bannerbannerbanner
полная версияЛермонтов в жизни

Евгений Николаевич Гусляров
Лермонтов в жизни

Полная версия

Князь уехал не простясь, – она о нем и не тужила.

Е. А. Ган. С. 747

…Л-н совершенно распрощался со мной, перед отъездом своим в Москву. Я рада была отъезду, мне с ним было так неловко и отчасти совестно перед ним, к тому же я воображала, что присутствие его мешает Лермонтову просить моей руки.

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 331

Я публично обращался с нею, как с личностью, всегда мне близкою, давал ей чувствовать, что только таким образом она может надо мною властвовать. Когда я заметил, что мне это удалось и что еще один дальнейший шаг погубит меня, я выкинул маневр. Прежде всего, в глазах света стал более холодным к ней, чтобы показать, что я ее более не люблю, а что она меня обожает (что, в сущности, не имело места). Когда она стала замечать это и пыталась сбросить ярмо, я первый ее публично покинул. Я в глазах света стал с нею жесток и дерзок, насмешлив и холоден. Я стал ухаживать за другими и под секретом рассказывать им те стороны, которые представлялись в мою пользу. Она так была поражена этим неожиданным моим обращением, что сначала не знала, что делать, и смирилась, что заставило говорить других и придало мне вид человека, одержавшего полную победу; затем она очнулась и везде стала бранить меня, но я ее предупредил, и ненависть ее казалась и друзьям и недругам уязвленной любовью. Далее она попыталась вновь завлечь меня напускною печалью, рассказывая всем близким моим знакомым, что любит меня; я не вернулся к ней, а искусно всем этим пользовался… Не могу сказать вам, как все это послужило мне; это было бы скучно и касается людей, которых вы не знаете.

Лермонтов – А. М. Верещагиной.

Весна 1835 г.

Я предчувствовала какие-то козни, но я не пыталась отгадать, кто их устраивает; я чувствовала себя опутанной, связанной по рукам и ногам, но кем?

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 326

Я понял, что желая словить меня, она легко себя скомпрометирует. Вот я ее и скомпрометировал, насколько было возможно, не скомпрометировав самого себя.

Лермонтов – А. М. Верещагиной.

Весна 1835 г.

Мне становится невыносимо тяжело писать; я подхожу к перелому всей моей жизни…

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 331

После его [князя Алексея Лопухина] отъезда всю остальную часть зимы Лермонтов был так же страстен. Весна призвала его в лагерь, ее – в деревню. К осени они сошлись: она все так же, он с холодным поклоном вежливости. Она глядела со слезами ему в глаза. Он спрашивал ее о здоровье, бывал у них довольно часто, но о прежнем – ни слова!.. Она терялась в догадках. Мучилась, плакала и решилась спросить о причине его поведения.

Это было на бале. Он отвечал с порывом прежней страсти, что есть причина, по которой он должен молчать, но… может ли измениться?!

Она вновь счастлива, но с первым балом он не глядит на нее, берет слово танцевать с ней мазурку и в начале танца приглашает незнакомую, сидящую возле нее. Не могу описать, как играл он ею, то говоря о любви, то притворяясь холодно ничему не верующим. Наконец, когда она потребовала от него решительного разрешения загадки, вот что Лермонтов отвечал ей:

«Бог мой, mademoiselle, может быть – я люблю вас, может быть, нет, право, не знаю! И можно ли помнить о всех увлечениях прошлой зимы? Я влюбляюсь, чтобы убить время, но не рассудок! Поступайте, как я, и будете чувствовать себя хорошо».

