Евгения Кибе
О любви. О жизни… с болью
К чему эта витиеватость? Не ухода, а смерти. Такой тупой , глупой и злобной. Я понимаю, за что мне это всё. За то, что я предала сестру.Это моё наказание за то, что сделала.
Если бы могла,то отменила бы Мишу в своей жизни. Но только его, не Витю. Сынок-это тот, ради кого я буду бороться!"
Только через 3 месяца она рассказала о диагнозе и начался настоящий ад. Химия, потом недолгий перерыв, потом снова химия. Лида потеряла волосы, стала как-будто прозрачной . Но она боролась. Не верила, что умрёт. Она знала, что должна и будет жить.
Как говорили врачи, удивительно, что она вообще столько прожить смогла с ее диагнозом. Но я знаю, что это всё она ради Вити делала.
Когда Лида умирала, то я держала ее за руку. Она посмотрела на меня и сказала:
–Знаешь, что бы ты не узнала про меня, прости. Я очень виновата перед тобой. Я люблю тебя и сожалею о многих своих поступках. Прости, прости , родная. Береги Витю и не давай ....
Потом она стала задыхаться и хватать меня за руки. Я видела,что она хотела ещё что-то сказать, но у нее не получалось. Я плакала, кричала, звала на помощь.
Прибежала медсестра, за ней врач,но было уже поздно. Лида сделала последний вдох и ее лицо , искаженное болью, вдруг стало таким спокойным, безмятежным и мне даже показалось, что она мне улыбалась. Прошла боль, закончились страдания. Она ушла туда, где нет ни капельниц, ни бесконечных химиотерапий, ничего того, что приносило столько страданий.
И вот теперь, я понимаю, что вся ее жизнь- одна большая пульсирующая боль. Мне стало тяжело дышать, когда я закрыла дневник. Слезы стекали по щекам, но со слезами из меня выбегала обида, злость, которые все же была у меня к сестре после того, что прочитала. Я знала, что она боролась с собой, а потом за себя. И всё это делала одна.
Утром позвонила отцу и попросила приехать. Я не могла маме рассказать то, что узнала, так как после смерти Лиды она сама чуть не умерла. У нее был инфаркт и ее вытащили с того света.
Когда рассказала папе всё, что узнала, то он удивился только тому, что Витя – сын Миши. Об остальном он оказывается знал.
– Так почему же ты молчал?
– Я думал, что ты в курсе. Просто это было всё так очевидно и под носом у тебя. Перед вашей свадьбой, помнишь, я дал слово , что никогда не вмешаюсь в вашу жизнь, пока ты не попросишь.
Я кивнула. Отец всегда держал слово. Чего бы это ему не стоило.
– Пап, сейчас я прошу. Хочу, что бы этот урод больше не тревожил ни меня, ни моих троих сыновей.
– Что мне сделать, дочь?
– Пусть существует дальше, на свободе, но про нас забудет.
– Понял тебя.
Тогда я набрала номер Миши и сказала следующее:
– Слушай сюда. У тебя 2 дня собрать свои вещи и свалить из города. Папа был так добр, что дал возможность тебе исчезнуть раз и на всегда. Дети по тебе скучать не сильно будут. Тебя всё равно почти никогда рядом не было. Можешь им звонить и общаться, видится можешь в определенное оговоренное заранее время. На развод подам сама. Мальчики остаются со мной. Ты живи , как хочешь. И да, Витя не твой сын. В дневнике Лида написала об этом. Как и про все твои похождения. Мне не звони, попадёшься на глаза- порву.
Повесив трубку, почувствовала лёгкость и счастье. За все эти годы впервые по-настоящему ощутила себя женщиной. Сильной, умной, готовой идти в новую жизнь .
Холодная любовь.
Я не вижу ее глаз, но вижу , что она плачет. На бумажный платочек, зажатый в руках, сначала упала одна слезинка, потом вторая. Я не слышал ни всхлипываний, ни завываний. Это просто тихие слезы, стекающие из души во внешний мир.
