Елена Юрьевна Демченко
Новогодний аукцион
– Понятно. Хотя ты – единственный, кому отдал бы картину, только попроси… Но ты не попросил.
– У тебя есть племянник. Отдай ему. И раритет останется в семье, и меценатом можешь себя считать. В какой-то степени.
– Посмотрим, – слегка рассеянно ответил он, что-то обдумывая. – У меня просьба есть к тебе. Вернее, деловое предложение об одной услуге, которая, разумеется, будет хорошо оплачена.
– А в чем дело?
– Ты помнишь, у картины повреждён нижний угол? Я хотел бы, чтобы ты его отреставрировал. Восстановил. Всё, что понадобится для работы, будет предоставлено: любые краски, кисти. Все – любой фирмы, какую назовёшь. Только скажи, что тебе нужно?
Я был удивлен.
– Ты действительно этого хочешь? Иногда именно дефекты придают вещи главную ценность.
– Да нет. В данном случае это – не старое повреждение, а совсем недавнее. Несчастный случай. Поэтому и намерен придать картине первоначальный вид. Две тысячи евро тебя устроят?
– Грег, да я…
– Ладно, четыре.
– Мне надо взглянуть.
– Пойдём.
Мы спустились в танцевальный зал. Ёлка по-прежнему переливалась синими огнями, а вот картины под ней не было. Рама, подставка, – всё стояло на месте. Кроме картины. Валялись поваленные столбики, сцепленные красными бархатными канатами: наверное, похититель так торопился, что не озаботился соблюдением тишины, но звуков их падения, признаюсь, я совершенно не слышал.
Грег для начала вызвал и опросил охрану, затем отдал несколько распоряжений.
– Может, кто-то решил пошутить? – предположил я.
– Тогда это довольно глупая шутка, – тон у Грега был по-прежнему спокойный, ровный. Если пропажа и взволновала его, по лицу это было не определить.
– Во всяком случае, через ворота картину не выносили.
–Там что, организован досмотр багажа? И личный: с раздеванием до трусов и просвечиванием рентгеном?
– Во фронтальной арке установлены датчики. Если бы картину пронесли мимо них, сработала бы сигнализация.
– Нет сигнализации, которую нельзя выключить, – пробормотал я.
– Оптимиста всегда можно узнать по невежеству!.. Это я не о тебе, а так, в общем.
– Я понял, понял. А…, скажем, такой вариант: некто перебрасывает картину через забор, а на той стороне её подбирает сообщник или же он сам, спокойно пройдя сквозь арку? Это, если кто-то догадался о сигнализации ворот. Или знал?
– Периметр сейчас прочёсывают с собаками. Но человек, решивший совершить подобный бросок, должен обладать недюжинной силой. Вес картины даже без рамы около десяти килограммов.
– Не может быть! Полотно такого размера…
– Разве я говорил, что это полотно?
– А что же?
– Особый материал на основе обсидиана… Да сейчас это неважно!
– Никогда не слышал, чтобы картины писали на обсидиане. Во всяком случае, Ренуар. Да ведь материал хрупкий! Задень ненароком – разобьётся!
– Не всё так просто, друг Гораций! Не всё так просто!
* * *
– Господи, помилуй! Капитан! Что это?! – клацая зубами от страха, юнга пальцем показывал на запад. Там, из низко висящего массива туч, опускался в волны вращающийся серовато-белёсый столб.
– Это Хобот Дьявола, – ответил, опередив меня, боцман. – Если он нас коснется, прямиком окажемся в преисподней! Может, кому там самое место, но я предпочитаю объятия красотки Лу. Полундра! – заорал он, перекрикивая грохот шторма!
Шхуна рыскнула, и огромный водяной вал обрушился сверху. Юнга завопил, когда волна потащила его в море, забарахтался отчаянно. Я успел ухватить его одной рукой, второй вцепившись в леер.
– Держи курс!! Акула тебе в зад! – преодолевая напор воды, боцман подобрался к рубке, отшвырнул рулевого, сам ухватил штурвал, выравнивая корабль.
А высоко на грот-мачте трепыхался, словно в насмешку всем штормам, смерчам и самому дьяволу наш флаг – черное полотнище «Веселого Роджера» …
* * *
В зал, тем временем, стали собираться оставшиеся на ночлег гости. Некоторые вид имели сонный и довольно помятый. Племянник, например. Он что-то недовольно бурчал о том, что наиболее продвинутые пацаны за такие шутки могут и морду набить.