Она вздрогнула и посреди тысячи особ слезы ручьем полились из глаз ее, он захохотал…

Е. А. Ган. С. 748

Лермонтов увлекает девушку, весьма искусно разыгрывает роль человека страстно влюбленного, энергически преодолевает препятствия, встречаемые им на пути к желаемой цели, не стесняется при этом никакими средствами, вероломно обманывает человека, считавшего его своим искренним другом и доверчиво открывавшего Лермонтову свои задушевные тайны. При этом мороча доверчивого приятеля, Лермонтов являет полную готовность вытянуть его в крайнем случае на барьер под выстрел пистолета. Наконец, когда цель достигнута, то есть когда г е р о и н я разыгрываемого в лицах романа страстно влюбляется в героя, этот герой довольно цинически объявляет ей, что все это не более чем шутка, как фарс, которым он тешил только свое самолюбие и тщеславие. Таков, по крайней мере, смысл его последних и решительных объяснений…

М. И. Семевский.С. 342—343

Долго ждала я желаемой встречи и дождалась, но он все не глядел и не смотрел на меня, – не было возможности заговорить с ним. Так прошло несколько скучных вечеров, наконец, выпал удобный случай и я спросила его:

– Ради Бога, разрешите мое сомнение, скажите, за что вы сердитесь? Я готова просить у вас прощения, но выносить эту пытку и не знать за что – это невыносимо. Отвечайте, успокойте меня!

– Я ничего не имею против вас, что прошло, того не воротишь, да я ничего уже и не требую, словом, я вас больше не люблю, да кажется, и никогда не любил.

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 340—341

Но вот веселая сторона истории. Когда я осознал, что в глазах света надо порвать с нею, а с глазу на глаз все-таки еще казаться преданным, я быстро нашел любезное средство – я написал анонимное письмо:

«Mademoiselle, я человек, знающий вас, но вам неизвестный… и т. д.; я вас предваряю, берегитесь этого молодого человека; М. Л-ов вас погубит и т. д. Вот доказательство… (разный вздор)» и т. д. Письмо на четырех страницах…

Лермонтов – А. М. Верещагиной.

Весна 1835 г.

В это время тетка получает анонимное письмо, образец искусства, будто бы от неизвестного, где Лермонтов описан самыми черными красками, где говорится, что он обольстил одну несчастную, что Катю ожидает та же участь, «потому что он обладает дьявольским искусством очарования, потому что он демон, и его стихия – зло! Зло без всякой личной заинтересованности, зло ради самого зла!..»

Е. А. Ган. С. 750

Я искусно направил письмо так, что оно попало в руки тетки. В доме гром и молния…

Лермонтов – А. М. Верещагиной.

Весна 1835 г.

К новому 1835 году правительство вознамерилось учредить городскую почту. У нас старшими гостями и хозяевами подчас выражались порицания этой мере: – чего доброго! – с такими нововведениями, к молодым девушкам и женщинам полетят любовные признания, – посыпятся безыменные пасквили на целыя семейства!.. То ли дело заведенный порядок! Войдет в переднюю огромный ливрейный лакей с маленькой записочкой в руках, возгласит четырем-пяти своим собратьям: «от Ольги Николаевны. Ответа не нужно», – или: «от Глафиры Сергеевны, просят ответа», – и один из заслуженных домочадцев несет писульку к барыне, докладывают ей от кого, часто – и об чем, как будто сам умеет читать, даже по-французски. – Не лучше ли так? Не нравственнее ли? – Вся жизнь барыни и барышень на ладони всякого лакея; каждый из них может присягнуть, что ни за одной из них ни малейше-шероховатой переписки не водится, а почтальон что? – какое ему дело? – отдал, получил плату и был таков!

Е. А. Ладыженская.С. 343

Один раз, вечером, у нас были гости, играли в карты. Я с Лизой (Е. Ладыженской. – Е. Г.) и дядей Николаем Сергеевичем сидела в кабинете; она читала, я вышивала… Лакей подал мне письмо, полученное по городской почте, я начала его читать и, вероятно, очень изменилась в лице…

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 341

В первых числах января г. Л[опухи]н уезжал обратно в Москву. В самый день его отъезда, как раз на почине рокового учреждения (городской почты. – Е. Г.), не ранее 10-ти часов вечера, – зазвенел колокольчик. В то время он не мог так поздно возвещать посетителей, а разве курьера к одному из дядей, да разве – разве Лермонтова – что-то запавшего в последние дни: – после проводов родственника, он едет мимо, и завидел наши освещенные окна… Тоже припоминается теперь, что сестра сильно встрепенулась при звуке колокольчика, проговорила: Лермонтов! и послала меня посмотреть, кто войдет. Дойдя до порога второй гостиной, я увидела, что лакей что-то подал дяде Николаю Сергеевичу, сидевшему возле партнеров… Вскоре партнеры разъехались, мы ждали прихода тетеньки и дядей к нам, как это делалось обыкновенно, но, к удивлению нашему, слышим, что Ник. Серг. заперся в своем кабинете с женой и с дядей Н. В. Сушковым. Этого не случалось никогда-никогда, притом так поздно, пора ужинать.

