Евгения Черноусова
Поминки по уходящему году
– А чему вы радуетесь, машина ведь вашей подруги, – попенял Воеводин.
– Так страховой случай! Она страховку получит и банку деньги вернёт! И свободна! Мы за столом об этом говорили, так ему с сердцем плохо стало!
– А машина потерпевшего?
– Тоже там! Только он вида не показал, что расстроен. Даже удивительно.
– Даша, а вы можете сказать, чьи машины ещё были на стоянке? – спросил спасатель.
– Ну, Иваныча точно… но вообще вы лучше Майю спросите. Она свою колымагу у ворот бросила, потому что на стоянке не оказалось мест. Наверняка посмотрела сверху, кто её место занял.
– Так где она, ваша Майя? – спросил Воеводин.
– Медитирует. Ломиться к ней бесполезно. Я под дверь записку подсунула. Как закончит свои индийские штучки, так придёт.
– Что за штучки? Вы ей объяснили, что тут не шутки шутят…
– Да вы хоть двери ей снесите! Если звучит эта её ведическая музыка, она даже в случае пожара свои медитации не прервёт. Уж подождите. Там ваш сотрудник старичков Плотниковых опросил и двух наших молодцов. В театральной общаге одна Майя неопрошенной осталась. И старуха приезжая.
Ушедшая в квартиру Семёновых Люся вышла, на ходу разговаривая по телефону, и попросила:
– Эта приезжая Ольга Анатольевна, вы можете её не будить сегодня? Едва ли она скажет вам что-то существенное, а вот мы должны будем ей сказать. И покоя не будет ни ей, ни нам. У неё ещё в Москве на вокзале телефон вытащили, так что она для родни два дня была недоступна. Сын у неё умер. Николай Николаевич, вы можете ей помочь? У меня сейчас её невестка на связи. Завтра ведь вы нас откопаете? Как бы обеспечить тогда её срочный отъезд в Москву?
– Умер педофил? И чего бы ему сутками раньше не откинуться, – с досадой сказала Даша.
– Ну, знаете, – возмутился Воеводин. – Я таких бессердечных женщин ещё не встречал. Одного пришибли, а они даже не убедились, жив ли. Другого не знали вовсе, но смерти его рады!
Тут в холле появилась Майя. Дима с нетерпением ждал её выхода, справедливо полагая, что эффект будет театральный. Он до сих пор под впечатлением от выражения лица Гаранина, когда тот увидел актрису. А ведь явился Владимир Сергеевич по Юлькину душу. Но и думать о ней забыл после первого взгляда на эту красавицу. Нет, за сестру Дима не обиделся. Уж кто-кто, а Юлька разбегаться по-хорошему не умела. «Расстанемся друзьями» – это не из её лексикона. Если честно, она ещё старалась уязвить побольнее на прощанье. Так что в отношениях с Владимиром была, наверное, какая-то незавершённость. Если бы они встретились, Гаранин получил бы болезненный укол. А теперь он под Майиным очарованием стал для Юлькиных уколов неуязвим. Ого, кажется, мы злорадствуем? Но почему бы нет? Последний гвоздь в крышку Димы с Ольгой семейной жизни вогнала Юлька. И сделала это с размахом.
Итак, Майя. В любой толпе не потеряется. Было её чересчур много. Если в Даше чуть за полтора метра, то в её подруге сантиметров на тридцать больше. И рядом с ней редкий мужчина не сникнет. По росту из всех сегодняшних обитателей общаги ей только Диму не загородить. Ванька сегодня перед сном спросил: «Пап, а тебе Майя понравилась?» С опаской спросил. Дима засмеялся: «Красивая. Но не моя». «А почему?» «Жить с красивой женщиной – как во дворце жить. Если ты не король, то тебе неуютно». «А кто король?» «Вот Славин папа, возможно». «Ты что, он меньше её ростом!» «Во-первых, не меньше, а одинаковый… или чуть меньше. А во-вторых, это ничего не значит». «А что значит?» «Характер и взаимное притяжение».