Я ее не бросал, не говорил , что женат или что-то типа этого. Я врач-онколог и только что двадцатитрехлетней пациентке вынес приговор. Ей осталось жить пол года. Может быть чуть больше, но это " больше" будет проходить в боли, страданиях и непонимании.
– Марина Вадимовна, – сказал я девушке, наливая стакан воды,– давайте с вами обсудим план лечения.
Она не поднимала на меня глаза. Почему? Может быть стеснялась, что потекла тушь? Настоящая женщина всегда ей остается, независимо от того, что произошло в ее жизни. А может быть не совсем понимает, что ей сказал.
– Марина Вадимовна, – начал я снова разговор через несколько минут,– я понимаю, что очень сложно поверить в то, что с вами происходит. К сожалению мы не в состоянии отменить ваш диагноз, но мы можем постараться продлить вашу жизнь и сделать ее более или менее комфортной.
Девушка подняла на меня глаза. Почему-то из-за слез они стали ярко-зелеными. Никогда не видел такой цвет.
– Павел Игоревич, что продлить?– спросила она очень спокойно.– Вы же сами все понимаете. Это понимаю и я . Вы мне хотите к тем нескольким месяцам накинуть ещё парочку , что бы мучилась подольше? Вы же не говорите о лечении. Его нет, правильно я понимаю?
Каждый день по несколько раз говорю одни и те же фразы. Слышу одни и те же ответы. Годы работы, годы горя, которые выносят люди, сидя в кожаном кресле за дубовым столом напротив меня.
Как будто это было вчера, вспоминаю своего первого безнадежного пациента. Мужчина пятидесяти семи лет. Женат, трое детей. Старший ребенок инвалид, которому нужны уход и постоянное лечение. Тогда этот мужчина махнул рукой, сказав, что ему некогда лежать и умирать. Он должен за те месяцы, которые остались , сколотить какую-никакую финансовую базу, что бы жена не осталась с голым филейным местом ( но назвал он его , понятное дело, по-другому ). Я его уговорил на лечение и он прожил около года, но самое ужасное, что последние несколько месяцев его жена ухаживала не только за ребенком-инвалидом , но ещё и за умирающим мужем.
Как-то разговаривал с ней, когда она пришла с мужем на очередную капельницу химии. Мы стояли на улице под козырьком больницы, шёл сильный и холодный дождь. Рука с сигаретой дрожала от того, что ветер пробирал до самых косточек, да ещё и забрасывал под крышу увесистые капли.
– Павел Игоревич, вот скажите, если бы вы оказались на моем месте и ваш любимый человек мучился от боли, что бы вы сделали?
Я тогда поперхнулся дымом и , откашлявшись , ответил:
– Вопрос для меня сложный и я не могу представить, что вы сейчас чувствуете. Вам сложно, больно , страшно от того, что кошмар стал частью вашей жизни. Если вам нужна психологическая помощь, то наша больница предоставляет психолога. Скорее всего вам его уже предлагали на отделении, но, если хотите я могу договориться о приеме для вас ещё раз.
Жена пациента тогда горько усмехнулась.
– Да что мне ваши психологи ? Я понимаю , что может быть завтра не наступит для Васи, но мне просто интересно, что бы сделали вы. Умный, образованный человек, с такой гуманной профессией. Как бы поступили, если бы тот, кого вы любите сильнее жизни, будет орать от боли, блевать после химии, будет не в состоянии даже до унитаза самостоятельно доползти?
Это сейчас я стал носить броню, а тогда, будучи ещё молодым и зеленым, мне каждое ее слово впечаталось в память. Эти ее слова , как ожоги на теле, появляются , когда что-то в речи других людей напоминает о том нашем разговоре.
Что ответил я ей тогда? Да ничего. Затушил быстро сигарету, извинился и ушел " по делам".
На утро мне позвонили и сообщили, что пациент выпал из окна своей квартиры. Шло следствие , все записали как несчастный случай, но я мог сложить два плюс два.
Сейчас передо мной сидит очень красивая, молодая женщина. В карточке написано, что она медсестра из другого города. Мне жаль ее, но я не могу ничего сделать.
