Евгения Широкая-Ляшко
Время Z
Скривившись, Варя пробормотала:
– Сюрприз не удался.
С задумчивым видом Надежда Ивановна расставила чашки. Заварила чай с мелиссой и поставила парящий напиток перед Варей вместе с сочным куском пирога.
– Угощайся.
– Бабуль, тебе подарок не нравится?
– Варенька, стара я по поездам лазить. Ты мне рассказала и довольно будет. Сходи с кем-то ещё.
Внучка заметила слёзы бабушки и стушевалась:
– Бабулечка, прости, я не хотела тебя огорчить.
– Ну, что ты родная, ты ни при чём. Это фашисты тогда всё устроили. Они же подчистую славян уничтожать шли. Германия пакт о ненападении заключила, но обманула Советский Союз. Я всё помню… И как голодали. Вынет мать паклю, что меж брёвен в избе, и даст нам пожевать, чтоб заснуть могли. Лес рядом, а грибы да ягоды не взять, заминировано. И как после войны долго восстановление шло, помню. Как с тремя сёстрами в одном школьном платье поочерёдно на уроки ходили… Мне, чтобы вспомнить, как это было, ни в какой музей идти не надо, – Надежда Ивановна коснулась рукой груди, – сердце всё помнит. И снится многое до сих пор. Вам, солнышко, учить историю надо, чтобы знать, от какой беды нас всех русский солдат избавил. Да глядеть в оба, чтобы на Родину никто больше не напал.
*душегубка – специальный грузовой автомобиль, использовался немецко-фашистскими захватчиками во время Второй Мировой войны для убийства людей путём удушения их газом.
Хранители памяти
В крошечном помещении было душно. Катя, стоя в очереди, обмахивалась рекламным листком, пристально смотря в панорамное окно, за которым приветливый апрель позеленил деревья. Родители попросили напечатать фотографии для семейного альбома, и она после школы зашла по пути в ближайший фотосалон. Из подсобки вернулась администратор, принесла готовые фото.
– Неужели нельзя включить кондиционер? – недовольно провозгласила Катя, ожидая, что клиенты фотоателье её поддержат.
Администратор улыбнулась, и вежливо ответила:
– Пожалуйста, потерпите, у нас есть посетители, которым это вредно.
Катя гневно сверкнула очами и, желая заглянуть в глаза тому, кто испугался дуновения ветерка и разобраться с ним напрямую, ринулась «сканировать» помещение: «Молодая пара с ребёнком у входа это не они. Вон как дуют на малыша. Пацан у стойки тоже вспотел. И тётке с веером жарко. Мужчина в велосипедном шлеме и рюкзаком весь красный, и он не отказался бы от свежего воздуха. И все молчат. Как будто мне одной больше всех надо! Ну, ничего. Вы мне ещё все «спасибо» скажите. Да где же этот «тепличный субъект»?!».
И тут она заметила низенькую женскую фигурку. Катя раздула щёки и будто ледокол ломанулась вперёд, обошла, чтобы пойти в лобовую атаку и застыла: пожилая женщина держала в руках портрет, на котором улыбался седовласый мужчина в орденах и медалях. Изображение не было знакомым, но в душе Кати всё похолодело, а потом заполыхало. Только вчера на уроке истории разбирали подвиги Великой Отечественной войны, проводили параллель с тем, как куётся победа сегодня на Донбассе. Алая краска залила лицо юной особы, шея покрылась красными пятнами, уткнувшись взором в пол, она вернулась в конец очереди.
Кате вспомнились слова учителя, они жгли изнутри: «Подвиг нашего народа в годы Второй мировой войны бессмертен. Защитники Отечества боролись с врагом до победного конца и на фронте, и в тылу. Не щадя жизни, они сражались за свободу, не дали истребить и поработить свою страну. Не позволили Гитлеру осуществить блицкриг – молниеносный удар, который в несколько месяцев сломил европейские государства. Самоотверженное единение Красной армии и народа стало залогом Великой Победы. Ныне нацизм снова поднял голову. И снова наш народ восстал!».
Помните, сила защитников Отечества в единстве поколений. Мы хранители памяти. Мы должны ценить наследие, уважать старших – они наши корни, наш исток. Мы должны следить за тем, чтобы подвиги предков и сегодняшние подвиги не затерялись в веках. Мы должны помнить уроки истории и делать всё, чтобы наш мир, русский мир жил».
В ателье зашла школьница лет восьми. На ручке её портфеля свисала георгиевская ленточка.
Катя наклонилась к девочке и пояснила:
– Привет. Георгиевскую ленточку носят на груди, в области сердца. Это не украшение. Это символ памяти. Один из основных символов памяти Дня Победы. С ним надо обращаться бережно.
– А чем приколоть? – спросила девочка.
Женщина с веером протянула булавку:
– Держите.
Катя прикрепила ленточку как нужно и, довольная собой, радостно провозгласила:
– Вот. Теперь ты достойный хранитель памяти.
Три матери
В мужском купе собрались попутчики: профессорского вида дедушка с внуком, мальчуганом лет десяти, пожилой интеллигент в очках и с поседевшими висками молодой боец в военной форме, на которой блестели ордена.
Мальчик долго рассматривал награды и наконец, решился спросить:
– А это вам за что дали? За что вы воевали?
Молодой человек одарил мальца улыбкой:
– За разные ратные заслуги получил, а сражался всегда за одно и то же – за трёх матерей.
– У вас три мамы? – удивился юный попутчик.
Тот рассмеялся:
– Вроде того, – и посерьёзнев взглядом, объяснил, – русский воин всегда стоит с мечом и щитом за родину-мать, за собственную мать и мать своих детей.
Неожиданно интеллигент ехидно изрёк:
– Если, конечно, эти женщины не ссорятся между собой.
Брови дедушки от возмущения взлетели на лоб.
– Если институт семьи, как надо работает, то все матери в ладу живут.
– Умные какие все! – фыркнул тот в ответ, уткнувшись в книгу с названием на английском языке.
– Так и есть, – спокойно продолжил дедушка, и стал разъяснять озадаченному внуку, – если отобрать у человека родину, принижать её значение в сравнении с другими странами, женщинам навязать мужскую работу, а стариков загонять в дома престарелых, то ни одно государство не будет сильным. Потеряется смысл в жизни мужчины. Он превратится во флегматичного, вялого такого кролика с горой мяса, вместо мышц.
– В кролика? – переспросил мальчик.
– Именно. Вот растёт ребёнок в семье, и что видит в своём окружении, то и перенимает для будущей жизни. И что же получается. Сначала он обласкан, все проявляют заботу, пока мал. И дружочек ожидает, что такая атмосфера, где любящая его и отца мама будет всегда. Он твёрдо уверен, что в его жизни всё будет хорошо. А там, где попирают семейные ценности, что видят дети? Им талдычат «учи английский язык», якобы он главнее русского, и без него в жизни никуда не пробиться. А что он познаёт в иностранных книжках, позабыв про родных героев?
– И что же? – насмешливо поинтересовался интеллигентный попутчик, не отрывая глаз от книги.
Дед не удостоил его ответом, прокашлялся и замолчал, глядя в окно. Потом медленно произнёс, обращаясь к внуку:
– Чужую мораль! И начинает юный недоросль жить только в угоду собственным капризам. И когда, не дай Бог, приходит грозный час, что встать под ружьё надобно, он, вместо этого, собирает вещи и ищет себе другую родину.
Интеллигент пожал плечами и снова углубился в чтение, но невольно прислушивался к разговору.
– А если там тоже война? Он опять побежит? – почесал макушку внук.
– Побежит. Ему плевать, что будет с родиной, что станется с близкими и друзьями. Он думает, что живёт свободой, как шаровидный кустик перекати-поле, а на самом деле погряз в плену постоянного страха. Неуютно ведь жить среди чужих людей в чуждой культуре.
– Поодиночке не выжить. Мне бабушка про прутики в венике рассказывала, по одному их легко переломать, а целую метлу и силач не сможет одолеть, – припомнил мальчишка.
В купе на несколько секунд наступило молчание. Младенец кратко изложил неоспоримую истину.
Отложив книгу, интеллигент, снял очки и, потирая переносицу задумчиво произнёс:
– Вы правы, сохранение института семьи – это базовая обязанность любого здорового общества.
А молодой боец примирительно улыбнулся:
– Я же сказал: всё держится на трёх матерях.
Только вперёд
Густой сумрак холодной весенней ночи незаметно подкрадывался, контрастно проявляя яркие стежки автоматных очередей на одной из окраин Бахму́та – древнего русского города как куполом накрытого плотной орудийной канонадой и огненным маревом пожаров. Укрываясь между несколькими составами вагонов, стоявших на железнодорожных путях, бойцы штурмовой бригады ЧВК «Вагнер» вели перестрелку с прочно засевшим в здании противником: остатками батальона ВСУ. Продолговатая белокаменная двухэтажная постройка с парой подъездов, как сотами выстланное осиное гнездо, была утыкана огневыми точками, запрятанными в зиявших провалами окнах. Работа штурмовиков осложнялась широким открытым пространством вокруг цели. Местами разрушенный почти до основания каскад сараев примыкал к зданию слева. Бойцы понимали, что это наиболее удобный путь для прорыва, но об этом наверняка догадывался и противник.
Позади изрешечённой пулями цистерны тихо совещалась четвёрка мужчин.
Подтягивая ремень каски, плечистый боец с позывным «Буря», чётко выговаривая слова, неторопливо произнёс:
– Есть подтверждение, что последний дрон ликвидирован. Это не значит, что противник полностью ослеп, но…
– Но это определённо заявка на начало штурма, – сдержанно продолжил худощавый командир.
Вскинув угольного цвета брови, один из мужчин сжал автомат и с кавказским акцентом порывисто заговорил:
– Пора бы уже. С трёх часов прошлой ночи топчемся. Командир, позволь мне зайти слева. Я со своими бойцами пробегусь по «открытке» и…
– Эльбрус, нет. Я сам поведу, а ты пойдёшь во второй группе. Нам нужно надёжное прикрытие. Объединяйся с группой эвакуации, и обеспечьте нам проход к правому подъезду.
– Правому? – орлиным взором Эльбрус уставился на силуэт здания и, ругнувшись на потёмки, прильнул к прибору ночного видения.
В разговор вступил боец из группы закрепления. Поигрывая затёртым плюшевым космонавтом, пристёгнутым к бронежилету, он спросил:
– А нам что делать?
– Уран, ты со своими ребятами проберёшься слева. Надо совершить прорыв и разделить усилия противника. Твоя задача прочно засесть и удерживать позицию. Начинаем через десять минут с пятиминутным интервалом. Я первый, ты второй.
– Принято, – сухо отозвался Уран и скрылся во мраке.
Бесшумно проскочив через обгоревшие вагоны, вскрытые как консервные банки прямым попаданием артиллерии, Уран вернулся к своей группе и объявил:
– Небо чистое. Заход слева. Я первый. Вперёд!
Бойцы подорвались из укрытия. Короткими перебежками они последовали за лидером группы. Он повёл их к цели, делая круговой разбег сквозь апрельский ещё лысый кустарник по извилистой тропе выстланной ковром из следов боёв. Усыпанный фрагментами снарядов щебень шуршал, доски противно скрипели, металл скрежетал, осколки стекла и шифера предательски-громко хрустели… Всё это натягивало нервы Урана в тончайшие, вот-вот готовые лопнуть струны. Натренированное боями в Сирии сердце, каждый раз замирало или учащало пульс от любого звяканья или лязга. Во рту обозначился солоноватый привкус крови. Природное чутьё не раз выручало. И прямо сейчас оно яростно сигналило о том, что опасность притаилась где-то совсем рядом. Даже свежий сырой воздух стал пахнуть иначе и будто сделался вязким, липким… И вот свершилось, шестое чувство не подвело: несмотря на все старания и предосторожности, незаметно приблизиться не удалось, они наткнулись на засаду. Из подвала сарая громыхнул одиночный выстрел. Близкий свистящий звук, режущий бойцам слух, прозвучал как приговор. Группа мгновенно приникла к студёной земле. Дыхание было горячим, к счастью, подшлемник, имеющий лишь прорезь для глаз, хорошо маскировал пар изо рта.
– «Трёхсотый» есть? – прошептал Уран.
Сиплый голос пронзил темноту:
– Прошло по касательной. В строю.
Уран мысленно порадовался: «Слава Богу, без «двухсотого» обошлось!».
Целиться не представлялось возможным и, сверив часы, Уран метко забросил гранату. Оставшиеся метры до здания они преодолели как скоростные болиды. Заскочили в квартиру на первом этаже и молниеносно, заняв «свои сектора», ликвидировали не успевших сориентироваться ВСУшников. Слышался ожесточённый бой: вагнеровцы пошли на штурм с противоположной стороны здания.
– Мы тут будем сидеть? – прорычал один из бойцов, адресуя вопрос лидеру группы.
– Таков был приказ, – сухо ответил Уран. – Но обстоятельства поменялись, – и, достав рацию, он сообщил командиру, – Внутри. Идём к вам!
По приказу Урана группа пошла на штурм. Лидер продолжал идти первым. Стремительно тесня противника с тыла градом гранат и поливая огнём из стрелкового оружия, они проскочили почти целый этаж. Перед тем как войти в крайнее помещение Уран сорвал чеку, и хотел было забросить гранату, как услышал громогласное «Джамбо брат!».
– А теперь укрепляемся! – скомандовал Уран, услышав в приветствии вагнеровцев, что вход первой штурмовой группы обеспечен, комбинированная тактика скрытого проникновения и динамичной атаки успешно сработали.
Дальнейший захват здания буквально был делом техники, закреплённой на уровне автоматизма. Слаженные действия опытных бойцов. Отработанные приёмы по принципу секторов с выделением зон ответственности. Методическая групповая зачистка. Штурм закончился в считанные минуты.
К обеду следующего дня штурм был разобран в деталях и проанализирован. Составлен список ошибок противника, на которых можно было сыграть, проработаны для будущих боёв собственные недочёты. Вагнеровцы учатся каждый день, каждый бой – это новый урок.
Буря и Уран задержались во временном штабе – подвальном помещении некогда жилого здания подготовленным для обитания инженерным отрядом. Разлив травяной чай по стальным кружкам, они уселись за импровизированным столом из ящиков. Тонкий аромат мелиссы деликатно наполнял комнату, ненавязчиво протискиваясь между запахами оружейной смазки и специфического букета медикаментов. Матовые светильники, мерцая, гудели над головами. Без балаклав молодым людям можно было дать не больше двадцати пяти лет на вид, но мудрый взгляд у обоих, говорил о том, что их зрелость опережает возраст.
– Отличная импровизация получилась. Уран, ты виртуоз.
– Да ладно тебе. Типичная подстройка под созданные противником условия. В нашей работе ведь как? Движение – это жизнь. А нам двигаться надо только вперёд.
– Согласен. Останавливаться нельзя, – задумчиво протянул Буря и добавил, – знаешь, а у меня вчера пополнился перечень причин бить укронационалистов …
Уран погладил игрушечного космонавта. – Сын, когда подарил мне его, сказал, что это талисман. Говорит, я хочу, чтобы он тебя берёг так же, как ты бережёшь нас с мамой. Что ещё можно добавить к защите Отечества? Я здесь только по этой причине.
– Глобально, конечно, ничего. За Русский мир воюем. А вот в частности…
Буря надрывно вздохнул и замолчал.
– Что в частности?
– А то… Дьявола изгоняем. ВСУшники вчера прицельно расстреливали православную церквушку. Там никого. Они бегут от нас, но тратят время, тратят патроны… Так им ненавистно то, что ещё совсем недавно было священно. Это реально ещё один повод давить поражённого бесятиной врага.
Уран кивнул и уверенно произнёс:
– Наши деды победили нацистов, и мы справимся.
Мелодия свинца
Александр пристегнул последний магазин к автомату. Тридцать патронов. Тридцать шансов прицельно выстрелить по ВСУшникам, сократить численность врага. Его укрытие обнаружено, но пока имеется преимущество: к крыше пятиэтажки путь был только один – через подъезд, который он контролировал. Александр погладил автомат:
– Ну, что друг, стоим до конца.
Он перевёл флажок предохранителя в одиночный режим. Щёлкнул затвором. Прицелился. Выстрелил. Отпустил спусковой крючок. Выстрелил. Затем ещё и ещё. Обратный отчёт остановился на пяти. Александр вытер ладонью лицо и улыбнулся. Мелкий апрельский дождик, этот весенний привет природы, его развеселил. Он выстрелил.
– Четыре.
Где-то позади по жестяной вытяжной колонке прошлась автоматная очередь.
– Чем вы стреляете? Я с таким звуком «блинчики» в детстве на пруду пускал! – расхохотался Александр, – и сделал очередной выстрел, – три.
Этажом ниже взорвалась граната.
– Каши мало ели? Что за музыка? Как палкой по ведру! Так бабуля моя ворон пугала! – он усмехнулся, прицелился, выстрелил, – два.
Новая очередь автомата снесла лист жести. Тот полетел вниз и звонко ударился об тротуар.
– И всего-то! Да моя Ленка на первом свидании мне затрещину и то сильнее влепила! – крикнул Александр, и нажал на спусковой крючок, – один.
И тут руку обожгло огнём. Алое пятно медленно расползалось по плечу. Александр задорно рассмеялся:
– Комариный писк ваша музыка!
Он отстрелил последний патрон. Отсчитал десять минут, достал рацию, но не успел вызвать «огонь на себя»: прямое попадание превратило прибор в кровавые осколки. Зажав простреленную ладонь в кулак, он попытался отползти за вытяжные колонки. Внезапно по крыше ударили из крупнокалиберного пулемёта. Александр потерял сознание.
Он очнулся на носилках, и еле слышно прохрипел:
– Вызываю «огонь на себя».
Раздался хохот.
– Не дали парню героем стать!
– Ага, посмертно!
Он с усилием всматривался в улыбающиеся лица:
– Вы кто?
– «Музыканты»*.
Слабая улыбка промелькнула на спекшихся губах Александра:
– Хорошо сыграли, братья!
*«Музыканты» – одно из прозвищ ЧВК «Вагнер».
Оставаться человеком
Ожесточённые бои за Донбасс оставляли кровавый шлейф. В округе стоял запах смерти. В каждом освобождённом населённом пункте ЧВК «Вагнер» наладил транспортировку погибших бойцов противника к линии соприкосновения.
Закончив с разгрузкой очередной партии досок, Митя вернулся под незатейливый наскоро сколоченный навес, где боевой товарищ, который ему в отцы годился, мастерил длинные ящики.
Отряхиваясь от опилок, Митя спросил:
– Батя, что дальше?
– Отдохни малёк. Парни вернутся, разложим ВСУшников по гробам.
Митя, который недавно прибыл в подразделение, сплюнул и недовольно проворчал:
– Не понимаю, почему мы с ними возимся?
– Противник сражается достойно. Коли заплатил полную цену – погиб на поле боя, то он достоин уважения. Если сослуживцы не удосужились, так мы подсобим.
– Укронацики с нашими так не церемонятся, – присаживаясь на деревянную колоду, фыркнул Митя, но поймав суровый взгляд Бати, стушевался.
– В этом мы и отличаемся… Вот скажи мне, что главное на войне?
