Евгения Кибе
О любви. О жизни… с болью
Прощай.
Прекрасный солнечный сентябрьский день. На улице тепло, как-будто лето хватается за природу, пытаясь удержать свою власть. Но нет. Осень уже занимает место своей предшественницы. Зелень крон деревьев постепенно начинает желтеть, краснеть и облетать.
Солнечный лучик скользнул по щеке двухмесячной дочки, сладко спавшей в кроватке. Хотя бы пол часа тишины и можно примерить то, что завтра утром надену.
Я стою перед огромным зеркалом в спальне и смотрю на своё отражение. Измученное недосыпом лицо с синяками под глазами, черная кофта, которая заметно жмёт подмышками, такого же цвета юбка чуть ниже колена, безжалостно впивающаяся в мой обвисший после родов живот и ,в одной с этими предметами одежды цветовой гамме , туфлями-лодочками.
Завтра я иду на похороны отца.
Я смотрю на себя в зеркало и пытаюсь понять, кто он для меня? Внешне мы не сильно похожи, это правда. Но характеры у обоих такие, что сметаем всё на своём пути. Точнее, он уже не сметёт ничего. Он умер и его больше нет.
Тихо, что бы не разбудить малышку, подхожу к книжному шкафу и достаю старый коричневый и достаточно потрёпанный альбом с фотографиями. Помните, такие, от которых даже спустя много-много лет пахнет проявителем или закрепителем. А может и тем и другим. Я в этом до сих пор не разбираюсь.
Я сажусь на кровать и начинаю переворачивать листы , на которых мои детские фото.
Вот мне месяц. Вот два, три, четыре. А тут я с ним, с папой. Он меня держит на руках и улыбается. Потом фото с мамой, старшей сестрой. Мы счастливы на этих снимках. Здесь уже мне год и я стою с маленькой метлой, стараясь помочь маме по хозяйству. Дальше снимок, где папа меня подкидывает вверх. Как же мне нравилось это ощущение полёта! И страшно, и радостно. Страшно от того, что тебя выпускают из крепких сильных рук, а радостно, что эти самые руки тебя поймают и в этом нет ни капли сомнения.
Альбом лежит на моих коленях, а я смотрю на стенку напротив кровати и вспоминаю, как садилась к папе на колени , обнимала и говорила " Папочка, когда я вырасту, то обязательно женюсь на тебе". А он смеялся в ответ и спрашивал " А куда же мы маму денем?".
Мне было уютно и тепло с ним. Никогда не было страшно, когда он был рядом. Папа.
А потом он ушёл. Ушёл к другой женщине. Я помню, что мне было очень больно и обидно. Я плакала ночами, потому что папа не от мамы ушёл, а от меня. Мой первый любимый мужчина бросил меня. Оставил. Променял на кого-то другого.
Никогда не видела, что бы мама плакала. Ей было тяжело. Очень. Трое детей. Зарплата в огромных мешках монетками, которых еле хватало на то, что бы заплатить за квартиру. Страшное сочетание в перестроечные годы- оба родителя бюджетники. Мама учитель, папа военный. Денег нет, папы нет, будущее сомнительное.
Папа исчез из нашей жизни в тот момент, когда пересек порог квартиры с чемоданом. Не было ни звонков, ни встреч. Первый раз я увидела его через пол года, когда мама взяла меня с собой в бухгалтерию к нему на работу, потому что он перестал нам платить те копеечные алименты, которые высчитывали из его зарплаты. Я увидела его в коридоре и бросилась с криками " Папа"", но он сбежал. Я помню, как сидела тогда на стульчике в коридоре и горько плакала. А мама меня обнимала, гладила по голове и пыталась объяснить необъяснимое ребенку одиннадцати лет.
Второй раз мы встретились снова через пол года. Он подарил мне на какой-то праздник кофту невероятного размера и две шоколадки. Когда мы с мамой пришли домой, то она спросила :
– Ты хочешь жить с папой?
Такой вопрос сложный. Конечно я хотела с ним жить! Но это означало , что мне надо было бы оставить маму, сестру , брата.
– Наверное нет, мамочка.
Я ответила и заплакала. Мне было больно от осознания того, что отцовской любви нет и не будет в моей жизни. Оказалось, что вопрос был задан не спроста. Отец хотел отсудить меня у мамы, что бы не платить алименты. Если бы по суду я жила с ним, брат несовершеннолетний с мамой, то алименты никто никому бы не платил, так как сестре уже исполнилось 18. Вот такой вот хитрый план был, но не срослось.
Прошло около 7 лет и отец начал налаживать наше общение. Я была не против, мама тоже. Но всё закончилось через несколько лет. Он пил . И пил по черному. Запои регулярно через каждые два месяца, как по часам. Месяц бухает, два готовит организм к следующему запою. Те периоды, когда он прикладывался к бутылке, были страшными. Он превращался из интеллигентного, начитанного человека в животное. Там где спал, там и опорожнял свой кишечник.
Я его подшивала, клала в больницы, в которых его учили расшиваться такие же горе-отцы и горе-мужья. Но итог один. Как-то, когда приехала к нему в очередной запой, его посетила белка. И это был не пушистый зверек, который охотно берет орешки и фрукты из рук посетителей парка в Пушкине. Это была конкретная белка. Я заперлась в туалете, села на пол и обхватила голову руками. Отец барабанил в дверь, рычал и мне было страшно. Но не от того, что он может сделать со мной. Нет. От того, во что он превратился. А потом резкий звук от падения и я услышала, что его трясет. Выскочив в коридор увидела, что у него приступ эпилепсии на фоне пьянки.
Быстро схватив ложку в кухне, разжала ему зубы и перевернула на бок. Когда он пришёл в себя, вызывала скорую и ушла.
Это был последний раз, когда мы с ним виделись. На следующий день позвонила и сказала, что он должен выбрать – либо алкоголь, либо я.
– Извини, Нюша.
Это все, что сказал мне. Он выбор сделал, а я сделала свой.
Прошло 10 лет и завтра я его увижу в первые за такое длительное время. В гробу. Наверное в костюме, в ботинках. Но будет ли он похож на моего отца, каким я его помню?
Я сижу на кровати и пытаюсь хоть немного всколыхнуть, пробудить чувства. Жалею ли я , что он умер? Наверное да. Но так же, как я сожалела об уходе своих знакомых Димки, Сашки, Сурика, Славки, Индейца, Олега.
Жалею ли я , что мы с ним не поговорили перед его смертью, не помирились? Абсолютно точно нет.
Люблю ли я его? И да, и нет. Я любила своего папу, который был рядом и защищал , когда мне было 5, 6, 7 лет. А потом он превратился в отца, который выпивал, гулял, но которого я всё же любила, собирая те осколки чувств, который всё ещё жили во мне. Но он умер для меня тогда, когда сбежал в коридоре бухгалтерии. А того человека, которого завтра предадут земле, я уже не знала.
Папа, я буду любить тебя всегда. Того папу, которого ждала с полотенцем с пробежки по утрам перед тем, как идти в детский сад. Которым я гордилась, когда он забирал меня из детского сада в военной форме.
Но тот, кого завтра буду провожать…Он для меня кто? Мужчина 66 лет, умерший от инсульта на улице по пути за очередной литрушкой.
Удар. Ещё удар.
Удар. Ещё удар. Оля лежала на полу, пытаясь расслабиться, получая один за другим удары в живот. Она знала, что , если напрягаться, то станет больнее, да и вероятность того, что будет перелом ребра намного выше. Знает, плавала уже.
Единственное, что она прикрывала- лицо. То, что на работе все знают, что муж ее бьёт, она не сомневалась. Эти перешёптывания за спиной, печальные взгляды , полные сочувствия, говорили больше слов. Даже в жаркую погоду Оля ходила в закрытых бадлонах, свитерах. Но синяки на лице не скрыть. Никакой, даже самый дорогой тональный крем, не убирает их полностью. Если бы она могла, то носила бы бурку, что бы полностью спрятать следы злости и ярости мужа.
Это началось не сразу. По началу была любовь, забота. Только Вася казалось немного перегибает в ревности. Читал переписку в ее телефоне, знакомился с подругами, а потом выносил свой приговор " Она проститутка. Не общайся с ней". Оля надышаться не могла на любимого и каждое слово, пожелание воспринимала, как руководство к действию. После свадьбы она забеременела и получила первый раз по лицу. Вася пришёл с работы, а Оля страдала от сильнейшего токсикоза. Не могла ни приготовить , ни убрать. И тогда он начал " воспитывать" жену. Орал на нее несколько минут, а потом ударил.
Оля плакала, собирая вещи в чемодан. Мама жила на другом конце города, но вполне реально было добраться , вызвав такси ночью. Вася извинялся, валялся в ногах и клялся, что больше никогда и ни за что. Оля и простила.
Месяц всё было нормально. А потом ей прилетело за то, что не ответила вовремя на звонок. Те же сборы, те же слёзы, то же прощение. На седьмом месяце избил ее так, что она угодила в больницу и родила мертвого малыша.
В тот момент, когда ей отказались отдать тело маленького человечка, убитого мужем, она поняла, что если не уйдёт сейчас, то не сможет это сделать уже никогда.
Выйдя из больницы, она побежала писать заявление на развод, но…передумала, потому, что Вася плакал и страдал из-за того, что сделал.
После этого ей уже было всё равно. Он бил ее и бил. " Боксёрская груша", как он ласково называл Олю , когда был пьян.
– Ну всё. Устал,– плюхнулся Вася на диван, ударив последний раз в живот.
Оля , с трудом превозмогая боль, поднялась с пола и поплелась в ванную. Тело горело, живот болел, во рту чувствовался металлический привкус крови.
Розовое полотенце, которое она привезла с собой от мамы, когда съезжалась с Васей, было той самой ниточкой, которая связывала ее с жизнью до унижений, до побоев. Каждый раз, когда муж бил, то именно эта , когда-то пушистая вещица, помогала не сойти с ума.
Оля включила холодную воду и намочила полотенце. Посмотрев в зеркало, увидела совершенно отрешенного человека. Ей было уже всё равно, что происходит. Она пустое место, она вещь, которая только и нужна, что для битья. Вася прав, она никчёмная пустышка, которая даже родить не может. Она плохая хозяйка, отвратительная жена, а на работе…Наверное и тут он прав, она нравится начальнику, поэтому ее повышают, а не за старания и способности.Только за это дают новые проекты, зарплату подняли, что она стала получать больше мужа в 2 раза.
Нет, Вася прав. Прав во всём. Ей не место в этом мире, где она только вредит и портит всё.
Оля села на край ванной и заплакала.
Из комнаты послышался крик:
– Ты что там застряла? Муж жрать хочет! А она прихорашивается !
Оля быстро выключила воду и побежала, согнувшись , в кухню.
Борщ ещё горячий, котлетки и пюре готовы.
– Вася, милый, прости. Иди кушать. Всё готово, как ты любишь.
Дрожащей рукой она доставала тарелки. Только бы он не увидел, а то опять прилетит.
Вася зашёл на кухню:
– Ну вот так бы сразу. А то сидит она, понимаешь, в компьютере.
– Но я же проект заканчивала…-начала было Оля, но тут же закусила губу.
Муж злобно посмотрел на нее:
– Ты что же это мне перечишь? Заткнись и сиди молча.
– Прости пожалуйста. Я виновата.
Оля сидела на стуле напротив мужа и молча смотрела, как он ест. Борщ противно стекал по его подбородку. Только что отбеленная рубашка, отпаренная, была уже вся в пятнах. Он хмыкал и чавкал, иногда кидая злобные взгляды в сторону Оли.
– Ты заплатила за ипотеку?
– Да, милый. Квитанция лежит в папке.
Дежурный вопрос, отточенный ответ. За три года она научилась отвечать по делу и быстро.
На утро тело ломило как всегда. Уже привычно и тупо. Умывшись, приготовив завтрак мужу, она убежала на работу.
– Оля, зайдите ко мне , – услышала она в трубке рабочего телефона голос начальника.
Собрав все документы, по которым работала на данный момент, поспешила в кабинет босса.
– Можно, – робко спросила она, после того, как постучала в дверь.
– Да, конечно. Проходите, – пригласил ее к столу Георгий Маликович.– Оля, я с вами хотел кое-что важное обсудить.
Оля села на стул напротив, держа в руках папки с проектами.
– Вы положите бумаги на стол. Вам, наверное, так будет удобнее,– предложил он и продолжил.-У нас так ситуация складывается, что вам нужно будет на 3 месяца уехать в командировку.
У Оли глаза на лоб полезли от этих слов. Какая командировка? Как она уедет? А как же Вася? Он ее не отпустит.
– Давайте без обиняков. Я знаю, что у вас в семье происходит. Это знают все. Спрошу прямо- поедете или нет? Не отвечайте пока что. Даю вам время до конца рабочего дня. Но сразу оговорюсь, если откажитесь от командировки, то вынужден буду вас уволить. У нас очень серьезная ситуация в Калининграде, а вы, как начальник отдела, должны сами разрулить всё на месте, – Георгий Маликович замолчал и посмотрел на побледневшую Олю.– Не задерживаю. Но помните, либо я подписываю вам командировку в 18 часов вечера и вы вылетаете завтра утром, либо заявление по собственному желанию.
Оля на ватных ногах вышла из кабинета. Как ей всё сказать мужу? Работа валилась из рук, голова плохо соображала. А кому позвонить и посоветоваться? Все подруги, с кем общалась и была когда-то близка, остались в прошлой жизни.
Набрав номер мамы, стала ждать , когда наконец-то закончатся гудки.
– Мам, привет,– скороговоркой начала Оля,– мне на работе сказали ехать в командировку , либо меня уволят. Не знаю, что делать. Вася точно не поймёт.
На другом конце ответом ей было гробовое молчание.
– Мам, ну скажи же что-нибудь…
– Оль, -еле слышно проговорила мама,– ты дура, да? Тебя повысили, зарплата просто королевская, да ещё от твоего придурка подальше будешь целых 3 месяца. Может наконец-то хоть синяки заживут.
Мама права, но не во всем конечно же. Может им и правда надо друг от друга отдохнуть?
Ладони вспотели, но пальцы сами набирали номер мужа.
– Что тебе надо? Я на работе,– недовольным голосом проговорил Вася.
– Я коротко, любимый. Мне предложили в командировку на три месяца. Даже скорее не предложили, а в ультимативной форме заявили, что либо командировка, либо увольнение.
На другом конце послышалось молчание и грозное сопение. Наконец через пару минут Вася отчеканил слова:
– Раз так, то езжай, но я сегодня ночевать не приду,– и повесил трубку.
Слёзы душили Олю. Она плохая, она виновата, что любимый не будет ночевать дома. Не известно где, с кем . Может будет мыкаться по друзьям и товарищам…А она будет спать в тёплой кроватке. Какой эгоизм.
С распухшими от слез глазами, Оля пошла к Малику Георгиевичу с заявлением на командировку. На душе скребли кошки, живот неприятно тянуло вниз, дышать с каждой минутой становилось всё сложнее и сложнее.
В Калининграде работа полностью поглотила ее. Утром быстро собраться и бегом в офис. Там скорый завтрак, потом работа, обед, работа, дом, скорый перекус и спать. Неделя летела за неделей, перемешиваясь со звонками Васи, который ругался, матерился, злился и плакал, моля ее вернуться поскорее домой.