В Майе как-то всё чересчур: рост, стать, ноги как у Джулии Робертс, наверное, тоже 118 сантиметров, идеально ровные зубы, идеальное сияние кожи, блеск волос. Она вышла в велосипедках и свободной футболке, волосы забраны какой-то плетёной штуковиной из шнурков, кажется, соседские девчонки называют это «хайратник». Рядом подпрыгивала кинувшаяся ей навстречу Даша и что-то бормотала, видно, последние новости сообщала. Майя окинула взглядом вновь прибывших, движением ресниц на каждого ценник наклеила, сунула паспорт Воеводину, села на крайнее кресло из стоящих у стены потрёпанных театральных. Рядом примостилась Даша. Дима ещё раз подивился, что такая контрастная пара почему-то не производит комического эффекта. Наверное, потому что обе привлекательны: одна красивая, а другая хорошенькая. И подумал, что, пожалуй, у некоторых мужиков Майина красота может вызвать отторжение. У баб тем более. Вот Воеводин косится на неё с раздражением. А эта Наташа, которая у них главная, даже отвернулась, настолько ей Майин вид неприятен.
– Нет, с утра не видела… а вы думаете, мы из коридора не вылезаем? Это как лестница в обычном жилом доме, прошли и скрылись в своей квартире. Сегодня всё-таки труп в доме, поэтому столько народа тут… я появилась ближе к пяти… да, уехала с утра, сначала спектакль у нас, потом репетиция в драмтеатре… нет, просто попросили выйти первого, у них там грипп повальный, вот и прогнали мизансцены. Назад возвращалась следом за Антоном. Он притормозил у ворот, потом подал назад. Я пристроилась за ним… нет, кто на стоянке, не разглядывали. Видно, что чужие, подумали, что гости, и решили вечером после поминок переставить. Вот тогда в коридоре и пообщались. Я в холле притормозила, Антон вперёд ушёл… а? На звонок отвечала. Потом пошла по коридору, и тут этот кобелёк подвалил… грубо? Это он очень неизящно клеился, соответственно породе. В его стиле бы и за попу ущипнуть, да я в шубе была… порода? Вот в породе я ошиблась. Решила, что он кобель дворовый обыкновенный повышенной возбудимости. Но насчёт возбудимости ошиблась.
– И какой же он породы оказался? – первый раз вступил в разговор Руслан, который всё это время молчал, играя желваками.
– Твоей, Русик. Кобель дворовый самый обыкновенный. А возбуждался он от Люсиного равнодушия. Если бы она кидала на него тоскующий взгляд или наоборот, ненавидящий, он бы не цеплялся к прочим бабам, пытаясь вызвать её реакцию.
¬– Это вы всех так по породе сортируете? Может, и меня, – вызывающе начал Воеводин.
– О присутствующих как о мёртвых: или хорошо, или ничего, – хмыкнула Майя.
– А чего, Май, – ухмыльнулась Даша. – Давай, пророчествуй. А позолоти-ка ручку, касатик…
– Уймись, малявка, – Майя шутливо замахнулась.
Марина Петровна, подрёмывавшая на диване, обернулась на них:
– Девчонки, я не в тему, но хочу спросить. Говорят, что в артистических кругах за роли вечные игры подковёрные. Балетные даже стёкла в пуанты подбрасывают. А вы вроде как из одного театра, а видно, что дружите. Это у вас правило или исключение?
Актрисы переглянулись и хихикнули. Потом ей ответила посерьёзневшая Майя:
– Во всех учреждениях всё одинаково. Есть друзья, есть враги, есть те, кто безразличен. Просто артисты любят на публику работать и чаще о закулисье рассказывают. Я думаю, в офисах интриг не меньше, просто у них хватает ума это скрывать. А мы с Дашей почти двадцать лет дружим. Учились вместе, работали всё в разных театрах. Перезванивались, переписывались, гостили друг у друга, отдыхали вместе. В одной труппе первый год. Но есть ещё такая штука, как амплуа. Не знаю, как бы мы повели себя, если бы пришлось за роль сражаться. Но для нас это невозможно.