– Зовут и нас! – Уж не предложение ли? Мне? Тебе? – Вот правду говорят сказывают: Бог сиротам опекун!..

Мы вошли. На деловом столе дяди лежал мелко исписанный, большой почтовый лист бумаги.

Екатерине Александровне подали письмо и конверт, адресованный на ее имя.

– Покорно благодарю! – вымолвила тетенька далеко не умильно и неласково. – Вот что навлекает на нас ваша ветренность, ваше кокетство!.. Я ли не старалась?.. Вот плоды!.. – Стой и ты тут, слушай! И ты туда же пойдешь, – обратилась она ко мне. – Извольте читать и сказать обе, кем и про кого это написано?

Нам стоило бросить взгляд, чтобы узнать руку Лермонтова. Обе мы и в разное время сколько перевидали в Москве лоскутков бумажек с его стихотворными опытами… В один миг Екатерина Александровна придавила мне ногу: «молчи!» – дескать. Я ничего не сказала.

Длинное французское безыменное письмо, руки Лермонтова, но о т л и ц а б л а г о р о д н о й д е в у ш к и, обольщенной, обесчещенной и после того жестоко покинутой безжалостным совратителем счастья дев, было исполнено нежнейших предупреждений и самоотверженного желания предотвратить другую несчастливицу от обаяния бездны, в которую была низвергнута горемычная она. «Я подкараулила, я видела вас, – писала сердобольная падшая барышня в ментике и доламане, – вы прелестны, вы пышете чувством, доверчивостью… и горькие сожаления наполнили мне душу. Увы! и я некогда была чиста и невинна, подобно вам: – и я любила и мечтала, что любима, но этот коварный, этот змей…»

И так на четырех страницах, которые очерняли кого-то, не называя его. Место злодейских действий происходило в Курской губернии. По-видимому, не то чтобы вчера, ибо «юная дева» успела «под вечер осени несчастной перейти пустынныя места»; все раны ее уже закрылись, как вдруг, находясь ненароком в столице, она услышала, что нож занесен на другую жертву и – вот бросается спасать ее. Само собою разумеется, что Лермонтов на одном или двух последних вечерах был мрачен, рассеян, говорил об угрызениях, о внезапном видении на улице… «Дашенька, – Курск…» Когда сестра в первых попыхах той ночи сообщила мне это предисловие, – несмотря на почерк Лермонтова, в котором нам невозможно было сомневаться, – мы едва не поверили существованию Дашеньки и тому, что сидевший в школе двадцатилетний подпрапорщик натворил столько бед в Курске. Ручаюсь, по крайней мере, за мое легковерие.

 

Е. А. Ладыженская.С. 343—344

…С того дня и точно Печорин стал с нею рассеяннее, холоднее, явно старался ей делать те мелкие неприятности, которые замечаются всеми и за которые между тем невозможно требовать удовлетворения. Говоря с другими девушками, он выражался об ней с оскорбительным сожалением, тогда как она, напротив, вследствие плохого расчета, желая кольнуть его самолюбие, поверяла своим подругам под печатью строжайшей тайны свою чистейшую, искреннейшую любовь. Но напрасно, он только наслаждался излишним торжеством, а она, уверяя других, мало-помалу сама уверилась, что его точно любит…

Кто долго преследовал какую-нибудь цель, много для нее пожертвовал, тому трудно от нее отступиться, а если к этой цели примыкают последние надежды увядающей молодости, то невозможно. В таком положении мы оставили Лизавету Николавну, приехавшую из театра, лежащую на постеле с книжкою в руках – и с мыслями, бродящими в минувшем и в будущем.

