Софья
В этом заведении я нападения не ожидала. Вот тебе и «руки не распускают». Как говорят: рано расслабилась. Но для меня это не шок. Приходилось и с кое-чем похуже сталкиваться. Плохо только, что не была готова, а так бы, наверное, выкрутилась и без посторонней помощи.
Я не люблю быть слабой. Не нравится мне, когда кто-то становится свидетелем моих слабостей. Спору нет, этот Костя мне помог, и я ему благодарна. Но к благодарности примешивается стыд: он видел, какая я никчёмная, от пьяного мужика отбиться не смогла, и это меня задевает.
Умом я понимаю: мужчины почти всегда имеют преимущество в физической силе, а поэтому противостоять им – затея не из простых. Поэтому я всегда сторонюсь тех, кто в хорошей физической форме. Мне больше импонируют ботаны. Мой кумир – Жак Паганель3. Немного рассеянный, но добрый учёный, высокий, стройный мужчина без вот этих всех трицепсов-бицепсов тестостероновых, которые меня напрягают.
Костя-бармен как раз из отряда маскулинных самцов «не моего» типа. Слишком мужик. К тому же, взрослый. Ему, наверное, за тридцать, и он совершенно не похож на доброго и хорошего мальчика.
И всё же… я напрягаюсь в его присутствии. Воздух звенит, будто наэлектризованный. Волосы дыбом встают. Может, поэтому хочу быть от него подальше. Инстинктивно.
Под конец ночи гудели ноги. С непривычки. А всё остальное – просто работа. Ничего сложного. Да и весело тут, необычно. Стыд мой ушёл. Ну, немного необычные люди – всего лишь. Местами эпатажные. А кое-кто и не выделяется из толпы. Культурная программа на высоте. Настоящий клуб, а не просто забегаловка, куда пришли выпить и поесть, развеяться.
Жизнь начала затихать около четырёх утра. Долго, конечно, особенно, если учесть, что ещё нужно вернуться домой, принять душ, приготовить завтрак и Вовку в садик отвезти. А потом и в университет на занятия сходить.
Я бы могла сэкономить время. Например, душ принять в клубе. Есть такая возможность. И у меня осталась бы пара часов на сон. Но кто ж знал. А я не взяла ни полотенце, ни принадлежности, ни смену белья. В следующий раз буду знать.
Как-то само собой получалось, что я готова прийти сюда ещё раз. Или столько, сколько понадобится. Это работа, а мне нужны деньги. Какая разница, где их зарабатывать?
Уже на выходе застываю и готова плакать от бессилия. У меня сдох телефон. Что ж я такая невезучая?.. Как вызвать такси, чтобы домой добраться?
– Какие-то проблемы? – тут же нарисовывается охранник Толик. Это тот, кто на входе меня сегодня встретил. Тоже немного вокруг меня крутился. И я бы не хотела, чтобы эта гора мышц тёрлась рядом. Всё из тех же соображений: не мой типаж. Слишком сильный и большой. А я таких стараюсь избегать. Но сейчас не до выбора. Мне нужно уехать. А у Толика точно есть телефон.
И только я открываю рот, чтобы попросить, рядом останавливается машина.
– В чём дело, Софья? – спрашивает Костя.
– Мне бы такси вызвать. Телефон сел, – лепечу быстро, чтобы не передумать.
– Садись, – открывает он дверцу. – Подвезу.
Я переминаюсь с ноги на ногу. Это неправильно. Но на улице похолодало, у меня и ноги, и руки окоченели.
– Сонь, давай я подвезу, – улыбается мне Толик. Я перевожу взгляд с одного мужчины на другого и делаю выбор.
– Спасибо, – сдерживаюсь, чтобы не стучать зубами. – Я с Костей.
По крайней мере, этот смотрит равнодушно, а не заинтересованно. И уже спасал меня. Как ни крути, а это веские аргументы, чтобы опасаться Костю намного меньше, чем мужчину, который смотрит на меня с жадным интересом.