– Почему?
– Ну, вот поставят, к примеру, у нас «Красную шапочку». Вы представляете меня в главной роли?
– Почему нет?
– Это каким должен быть волк, чтобы я с ним рядом гляделась маленькой девочкой?
– Да-а…
– Значит, за роль Анны Карениной мы тоже не подерёмся. Потому что…
– Потому что в этом спектакле на меня неизбежно натянут ночную сорочку и кудрявый паричок, я выбегу на сцену, пискнув: «Маменька!», а Анна прижмёт меня к трепетной груди с криком: «Серёжа!» Вот и весь мой текст, – вздохнула Даша.
– И не я буду её прижимать к своей груди, потому что столько рослых мужиков на меня не наберётся. Это же больше меня должны быть и Стива, и Вронский, и Каренин. Так что текста у меня будет чуть-чуть больше, чем у Дашки. Какая-нибудь княгиня Бетси, и то…
– Ой, девчонки, вот вам и номер для капустника, – оживилась Люся. – Артисты-трансформисты! Заяц и охотник, Анна с сыном, Крошечка-Хаврошечка…
– … с коровой, – утрированно-низким голосом мрачно закончила Майя.
Переглянулись и захохотали. Даша захлопала в ладоши:
– Люсь, с тебя куплеты. Я думаю, это должно быть в ритме танго!
– Замётано!
Воеводин негодующе сопел, не находя слов от их легкомыслия на месте преступления. Тут из коридора вышел Бурмин и спросил:
– Людмила Павловна, нельзя ли инструмент какой-нибудь? Хочу замок с чердачной двери центрального прохода сбить. Всё-таки там лестница нормальная, да и до выхода в пансионат путь вдвое короче.
– Да, у нас за этой дверью здоровенный такой молоток, – махнула она в сторону двери, ведущей из холла на лестничную площадку.
– Где?
Люся выглянула за дверь:
– Странно, он всегда в этой нише лежит. Наверное, когда вторую створку открывали, куда-то переложили.
– Я открывал, – возразил Николай Николаевич. – Я ножом задвижку отжал.
– Куда же молоток делся?
– Людмила Павловна, там у вас в прихожей на столике молоток лежит, – сказал Ваня.
– Откуда он там? Впрочем, какая разница! Возьмите сами, входная дверь сегодня весь день открыта.
– Так, стоп! Никто никуда не идёт! Молоток изымаем, – прикрикнула Наташа.
– Вы думаете, что им этого кобеля пристукнули? – спросила Даша.
– Господи, да я с вами с ума сойду, – прошипел Воеводин. – Человек при смерти, а они его жалеют не больше, чем собаку! Наташ, задерживать будем?
– Обязательно. Собирайтесь, Людмила Павловна.
– Куда?
– Вы задержаны на 48 часов.
– Папа! – почти одновременно вскрикнули Ваня и Слава.
Люся посмотрела на Руслана, слегка пожала плечами и ушла. Вернулась буквально через пару минут, застёгиваясь на ходу. Протянула руку Руслану. Он дёрнулся назад. Она снова пожала плечами и повернулась к его квартире. Протянула руку к дверному звонку и повесила на кнопку колечко. Потом кинула связку Даше:
– Заночуешь у меня, за Шурой и Серёжей приглядишь, – и обращаясь к Воеводину. – Я готова!
– Вы совсем, что ли? Мало ли кто этот молоток туда подбросил, – обнял её Дима.
С другой стороны за неё ухватились мальчики. Ваня заплакал:
– Людмила Павловна, я же не знал, что так получится.