– Марина Вадимовна, – тяжело вздохнув, сложил руки на столе и посмотрел в ее глаза,– давайте на чистоту. Да, ваш диагноз страшен, но, мы не знаем, как отреагирует организм на лечение. Я знаю, что чудеса случаются. И на моем отделении тоже. Я не обещаю вам, что именно с вами может произойти чудо, но все же. Если мы начнем лечение и продлим вам жизнь, может быть за это время изобретут волшебную таблетку, а может быть пригласят в экспериментальные клинические исследования и вам поможет не запатентованное и не одобренное Минздравом лекарство. Вы молоды, красивы и вы просто обязаны дать шанс себе.
Девушка улыбнулась .
– Вы всем такие слова говорите, но сами не верите.
– Отнюдь, я верю. И я постараюсь быть с вами рядом. Договоримся так, если вы даете добро на лечение, то буду каждый раз, когда приходите к нам , сидеть рядом и читать вашу любимую книгу.
– "Гордость и предубеждение"?
Я немного поморщился.
– Хорошо, ее и буду читать. Хотя она явно не особо мне симпатична.
– Павел Игоревич, называйте меня просто Мариной и я с радостью понаблюдаю за вашими мучениями, пока вы будете мне читать.
Она протянула свою тонкую и холодную ручку мне.
С этого дня началось лечении и чтение вслух. Книга для меня была слишком " женской". Эти все описания рюшечек, мистера Дарси и его взглядов…Меня подташнивало от текста, в то время, как Марину рвало от химии.
Иногда нам удавалось поговорить. Она рассказала, что сирота, росла в детском доме. Про свое время там она вообще ни слова не говорила. Одно я понял точно, что было не сладко и она старается об этом забыть. Мы с ней смеялись, когда вспоминали забавные случаи во время учебы, работы. Оказалось, что несмотря на разницу в возрасте в 15 лет, у нас очень много общего.
К окончанию курса химии, понял, что бесповоротно влюбился в пациентку.
У меня в руках результаты анализов, напротив сидит Марина и понимаю, что не могу открыть рот, что бы сказать, что написано на бесчувственной бумажке. Скорее всего Марина все прочитала на моем лбу, на котором бегущей строкой было написано,что все напрасно.
Она подошла и прижала мою голову к своей груди.
– Павел Игоревич, не плачь. Я же не плачу. Я рада, что ты был рядом.
Я встал со своего места, обнял ее и поцеловал в макушку. Она пахла ванилью и лекарствами. Странное сладко-грустное сочетание.
Перед Мариной открыл двери хоспис. Самый лучший, который был в городе, с отдельной палатой, что бы мог приезжать каждый день и читать теперь уже " Грозовой перевал", держа за руку свою любимую девушку.
Каждый день Марина встречала меня улыбкой, хотя я видел, как ей было больно. Лекарства уже не помогали и я физически ощущал, как ей тяжело доживать. Но не мог ничем помочь.
Однажды, когда уже часы приема закончились и на улице была глухая ночь, я сидел рядом у кровати и читал. Марина с трудом пододвинулась к стенке и попросила лечь к ней.
Я лег и обнял ее тощее , холодное тело, пытаясь как-то согреть. Начал рассказывать про то, как сегодня прошел день, что делается на улице, куда бы мне хотелось с ней сходить и попить какао, какой фильм и спектакль посмотреть. Она слушала меня, улыбалась. Я чувствовал, что ей хорошо со мной.
– Пашка, я тебя люблю,– еле слышно прошептала она мне.
– И я тебя,– тихо ответил ей на ухо.
Я не заметил, как уснул. Мне снилось, что мы с ней идем по берегу моря ночью, Марина мне показывает ракушки и камушки, которые нашла.
И вдруг она резко останавливается, становится на цыпочки, целует меня и говорит:
– Спасибо тебе , что подарил то, чего я никогда не испытывала в жизни. Заботу, любовь, спокойствие. Прости меня, что тебе одному придется справляться с болью, но мне пора. Мне надо уйти. Меня уже ждут.
– Нет, не надо, ты мне нужна, я не представляю, как буду без тебя,– обнял ее и крепко прижал к себе.
