свое место и продолжает работать. Она нам должна еще очень много. Так что ей еще не один день здесь загорать!
– Я, по-моему, выразился вполне определенно! – не оборачиваясь ответил я. – Оставьте ее в покое. Я забираю ее домой.
– А ты кто вообще такой?
– Я ее родственник. И если вы будете препятствовать ее возвращению, то я обращусь в полицию.
Оба бандита громко заржали.
– Слушай, алконавт! – один из них схватил меня за плечо и повернул к себе. – В этом подземелье мы и есть полиция. Так что обращайся лучше сразу к нам. А если ты родственник, то гони рубль, родственник! – они заржали еще громче после удачной шутки, основанной на ассоциации с известным фильмом.
«Надо же!» – подумал я отстраненно. – «Тупые громилы, а помнят советское кино».
– В общем так! – дыхнул никотином бандит, державший меня за плечо. – Если она твоя родня, то ты должен погасить ее долг и компенсировать нам наши убытки от того что она увольняется. Вот тогда у нас будет полное взаимопонимание!
– Сколько? – сквозь зубы процедил я.
Они назвали сумму, которая являлась астрономически неподъемной для меня. Да и не только для меня, но и для всех обычных граждан.
Я скинул его лапу с себя и развернувшись пошел быстрее. Вкатив коляску на пандус, я перешел на бег устремляясь вверх.
Но, как и следовало ожидать меня схватили сзади. Я не удержал инвалидное кресло, падая вниз на спину. Тейя не кричала. Кресло скатилось вниз и устояло на колесиках в стандартном положении.
А дальше меня начали бить ногами по груди, животу и лицу. Было очень больно и я чувствовал, что потерял способность к сопротивлению. Я сгруппировался, но это не помогало и тогда я понял, что пришел конец. Говорят, что в такие моменты вся жизнь пролетает перед глазами, но это не правда. Ничего такого я не видел. Может потому что все мои помыслы были направлены на то, что в этот раз я не брошу ее. Я буду защищать ее до последнего издыхания и главное, чтобы она успела сейчас убежать.
– Тейя, уезжай! – крикнул я, захлебываясь кровью, но в этот момент где-то за спинами избивающих меня громил кто-то крикнул:
– Пашка, держись! Спецназ своих не бросает! – полупьяный и побитый мною только что Антоха, взяв неизвестно где кирпич со всей силы размахнулся и ударил одного из нападавших прямо по затылку. Тот рухнул вниз как мешок с тряпьем.
Второй, увидев это развернулся, что позволило мне откатится к стене. Тогда мерзавец в дикой ярости впервые применил биту и наотмашь ударил моего преданного соседа в живот. Антон сложился пополам и упал, лишившись сознания. Далее бандит с удивительным для его габаритов проворством подбежал ко мне и занес биту над моей головой. В глазах его бушевал адский огонь, породивший спонтанную, жажду убийства. Глядя на него, я поприветствовал смерть и без всякой надежды прикрылся руками, съежившись и подтянув колени под живот. Моя жизнь должна была оборваться через мгновение, и я был готов к этому.
Бита стала опускаться вниз, но в этот момент Тейя, ничего не говоря и без всяких звуков просто катнула свое кресло наехав колесами прямо на меня.
Тяжелая палка с усилием опустилась и вместо того чтобы прикончить меня рассекла ей лицо. Удар был настолько сильным, что бита вылетела из рук убийцы и застучала по каменному полу перехода.
Бандит осмотрелся. Поколебался одно мгновение и ринулся бегом к выходу, бросив и свое оружие, и раненого товарища.
Белокурая девушка – моя единственная любовь и последнее счастье тихонько осела в своей коляске и словно подломившись наклонилась вперед. Кровь капала с ее головы вниз и заливала колени, обтянутые старенькими поношенными джинсами.
Я кинулся к ней и аккуратно поднял ее голову, взяв за подбородок. Кровь текла и из моих ран тоже, смешиваясь на ее не способных ходить ногах. Глаза ее были открыты и в них читалось спокойствие и тишина.
– Девочка моя, что с тобой? – прошептал я разбитыми губами.