– Не берите в голову, мальчики. Вы же умные, и такая глупость вам никак в голову прийти не могла.
– Люсенька, у меня дядя в Москве в крутейшей адвокатской конторе, – Антон положил ей на плечо руку, приобняв другой Ваню. – Я ему утром позвоню. Он их размажет!
– А я прямо сейчас позвоню, – сказал Гаранин.
В это время вернулся Бурмин:
– Это что ещё? Людмила Павловна, вы куда собрались?
– В тюрьму. Или КПЗ?
– Вы что, серьёзно? Ну вот что, господа. Здесь зона ЧС, здесь я командую. Тащить женщину через этот чердак я не позволю.
– А мы что, не женщины? – возмутилась Наташа.
– Вы извините, но как бы и не вполне. Вы тут по службе. Если вы всерьёз считаете Людмилу Павловну убийцей, можете около её квартиры охрану поставить. А завтра раскопаем мы вход, и можете начинать свои идиотские игры с раскрытием дела в текущем году. Только, сдаётся мне, Владимир Сергеевич к тому времени позвонит не меньше чем прокурору города. Вы ведь Карташову звоните? Дождитесь утра, всё равно завтра до середины дня выхода отсюда не будет. Время второй час ночи, ложитесь все спать. А вас, если вы тут закончили, я сокращённым путём в психушку выведу.
– Туда вам и дорога, – вырвалось у Даши.
– Дашенька, не заводитесь, – сказал ей Бурмин. – Я так понимаю, никто расходиться не хочет? Тогда, может быть, в качестве предположения выскажетесь, кто у вас на убийство способен? Ваши психологические портреты я краем уха слышал. Не может быть, что не прикидывали.
– Я по пальцам всех пересчитала, Николай Николаевич, – доверчиво посмотрела на него Люся. – Гости про молоток знать не могли, он за дверью не виден. Если убивали молотком, значит, свои. Но так, чтобы с молотком на человека… нет у нас таких агрессивных!
– А вот эти, которых вы все не любите? Секретарь этот, ещё Валера?
– Нет, – отрезала Люся. – Валерка просто альфонс и абьюзер, он только из женщин может кровь пить, с мужиком связываться побоится. И Генеральный трус. Он заявление напишет, к знакомым чиновникам обратится или анонимный звонок сделает. Но молотком не замахнётся.
– Люсь, а вот то, что молоток именно тебе подкинули, это о чём говорит, – оживился Антон. – Ну, никто из наших в здравом уме на тебя бы стрелки переводить не стал бы. Как-то это уж больно глупо…
– Ты думаешь…
– Ну, а кто кроме сына Рабиновича?
Люся добросовестно подумала и сказала:
– Подбросить мог. Убить не мог! И покрывать ему некого.
– Да. Вот блин!
Послышался детский плач. Подошла тётя Зоя с малышом на руках:
– Люсь, ну ты что за ребёнком не приглядываешь? Знаешь же, что мать вырубленная! И что вы не укладываетесь, полуночники?
– Да тут нашу Люсю в тюрьму собрались сажать, – сказала Даша.
– Из-за этого прохиндея? Лучше бы разобрались, за коим хреном он в Татьянину квартиру рвался, – возмутилась тётя Зоя. – А что так холодно? Или нас откопали?
– Это из люка тянет, – ответила Люся, принимая из рук старухи малыша. Он было замолчал, сердито ворочаясь у неё в руках, но снова завопил, когда Бурмин решил сделать ему «козу». – Сержант Семёнов, не ори на старшего по званию! Николай Николаевич, вы ведь через холодную пойдёте? Можно тогда люк закрыть? Мужчины, люк закройте, мебель на место! Тётя Зоя, поможете? Смесь надо приготовить. А то видите? Серёжа, там пустышки!
Серёжа оттягивал Люсину футболку. Старуха захохотала и ушла по коридору. Мальчики и Антон пронесли в артистическую общагу кухонный столик и табуретки, старинный крепкий стол Землянский и Гаранин приткнули в угол холла. На обратном пути мальчишки вдруг заспорили, а потом бегом выскочили в холл:
– Людмила Павловна! Ленточка разрезана! Ну, которой дверь заклеена!
– Так… теперь понятно, – пробормотала она.
– Что понятно?
– Что жених мой бывший как был мародёром, так и остался.
– А почему вы уверены, что это Троекуров квартиру вскрыл? – спросила Наташа, толкнув дверь. Она со скрипом открылась. – Здесь есть, что брать?
– Что, незаконный наследник дверь сломал? Вот падла, – сказала тётя Зоя, появляясь из Люсиной квартиры с бутылочкой и перехватывая у Люси ребёнка. – А брать тут разом нечего, я знаю. Были у Татьяны кой-какие побрякушки, но она всё ещё при жизни Вике отдала.
– Отпечатки сними, – сказала Наташи эксперту. – Но вообще сейчас все умные, в перчатках работают.
– А сумку его вы проверяли? – спросила Люся.
– Вы меня будете работать учить?
– Ну, тогда, если вас не интересует, мы сами его вещички перетрясём, – сказал Бурмин.
Наташа нехотя двинулась в «холодную». В сумке оказался обычный набор командировочного: бритва, мыло, бутерброд.
– Ну вот, и в карманах у него ничего ценного не было!
– Знать бы ещё, что он ценным считал, – пробормотала Люся, осматриваясь. – Нет, тут, если что небольшое, всё равно спрятать негде. Если в машине…
– Нет, Людмила Павловна, – сказал Слава. – Мы с Ваней дверь разглядывали ещё до ужина, когда тарелки носили. Ленточка целая была.
– Спасибо, Слава, – оживилась она. – Скажите, а с двери кладовки под лестницей, перед которой он лежал, вы отпечатки снимали?
– Там дверь закрытая, зачем? Но снимал, как и со стен, – ответил эксперт.
– Дверь там сто лет не закрывалась. Она просто тугая. Мужики её тем же молотком поддевали, что и верхнюю. Думаю, он там побывал.
– Зачем? Там что-то ценное?
– Там всякие автомобильные железки. А если мародёр что-то украл, то оно там, я думаю.
Мальчишки с топотом понеслись к лестнице. Вся толпа пошла следом. Перед начертанным мелом контуром фигуры они затормозили. Антон сказал: «Давайте я», поддел поданной ему железкой дверь и отступил: «Выключатель справа». Наташа огляделась: под лестничным маршем стояли какие-то большие железяки. Она в них ниего не понимала. Вот это, кажется, аккумулятор. Так, ерунда всё! У стены на железном стеллаже железки помельче. Тут Дима, который выше всех, сказал:
– На верхней полке свёрток.
Эксперт встал на то, что Наташа сочла аккумулятором, и сказал:
– Да, пылища, а следы свежие. И под свёртком пыль. Недавно положили.
Когда все необходимые действия были проведены, свёрток бережно вынесли в холл. Вынули из целлофанового пакета, развернули бумагу, и Наташа разочарованно сказала:
– Книга…
Заглянув ей через плечо, Люся сказала:
– Это тёти Тани экслибрис.
– Она княгиня Ишеева? – пренебрежительно покосилась на неё Наташа.
– Она Белкина. Княжной была её бабушка, Мария Белкина, урождённая Ишеева. У тёти Тани осталось много книг с экслибрисом предка.
– И в чём ценность? Старинная, конечно, 1829 год.
– Владимир Сергеевич, вас не затруднит поискать цены на прижизненные издания Пушкина?
Уткнулись в свои телефоны и Гаранин, и Бурмин, и Землянский, и мальчики. Но первым охнул Слава:
– Да ни фига себе! Такая книга выставлена на аукционе. Начальная цена – два с половиной миллиона.
– Что делать? Там ведь много книг. Пусть эта самая ценная, но и другие достаточно древние. Как только слух пройдёт, сюда все прохиндеи полезут. Впору до приезда Вики сейфовую дверь на квартиру установить. Но каков мерзавец!
– А сама Белкина, она что, не знала о ценности книг?
– Наверное, знала, что ценные, но не знала, что настолько. И не придавала значения. Для неё это были прежде всего семейные реликвии.
– Понятно хотя бы, за что убивали…
– А вот я думаю, что книга тут ни при чём. Я наоборот, никак не пойму, за что убивали…
– Люсь, у нас два сына Рабиновича, – перебил её Антон.
– Но только один ставит автомобиль здесь и пользуется кладовкой.
Бурмин сказал:
– Да ладно, ребята, интриговать! Что за сын Рабиновича?
– Сейчас, – отмахнулась Люся. – Антош, дай железяку!
Она прошлась по лестнице, останавливаясь и свешиваясь через перила. Потом остановилась чуть ниже площадки между этажами и метнула железку опущенной вниз рукой. Перегнулась и сказала удовлетворённо:
– Во, точно!
Эксперт сбежал по ступенькам, встал рядом, перегнулся через перила и спросил:
– Не метнул, а отшвырнул? Вы считаете, что это было случайно?
– Люсь, он левша, – сказал сверху Антон.
– Ну да, но я-то правша. Поэтому шла снизу вверх, чтобы быть к перилам правой рукой. А он шёл наоборот. Понимаете? Он мог выпустить из рук молоток только в этом месте, тут одной балясины не хватает. В любом другом месте молоток зацепился бы. Скорее всего, он не знал, что наследник под лестницей стоит. Был взбешённым, размахивал руками. То ли вырвался молоток из рук, то ли отшвырнул с досады. А когда увидел дело ручонок своих, молоток подхватил, под краном помыл и мне в прихожую подсунул. Следы крови в сифоне раковины можно найти.
– Правдоподобно. Силу удара я рассчитаю, сейчас расстояние замерю. А в какой квартире сифон?
– В третьей. Наверняка не спит, под дверью подслушивает.
Все вернулись в холл и расслабленно сидели, привалившись к стене, и прислушивались к верещанию Генерального за приоткрытой дверью квартиры.
– Надо же, сколько добра у человека было: крутая тачка, новая квартира в стадии ремонта, новый гараж в стадии строительства. И даже временное жильё за копейки с местом для стоянки автомобиля. А теперь автомобиль в лепёшку, гараж в труху, да ещё два суда: за неправильные строительные работы и за неумышленное убийство. Или, даст бог, нанесение тяжкого вреда здоровью. Ещё и страховые компании, пожалуй, счёт выкатят. И должности лишится, – сонно бормотал Антон.
– То, что он имел, добром называть как-то неприлично, – задумчиво произнесла Майя. – У богатой жены он по суду всё это отжал. Не добро, а материальное зло. Накопилось и свалилось. И не только его погребло. А он, нет бы о душе подумать, только озлобился. Да ещё попытался на самую безответную из нас свою вину свалить. Вы решили, что от глупости он Люсе молоток подсунул? Нет, от злобы…
– Насчёт неправильных строительных работ вы неправы, – сказал Бурмин. – Это ТЭЦ после аварии сети прессанула, труба лопнула, вот и подмыло гаражи. И ещё зачтите в плюс вашему Генеральному, что он, прибив незаконного наследника, предотвратил материальные потери законной наследницы.
– Люсь, стесняюсь спросить, это что за украшение дверей? – спросила Даша. – Неужели снова выстрел холостой? И заявление подали?
– Две недели как…
– И не сказала!
– Сомневалась.
– Расстроилась?
– Как ни странно, рада. Это в двадцать лет простительно ошибаться, а если бы сейчас дело до свадьбы дошло? А потом бы узнала, что у него под каждым листком готов и стол, и дом… и постель. Кстати, ещё хорошие образы для капустника: яркая такая большая стрекоза танцует, а ма-а-аленький муравей, ссутулившись, несёт тяжёлую ношу.
– Ну, ты даёшь! Такой настрой мне нравится!
Под тихое хихиканье артистов полицейские вышли из третьей квартиры, и Воеводин окликнул задремавшую врачиху:
– Петровна, пошли!
– Интересное кино! Эй, уважаемое правосудие, а как же задержание на сорок восемь часов, – окликнула их Майя.
– Зона ЧС, – развёл руками Воеводин.
– Помнится, речь шла о женщинах. Простите за анатомические подробности, да неужто у вашего подопечного гениталии отвалились? Что ж его Марина Петровна не освидетельствовала?
– Это называется мужской шовинизм, – важно заявила Даша. – В их понятиях что непростительно девушке, то дозволено козлу.
– Нет, Даша, это профессиональная деформация, – откликнулась Люся. – Ты заметила, как этот почтенный блюститель закона возмущался, когда мы не скорбели по поводу смертей и педофила, и мародёра? Они настолько привыкли проникать в психологию преступников, что срослись с ними. Сыщики и воры в одной песочнице, а свидетели только мешают. Всех их в кутузку!
– Ладно, невесты, спасибо за помощь, – сказал Бурмин.
– А вы что же, нас покидаете?
– Да куда я от вас! Сейчас группу провожу, люк за ними прикрою и вернусь, подежурю тут до утра. И наконец-то узнаю, при чём тут сын Рабиновича.
– Так, школьникам спать пора, – сказал Гаранин.
– А я голодный, я не засну, – сказал Слава.
– Дело говоришь, брат, – поддержал его Антон. – Я тоже что-то от этих погонючек проголодался.
– Так пошли в нашу общагу, – сказала Даша. – Заодно и жениха покормим. А мужик-то что надо, жаль, что ни на кого глаз не положил. Димочка, ты-то хоть у нас с крючка не сорвёшься?
– Я что, похож на идиота? Не только ты, но и стихия всё за меня решила. Новый год мы встречаем в Новогорске.
Мальчишки переглянулись и обменялись дружескими тумаками.
– Я всё-таки пойду у Семёновых приберусь, заодно и постелю там Николаю Николаевичу, – решила Люся. – Самое подходящее место для него, из окна вид на строительную технику. Пусть хоть несколько часов покемарит. Мальчики, подежурьте у холодной, гостя потом на кухню сопроводите.
Когда она шла со шваброй в первую квартиру, приоткрылась дверь второй. Оставаясь в дверном проёме, Руслан спросил:
– Люся, ты хорошо подумала?
– О чём?
– О нашей свадьбе.
– Я не собираюсь спать на помойке.
– Ничего не было, эта баба просто липнет ко мне.
– Ты просто рыцарь! Какое трепетное отношение к даме! А за мою честь сражался как лев. Даже не представляю, что под твоей защитой кто-нибудь посмеет покуситься на мою свободу!
Анекдот про сына Рабиновича Антон рассказал Бурмину, провожая его после ночного перекуса в квартиру Семёновых:
– Едут в купе два еврея. Старый думает: «Интересно, куда едет мой сосед? Еврей может ехать либо в Одессу, либо в Жмеринку. Он не может ехать в Одессу, так как он слишком молод. Значит он едет в Жмеринку. В Жмеринку можно ехать на похороны или на свадьбу. Насколько я знаю, в Жмеринке никто пока не умер. Значит он едет на свадьбу. У него нет подарка, значит он едет на свою свадьбу. В Жмеринке можно жениться на Софе или на Сарочке. Насколько я знаю, Сарочка уже вышла замуж. Но на Софе может жениться только полный идиот!» К молодому соседу: «Простите, вы не сын Рабиновича?» «Да, а как вы догадались?» «Я не догадался, я вычислил!»