Только через два месяца Оля поняла, что внутри нее какие-то странные чувства, которые она уже позабыла. Ощущение лёгкости, счастья, радости. Она сидела на подоконнике в служебной квартире, одна, попивая лимонад. Задорные пузырики щекотали нос и впервые за несколько лет она улыбнулась. Улыбнулась не потому, что кто-то рассказал смешную шутку на работе, не потому, что должна улыбаться мужу, сквозь кровоточащие после ударов , губы, нет. Она улыбалась потому, что ей так хотелось.
Выходные дни, которых Оля всегда боялась , живя с Васей, теперь приносили радость. Она могла делать, что хотела и как хотела.
Сидя в кафе, после того, как провела пол дня в салоне красоты, попивая латте с корицей, улыбалась. Кому? Да всем. Она улыбалась жизни, которая для нее начала открываться по новому.
Жизнь без боязни просыпаться, без боязни сказать то, о чём думаешь.
– Девушка, у вас не занято?
Фраза опустила Олю на землю с облаков , на которых она сидела в мечтах, свесив ножки.
Перед ней стоял красивый молодой парень. Карие глаза, темные зачёсанные назад волосы, дорогое коричневое пальто.
Оля смотрела на него, улыбалась и молчала.
– Девушка, простите, если я вас смутил, -проговорил он .-Вы так прекрасны. Хотел бы с вами познакомиться . Можно ?
Она продолжала на него смотреть, а потом ответила :
– Вы знаете, а нельзя. Мне так хорошо одной.
Подскочив со своего места, она засмеялась и ,пританцовывая, стала подходить к выходу из кафе, параллельно набирая мужа на телефоне.
– Вась, привет,– весело проговорила она, – ты знаешь, а я с тобой развожусь! Я так рада, что наконец-то поняла, какой ты ублюдочный козёл. Квартиру с ипотекой оставь себе. Вещи можешь маме моей отдать. Или сжечь. Или продать. Или выкинуть. Мне всё равно. Мне ничего из той жизни не нужно. Ничего. А самое главное- мне не нужен ты!
Оля стояла и смеялась на улице, держа в руке телефон, из которого раздавались жалобные всхлипывания.
Вздохнув полной грудью она поняла, что именно так и пахнет давно забытая, украденная свобода.
Печальный скверик.
Саша сидела на металлической садовой ограде и смотрела на фонтан. Высоко поднимался он над маленький сквериком в центре Питера, разбрасывая скупую пену вокруг.
Кругом люди, спешащие в укрытие от начинающегося летнего дождя. Чего его так бояться? Потечет тушь, намокнет брендовая сумочка и всё. Это разве горе?
Горе, когда ты сидишь одна на жёрдочке, вокруг тебя кипит и бурлит жизнь, а хочется выть и плакать, но какая-то оставшаяся внутри сила , не даёт сделать это.
Девушка посмотрела на затянувшееся тучами небо и первая капля упала на ее щеку. Потом ещё одна, и ещё, и ещё. Когда по лицу стала стекать непрерывным потоком вода, Саша разрыдалась.
Плачет небо, значит и ей тоже можно. Саша сидела под дождём , плакала и обдирала уже достаточно сильно пострадавший маникюр.
Ещё каких-то пятнадцать минут назад она была счастлива.
– Ты мне не нужна,– пощёчиной прилетело Саше от Олега.
– Но я не понимаю, – глупо улыбаясь проговорила почти шёпотом двадцатилетняя голубоглазая брюнетка, глядя на того, кем восхищалась и кого любила до потери пульса.
– Саш, а что не понятно? Я женюсь на Ритке, мы уже и заявление в ЗАГС подали. Ты знаешь, кто ее родители и я просто не могу упустить шанс на нормальное будущее.
– Но Олежка,– проглотив ком, подступивший к горлу, проговорила девушка,– а как же мы ? А как же те три года, что мы были вместе ? Это ничего не значит?
Олег нервно крутил в руке зажигалку.
– Ой, да прекрати ломать комедию. Я тебе сразу сказал, что у нас с тобой только так. А ты уже нарисовала себе небось и фату ,и детишек.
– Но…
– Какое "но"? Не было нас, не было ничего. И не вздумай к Ритке ходить. Ты меня знаешь.
Саша стояла и смотрела на фонтан, который бил всё так же, не меняя ритма, не меняя объёма поднимаемой воды. Как он может быть таким равнодушным и жестоким? Как может быть все вокруг таким жестоким?
Саша схватилась за грудь, потому что стало нестерпимо жечь внутри.
– Саш, послушай, – Олег подошёл ближе и , говоря тихим и нежным голосом, свободной рукой поглаживая руку девушки, проворковал,– ну что ты , в самом деле? Было же нам хорошо? Было. Так давай это в памяти оставим , как счастливое время . И не надо истерик и всего этого, что вы, женщины , любите устраивать. Я уже решил и обратного пути нет.
Саша посмотрела на него:
– Это решил ты…Но не мы…Уходи…,– злобно бросила ему, понимая, что , если Олег останется ещё хоть на минуту, то она будет валяться у него в ногах и просить не бросать.
Парень улыбнулся и по-товарищески хлопнул Сашу по плечу.
– Я рад, что мы друг друга поняли. Ну давай тогда, удачи.
Она не видела, как Олег ушёл, она не понимала, где находится, зачем и почему. Саше было всё равно.
В голове крутилась только одна фраза " А ты уже, небось, нарисовала себе и фату, и детишек".
Саша вспоминала , как увидела Олега первый раз на концерте общих знакомых. Среднего роста, крепкий, весь в тату, длинные волосы, голубые глаза. Он подошёл к ней, такой потный, взъерошенный и красивый после выступления. Обнимал ее, целовал и она провела свою первую ночь с мужчиной. И сразу же , на фоне этих воспоминаний, выскакивала фраза " нарисовала себе и фату, и детишек"…Саша вспоминала дни рождения, праздники, которые они провели вместе. Как он встречал ее после занятий в музыкальном училище. Весь этот салат из воспоминаний был заправлен горькой фразой, которая ранила и била.
Годы… Могут ли они излечить от боли? Скорее всего нет. Но с годами мы учимся жить с ней, принимать. А сколько лет надо, что бы научиться этому ? Что бы не пронзала боль, как кинжал, когда навязчивые воспоминания лезут в голову при пробуждении утром или отходу ко сну вечером?
Саша прожила несколько лет, как в тумане. Всё для нее стало серым и безвкусным. Существование стало совсем недавно понемногу превращаться снова в жизнь. Только музыка и друзья, настоящие друзья, спасли ее и вытащили из трясины.
Девушка нашла прекрасную работу, получила возможность реализовать себя , как прекрасного музыканта и композитора, но , как любящую и любимую женщину всё не получалось. Шрам на сердце натягивался и начинал болеть каждый раз, когда она чувствовала, что кто-то начинает нравится.
– Сашка, ты чего такая печальная снова? Пошли после работы мороженое поедим,– предложил Дима, с которым они дружили со студенчества.
– Да какое мороженое ночью? Мы же только в одиннадцать вечера заканчиваем.
– Ничего. Лиде позвоню и она нам компанию составит.
– Да ну. Куда она на ночь поедет?
Дима усмехнулся .
– За мной, хоть на край света. Она жена же моя или кто?
Саше нравилось смотреть, как эти двое воркуют друг с другом. Небольшие уколы зависти случались, но больше радость за них и вера в то, что счастье может быть и в ее жизни однажды случится.
Лето. Ночь. Звуки города , который как-будто вообще никогда не спит, обнимали и давали заряд бодрости после трудового дня. Воздух, уже становившийся немного прохладным после зноя, приятно освежал.
– Саш, посиди тут минутку. Лида в туалет захотела,– сказал Дима, беря под руку жену и уводя ее на поиски синих кабинок.
Они сидели в том самом скверике, где несколько лет назад для Саши жизнь разделилась на до и после.
Саша улыбнулась , кивнула и продолжила есть свою ванильную трубочку.
Она огляделась по сторонам и тяжело вздохнула. Именно на этом самом месте, так же сидя на металлической ограде скверика в центре Питера, она плакала несколько лет назад под дождём. Холодок прошёл по спине. Она старательно избегала после той последней встречи с Олегом не только общих знакомых или мест, где могли бы пересечься, но и этого самого прелестного, безобидного скверика.
Слезы подступили к горлу и волна жалости к себе накрыла с головой.
Но тут чьи-то мохнатые и когтистые лапы плюхнулись на ее колени так, что девушка чуть не упала, потеряв равновесие. Незнакомый пес уткнулся мордой в ее рожок и стал активно облизывать лакомство.
– Фу, Буцефал, фу, гаденыш,– закричал мужской голос и кто-то стал тянуть за поводок огромного пса дворянской породы.
Саша подняла глаза и увидела, как к ней приближается высокий , темноволосый молодой человек в шлёпках, шортах и футболке. Саша поморщилась, так как ненавидела, когда кто-то ходил в обычных резиновых шлёпанцах по городу.
Парень виновато улыбнулся и проговорил:
– Сам не люблю такую обувь, но он сожрал мои последние кроссовки.
Саша равнодушно пожала плечами.
– Да мне дела нет. Но вот мороженое моё он слопал.
Буцефал повернул довольную морду, измазанную белой сладкой массой, на своего хозяина.
– Да ну… Опять? – парень тяжело вздохнул.– Этот обжора…Мне его оставила сестра на время отпуска. А он вытворяет такое, что уже хочется его отвезти в гостиницу для животных.
Понимая, что речь зашла о нем, да ещё не в самом лучшем ключе, Буцефал поджал хвост и улёгся на землю, подняв вокруг себя пыль.
– Вот теперь ещё и мыть его на ночь глядя. А у меня завтра совещание с утра. Так ещё и за обувью надо успеть до этого. Не идти же в костюме и …-парень посмотрел на свои ноги, помедлил и добавил, виновато улыбаясь, – в этом.
Саша смотрела на растерянного парня, на собаку, которая грустно смотрела на него из-под косматых бровей, падающих на глаза, и начала смеяться.
Временный горе-хозяин собаки смотрел на нее сначала с каким-то подозрением, а потом тоже начал хохотать.
– Тебя как зовут, хозяин Буцефала?– сквозь слёзы проговорила Саша.
– Леша. А тебя?
И тут за спиной послышался голос Димы:
– Саша ее зовут,– положив руку на плечо подруги, он проговорил,– слушай, нам с Лидой уже домой пора. А раз у тебя провожатых двое, то доведут до дома. Правильно?
Игорь улыбнулся, оглядывая Диму и прятавшуюся за его спиной жену, и ответил:
– Конечно. Могу хоть каждый день провожать.
– Только ты обувь поменяй,– хихикнула Лида и потянула мужа в сторону метро.
Саша потрепала Буцефала по загривку и подняла глаза на Лешу.
– Проводите до дома, раз обещали. Тут не так далеко. До Обводного Канала . Минут за 40 точно управимся.
Ночное небо, на котором редко видны звезды, в этот день было усеяно маленькими огоньками, которые как-будто подмигивали странной парочке с собакой, слонявшейся уже третий час по набережной Обводного канала. Столько вопросов ещё не задано, а ночь уже скоро подойдёт к концу.
Спать не хочется, домой идти не хочется. Хочется идти вместе с этим уже не малознакомым Лешей, который заставил рубцы на сердце стать мягче и , возможно, в один день наступит полное исцеление..А за ним и счастье.