Я ныряю в машину, захлопываю дверцу, пытаюсь перевести дух и нагреться.
– Спасибо большое! – благодарю искренне. – Ты такой добрый!
– Не обольщайся, – кидает он на меня непроницаемый взгляд. – Я не рыцарь и не святой. И у меня правило: я не помогаю девам, попавшим в беду. Просто считай, что у тебя сегодня удачный день.
Еле удержалась, чтобы не фыркнуть. Подумаешь! Так и знала, что он непробиваемая дубина. Ну, это и хорошо. И я сделала правильный выбор. Пусть лучше уж этот сфинкс отвезёт, чем Толик, что глазами одежду с меня срывает.
– Тебе куда? – интересуется Костя усталым голосом.
– На Алексеевскую, – вздыхаю, чувствуя, как покалывают пальцы. В машине тепло, я наконец-то начинаю согреваться.
– Вы с Михайловной соседи? – кидает он на меня взгляд искоса.
– Нет, я у неё живу, – говорю очевидное и вижу, как удивлённо Костя приподнимает брови.
– Родственница?
– Квартиросъёмщица.
Не нравится мне этот разговор-допрос, словно я ему обязана что-то рассказывать и объяснять.
– Хм, – выдаёт этот тип саркастически, но больше ничего не комментирует. Что ему в этот раз не понравилось? Не верит? Думает, я лгу?
Внутри начинаю закипать, но предпочитаю посчитать до ста, чтобы успокоиться. Не хватало ещё перед ним оправдываться или спорить. Я буду выше дурацких подначек. А ещё я буду умнее.
Весь оставшийся путь мы молчим. Я постепенно успокаиваюсь. Костя машину ведёт. Я украдкой его рассматриваю от нечего делать. В окно не посмотришь – темень, а думать ни о чём не хочется: я устала.
Не греческий профиль, конечно. Нос когда-то сломан, зато скулы и челюсть хоть куда – мужское начало так и прёт. Стрижка короткая, руки сильные и большие. Ладонь у него – моих три войдёт запросто. Ресницы тоже хоть куда – короткие, но густые. Они делают его лицо мягче, если присматриваться.
– Приехали, – останавливается он у подъезда. – Телефон мой запиши. Отзвонишься, как в квартиру зайдёшь.
– Это лишнее, – вежливо улыбаюсь и стараюсь, чтобы голос звучал твёрдо. – Здесь очень хороший район, тем более, в подъезде никто не пристанет.
Костя смотрит на меня мягко. Но за этой мягкостью сквозит такая сила, что хочется поёжиться или руками себя обнять.
– Сделай так, как прошу, – в голосе нет угрозы, но гипнотизм какой-то явный. Я невольно телефон достаю.
– У меня сел. Я же говорила, – вздыхаю радостно. Рано радовалась. Он мне визитку даёт.
– Будь хорошей девочкой, Софья. Я устал и хочу спать. А спать я хочу спокойно. И это не потому что я хороший. Просто если ты где-то застрянешь или куда-то вляпаешься, не хочу, чтобы меня будили. А Михайловна всех на ноги поднимет, если ты не в курсе.
Я моргнула. Нет, не в курсе. Хорошая старушка. Добрая. Не надоедливая. В жизни бы не подумала, что она будет всех доставать в случае чего.
Он, можно сказать, взял и вложил в руку визитку. И пальцы мои сжал для надежности.
– За последний час она мне три раза звонила, – выдаёт Костя, – а я голову ломал, почему. Теперь мне всё понятно. Беги домой, Софья.
Звонила? Зачем? Но об этом я лучше у неё спрошу. И я побежала, махнув рукой на прощанье. А он стоял, дожидаясь, пока я в подъезде скроюсь.
Мне нравилось, как он меня называл. Софья. Это звучало… красиво и по-взрослому. Гордо даже. И намного красивее, чем Соня.
Костя
Я не спасатель юных дев. Надо же. Ёжусь от слов, что всплыли внезапно, как подводная лодка на вражеской территории. Однажды я уже произносил подобные слова вслух. Всё закончилось тем, что Алла стала почти родственницей.