Наскучив пробегать глазами десять раз одну и ту же страницу, она нетерпеливо бросила книгу на столик и вдруг приметила письмо с адресом на ее имя и с штемпелем городской почты.

Какое-то внутреннее чувство шептало ей не распечатывать таинственный конверт, но любопытство превозмогло, конверт сорван дрожащими руками, свеча придвинута, и глаза ее жадно пробегают первые строки. Письмо было написано приметно искаженным почерком, как будто боялись, что самые буквы изменят тайне. Вместо подписи имени внизу рисовалась какая-то египетская каракула, очень похожая на пятна, видимые в луне, которым многие простолюдины придают какое-то символическое значение. Вот письмо от слова до слова:

«Милостивая государыня!

Вы меня не знаете, я вас знаю: мы встречаемся часто, история вашей жизни так же мне знакома, как моя записная книжка, а вы моего имени никогда не слыхали. Я принимаю в вас участие именно потому, что вы на меня никогда не обращали внимания, и притом я нынче очень доволен собою и намерен сделать доброе дело: мне известно, что Печорин вам нравится, что вы всячески думаете снова возжечь в нем чувства, которые ему никогда не снились, он с вами пошутил – он не достоин вас: он любит другую, все ваши старания послужат только к вашей гибели, свет и так показывает на вас пальцами, скоро он совсем от вас отворотится. Никакая личная выгода не заставила меня подавать вам такие неосторожные и смелые советы. И чтобы вы более убедились в моем бескорыстии, то я клянусь вам, что вы никогда не узнаете моего имени.

Вследствие чего остаюсь ваш покорный слуга: Каракула».

Лермонтов.Княгиня Лиговская

Вот содержание письма, которое мне никогда не было возвращено, но которое огненными словами запечатлелось в моей памяти и в моем сердце:

«Милостивая государыня Екатерина Александровна!

Позвольте человеку, глубоко вам сочувствующему, уважающему вас и умеющему ценить ваше сердце и ваше благородство, предупредить вас, что вы стоите на краю пропасти, что любовь ваша кн е м у (известная всему Петербургу, кроме родных ваших) погубит вас. Вы и теперь уже потеряли много во мнении света оттого, что не умеете и даже не хотите скрывать вашей страсти кн е м у.

Поверьте, он недостоин вас. Для него нет ничего святого, он никого не любит. Его господствующая страсть: господствовать над всеми и не щадить никого для удовлетворения своего самолюбия.

Я знал его прежде, чем вы, он был тогда и моложе и неопытнее, что однако не помешало ему погубить девушку, во всем равную вам и по уму и по красоте. Он увез ее от семейства и, натешившись ею, бросил.

Опомнитесь, придите в себя, уверьтесь, что и вас ожидает такая же участь. На вас вчуже жаль смотреть. О, зачем, зачем вы его так полюбили? Зачем принесли е м у в жертву сердце, преданное вам и достойное вас.

Одно участие побудило меня писать к вам; авось еще не поздно! Я ничего не имею против него, кроме презрения, которое он вполне заслуживает. Он не женится на вас, поверьте мне, покажите ему это письмо, он прикинется невинным, обиженным, забросает вас страстными уверениями, потом объявит вам, что бабушка не дает ему согласия на брак, в заключение прочтет вам длинную проповедь или просто признается, что он притворялся, да еще посмеется над вами и – это лучший исход, которого вы можете надеяться и которого от души желает вам:

Ваш неизвестный, но преданный вам друг НН».

Вообразите, какое волнение произвело это письмо на весь семейный конгресс и как оно убило меня.

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 341—342

Катя узнала в этом письме почерк самого Лермонтова!.. Но какова была сила любви ее к человеку, так жестоко ею потешавшемуся, можно судить по тому, что, когда родные отказали ему от дома, а ее принудили выезжать, при первой же встрече с ним в свете она не сумела от него отвернуться. Он подошел к ней.

– Господи, как вы изменились! Какое горе стерло ваши чудесные краски?!

Он глядел на нее с участием. Искра жизни закралась в ее душу.