– Ну вот! – она попыталась улыбнуться. – Опять мы с тобой попали в аварию! Не везет нам что-то! Но ты не бойся, Милый! Главное ничего не бойся! Я всегда с тобой – помни это! И сегодня я приду к тебе. Ты только не спи! И мы обо всем поговорим! Согласен?
А потом глаза ее как-то сразу потухли, оставаясь открытыми.
– Согласен, мой ангел! – прошептал я и закрыв ей веки поднял с кресла и взял себе на руки. Стоять мне было тяжело, и я присел на ступеньки.
Мы были совершенно одни в этом подземелье. Я и она. Один бандит лежал бездыханным, другой убежал. Антон валялся без сознания и тяжело дышал. Нищего старика и цыганки след простыл, а все ларьки закрылись и погасили свет.
Я сидел со своей любовью на руках и думал о том, что хорошо бы подольше никто не появлялся. Тогда я побуду с ней и постараюсь хоть чуть-чуть наверстать потерянное время, которое я мог бы быть с ней. Я молчал. Как же я могу говорить что-то если она не сможет ответить. Правая рука бережно держала ее голову и мне казалось, что она просто уснула, устав от своих злоключений и вот теперь отдыхает вернувшись домой. Может так оно и было?
Я потерял сознание тогда, когда услышал вой сирены. Полиция или скорая. Потеря крови сделала свое дело, и я отключился, продолжая крепко держать в руках свое сокровище.
***
Я не видел и не чувствовал, как ее отняли от меня. И не знал куда и зачем ее повезли. Следующее мое пробуждение было в больничной палате. В той же самой, что и семь месяцев назад. Но на этот раз не только массивный медицинский аппарат и капельница были со мной в палате, но и ОНА. Конечно. Как могло быть иначе? Она ведь пообещала, что придет сегодня.
– Ты не спишь? – спросила Тейя сидя на подоконнике и глядя в ясное и звездное ночное небо за окном.
– Нет. Мы же договорились!
– Смотри! – она показала рукой в небо. – Это же самолет!
Я приподнялся на локте и увидел двигающийся моргающий огонек в высоте.
– Конечно! Пассажирский лайнер, – подтвердил я.
– Здорово! – она сложила ладошки на груди. – А какой марки?
– Не знаю, – я пожал плечами. – Не видно. Высоко слишком.
– Жаль! – она продолжала глядеть в окно и не поворачивалась. – Мне так много еще хотелось узнать о самолетах!
Я промолчал.
– Тебе не больно, Милый? – спросила девушка.
– Уже нет. Все пройдет!
– Обязательно пройдет! Я ведь с тобой. Я уже позаботилась об этом. Ты будешь здоров и силен как всегда!
Я горько усмехнулся:
– Вряд ли я буду когда-нибудь таким как раньше.
– Ты будешь еще лучше! – воскликнула Тейя. – Вот увидишь! Все что с нами происходит плохое или хорошее всегда прибавляет нам сил!
– Все что не делается – то к лучшему? – скептически хмыкнул я. – Слыхали! Психология неудачника.
Моя блондинка звонко рассмеялась.
– Какой же ты все-таки дурачок у меня! – ласково проговорила она. – Ну какой ты неудачник? Что это вообще такое?
– Это человек, которому всегда не везет и преследуют беды и поражения, – объяснил я.
– Такого не бывает! Никто не может сказать однозначно повезло ему или нет. Никто не знает, что такое удача и везение. Есть только две важные вещи в жизни. Одна плохая, а другая хорошая. Все остальное лишь только приложения.
– О чем ты?
– О страхе и мечте. Нельзя позволять страху победить мечту. И вчера ты это доказал.
– А что такое мечта? – спросил я по-прежнему мрачно. – В детстве я, например, мечтал о настоящем мотоцикле.
– И ты получил его?
Я отрицательно покачал головой.
– У меня никогда не было мотоцикла. И сейчас ты скажешь, что мне надо было что-то делать, стремиться и тогда мечта бы сбылась?
– Нет, – тихо ответила Тейя. – Когда ты что-то делаешь это уже не мечта, а цель. Не надо махать топором и бежать в гору чтобы достичь мечты. Она сама ведет тебя. И в этом пути и содержится счастье. Если когда-нибудь этот поток носил тебя, то ты уже очень удачливый человек.