Нет, не кровной, к сожалению. Но есть узы, что гораздо крепче крови. Они сейчас за городом живут. Драконовы и Лика, тётка моя любимая. Алла ждёт второго ребёнка, а я… Наверное, слишком долго надеялся.
Нет, я ни о чём не жалею. Как говорит моя мама, у каждого своя судьба, поэтому не стоит думать, что она ко мне несправедлива. Просто уготовила другое, и я не спорю. Принимаю всё, как есть.
Я не спешу уезжать. Хочу дождаться звонка этой белокурой нимфы с синими глазами. Да, рассмотрел, пока приглядывал. Неиспорченные девочки нынче редкость. А эту обидеть – всё равно что щенка бездомного пнуть или коту к хвосту трещотку привязать.
Она не звонит. Упрямая. Чувствую, как раздражаюсь. Готов уже Михайловну набрать, когда раздаётся телефонная трель.
– Прости, пожалуйста, – голос её звучит очень тихо. – Телефон после разрядки включаться не хотел. Всё хорошо. Я дома. Езжай уже домой.
И я понимаю, что она видит, как моя машина торчит под подъездом. В окна выглядывала. Надо же.
– Спокойной ночи, – слова произношу намеренно бесстрастно и отключаюсь.
Мне бы с места сорваться и домой – упасть и уснуть, но какое-то время сижу, барабаня пальцами по рулю. Дома меня никто не ждёт, поэтому несколько минут в тишине ничего не решают. Ни в лучшую, ни в худшую сторону. Всего лишь ночная стынь и подкрадывающаяся зима за стеклом. Может, поэтому как-то пусто на душе.
Хватит на сегодня лирики. Материализм – крепкая основа бытия. Поэтому я завожу мотор и выезжаю из сонного тихого двора
Софья
– Ну, как тебе? – спрашивает Михайловна почти на пороге. Она, что называется, по стеночке движется. Трудно ей и больно, и это тревожит меня не на шутку. Она ж такая всегда бодрая и энергичная, а сейчас ей словно крылья обрезали.
– Всё хорошо, Алина Михайловна, – раздеваюсь и иду на кухню. Надо выпить горячего сладкого чая. Завтракать рано, а я голодна, оказывается. Физические упражнения даром не прошли. Может, и хорошо. Я давно даже зарядку не делаю, а тут спортивное мероприятие, считай, бесплатно. Очень полезный комплекс упражнений – наклоны и приседания, бег по пересечённой местности.
Невольно разжимаю ладонь. Надо же. Там визитка. Зажала так, что даже раздевалась – не выпустила. Кладу её на стол. Константин Громов. Ему идёт. Гром. Грррозная такая фамилия, ему под стать.
– Тебя Костичек подвёз? – бурно радуется Михайловна. – Ах, какой хороший мальчик!
Ну, да, для Михайловны он мальчик, безусловно. Но для меня Костя и «мальчик» – вещи несовместимые.
– Да, я вот, – мямлю, ставя чашки и моя руки, – телефон разрядился, поэтому такси вызвать не смогла.
– А я-то думаю, почему дозвониться не смогла! – осторожно, бочком, охая и страдальчески морщась, Михайловна пристраивается на стуле.
– Не нужно было ему звонить, – мягко упрекаю я её. – Но благодарю за беспокойство. Я же взрослая, вы знаете. Умею справляться и сама.
– Нужно, не нужно, – ворчит Михайловна, – всё ж я тебя туда отправила, так что ответственность никто не отменял, а я люблю всё под контролем держать, вроде уже и не чужая ты мне.
Я задыхаюсь от её слов. Слёзы на глазах выступают. Пытаюсь дышать, чтобы не дать себе расплакаться, потому что её неравнодушие дорогого стоит. Это и неожиданно, и приятно. А ещё горько. Есть на то причины, но я стараюсь их не вытягивать на свет божий. Мне нужно быть сильной, иначе рассироплюсь, а потом будет во много раз больнее.
– Ты это, позвони, – кивает она на визитку. – Раз дал, просил же?
– Ах, да-да, – суечусь, подключаю шнур питания. Мой старенький телефон, как назло, упрямится, включаться не желает. Я даже думать не хочу, что будет, если он вдруг заартачится и не захочет работать. Сейчас лишние траты мне не по плечу.
Всё случается одновременно: чайник закипает, телефон включается, а мне опять приходится выбор делать. Я в окне машину Громова заметила. Стоит, ждёт, а я тут…
Чувство вины стискивает горло. Он устал, спать хочет, а я его задерживаю. Вот же – обязательный какой. Не удивлюсь, если поднимется и за шкирку оттреплет. Поэтому я хватаюсь за телефон, отчитываюсь. Точнее, оправдываюсь. А в ответ вежливое, но холодное:
– Спокойной ночи.
Да я и не жду от него чего-то особенного. Всё правильно. Но почему-то стою у окна, смотрю и гадаю, почему он не уезжает. Про чай забыла. А машина всё так же стоит, как хищник, что затаился и ждёт. Чего, спрашивается?
Когда он наконец-то вырулил, я поняла, что затаила дыхание. Вот же. Гипноз какой-то. Но, наверное, это всё от чувства вины. Из-за своей несобранности заставила человека ехать неизвестно куда.
Но долго сокрушаться мне некогда. Отмираю. А Михайловна всё так и сидит на стуле, сверлит меня внимательным взглядом.
– Костик хороший, – говорит она, в глаза мне заглядывая. – Такой… надёжный. Отличный парень. И не из этих стрекозлов, у которых ветер в голове. Вот у меня Богдан такой же – правильный. Только, зараза, не женится никак. Нет для него девушки достойной. Может, как и для Константина. Они, видишь, постарше, мудрее, жизнь нюхали. Им вертихвостки даром не нужны. А правильные девочки нынче редкость. Хоть и встречаются, да.
Слишком уж она пристально меня разглядывает. Становится неуютно и неловко. Я вряд ли тяну на неземной идеал, поэтому даже слышать не хочу, что там Михайловна придумала или нафантазировала.
– Чай будете? – спрашиваю, чтобы сбить её с прицела ненужных мыслей и выводов.
– Буду, конечно! – охотно кивает головой. – И хлебушка подрежь, и колбаски с сыром. Что-то я проголодалась. Сейчас мы чаю, бутербродов, сушек пожуём! Мёд тоже доставай!
Отличное начало дня. Спать только некогда. Но после быстрого душа жизнь снова наладилась, а после посиделок с чаем – вдвойне. Чай у Михайловны хороший, душистый, крупнолистовой. Сплошное удовольствие. Одно плохо: на сытый желудок глаза сами по себе закрываться начали.
Но если кто и сдаётся, то не я. Я вон «Лагуну» выдержала, а выспаться могу и позже.
– Ну что, не испугала тебя работа-то? – хитро жмурит глаза Михайловна. – Пойдёшь ещё раз туда?
– Пойду, – киваю, помешивая кашу. Я для Вовки овсянку варю. Он её любит. С маслом, с яйцом, с белым хлебом.
Знаю: нам бы немного ограничиться нужно. Он уже в весе перебирает, но никак не могу уговорить себя быть построже. Я всё ещё помню его впалые щёки и голодный взгляд, и поэтому позволяю ему есть, а себе – эту слабость: кормить его хорошими продуктами, впрок, даже зная, что в садике у ребёнка ещё один завтрак будет, от которого мой Вовка никогда не отказывается.
– Вот и молодец, – радуется Михайловна.
– Вы должны были мне сказать, что это за место, – всё же решаюсь Михайловну пожурить.
– Меньше знаешь – лучше спишь! – изрекает она, совершенно не чувствуя себя виноватой. – Пойду, может, усну наконец-то.
Кряхтя и охая, она поднимается со стула. Я помогаю ей. Шаг за шагом, осторожно, веду её в спальню и помогаю снять халат, лечь в кровать. Михайловна наконец затихает, а я ухожу. Загружаю стирку, мою посуду – делаю мелкие домашние дела, чтобы не уснуть. У меня впереди очень долгий день, поэтому лучше не присаживаться и глаза не закрывать. А то пиши пропало.
Софья
– Со следующей недели – на пятидневку, – ставлю я перед фактом Вовку. Тот недовольно сопит и дует губы, но козни строить не смеет. Он хоть и маленький ещё, но хорошо понимает, что это вынужденная необходимость.
– Не хочу, – всё же не выдерживает он.
– Так надо, малыш, – вздыхаю я и поправляю ему шапку, что налезла на глаза. – Мне работать надо, а ты ж у меня умница. Тем более, целых два дня мы будем вместе, не считая выходных. По сути, тебе три дня потерпеть придётся. А это не так уж и много.
Круглосуточная группа – наше спасение. Во-первых, я там подрабатываю. Во-вторых, мне есть куда Вовку пристроить и не переживать. Особенно теперь, когда ночи у меня, судя по всему, будут заняты. Вешать ребёнка на приболевшую Михайловну – неправильно. Ей на ноги надо встать, отдыхать больше, а Вовка, хоть и послушный, но всё же ребёнок, за ним приглядывать надо.
У меня круговерть обыкновенная. Вовку – в садик, сама – на занятия, после – в магазин, немного поспать, домашними делами заняться. Всё по плану, никаких поблажек.
Да, таксист был в чём-то прав: мои ровесницы наслаждаются жизнью, по клубам ходят, с юношами встречаются или просто находят время поболтать, сходить куда-нибудь. У меня с этим всё сложно.
– Так не годится, Ковалевская! – заявляет моя единственная, но самая верная подруга Дашка.
Мы с ней со школы дружили, а дальше наши дорожки разошлись: учимся в разных вузах, не совпадаем, встречаемся редко, больше по телефону разговариваем. Вот как сейчас.
– Ты когда в последний раз отдыхала и в люди выбиралась? – вопрошает она.
– Не поверишь: буквально несколько часов назад, – улыбаюсь, прижимая телефон к уху, отчего шапка стремится и с головы слезть, и перекособочиться, и вообще откинуться в неизвестном направлении. – Так наотдыхалась, что до сих пор неоновые огни в глазах горят.
– А вот с этого места поподробнее! – мигом воодушевляется Дашка, и я вкратце рассказываю ей о новой работе.
– Круть! – задыхается она от восторга. – Нужно будет сходить, посмотреть. Ты меня заинтриговала! Только надо, чтобы ты не работала, а отдохнула по-настоящему, – вздыхает сокрушённо.
– Ты ж знаешь: у меня обстоятельства.
– Ну, да, – сникает она, держит паузу, а затем добавляет оптимистично: – Главное – держись! Всё в этом мире надо пережить! А всем, кто будет палки нам в колёса вставлять, дружно скажем: не дождётесь!
Она всегда поддерживает меня. И эти звонки – как связь с Большой землёй: помогают мне карабкаться дальше. Дружеское плечо для меня очень много значит.
– Так и будет, Даш, не сомневайся, – свернула я разговор. Слёзы близко. От благодарности. А так… маленькая слабость, с которой я справлюсь, потому что правильно подруга сказала: никто и никогда больше не дождётся моих слёз!
Костя
Поспать толком не получилось. Мысли всякие в голову лезли, а с утра нашлись дела, что требовали моего внимания. Ближе к обеду, когда я готов был вырубиться и поспать хоть несколько часов, позвонила Лика.
– Как ты, сынок?
Она часто так меня называла. Я у них с мамой – один сын на двоих. И сложно сказать, кто вложил в меня больше – мама или Лика. Голос у тётки грустный немного. Я умею ловить эти интонации, а поэтому невольно волнуюсь.
– У меня всё хорошо, – спешу её успокоить.
– Я скучаю. А ты давно к нам не приезжал. Совсем забыл.
Она знает, почему я приезжаю редко. Там Алла и Драконов её ненаглядный. А мозолить глаза лишний раз и вызывать ненужные эмоции – незачем. Мне вполне хватает того, что Лике с ними хорошо, а дозированные встречи раз в месяц приемлемы и для меня, и для Драконовых.
Главное – Лика ожила, дом её мужа службу сослужил. Жизнь продолжается. А я… счастлив, когда у моих близких всё хорошо.
– Очень много работы, ты же знаешь, – слабая отмазка, но другого ничего придумать не могу.
– Бросал бы ты свой клуб. Ну зачем тебе там надрываться? – заводит Лика старую песню. Она всё равно не смирилась с моим странным хобби, хоть я ей и объяснял, что для меня значит работа барменом. – Лучше бы отдыхал больше и на девушек внимание обращал.
Эта песня тоже не новая. Не хочется ей напоминать, что последний раз, когда я всерьёз засматривался на девушку, закончился не в мою пользу. Проще как-то жить без этих душевных потрясений. Комфортнее и ненапряжнее. В конце концов, не всем мужчинам суждено влюбляться, жениться и обзаводиться котами, собаками, кучей детишек. Без них как-то спокойнее, шерсть клубками от животных по дому не вьётся, а тихо, чисто, благородно.
Пусто. Но этот коварный внутренний голос я пинками загоняю поглубже. Пусть сидит и не высовывается.
– Лика, – добавил я в голос суровости, – мы это уже сто раз обсудили.
– Да хоть двести! – показывает огненный характер тётка. – Жениться тебе пора, Кость. Вот нашёл бы хорошую девушку, стал бы чаще к нам заглядывать, и все были бы спокойны и счастливы!
– С хорошими напряг, Лик, – улыбаюсь я невольно. – А кто попадя нам не годится, ты же знаешь.
– Я только сейчас поняла, что неправильно тебя воспитывала. Надо было кардинально подходить. С ремнём в руках или хворостиной. Не добили мы тебя сынок, вот что. Всем хорош: умный, красивый, успешный, но дурак.
– Что поделать? – развёл я руками, забавляясь. Определённо: Лика умела поднимать тонус, когда настроение критически опускалось ниже плинтуса.
– Лучше б ты грузчиком где устроился! – продолжает полыхать тётка. – А то мне всё чаще кажется, что твоё непонятное хобби слишком на тебя влияет и что ты выбрал эту дурацкую работу в самом неподходящем месте не зря!
Всё, это последняя точка кипения, когда Лика вспоминает о некоем своеобразии «Лагуны».
– Я заскочу на выходных, – обещаю, понимая, что и правда, оттягивай, не оттягивай, а в гости заявиться нужно. К тому же, это очень хорошая тема, которая быстро остужает Ликин боевой пыл.
– Правда? – теряется тётка. В её голосе я слышу надежду и слёзы. Медленно выдыхаю, чтобы уменьшить давление в груди. Я её всё же люблю. Она дорога мне, и это не вычеркнуть, не забыть, не исправить. Да и не нужно. У каждого человека должна быть семья – я в этом глубоко убеждён.
– Честно-честно, – клянусь, как в детстве.
– Вот и хорошо, мой золотой, я пирожков напеку. С яблоками и капустой – как ты любишь. В этом году яблок уродило – девать некуда. Возьмешь с собой. Витамины. Нечего всякую гадость по супермаркетам подбирать, когда есть своё, натуральное, без химикатов и всех этих ГМО.
Тётка оседлала очередного своего конька, и я ещё несколько минут слушал её ворчание, понимая, что соскучился.
И пока она бормотала, я прикидывал, какие подарки и гостинцы купить, чтобы их порадовать. Мою любимую тётю Лику. Аллу беременную. Аську смешливую – её дочь. Бастинде лохматой игрушку куплю, а Персику – какого-нибудь паштета, он любит. О Драконове старался не думать. Как-нибудь уж потерпит меня, никуда не денется.
Но, строя планы, я даже подумать тогда не мог, что всё выйдет не так, как я себе навоображал.