– Хотите ли, – продолжал Лермонтов, – оставить за мной мазурку, мне нужно с вами поговорить!

И она все забыла! Она предалась надежде, что все, быть может, то было испытание, тяжелый сон, а отныне все пройдет…

Но настала мазурка, с каким волнением она села возле него, а он после долгих приготовлений сказал:

– Скажите, не влюблены ли вы случайно, но в кого же? не в..? – и он начал считать некоторых ее знакомых с колкими насмешками на ее счет.

Е. А. Ган. С. 750—751

На другой день еду туда, рано утром, чтобы во всяком случае не быть принятым. Вечером на балу я выражаю свое удивление Екатерине Александровне. Она сообщает мне страшную и непонятную новость, и мы делаем разные предположения, я все отношу к тайным врагам, которых нет, наконец, она говорит мне, что родные запрещают ей говорить и танцевать со мною; я в отчаянии и, конечно, не беру сторону дядюшек и тетушек…

Лермонтов – А. М. Верещагиной.

Весна 1835 г.

От такого письма с другою сделалась бы истерика, но удар, поразив Лизавету Николавну в глубину сердца, не подействовал на ее нервы, она только побледнела, торопливо сожгла письмо и сдула на пол легкий его пепел.

Потом она погасила свечу и обернулась к стене, казалось, она плакала, но так тихо, так тихо, что если бы вы стояли у ее изголовья, то подумали бы, что она спит покойно и безмятежно.

На другой день она встала бледнее обыкновенного, в десять часов вышла в гостиную, разливала сама чай, по обыкновению. Когда убрали со стола, отец ее уехал к должности, мать села за работу, она пошла в свою комнату: проходя через залу, ей встретился лакей.

– Куда ты идешь? – спросила она.

– Доложить-с.

– О ком?

– Вот тот-с… офицер… Господин Печорин…

– Где он?

– У крыльца остановился.

Лизавета Николавна покраснела, потом снова побледнела и… потом отрывисто сказала лакею:

– Скажи ему, что дома никого нет. И когда он еще приедет, – прибавила она, как бы с трудом выговаривая последнюю фразу, – то не принимать!

Лакей поклонился и ушел, а она опрометью бросилась в свою комнату.

Лермонтов.Княгиня Лиговская

Утром дело усложнилось. Я уже сказала: чувство чести сильно развито в нашем семействе, – и тетеньке было очень жутко при мысли, что безыменное письмо – как оно ни благонамеренно – заподозревает, однако, ее приемную дочь в возможности увлечения. Муж ее, встав ранее обыкновенного, разведал от людей, что письмо было принесено – даже не почтальоном, а кем бы вы думали? – хозяином… мелочной лавочки… лежащей наискосок! Дворецкого отрядили к нему за справками: – кто дал тебе вчера письмо? – Остановились сани в одну лошадь, кучер дал ему конверт, сказав: «Отнеси-ка брат, на генеральскую квартиру, да скажи, чтоб отдали старшей барышне…»

Вы только представьте себе весь ужас нашего положения. Ослава сделана: – лавочник! люди! – Остается предотвратить гибель. Кто же этот неотразимый соблазнитель? – Когда начались допросы, Ек. Ал. не запнулась назвать того «кто ум и сердце волновал» – мои. Но мои бурные чувства не укрылись от родных, и они единогласно сказали: «Нет, нет это по части Лизы». Дядя Н. В. Сушков своею решительностью и проницательностью добрался до истины, он потребовал себе бумаги: почерк стихотворений 1830 года, и на романе г-жи Деборд-Вальмор, и на вчерашнем письме оказался один и тот же. Все трое судей сильно вознегодовали на мальчика, осмелившегося так потешаться над девушкой и переслать ей подобное письмо.

Е. А. Ладыженская.С. 345

Дня через три после анонимного письма… Мишель опять приехал, его велели не принимать… И он уехал – в последний раз был он в нашем доме.

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 342

Внезапный, даже неприличный его налет на наш дом, в 7 часу вечера, вслед за тою первой пятницей, заставил наших покровителей отдать приказание отказывать ему во всякое время дня, и наши слуги отлично выполнили возложенное поручение. Два-три откровенных: «Вас не приказано принимать» окончательно вразумили г. Лермонтова, что автор анонимного письма узнан и оценен по заслугам.