Я просто понял, что она хотела сказать и облегченно улыбнулся. А потом закатил глаза вспоминая.
– Папа мне купил велосипед, когда мне исполнилось тринадцать, и я всегда представлял себе, что я еду на мотоцикле. Ветер развивал мои волосы, а дорога стремительно уносилась под ногами, – я снова повернулся к окну. – Тейя ты помнишь наш лес и тот пригорок?
Она промолчала, и я нахмурившись спросил о другом.
– Почему я не вижу твоих глаз, Любимая? Ты не смотришь на меня! – я обратил внимание на то, что она все время сидит лицом к окну и не разу не повернулась ко мне. Кроме того, я понял, что не могу разглядеть ее. Я не смог бы сказать, например, во что она одета. Был виден только светлый силуэт на фоне темного окна. И только белые длинные волосы, спадающие на спину, были по-прежнему отчетливо различимы.
– Не могу я повернуться, Милый! Нельзя мне! Не обижайся!
– Ты мне снишься?
– Не знаю! – силуэт передернул плечиками. – Может быть. Зачем ты спрашиваешь? Неужели ты забыл, что я просто там, где ты!
– Я помню Тейя! Ты придешь ко мне завтра?
Она печально помахала головой:
– Нет! Прости! Но я буду с тобой всегда! Даже если ты забудешь меня! Я сейчас точно это знаю. Помнишь я говорила тогда тебе в вагончике, что могу сформироваться отдельно как личность? Так вот я была дура. Не получится у меня быть отдельно от тебя.
– А ты помнишь, что я ответил тебе? – воскликнул я, приподнимаясь. – Я никогда тебя не забуду!
– Ну и прекрасно! – ее голос снова стал веселым. – А теперь поспи немножко, Паша! Тебе надо выздоравливать!
– А ты?
– А я побуду с тобой еще немножко – пока ты не уснешь, а потом пойду!
– Обещаешь? – спросил я и внезапно почувствовал, что веки мои смыкаются и я проваливаюсь в сон.
– Ну конечно, Милый! – услышал я сквозь туман. – Будь сильным и счастливым и главное ничего не бойся! – это были последние слова, что я услышал от нее.
Когда утром я проснулся, то помнил весь наш ночной разговор очень отчетливо. Хотя мысль о том, что это скорее всего был сон постепенно возникла у меня в голове и вскоре стала доминировать. От этого стало еще печальнее и мое итак невысокое настроение упало еще ниже. Однако где-то глубоко в душе горел огонек, готовый разгореться сильнее. Это был восторг, который сопровождает детское чувство, возникающее, когда ты прикасаешься к чему-то захватывающему.
«Мечта сама ведет тебя!» – вспомнил я ее слова и тихонько встал.
Вынул капельницу из вены и мелкими шажками приблизился к окну. Через стекло был виден ясный летний день и машины скорой помощи внизу на больничном дворе. Большущий тополь доставал ветками до моего этажа и раскачиваясь от свежего ветерка почти касался длинной веткой моего окна.
Но на подоконнике лежали три больших и по-осеннему желтых дубовых листа. Я взял их в руки и помахал этим букетом кому-то за стеклом.
– Спасибо, Тейя! Я помню!
А потом был доктор, который заявил, что несмотря на тяжелый характер травм мое состояние на удивление хорошее и что через неделю я поправлюсь. Только навестить стоматолога и вставить зубы мне определенно придется.
Конечно приходил тот самый лейтенант полиции. Разговор с ним снова вышел очень тяжелым. Юный сыщик естественно не мог не заявить, что я слишком часто фигурирую в криминальных происшествиях и на этот раз разбирательство будет серьезным. Двое погибших – браток и несчастная девушка, которая уже была участницей эпизода с моим участием и личность которой так и не удалось установить, а также двое пострадавших включая меня самого. Дело заведено по полной программе и только мой пока предварительный статус потерпевшего позволяет сейчас отделаться подпиской о невыезде. Но лейтенант обязательно докопается до сути и выяснит мою истинную роль во всех этих делах и в аварии, и в пьяной драке в подземном переходе. Таким образом меня безусловно ждет долгое следствие, и мы еще неоднократно встретимся в его кабинете.