Алина же и вечером не выглядела утомлённой, а сейчас и подавно прямо-таки источала утреннюю свежесть. Влад тоже выглядел отдохнувшим. Случайно или нет, но стоял он возле окна, на максимальном удалении от девушки.
– Господа, – Грег обвел взглядом гостей, задержавшись чуть дольше на Алине, – прошу извинить, что бесцеремонно прервал ваш отдых, но оправданием мне чрезвычайные обстоятельства. О преступлении говорить, думаю, рано, но факт исчезновения картины Ренуара крайне меня огорчил. Если это чья-то шутка, то она оценена, и автор может вернуть – инкогнито по желанию – шедевр на место без последствий для себя. Если же некто совершил необдуманный поступок, я так же готов не применять санкций, при возврате картины в течение часа. В любом случае, господа, никому из вас не разрешено покидать территорию виллы до разрешения конфликта. Мне очень жаль, – повторил он.
Когда гости начали расходиться, Грег подошел к Алине и сел напротив неё на пуфик.
– А вы ничего не хотите мне рассказать? Может, что-то заметили? От вас подробности не ускользают, не так ли?
Алина покачала головой.
– Ну ладно. Надеюсь, все прояснится. В ближайший час.
* * *
Когда добрая теплая тьма разомкнулась перед глазами, первое, что я увидел, это мохнатый рыжий бок Лорда. В густой собачьей шерсти запутались соринки и веточки, но все равно она сияла в солнечных закатных лучах темным золотом. Пес повернул голову и, поскуливая, начал облизывать мне лицо.
– Ну-ну, перестань! – попытался отстраниться, но левое плечо вдруг резануло болью… Отдышался через пару минут и стал проверять, что ещё кроме руки повредил при падении?
Вроде, остальное все нормально. Легко отделался. Слететь с такой скалы и не растерять кости по склону, совсем неплохо!
Медленно повернулся на бок и, опираясь на здоровую руку, попытался сесть. Голова закружилась. Вот чёрт! Прислонился спиной к камню, закрыл глаза, пережидая, пока замрет мировая карусель.
Пес ткнулся холодным носом в ладонь. Не открывая глаз, потрепал его по кудлатой башке. Опять заскулил, сует что-то мне в руку. Я глянул вниз – фляга с водой. Неподалеку лежит развязанный рюкзак… Но я же помню, что снял его! Значит, он должен лежать на тропе, метрах в ста выше…
Перевёл взгляд на собаку. Лорд преданно и вопрошающе заглядывал в глаза.
– Спасибо, – прошептал я. – Друг.
* * *
Мне отчаянно захотелось на воздух.
– Думаю, запреты нашего доброго хозяина не распространяются на прогулку в парке? Не составите мне компанию? – Прекрасная Алина вновь опередила меня и стояла уже облаченная в серебристую шубку и сапожки, отороченные тем же мехом. А вот шапок, похоже, она не признавала.
– Вам не холодно? – спросил я, когда мы вышли в морозное утро нового года.
– Нет, – коротко ответила она и замолчала, о чём-то сосредоточенно думая. А я-то рассчитывал на лирическую беседу! Прекрасный живописный вид вокруг настраивал на поэтический лад. Заснеженный лес, дымка облаков, окутывающих горы, темное зеркало речной воды, местами чуть тронутой тонким льдом… Прошлой ночью я и не разглядел в темноте ничего подобного.
Мы шли по парку, окруженному кирпичным забором, бесконечная лента которого терялась где-то за рекой.
– Я и не думал, что участок у Грега столь велик! Собственный лес, река, охотничьи угодья!.. Вчера все выглядело куда скромнее и миниатюрнее.
– Скажите, Алекс, вы журналиста этого, Влада, давно знаете?
– Достаточно давно, а что?
– Есть ли у него склонность к неожиданным поступкам? Если ситуация неординарная.
– У всех нас в неординарной ситуации могут проявиться качества, о которых не подозревали даже сами. Или вы что-то конкретное имеете ввиду? Например, услышав, что Влад ночами шныряет с ножом по тёмным переулкам, крайне бы удивился. Я не тонкий психолог, но, думаю, бандитских наклонностей у него нет. Надеюсь, успокоил вас? Кстати, он тоже задавал похожие вопросы.