Е. А. Ладыженская.С. 346

Месяц не выезжала она, все дяди и тетки вооружились против нее, она выходила только в церковь, которая против их дома, но и там столько плакала, что священник несколько раз подходил спрашивать ее о причине.

Е. А. Ган. С. 751

Через два-три дня мы были, как обыкновенно по пятницам, у Л. Считаясь в родстве, Лермонтов постоянно бывал у них. Екатерине Александровне внушали изъявить презрение дерзкому шалуну, танцевать же с ним положительно запретили. Она была заметно расстроена и все искала случая перемолвиться с Лермонтовым, державшим себя, как ни в чем ни бывало. Он и поклонился развязно и подсел к ней с величайшей непринужденностью, но дядя Н. В. Сушков, не скрывая строгого неодобрения в лице и в глазах, с явно пренебрежительным видом то отводил его от племянницы, то не допускал к ней приблизиться. Лермонтову не возбранялся этим путь к честному прямому объяснению своих честных намерений, если б они у него были, а только доказывалось ему, что Ек. Ал. не беззащитна, что настал час прекратить затеянную над ней игру, – не то шутка может кончиться совсем не шуткой.

Е. А. Ладыженская.С. 346—347

…Мы, полагаем, вправе сделать вывод, что оба друга (Лермонтов и Лопухин), заметив слабую струнку Екатерины Александровны, подшутили над ней, с той разницей, что Лермонтов пошел дальше своего друга и не только отомстил м-лле Сушковой, но и воспользовался ее опрометчивостью для того, чтобы скомпрометировав ее, заставить в обществе заговорить о себе и приобрести славу опасного Дон-Жуана. В то время этого добивалась вся золотая молодежь – это было в моде.

П. А. Висковатов. С. 195

С наступлением великого поста он чуть ли не совсем исчез с нашего горизонта. Тем и кончился роман, которому в моих редких обращениях к нему на него и на давнее прошлое, я придавала, по крайней мере, более продолжительности, а он длился всего один месяц.

Е. А. Ладыженская.С. 347

До того ничтожно было общество петербургских гостиных, лишенное всякого серьезного интереса, что эпизод с m-lle Сушковой действительно обратил внимание на молодого гусарского офицера.

П. А. Висковатов. С. 198

Тут началась для меня самая грустная, самая пустая жизнь, мне некого было ждать, не приедет он больше к нам, надежда на будущее становилась все бледнее и неяснее. Мне казалось невероятным и невозможным жить и не видеть его, и давно ли еще мы так часто бывали вместе, просиживали вдвоем длинные вечера; уедет, бывало, и мне останется отрадой припоминать всякое движение его руки, значение улыбки, выражение глаз, повторять всякое его слово, обдумывать его. Провожу, бывало, его и с нетерпением возвращаюсь в комнату, сажусь на то место, на котором он сидел, с упоением допиваю неоконченную им чашку чаю, перецелую, что он держал в руках своих – и все это я делала с каким-то упоением.

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 343

Е. А. Хвостова (Сушкова) говорит здесь со всей увлекательностью жертвы увлечения, рассказывает, между прочим, о личных отношениях к ней поэта. Рассказ этот ведет блистательно, со знанием дела, но не отличается искренностью. Все эти странные звучные аккорды воспринятой ею на себя восторженной страсти, вся эта мелодичная песнь любви, вся эта трогательная задушевная исповедь разбитого сердца покрывается высокой нотой оскорбленного самолюбия и звучит упреком поэту в глубоком нравственном растлении и в холодном, эгоистическом бездушии. Такая глубокая, всеобъемлющая страсть, которую рисует нам Е. А. Сушкова-Хвостова, едва ли могла вспыхнуть у нее в сердце после многих лет холодных светских отношений к поэту. Это не более как блестящий обман себя, мираж пылкого воображения.