Я равнодушно махнул рукой в ответ на его пламенные речи. Мне было все равно. Мало того, я впервые за долгие месяцы чувствовал себя спокойно и умиротворенно. Мне нравилось лежать на больничной койке и смотреть на то самое окно со старым, белым и широким деревянным подоконником. Я просыпался каждую ночь и сразу с надеждой поворачивался туда.
Но Тейя больше не приходила. Никогда.
А через неделю ко мне пришел мой сын Ромка.
– Здравствуй сынок! – сказал я и почувствовал, что слеза катится по моей щеке. – Как твои дела? Как мама? Как экзамены?
Он несколько смущенно потоптался у дверей, но потом шагнул в палату и присел на стул. В руках его был пакет с какими-то продуктами.
– Как ты себя чувствуешь, отец? – спросил он тихо. Я во все глаза смотрел на него. Он повзрослел за то время что я его не видел. Вытянулся. И голос совсем погрубел.
– Я в порядке. Скоро оклемаюсь. Расскажи, что дома?
Рома опустил глаза.
– Экзамены я сдал на хорошо и отлично. Только по русскому тройка, – бурчал он себе под нос. – Дома все как обычно, – потом он вдруг поднял на меня глаза и решительно заявил. – Папа, я забрал аттестат и поступаю в техникум!
– Ну что же, хорошо, сын! – отреагировал я. – Надеюсь это осознанный выбор? А о десятом классе ты не думал? Это тоже неплохой вариант. Сдашь через два года ЕГЭ и в ВУЗ. Как ты и хотел.
– Я хотел? – он грустно посмотрел на меня и усмехнулся. – Нет! Уже решено!
– Ну раз так… И какой же техникум?
– Это в Новосибирске техникум! – он покраснел до багровости, но взгляд не опустил.
Я вскинулся было, но потом лег назад и через несколько минут молчания спросил:
– Мама знает?
– Да! – он расслабился и заметно вздохнул. – В этом и состоит проблема.
– Что тебе не хватает сынок? – задал я вопрос.
– А тебе? – Рома смотрел строго и серьезно.
Я промолчал.
– Я с мамой из-за этого сильно поссорился. Можно я у тебя поживу?
– Конечно можно! – спокойно ответил я. – Билеты нужны?
– Нет! – Ромка даже вскочил со стула от неожиданности. Он явно не надеялся, что все пройдет так легко. – Я купил уже! Через две недели вылет!
Я достал ключи и отдал сыну, проинструктировав его как найти нужный адрес.
– Чистоту соблюдай, пока меня нет! Друзей не води и маму предупреди где ты находишься! – наставлял я уже готового выбежать из палаты парня. – Деньги есть у тебя?
Он задержался, и я отдал ему всю наличность.
– Постарайся вести себя как взрослый, когда меня нет, – напоследок сказал я. – Будь ответственным!
Рома вдруг снова остановился в дверях и обернувшись произнес:
– И ты тоже, пап! – он поколебался, но потом добавил. – И пить придется бросить!
Я скривился, но молча кивнул. Мне было стыдно, но я сейчас понял, что действительно больше не выпью ни одной рюмки.
За Романом захлопнулась дверь и я, сделав глубокий выдох расслабился, вытянувшись в своей кровати.
Меня выписали через пять дней после визита сына. И дальше были еще девять дней, которые я провел вместе с ним. Я до сих пор вспоминаю это время как одно из лучших в моей жизни.
У меня в душе и воспаленном сознании поселилось спокойствие и гармония с окружающей средой. Я стал воспринимать все так как оно происходит, не надрывая себя в бесполезном желании что-то изменить. И ни что не могло поколебать тот баланс, с жизнью который я поймал – ни визиты следователя и бесконечные вызовы в полицию ни довольно частые попытки, выздоровевшего гораздо раньше, чем я соседа Антохи вновь вернуть меня на пьяную дорожку. Он первое время часто заходил и единственное от чего я не мог отказаться – это дать ему денег взаймы.
Один единственный раз мне позвонила Наталья чтобы убедиться, что Ромка у меня.
– Этот негодник у тебя? – спросила она и я не услышал металлических ноток в ее голосе.
Может это был хороший знак?
Мы с сыном жили размеренно и мирно, но в то же время насыщая наше совместное существование какой-то активностью. Инициатором чаще всего был я. Мне очень хотелось наверстать то что я упустил в отношениях с собственным ребенком и кроме того ржавым гвоздем в груди сидело понимание того, что он уезжает и мы снова надолго расстанемся. Поэтому были и кафе, и кино и прогулки по парку и даже катание на роликах по площади. Я делал это впервые и сильно смущал сына, компрометируя его перед сверстниками своей неуклюжестью, но в конце концов у меня что-то получилось, и я даже заслужил первый раз в жизни похвалу от сына, состоявшую из одной единственной фразы:
– Ты молодец, пап! Почти круто катаешься! – и поднятый вверх большой палец. Мне этого вполне хватило, чтобы кривая моей самооценки резко пошла вверх.
Однажды мне даже удалось уговорить его сходить в театр. Правда мы ушли после антракта, так как ему – хотя, чего скрывать и мне тоже – стало скучно наблюдать за тем как актеры исполняют какую-то нудную классическую пьесу.
А вечерами мы долго не засыпали, лежа он на диване, а я на раскладушке в моей арендованной однокомнатной квартире. Мы говорили на разные темы: о школе, политике, Интернете и даже о девушках, но ни разу не была поднята тема его любви и решения поехать вслед за своей пассией. Я давно понял, что это решение окончательное и не видел смысла мучить ни себя ни его. Наверное, в эти дни я разглядел в своем сыне взрослого человека. Впрочем, и Рома ничего не спрашивал меня о моей жизни за эти месяцы, которые я провел вне дома, очевидно также оставляя за мной право на личный выбор и не упрекая меня ни в чем. Может я действительно не так уж был виноват перед своей семьей?
Но потом наступил тот день, когда я отвез его в аэропорт на своем желтом кэбе с шашечками. Он все сделал сам – зарегистрировался на рейс и сдал свой не тяжелый чемодан. Я только сопровождал его постоянно стремясь где-то помочь. Но скоро увидел, что Рома в этой помощи не нуждается. Он был вполне самостоятельным.
– Ну будь же мужиком, Отец! – сказал он мне перед тем как скрыться в дверях зоны вылета. – Чего ты нюни распустил? На осенних каникулах приеду. Ждите!
Он ушел, а я, глотая слезы кинулся на второй этаж и подбежал к большому панорамному окну, из которого было видно весь аэродром и взлетно-посадочные полосы. Я знал, что на Новосибирский рейс посадка будет через автобус, а не по телескопическому трапу и надеялся увидеть, как Рома будет садится в самолет.
Подойдя к массивному окну, я сразу вспомнил что именно здесь я стоял тогда осенью с Тейей и мы смотрели как взлетают и садятся самолеты. Под сердцем от этого воспоминания еще больше защемило, и я прижался лбом к стеклу, роняя соленые капли на затоптанный многочисленными пассажирами пол.
Сына я действительно увидел. Его высокая фигура с курчавой головой уверенно двигалась по направлению к готовой отправится в небеса сине-белой железной птице. Он держал в левой руке маленькую кожаную сумочку с документами, а за правую руку его держала высокая и стройная женщина с длинными белыми волосами. Но Рома казалось совсем не замечал рядом с собой кого-либо. Он смотрел прямо, задрав подбородок вверх и предвкушая радость и восторг полета.
– Позаботься о нем, Тейя! – прошептал я и провел двумя ладонями по пыльному стеклу.
Они скрылись в недрах авиалайнера.
Я утер слезы платком.
– Он улетел? – спросил кто-то позади меня.
Я повернулся и увидел свою жену Наталью. Она стояла в деловом костюме бежевого цвета, с сумочкой через плечо и туфлях на высоких каблуках. Как всегда, элегантная, она была идеально причесана и выглядела безупречно. Однако в карих глазах ее стояла боль.
– Привет! – просто сказал я и подошел к ней.
– Пошли домой! – она протянула мне руку и прежде чем уйти с ней я еще раз взглянул на серое покрытое облаками небо, сливающееся с такого же цвета бетонной равниной аэродрома.