– Нет, Паша, мне надо. Я не могу больше оставаться , прости. Помни меня . Прощай.
Неведомая сила вырвала из моих рук Марину и, улыбающуюся, понесла куда-то высоко, я бежал за ней , кричал , плакал, звал ее, но она удалялась и становилась все меньше и меньше, пока наконец не растворилась в темном звездном небе.
Я вынырнул из сна и увидел, что Марина все ещё лежит в моих объятиях. Обнял ее покрепче и с ужасом понял, что не чувствую того, как поднимается и опускается ее грудная клетка. Меня как-будто обдало кипятком.
Я вскочил , включил свет в палате, развернул к себе любимую и понял, что она ушла от меня..... Она уснула и ушла , но улыбка на устах осталась, как печать любви и счастья, которые она забрала с собой на небо.
За девочек.
Ян стоял на берегу небольшого озера, окружённого соснами и редкими елочками. Вдыхая свежий, прохладный воздух, задерживал его ненадолго в легких и с наслаждением выпускал.
Пять утра – самое время для рыбалки. На крючке в воде болтается , извиваясь червяк, в чашке налит горячий черный кофе из термоса, за горизонтом начинает просыпаться солнышко. Его теплые и ласковые лучики поглаживали каждый листик, каждую травинку, приветствуя и поздравляя с началом нового прекрасного дня все живое вокруг.
Ян улыбнулся. Как же радостно стоять вот так, на свободе, заниматься любимой рыбалкой. Дома ждут жена, красивая и исполнительная, и двое детей.
Мужчина кашлянул, отгоняя от себя воспоминания о том, что произошло несколько месяцев назад.
Яна называли золотой молодёжью. В 18 он уже гонял на спортивном дорогущем авто, подаренном вместе с правами папой на совершеннолетие. Весь мир лежал у его ног. Красивая девушка из обеспеченной семьи, которую прочили в жены. " Династический брак", как называл его отец Яна – крупный промышленник. Мальчик рос в роскоши и не знал слова нет. За все его не невинные шалости расплачивался папа, доставая огромный кошелек.
– Я могу все и делаю , что хочу,– говорил парень своим " друзьям" , которые грелись в денежных лучах безнаказанности маленького барончика.
Каждый раз, называя фамилию папы или крестного, занимавшего высокую должность в полиции, его отпускали даже не пожурив.
Так он и жил. Женился на той самой девочке , которую выбрали родители, завел с ней детей по указке папы. Но любви не было, да и нужна ли она , когда есть деньги и на них купить можно абсолютно все?
Папа открыл сыну фирму, которая ничего не производила, но давала Яну ощущение значимости и силы. Секретарши менялись у него часто, так как ему нравились собеседования. Хочешь работать? Покажи , что ты умеешь на широком диване, стоявшем у стены кабинета. Не понравился диван? Есть огромный ореховый стол. Не хочешь? Дверь за спиной.
Но несколько месяцев назад случилось большая неприятность для Яна.
Он возвращался на своем авто после ночного клуба домой часов в шесть утра. В кармане трусики со стразами от сговорчивой стриптизерши, между ног зажата початая бутылка виски. Дороги были почти пусты, так что нога сама тянулась к педали газа. Поднажав , он выжал все, что можно из своего железного коня.
И вдруг машину занесло , развернуло и через секунду парень почувствовал сильный удар.
Очнулся он от того, что кто-то разрезает машину , что бы вытащить его. Голова гудела, болел нос, тошнило.
– Что случилось? – спросил Ян , заплетающимся языком.
– Ничего хорошего. Авария,– ответил грубый мужской голос. -Давай поднимай быстрее. И заливайте пеной лучше, а то рванет.
Яна вытащили из машины и он огляделся по сторонам. Его новая иномарка, его детка, была всмятку.
– Моя машина,– прохрипел он, падая на колени перед грудой искореженного металла.
– Вы бы не машину пожалели, а того, кого на тот свет отправили,– проговорил тот же человек в спецовке , бросая взгляд в сторону другой машины, и сплюнул на асфальт.-Медики, забирайте этого любителя вечеринок. От него разит , как от барной стойки.
Ян посмотрел в ту сторону, куда кивнул головой спасатель.
На дороге лежало прикрытое простыней тело, рядом с ним на коленях стоял какой-то парень с перевязанной головой и держал молча безжизненную руку, торчащую из-под этой самой простыни.
– Молодой человек, вам в больницу надо,– уговаривала того фельдшер со скорой, стоявшей рядом с ним.
– Нет, мне уже ничего не надо, -ответил он, поднося безжизненную руку к губам.
– Так это из-за этих погибла моя ласточка?– роняя пьяные слезы , спросил Ян.
– Это из-за тебя, олень , погибла молодая мать с не рожденным ребенком. Лучше бы на ее месте ты был,– ответил молодой спасатель, убиравший инструмент, которым вскрывали машину.
– Что ты сказал, сопляк? Ты знаешь, кто мой отец?– начал орать бухой в стельку Ян.
– А больше нечем бравировать? Нет?– с сарказмом спросил ещё один спасатель, стоявший чуть поодаль.
Мужчины в спецовке прекратили работу и смотрели на пьяного с осуждением и омерзением.
– Да я вас…Вас всех....Да мой отец..
– На вон, сопли подотри, – протянула ему салфетку фельдшер из другой скорой,– Мне осмотреть тебя надо.
– И вас тоже мой отец в порошок сотрет,– бушевал Ян.
Когда он сел в карету скорой и его начал осматривать врач, то к машине подбежал парень с перевязанной головой. Он оттолкнул врача, схватил ничего не понимающего Яна и за шкирку и выволок на улицу. Он тащил того по земле, по грязи из пены, воды и крови.
– Смотри, ублюдок, что ты сделал, смотри.
Парень откинул простынь и под ней Ян увидел необыкновенной красоты девушку. Она как-будто заснула. На губах застыла милая улыбка. Каштановые волнистые волосы рассыпались по плечам.Не было ни одной царапины. Она лежала такая спокойная, такая смиренная. Ян окинул взглядом ее тело и увидел огромный животик. Он вспоминал, что похожий по размерам животик жены, он сам поглаживал когда-то и чувствовал пиночки детей, а этот живот застыл, словно был слеплен из воска.
– Смотри, паскуда, смотри…Это была моя семья. Моя! А ты ее отнял!– срываясь на крик, пытался пьяному объяснить парень.
Ян застыл на месте, не смея отвести взгляда. Подбежала полиция и убитого горем мужа скрутили и отвели к машине скорой помощи, которая и увезла его подальше от ужасной картины.
Потом последовало задержание, звонок отцу, разговоры с адвокатами, домашний арест и… свобода!
Отец договорился и здесь. Анализы крови Яна были совершенно случайно утеряны, причиной аварии признали эксперты неисправность машины.
На заседании, на котором выносили вердикт, муж погибшей сказал, проходя мимо Яна шепотом, от которого у парня волосы на загривке стали дыбом:
– Ты ответишь за жену и дочку.
Прошло несколько дней и Ян успокоился. Жизнь потекла своим чередом. Аналогичная разбитой машина была заказана и ждала доставки, дело прекращено, какие-то копейки ущерба папа согласился выплатить семье погибшей. Так что все прекрасно. Жизнь прекрасна, природа прекрасна, а рыбалка – просто вишенка на торте прекрасной жизни.
Ян стоял, потягивая обжигающий кофе, слушая пение птиц.
За спиной его раздался треск ветки. Он резко оглянулся , но никого не увидел.
– Белки небось бегают, – с нервным смешком сказал он себе тихо под нос.
Продолжив рыбалку, он услышал еще один треск и снова резко обернулся, но никого.
Руки у Яна начали дрожать. Какое-то странное чувство возникло внутри. Засосало под ложечкой, закололо в кончиках пальцев, сердце забилось тревожно в груди.
"Что-то мне не хорошо. Надо сворачиваться " подумал он и в ту же секунду почувствовал , что что-то набросили ему на шею и тихий знакомый голос проговорил , обжигая горячим дыханием кожу:
– Я тебе говорил, что ответишь за моих девочек, мелкий говнюк.
