Евгения Кибе
О любви. О жизни… с болью
Тридцать сребреников.
Жирная муха противно жужжит над головой. Я смотрю на нее и думаю, как ей хватает сил столько летать, как-то трепыхаться?
Я лежу на кровати, надо мной пыхтит пьяный сожитель. Стараюсь отвлечься от того, что он сейчас делает со мной.
Обычно это длится пару минут и всё. Я свободна. Но когда он пьян, а это бывает часто, то экзекуция может затянуться.
Его липкий вонючий пот падает мне на лицо, мерзко-кислое дыхание заполнило легкие и, что бы не стошнило прямо на него, надо отвлекаться и думать. Думать о чем угодно.
Я забыла вытащить белье из стиральной машины. Пойду в душ после того, как этот всё закончит, заодно и белье развешу. На завтрак надо будет детям бутерброды сделать, так как забыла водителю сказать купить молоко. Что ещё? Позвонить врачу, что бы перенести визит. И в библиотеку с Машей заскочить после школы.
Всё. Наконец-то. Его искареженое экстазом лицо , на которое не хочу смотреть, рухнуло на подушку и раздался храп.
Выбравшись из-под его туши, побежала в душ. Горячая вода смывает его мерзкий запах, отвратительный, ядовитый пот. Но не может смыть его из моей жизни. А жаль.
Почему я всё это терплю? Не думаю, что мои псевдо-подружки считают, что терплю. Для них я просто зажралась. Никто не понимает, что на самом деле происходит.
Этот человек очень богат и влиятелен. Когда мы с ним познакомились, я работала в ресторане официанткой. Красивая упругая попка привлекла его внимание. На мою личность он ни тогда, ни тем более теперь, не обращает внимания. Я жила в то время в общаге от своего универа, подрабатывала вечерами и ночами, как могла. Из моей глубинки было сложно ждать какой-то финансовой помощи. Сама содержала себя, и даже как-то помогала родителям. На водку, на селёдку.
И вот такой мужчина оказывает мне знаки внимания. Жрать хотелось тогда до жути, поэтому решила, а почему бы и да?
Мы с ним встречались в его машине,в каких-то отелях с посуточной платой, но никогда не хотела впускать его в свою жизнь полностью. Меня устраивало мнимое ощущение свободы и те деньги, которыми он забрасывал меня. Потом как-то незаметно я перебралась из общаги в прекрасно обставленную квартиру в центре города. До моего универа было рукой подать. У меня появилась свежая и вкусная еда, красивая одежда, салоны красоты и даже личный водитель.
Прошло пол года и я узнала, что мой любовник глубоко женат. Тогда мне казалось, что это плюс, так как он мне стал уже как кость поперек горла. Туда не ходи, то не делай. В это же время я познакомилась с парнем. Красивый, умный, спортивный. Мой " папашка" узнал об этом и парень совершенно случайно попал в больницу буквально через пару дней.
Потом был тренер в фитнесс центре, но там всё закончилось очень быстро. Его просто уволили на второй день после нашего единственного свидания. Дальше одногруппник. Его отчислили и забрали в армию раньше призыва. Сосед по этажу вообще пропал, после того, как имел неосторожность подарить мне букет роз.
Мне надоело это всё и я сказала, что хочу расстаться, так как его "женатость" меня не возбуждает. Он ответил, что ему все равно. Жена давно с ним не спит, живут они как соседи. Не разводятся, так как не выгодно для бизнеса.
Я поняла, что попала по полной. Собрала вещи и ушла, но он нашел меня, вернул в нашу проклятую квартиру, избил и изнасиловал. Мы всегда предохранялись, но, кто же думает о таких мелочах во время насилия? Когда увидела две полоски на тесте, то поняла, что это конец. Он узнал о моей беременности и сказал, что, если сделаю аборт, то меня будут собирать как паззл по частям по всему городу.
Таким образом у меня появилась Маша. Этот жирный боров радовался, а я плакала, понимая, что теперь у него на крючке на долго.
Потом таким же образом появился Федя. Меня радовало в беременностях только то, что он не прикасался ко мне. Это было счастье, несмотря на то, что рвало и тошнило постоянно. Кстати, учебу я так и не закончила. А зачем? Я теперь рабыня в золотой клетке.
Каждый день надеюсь, что он не приедет, что ему надо в командировку, что его в конце-концов кто-то из партнеров грохнет, но нет. Он ведет дела честно, в командировки ездит редко.