 

П. К. Мартьянов 2. С. 581

С Е. А. Лермонтов поступил эгоистически и кокетливо. Так, неравнодушная к нему, она, втайне от родных, связала к его именинам кошелек (из белого и голубого шелку – любимые цвета Лермонтова), который отправила ему инкогнито. Лермонтов не мог не догадаться, от кого был этот подарок. В тот же вечер он играл в карты с дамами, и одна из них заметила ему, что он очень дорожит приношением поздравительницы. «Я дорожу?! – воскликнул Лермонтов. Нисколько! и в доказательство ставлю его на карту…» Названный подарок был проигран одной из собеседниц. Спустя несколько времени эта особа, в присутствии Е. А. и ея родных, доставала из этого кошелька деньги: Е. А. была удивлена и раздосадована.

М. И. Семевский.С. 346

Мало кому приходило в голову, что дело стояло иначе и что бой происходил не между невинной молодой девушкой и искусившимся сердцеедом, а совершенно наоборот. Двадцатилетний мальчик, едва кончивший свое воспитание и вошедший в общество только за несколько дней перед тем, попадает в руки искусившейся кокетки, старше его несколькими годами, лет семь выезжавшей и кружившей головы целому ряду поклонников из столичной и нестоличной молодежи.

П. А. Висковатов. С. 198

В записках г-жи Хвостовой (Сушковой), при всем ее вполне понятном нежелании отнестись недружелюбно к личности некогда горячо ею любимой, эта личность все-таки с нравственной стороны обрисовывается не в привлекательном виде.

М. И. Семевский.С. 346

Года через два после того, когда я с любопытством отсталой деревенской барыни закидывала (вопросами? – Е. Г.) временно приезжавших столичных моих родственников и о прошлом, и о новостях, услышала я из собственных уст Е. Ал. объяснение проделки с нею Лермонтова. Вот оно: как только узналось о его коротком знакомстве в нашем доме, то одна москвитянка, страстно влюбленная в г. Л[опухи]на, и вдобавок приятельница Ек. Ал., поручила умненькому молодому гусару воспрепятствовать предполагаемому союзу. В эпоху этого рассказа, слышанного собственными моими ушами, в чувствах Ек. Ал. преобладали гнев на вероломство приятельницы, сожаление об утрате хорошего жениха, и отнюдь не было воздвигнуто кумирни Михаилу Юрьевичу. Он обожествлен гораздо, гораздо позднее.

Е. А. Ладыженская.С. 347—348

Она сидела, молчала, но уже не выезжала более и весною поехала в Москву на свадьбу Растопчиной. С Александриной, родственницей бывшего жениха своего, князя Мишеля (напомним, что именем этим обозначен здесь А. Лопухин. – Е. Г.), они там встретились очень дружески. Они всегда были в переписке, так что той был известен весь печальный роман ее; тут же при личном свидании «с другом» Катя вновь все рассказала, наивно изливая ей свое сердце… Раз, приехав рано к Александрине, Катя пришла прямо к ней в комнату, пока хозяйки дома были очень заняты в гостиной приемом важной родственницы. На столе была опрокинута открытая шкатулка, с грудой вывалившихся из нее писем… В глаза ей метнулось ее имя в письме, написанном рукой слишком знакомой… Она взяла и прочла:

«Будьте спокойны, милая кузина. Мишель никогда не женится на m-lle Сушковой. Я играл двойную роль, которая удалась мне превосходно… Кокетство m-lle Сушковой хорошо наказано. Она так очернена в глазах Мишеля, что он чувствует к ней одно презрение; мне же удалось лестью вскружить ей голову и даже внушить ей страсть, которая мне неприятна… Не так-то легко будет мне от нее отделаться! Зато цель достигнута, а что касается до m-lle Сушковой, – будь с ней что будет…»

Тогда только Катя поняла, что бедные родственницы князя, Александрина и мать ее, живя с ним вместе и на его счет, отнюдь не желали, чтобы он женился, да еще на девушке без состояния.

Катя имела власть над собою, и, когда Александрина возвратилась, она сказала ей, показывая письмо:

– Ты видишь, я могу обнаружить ваши подлости, я могу завтра же сойтись с князем, объяснить ему ваше поведение, могу восторжествовать над вами! Но я лучше хочу презреть вас и доказать, что есть в мире благородные чувства, о которых вы забыли!