– Неудивительно. Род наших занятий не предполагает дружбы. Более того, во многих вопросах компромисс невозможен, хотя и очень жаль, конечно. Но на том стоит мир. На вечном противостоянии.
– Я не зря назвал вас Тайной. Вы говорите загадками, но это придаёт особый шарм. И понять хочется, и сохранить притом ощущение прикосновения к удивительному, запредельному. Как вам это удается?
– Это комплимент? – она улыбнулась.
– Если вам нравится.
– Благодарю. Только на деле все и проще, и гораздо менее романтично. То, с чем приходится сталкиваться каждый день, далеко от изящества, часто грубо и неблагодарно.
– Согласен. Надо самим стараться привносить в повседневность элементы прекрасного, как Грег, например. Вы видели его коллекцию? Мне не надоело бы ежедневное созерцание даже одной-единственной статуэтки. Или картину взять ту же пропавшую. Знаете, о чем он меня попросил? Восстановить её! Помните, там угол нижний повреждён?
– Вы согласились? – спросила она с некоторым напряжением в голосе.
– Вообще-то, да.
– Не делайте этого!
– Почему?
– Может показаться фантастичным, если не сказать жестче, но … Понимаете, эта картина несет в себе опасность!
– В самом деле? Она краденая? Числится в международном розыске, а вы – сотрудник Интерпола, напавший на след после упорных поисков!
– Отнеситесь к моим словам серьезнее. Прошу вас!
Тревога, самая настоящая тревога светилась в зелёных глазах Алины, глядящей на меня снизу-вверх из-за малого роста. А я-то решил, что она шутит, и решил подыграть. Ни в какую опасность я, конечно, не верил. Даже, если это музейный экспонат, мне-то что? Картина не подлинная и, если я её отреставрирую, ничуть в цене не упадет. Наоборот, лучше станет. И вообще, это проблемы владельца, который к тому же предложил хорошую цену за работу.
Пошел снег. Пушистые хлопья медленно и торжественно опускались из облаков, покрывали прическу Алины причудливым, изысканным узором. Девушка подставила ладонь и сразу на ней начал собираться ажурный холмик первого в этом году снега.
– Люблю снег, – сказала она. – И дождь. И ветер. Любое природное явление – это движение вперед, это противопоставление покою, застою, смерти.
– Любое? Ураганы, тайфуны, несущие гибель и разрушения? Какой же это прогресс?
– Конечно, прогресс. Любое противостояние – стимул к дальнейшему развитию и совершенствованию. Там, где ничего не происходит, неизбежно угасание жизни вплоть до её исчезновения. Олицетворение покоя – Смерть.
– Неожиданная мысль. В чем-то вы правы. Стремление к цели чаще значительнее и эмоционально богаче, чем сама цель. Но стремление само по себе, в отрыве от конечного результата, тоже теряет смысл!
– Да, – кивнула она, – обе стороны должны быть в равновесии: движение и покой, энтропия и порядок, жизнь и смерть.
От легкого дуновения ветерка снежная горка на ладони просыпалась ажурной вуалью. Я тоже подставил снегу открытую руку, но снежинки таяли, лишь коснувшись пальцев.
– Кто вы? Не боитесь мороза, любите снег. Повелительница Бурь? Фея Зимы? Страж Прогресса, не дающий человечеству закиснуть в сытости и праздности?
– Страж? Может быть, хотя, наверное, звучит величественно.
– А картина Ренуара – есть то нечто, что вызвало ваш профессиональный интерес?
Мы шли по дорожке, огибающей дом широкой дугой. Алина держала меня под руку, говорила, но поверить в её рассказ было непросто. Невозможно было поверить, даже при моей любви к фантастическому жанру, но слушал я внимательно, не перебивал, не критиковал. В конце-концов каждый имеет право на свое видение мира, а что в оном истинно, кто ж знает? Сколько раз у нас все с ног на голову ставили и заставляли верить в совсем уж невероятное?
– Мир, Алекс, только кажется незыблемым. Мы не можем воздействовать на ткань мироздания. Можем контролировать что-то лишь внутри социума, в котором обитаем. Но в природе существуют артефакты, способные изменить или уничтожить реальность. Их много, но не все они одинаково могущественны. Зачастую их энергии хватает на минимальный импульс, вполне безвредный. Исчезнет куст на дороге, а вместо него возникнет дерево. Никто и не заметит. Есть более энергоемкие артефакты. Случается, что с лица планеты неожиданно и бесследно исчезают страны и народы – результат активации.