Детей он любит, да. За это ему спасибо. У них будет все, что нужно и даже больше.
Меня тоже он любит. По своему. Садистской любовью и ему абсолютно все равно, что с моей стороны к нему нет ни любви, ни уважения. Он знал с самого первого нашего свидания, что он мне отвратителен, но я позволяла себя любить, так как он платил мне.
Как-то ему сказал:
– Вить, найди себе кого-то помоложе. Зачем я тебе ? С детьми будешь встречаться, когда захочешь, я не стану препятствовать.
Он рассмеялся мне в лицо.
– Тань, у меня и так есть помимо тебя предостаточно сосок. Когда захочу, уйду и тебя не спрошу. Про детей вообще тему не поднимай. Они мои . Ты просто их выносила, как суррогатная мать. Да и ты тоже моя. Мне нравится, что тебя ломаю каждый раз. Как ты от отвращения кривишься, когда подхожу к тебе. Меня возбуждает то отвращение , которое испытываешь, когда тебе надо снимать трусы или открывать рот по делу. Так что, заткнись и приступай.
Сказав это, он раздвинул свои толстые ляжки, сидя на диване напротив меня.
Столько лет прошло, а я каждый день проклинаю ту минуту, когда погналась за большими деньгами. Если бы могла, то перемотала бы время назад и никогда не стала бы продавать себя за четыре стены и новое платье.
Я как робот отрабатываю свою программу. Практически научилась выключать свои эмоции, когда мой денежный мешок рядом. Если не вижу его лица, то могу представить того инструктора по фитнессу, или парня-соседа, или одногруппника. У меня была вся жизнь, моя жизнь, впереди, а я продала ее за тридцать сребренников.
Чужая ошибка.
На улице дождь, который безжалостно лупит по лицу, всему телу. Но Саша не чувствует его. Она стоит перед белой дверью больницы и смотрит в никуда.
По лицу стекает тушь, разделяя его на три неровные части. Челка прилипла ко лбу смешными рваными клоками. Сердце как-будто замерло, остановилось в тот момент, когда тот же мышечный орган перестал стучать в груди Сергея.
" Почему мне не больно? Я не могу плакать. Я хочу, но не могу. Все же плачут и я должна , но не получается" думала Саша.
– Девушка, вы бы хоть встали под крышу,– услышала она голос какой-то сердобольной старушки.
– Да, я должна,– ответила девушка невпопад каким-то бесцветным голосом.
Старушка посмотрела на нее с удивлением, пожала плечами и , сложив свой зонтик с аляповатыми огурцами, зашла в больницу.
Станция Маяковская была не сильно загружена и Саша, открыв тяжелую стеклянную дверь, ощутила характерный запах резины, человеческого пота и какого-то масла. Приложив карточку к турникету, встала на ступени эскалатора, который неспешно спустил ее в недры метрополитена.
Девушка прислонилась к стене, ожидая электричку и не замечала взглядов в свою сторону.
" Фу, какая неряха" думала блондинка, стоявшая на противоположной стороне, брезгливо морща нос.
" Наркоманка!" пронеслось в голове женщины с ребенком, которая тащила упирающееся чадо к переходу на Восстания.
" В метро работают теперь проститутки? Потасканный видок, но в остальном ничего такая" рассуждал студент, ожидавший поезд рядом с Сашей, жадно пожирая ее взглядом.
А ей было плевать. Ее мир только что рухнул и она не понимала, как жить, дышать.
Поезд нес ее через станции, рассекая километры темноты в тоннеле. Она сидела и смотрела в свое отражение в противоположном от ее сидения окне вагона.
" Это я?"
Ее станция. Она на автомате встает и выходит. Эскалатор несет ее наверх, к свету. А что он для нее сейчас? И почему все ещё не приходят слезы?
Дождь всё ещё лил как из ведра, незаметно затекая за шиворот и в джинсы.
Нелепый звонок в 7 утра. Слова человека, который представился какой-то полицейской должностью, но это все не отпечаталось в памяти. Потом такси,везущее ее безумно медленно в больницу, куда после аварии доставили мужа. Холодный коридор, безразличные лица медперсонала и она одна, с безумно колотящимся сердцем в груди. Удар, удар, а потом тишина. В груди что-то сильно сжалось и как-будто лопнуло. Через минуту вышел врач и холодно сказал:
– Мы сделали, что смогли. Соболезную.
Саша развернулась и молча вышла из здания больницы.
Теперь она дома, вся мокрая сидит на новом диване, который только неделю назад купили с Сергеем на новоселье. На журнальном столике свадебная фотография, на которой он такой живой, смешной с красными от волнения пятнами на щеках. Они всегда появлялись, когда он волновался. А вот фотография на стене, на которой Саша и Сергей в день знакомства. Уже не трезвые, но влюбленные. Рядом фото из похода в Карелии, когда ее искусали комары и Саша выглядела ужасно, а Сергей ее мазал йодом и ругал, когда расчесывала укусы.
Саша повернула голову в сторону кухни их квартиры- студии. На плите стояла грязная пустая сковородка, в которой вчера вечером были любимые рыбные котлеты мужа и такая же пустая кастрюля от пюре. Медленно перевела взгляд на кухонный стол. Недопитая чашка утреннего кофе, приготовленного мужем наспех перед работой.
Саша встала , взяла в руки чашки и прикоснулась губами с той стороны, с которой пил Сергей.
И слезы хлынули рекой. Она задыхалась от них, а те душили и душили безжалостно и больно. Какой-то пьяный придурок отнял у нее почти все. Ее настоящее, будущее, оставив только прошлое и боль.
Выше неба.
За горизонт плавно опускалось солнце, а я сидел на забрызганной чем-то табуретке и смотрел в стену.
Обои грязные, когда-то они были наверное белыми, с какими-то жуткими алыми цветами, на полу ковер, местами прогрызенный молью, на окнах обожженные занавески.Ноги прилипают к полу от того, что этот самый пол не мыли уже лет десять.
Этот дом не всегда был таким. Я верю в это. Скорее всего сюда въезжали люди, полные сил, надежд и планов. Но жизнь всегда вносит свои коррективы. Люди слабеют, их планы рушатся, а надежда испаряется, как моча на асфальте в жаркий день.
– Петенька, горе-то какое, – вышла, шатаясь, из кухни бывшая теща, причитая,– помянем Маруську.
Она поставила на стол передо мной бутылку мутной водки под названием "Водка" и два совершено грязных стакана.
– Нет, Нина Петровна. Я за рулём,– ответил ей спокойно.
У пьяной женщины, с заплетающимся языком, грязными волосами, жуткими заскорузлыми руками и ногтями с стиле коршуна, полезли на пропитом лице на лоб брови.
– Ты что? Дочь мою не любил?– пробасила она, шатаясь и пытаясь сфокусировать взгляд на мне.
– Любил, – ответил со вздохом.
Понимал, что сейчас начнётся пьяный лепет, потом слёзы, далее по программе шел мат, она выпивала свою бутылку залпом одна и падала на диван, стоявший у стенки, что бы вырубиться и забыть о том, что я приезжал. Точнее на то, что когда-то было диваном. Сейчас это больше было похоже на клоповник.
– А почему помянуть не хочешь тогда?– не отставала эта бухая женщина.
– Потому что я не пью и Маша не любила алкоголь и пьяных людей.
– Ах ты мерзавец такой!
Трехэтажный мат полился гладкой и привычной музыкой из той, кто когда-то дал жизнь моей любимой жене.
С моей Машей мы познакомились 10 лет назад, когда попал в больницу, в которой она работала медсестрой. Ничего серьезного. Просто вскочил фурункул на одном месте и мне его вырезали. Маша работала в процедурной, так что, узнала меня со всех сторон ещё раньше, чем я узнал ее имя.
Когда выписывался, то именно она мне давала рекомендации. Только тогда заметил, какие у нее глаза. Такие синие, глубокие. Две огромные тарелки, окаймленные густыми и длинными ресницами. А ещё они были очень серьезные. Маша была худенькой и практически прозрачной. Я смотрел на ее смешные веснушки, кудряшки, выбившиеся из-под медицинской шапочки, ее ямочку на щеке. Только через несколько лет нашей совместной жизни, узнал, что это дефект прикрепления мышцы. В моей Маше даже дефекты были прекрасны.
Когда начали встречаться, то не понимал, почему она меня не приглашала к себе в дом, не знакомила с семьей. Понятно, что я городской пижон, а она деревенская простушечка. Всегда думал, что поэтому. Но однажды, когда мы встретились в городе и ей стало плохо, то повез ее домой. Когда приехал по адресу, то был в шоке от того, что увидел. Не дом, а сарай. Все вокруг запущено, бутылки от алкоголя кругом, собака полуживая, похожая на скелет.
Зашёл в дом с ней на руках и понял, что стеснялась она не условий жизни, а того, с кем жила. В доме валялась пьяная мать, бухали какие-то утырки.
Я не мог оставить мою Машу там. Развернулся и посадил ее обратно в машину, потом вернулся за псом и мы отчалили подальше от ее прошлой жизни.
Когда приехали ко мне домой, то она через слёзы всё мне и рассказала. Мать- алкашка, отца своего она не знала, да и не уверена, что мать в курсе, кто он. Бабушка когда была жива, то всё ещё более или менее держалось на плаву. Но за несколько лет до нашего знакомства бабушку прирезал пьяный собутыльник матери и начался Машкин ад.
Маша работала в больнице и брала себе максимальное количество смен не из-за денег, хотя их в семье не хватало, а потому, что не хотела бывать дома. Мать отбирала зарплату и у моей девочки не оставалось ничего на еду. Подкармливала повар тетя Валя на кухне в больнице и всё. Вот почему ей и стало плохо. Она упала в голодный обморок.
Я предложил сразу же расписаться и что бы Маша жила со мной. Она долго молчала , а потом задала один вопрос, который потряс до глубины души.
– Ты из жалости это делаешь?
Как объяснить человеку, которого никто никогда не любил, что это не из жалости, а потому, что лучше, чище и честнее Маши , я никого и никогда не встречал.
Мы поженились и у нас родилась дочка. Вылитая жена. Помню тот день, когда родилась Надя, как сегодня. Такая синеглазка, пухляшка с кучеряшками. Счастью моему не было предела. Единственное, что омрачало нашу жизнь- пьющая мать моей любимой. Маша каждый месяц приезжала к той в дом, оставляла деньги и со слезами уезжала через несколько минут.
Я до сих пор не знаю, в курсе эта женщина , что у нее была внучка? Не уверен.
Когда Наде было 3 года , их с Машей на переходе сбил пьяный водитель. Какой-то сынок чинуши. Надюшка сразу , а Маша ещё была жива.
Я примчался в больницу, как смог. В ту самую, где мы когда-то познакомились и где она работала.
Когда заходил в палату, то медсестры отворачивались. Я видел, как они потихоньку от меня смахивали слезы. Врач приемного Виталий Леонидович положил мне руку на плечо и сказал:
– Мужайся. Она уже не с нами. Ждала , видимо, тебя.
Моя Маша , всё такая же крошечная и прозрачная лежала на кушетке в крови, бинтах, с какими-то трубками ото всюду.
Когда подошёл, то ее холодные пальчики коснулись моего лица. Я смотрел на нее и казалось, что это всё не со мной. Не может такого быть. Не может .
– Петь, обещай, что ты будешь о маме заботиться,– прошептала она, улыбаясь и продолжая гладить мою щёку.
Я не мог ничего ответить, потому что душили слезы. Только кивал головой и смотрел на мою любимую, пытаясь запомнить каждую черточку ее лица, голос ,запах.
– Спасибо тебе, любимый. А я позабочусь о Надюшке....
Это были последние слова , которые услышал от нее. Ее глаза, две огромные тарелки, закрылись навсегда.
Мне сложно сказать, что было дальше, потому что дни до похорон прошли в какой-то дымке. Я не помню. Помню только, что на поминках нажрался , как скотина и разнес ресторан.
Уже минуло 4 года с той поры. Девочек своих я навещаю раз в неделю, иногда раз в месяц, если уезжаю в командировку. Дома стараюсь не бывать, так как там всё напоминает о них. До сих пор в шкафу висят Машины вещи, а на полу разбросаны Надюшкины игрушки. Не могу я убрать из своей жизни это всё. И тёщу не могу.
– Нина Петровна, я вам деньги привез. Положу на холодильник. В следующем месяце привезу ещё, как всегда.
Тёща подняла на меня красные глаза и стала лезть целовать руки.
– Ой, спаситель ты мой. В старости кто ещё мне поможет? Только ты один у меня и остался. Сиротки мы с тобой. Бросила нас Маруська. Ой, дочка моя любимая,– запричитала она.
Что бы не слушать этот весь пьяный бред, быстро вышел из дома.
Свежий воздух приятно щекотал ноздри после смрада и грязи.
" Дочка моя любимая"пронеслось в голове и я ухмыльнулся. Дочку она лупила, как не в себя. У Маши после такой " любви" маминой переломы ребер, несколько сотрясений мозга было и шрамики на губе и виске остались.
Я езжу в эту помойку к алкоголичке только потому, что знаю, Маша смотрит на меня с неба и улыбается. Ей не больно, не обидно и нет злости. Они там с Надюшкой знают, что на земле у них есть якорь, который будет всегда держать их в сердце и делать добрые дела в память о них.
Пить или не пить.
Я сижу за столом на кухне и кручу в трясущихся руках пустой граненный стакан. Над столом лениво светит люстра, в которой горит всего лишь одна лампочка из трех. Надо бы поменять, но когда? Нет ни времени , ни желания, если честно.
Подшился я три года назад и за это время ни разу ни капли в рот не брал. А сейчас сижу и медитирую на стакан. В морозилке томится бутылка водки, купленная пару часов назад в магазине.
Зачем я это делаю? Для чего? Столько сил потребовалось для того, что бы избавиться от пагубной привычки. И вот снова собираюсь погрузиться в эту пучину, упасть на дно или как там ещё про таких , как я говорят? В общем, из человека превратиться в морального урода и алкаша.
Я хочу выпить, но боюсь. И правильно делаю. Знаю, что только пригублю, не смогу уже остановиться. Буду бухать и корить себя за это. Но только тогда, когда начну выходить из запоя. В процессе точно не до этого будет.
Почему я сижу здесь с пустым стаканом, вместо того, что бы читать книгу, готовиться к завтрашним занятиям в школе? Я слаб. Вот и всё. И моя слабость прорезалась вчера, когда увидел ее. Через 5 лет после расставания.
Я сидел в кабинете школы и ждал родителей на собрание. Да, надо проводить такое иногда, хоть это и не самое приятное времяпрепровождение. Ни для меня, ни тем более для родителей. Уж про детей и говорить не стоит.
Видел, как в мой класс, где преподаю физику, стали стекаться взрослые люди. Конечно же многие пришли с опозданием, поэтому всегда назначаю собрания на пол часа раньше, что бы к нужному часу все уже были на местах.
Женщины и мужчины рассаживались по местам. Когда было самое первое родительское собрание моего класса, то было интересно играть в игру под названием " угадай, кто чей" и почти всех удалось угадать. Но это собрание было уже третьим или четвертым, так что я сидел , уткнувшись носом в свои записи.
Когда часы показали, что уже прошло двадцать минут, то оторвался от своих неинтересных и ненужных дел,что бы поздороваться и увидел ее.
Серые грустные глаза смотрели на меня пристально и , как мне показалось , с укором. Всё ещё с укором. Ее , когда-то светло-русые волосы, теперь были рыжими, на губах яркая помада, нарощенные ресницы. Я застыл и смотрел на нее, пытаясь найти хоть немного от той Анютки, которую когда-то любил. В ней изменилось все, кроме взгляда.
– Добрый вечер, дорогие родители ,– прокашлявшись и стряхнув с себя пелену воспоминаний, сказал я .– Кто не помнит или мало ли не знает, меня зовут Максим Леонидович . Я классный руководитель ваших детей , а по совместительству ещё и учитель физики, с которой у доброй половины класса сложности. Но обо всем по порядку.
Я стоял и рассказывал о том, что планировал, потом мне задавали вопросы и в самом конце, каждый должен был подойти и сдать по списку деньги на охрану, новые занавески( сотые наверное уже за все мои годы работы в школе) и на елку, которую планировали в этом году.
Родители подходили, называли имена и клали мне купюры, которые пересчитывал и складывал то в один конверт, то в другой.
Когда подошла Анютка , в кабинете кроме нас никого не было.
Она протянула мне деньги и сказал:
– За Григорьева Витю.
Я поднял голову и посмотрел в ее глаза.
– Привет. Как дела?
Она улыбнулась только одним уголком губ и ответила достаточно холодно.
– Все прекрасно.
Почему она подошла самая последняя? Ждала , когда все уйдут, что бы что? Сказать что-то или услышать от меня какие-то слова? Я не знал, поэтому молчал и смотрел в ее глаза.
– Дырку во мне не сделай,– довольно грубо проговорила она, нетерпеливо постукивая пальчиками с нарощенными ногтями, по парте.
– И не планировал.
Она протянула мне деньги. А я не мог оторвать от нее глаз.
– Послушай, Макс, давай без всяких там непоняток. Ты меня бросил, я пережила это и все. На этом точка. Нам с тобой всё равно придётся видеться иногда из-за Вити.
– Ты с его отцом теперь?
Хотел спросить равнодушно, как бы между прочим, но не получилось. Голос предательски задрожал.
– Да, я теперь Григорьева. Уже два года как. И мать Витиного братика. Так что, показывай, где расписаться и бывай.
Какое-то странное чувство захлестнуло всего меня. Я видел , как когда-то любимая девушка, стояла совсем рядом , но мы были с ней далеко. Расстояние в 20 сантиметров превратилось в километры и года.
Я встал со своего места, подошёл к ней , положил руку на талию, притянул к себе и поцеловал. Голова сразу же закружилась от вкуса ее поцелуя. Я вспомнил , как любил целовать ее, ласкать и просыпаться рядом. Как каждое утро, она говорила мне " здаровки", когда заходил на кухню, где она жарила яичницу или варила овсянку. Как же сладки эти воспоминания, как волнительны.
Анютка оттолкнула меня, тяжело дыша, вытерла губы тыльной стороной руки и сплюнула на пол.
– Послушай, может ты чего-то не понял, но я давно тебя вычеркнула из своей жизни. Да, нам придётся несколько лет встречаться в школе на собраниях, явно чаще, чем хотелось бы , но тебя для меня нет. Ты – пустое место. Или тебе напомнить, какой ты урод? Тебе напомнить, как я застукала тебя со своей сестрой в нашей постели? Напомнить, как у меня выкидыш случился после этого и я пролежала в реанимации три дня, потому что была жуткая кровопотеря, а ты в это время бухал со своими дружками? Напомнить, что , когда я вышла из больницы, ты меня избил, после того, как я прогнала твоих собутыльников? Нет? Не надо? Я рада, что твоя память вернулась.
Я смотрел на нее и в горле стоял ком. Глаза Анютки заставили меня забыть о том, что я натворил и кем был. Как же сильно обидел ее тогда. Я смотрел на нее и видел ту боль, которая горела в ней до сих пор, хотя огонь ярости стал значительно меньше. Она не простила. И не простит.
– Если ещё раз ко мне притронешься, расскажу мужу и подниму скандал и тогда тебя вышвырнут отсюда с таким свистом, что тебе и не снилось. Прощай, Ромео недобитый.
Анютка твёрдой походкой направилась к двери и захлопнула ее со всей силой.
Я присел на край парты и воспоминания стали кинолентой пробегать в моей голове.
Я увидел две полоски на ее тесте , который она прятала от меня, что бы сделать сюрприз. В тот вечер Аня накрыла на стол, зажгла свечи, приготовила ужин, а я остался пить у соседа. Пришёл, а на столе , рядом с уже прогоревшими свечами, лежала коробочка и в ней тест. Помню, когда ее рвало из-за токсикоза, меня это бесило. Бесило, что она говорила о ребенке, как-будто во всем мире теперь только он, а меня нет. Я растворился , как личность, как существо. Тогда, когда она вытирала рот полотенцем в ванной после очередного приступа рвоты, первый раз ее ударил. Нет, не сильно, слегка. Да, разбил губу, но это был не я , а тот алкоголик, который сидел во мне в то время.
А с сестрой вообще получилось случайно. Она пришла забрать что-то из Анютиных вещей, я предложил ей выпить, она согласилась. Потом плохо помню, что было, но вот момент, когда я ритмично двигался на ней и меня чем-то ударили по спине, всплыл в памяти моментально. Это Аня пришла неожиданно рано и застукала нас. Дальше Аня попала в больницу, реанимацию, а я сидел дома и пил. Пил, потому , что убил своего ребенка и чуть не убил любимую женщину. Дальше всё, как в тумане. Только помню, что она проклинала меня , когда вытаскивала из квартиры свои чемоданы и пакеты с вещами под руководством старшего брата и отца.
Я пил. И пил по-черному несколько лет, пока не осознал, что жизнь моя не стоит дороже той самой бутылки, что покупаю. Здоровье уже тоже не позволяло больше пить. Я завязал. В тот день, когда вышел из нарколожки, верил, что это навсегда.
Но сегодня у меня в руках стакан, пока ещё пустой, в морозилке водка, воспоминания о прошлом, о счастливых днях вместе с Анюткой и дилемма. Пить или не пить.