Князь снова ухаживал за ней, но она была с ним холодна.

Е. А. Ган. С. 751—752

Когда Екатерина Александровна была сговорена, Лермонтов вознамерился вызвать ее жениха на дуэль, о чем и предупреждал ее. По этому случаю он написал стихотворение «Сон»:

В полдневный жар, в долине Дагестана…

М. И. Семевский.С. 234

Этим все кончилось, но не кончилась ее любовь. Она, сознавая вполне все неблагородство поступков Лермонтова, еще любит его. Два года прошло после этой истории, но она не может принудить себя встречаться с ним равнодушно. Он, в редких встречах с нею, говорит с ней, танцует, как ни в чем ни бывало!.. Я видела его несколько раз, и дивилась ей!.. О вкусах, конечно, не спорят, но он, по крайней мере, правду сказал, что похож на сатану… Точь-в-точь маленький чертенок, с двумя углями вместо глаз, черный, курчавый и вдобавок в красной куртке.

Е. А. Ган. С. 752

…Мишель принес мне кольцо, которое я храню как святыню, хотя слова, вырезанные на этом кольце, теперь можно принять за одну только насмешку.

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 343

Так было ведено это трогательное приключение, что, конечно, даст вам обо мне нелестное мнение. Впрочем, женщина всегда прощает зло, которое мы делаем другой женщине (правило Ларошфуко).

Лермонтов – А. М. Верещагиной.

Весна 1835 г.

Помню только выражение и всегда чувствую пожатие руки, когда в первый раз сказал он мне «я люблю вас», этот милый взгляд; но эта добрая улыбка сливается в памяти со столь же холодной, жесткой, едкой улыбкой, с которой он впоследствии времени сказал мне, низко кланяясь: «Вы преувеличили любовь мою, д аяэ т о г оих о т е л, не я же вас обманывал, а вы сами себя, преувеличив мои чувства».

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 343

Теперь я или не дала бы вероятия подобным объяснениям, или истолковала бы возложенное поручение не страстью, а заботливостью и той особы и других родственниц г. Л[опухи]на, не имевших права удерживать независимого, но чрезвычайно молодого человека от слишком ранней женитьбы, если он о ней помышлял, и потому попросивших близкого им Лермонтова изучить, как сказали бы теперь, девушку, совершенно незнакомую одним, мало знакомую другим из них. С другой стороны, не чуждо мне и то предположение, что Лермонтов, по природе более склонный наносить вред, чем вносить с собою благополучие, сам от себя затеял разлучить, а не соединить. Опять повторю: если был помысел о соединении.

Е. А. Ладыженская.С. 348

Мы холодно расстались. И вот я опять вступила в грустную одинокую жизнь, более одинокую и грустную, чем была она прежде.

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 344

Года два спустя после этого события является из Америки ее давнишний поклонник А. В. Хвостов: он делает ей предложение и получает согласие. Бракосочетание молодой четы было в Петербурге, и обряд венчания совершен был в церкви Св. Симеона: народу в церкви было очень много и в толпе публики был заметен Лермонтов, он, если не ошибаюсь, незадолго перед тем вернулся с Кавказа, из ссылки, и вновь поступил в гвардию. Нам рассказывали, будто Лермонтов усиленно просился быть шафером у Е. А., и не получив на то согласия, все-таки присутствовал на обряде венчания и горько, горько плакал.

В какой степени это верно и в какой степени соответствует характеру Лермонтова, мы не беремся решить.

М. И. Семевский.С. 236

Вслед за этим заставила она [графиня Ростопчина] меня покатиться со смеху, которому так увлекательно мило вторила и сама рассказчица, передавая мне, как приглашенный и не принявший предложения быть шафером Ек. Ал., на венчании ее в 1838 году с г. Хвостовым, скорбный поэт, стоя за ее спиной, от тоски, волнения, раздираемых чувств то и дело готов был падать в обморок и то опирался на руку одного, то склонялся головой на перси другого сострадательного смертного.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru