Елена Ромова
Одна из тридцати пяти
Глава 22
Аарон вошел в шатер, отодвинул стул и рухнул, мрачно возвестив:
– Я сделал все, что ты сказал. Прости, не удержался и добавил отсебятинки немного.
Следом вошел Кайетан, поклонился. Первым делом зачерпнул воды, плеснул в чашу и жадно приник. Напившись, тоже сел, стирая со лба испарину.
Юная травница старательно обмывала кожу вокруг раны регента, стоя на коленях перед ним. Аарон оглядел маленькую фигурку, ухмыльнулся, а Дэш шмыгнул носом, стараясь не глядеть на движения маленькой руки девушки по обнаженному крепкому торсу мужчины.
– Не помешали, ваше величество? – на губах Аарона замелькала улыбка. – Можем и снаружи подождать.
Райт приподнял голову, изогнул темную бровь, а наемник добавил ехидно:
– Пока ты тут развлекался, мы, между прочим, рисковали жизнями.
Дэш поежился, опасаясь, что Берингер и этому наглецу вырвет язык вместе с желанием чесать им попусту. Но Райт глядел на наемника снисходительно и спокойно.
– Говори, – лишь коротко приказал он, и этот приказ наемник не посмел игнорировать.
– Я ее видел, даже разговаривал… эм…она в порядке, да…
Травница зачерпнула густую темную мазь, равномерно накладывая на рану. Райт поморщился, переместил недовольный проницательный взгляд на Кайетана.
– Ваша милость, леди Джина была несколько не в себе. Не понимала происходящего, не помнила имен… едва держалась на ногах….
– Не хочу ранить твою душу, – вмешался Аарон, оторвав взгляд от травницы, – но твоя леди была пьяна.
Некоторое время Райт молчал, затем приказал наемнику подойти, и по лицу последнего скользнуло беспокойство. Он поднялся, подошел к регенту, взгляд темных глаз которого хладнокровно выворачивал душу.
– Уверен в том, что говоришь? – предельно мягкий голос был ловушкой.
Травница поднялась, отошла в сторону, пережидая бурю.
– Райт…
– Ты уверен? – настойчиво, тихо, но очень грозно.
– Я видел…
– Уверен, твою мать? Я спросил. Я жду, Аарон.
Наемник молчал, желваки на его щеках ходили ходуном, но он понимал, как никто, что любое его слово может стать последним.
– Нет, я не уверен.
– Ваша милость, – Кайетан двигался на удивление бесшумно и обладал способностью возвращать регенту хладнокровие. Он ловко протиснулся между мужчинами. – Леди эль-Берссо была бледна, взгляд стеклянный, она будто отсутствовала, ее мысли были далеко…
– Настойка валмора, – этот тонкий, напуганный, но решительный голос принадлежал травнице, которая откинула с лица волнистые каштановые волосы и смотрела исключительно на Кайетана, – его дают в редких случаях, он способен поднять на ноги умирающего, но лишь на некоторое время.
Мужчины внимательно и удивленно смотрели на нее.
– Как твое имя? – спросил регент.
– Филис, ваша милость.
– Ты хорошая травница, Филис, – вымолвил он и подошел к столу, беря в руки мешочек с монетами. Ловко перебросив его в распахнутые ладошки девушки, регент сказал: – Будешь служить мне, получишь вдвое больше.
– Мой господин, – невероятно покраснела она.
– Ответь мне еще на пару вопросов, – произнес Райт. – Зачем давать эту настойку?
– Если девушка больна или ранена.
– Ранена? Насколько серьезной может быть рана? – в голосе регента почувствовался металл.
– Очень серьезной. Смертельной, мой господин.
– Ты сможешь справиться с такой раной?
Девушка вскинула глаза, встречая прямой настойчивый взгляд, в котором сошлись ярость, напряжение и надежда.
– Я постараюсь, но…
– Кайетан, – игнорируя ее дальнейшие рассуждения, бросил Райт, – выкупи ее, если она принадлежит местному графу.
Кайетан остолбенел на несколько секунд, вызывая тихий смех Аарона.
– Я, ваше сиятельство?..
– Она смотрит только на тебя и, кажется, будет не против.
Травница смущенно опустила голову, а Дэш, нервно поправив куртку, приказал ей идти следом и покинул шатер.
– Мог отдать ее мне, – хмыкнул Аарон, – я бы проявил к ней больше внимания.
– Сядь и заткнись, наконец. Когда-нибудь я выпущу тебе кишки, Аарон, хотя мне иной раз даже нравится твой треп, – мрачно усмехнулся регент, – у нас нет времени, Джина может быть ранена.
– Готов рискнуть всем ради нее?
– Ты передал мои слова де Хогу? – вместо ответа спросил Райт.
– Один в один, еще до того, как о нас с Дэшем доложили королеве. О своем решение он сообщит. Подаст нам знак. Будем надеяться на положительный ответ, – прикрыл веки наемник. – Надеюсь, теперь ты станешь ценить меня больше? – ощутив прожигающий до костей взор Райта, наемник покорно вскинул ладони: – Ладно-ладно, затыкаюсь…
Неожиданно в шатер вбежал воин, припадая на одно колено, и затараторил:
– Ваша милость, прибыл лорд Бейдок, лорд Деквуд и лорд Девилль.
– Одни лорды – куда не плюнь, – лениво протянул Аарон.
Райт усмехнулся.
– Зови Девилля…
– Начинаешь сразу с десерта? – наемник расположился на стуле, ожидая, когда начнется представление.
Лорд Девилль явно не был доволен тем, что его впихнули под локоть в шатер. Его потрепанный вид говорил о многом. Он сдержанно поприветствовал регента, бросил хмурый взгляд на наемника.
– Не пойму, чем я вас разгневал, мой господин, – настороженно сказал он, видя предвкушающую улыбку на губах Аарона, – то, как со мной обращались не подобает вашим вассалам. Я не знаю, чем мог заслужить подобное отношение.
Девилль говорил складно. Он был при оружии, и Райт хорошо помнил, с каким нечеловеческим умением Девилль бился на мечах. Однако регент совершенно безоружный, в одной лишь рубахе, расстегнутой на груди, вальяжно расположился на стуле перед лордом. Его взгляд, хуже клинка, хуже яда, внушал Девиллю тревогу, с которой тот едва ли мог справиться.
– У меня нет времени, – лишь сказал Берингер, – и желания слушать ложь. Ты служил моему отцу, Девилль, хорошо служил. Я ценил тебя, как воина и как честного человека. Я принял твою присягу, пустил в свой дом. И лучше тебе найти в себе силы, сказать правду и принять достойную смерть, чем в очередной раз лгать, глядя мне в глаза, и умереть, как собака.
Тот молчал, втягивая носом воздух, положив ладонь на рукоять меча, следя краем глаза за наемником, который поддался вперед, сжимая в руках клинки.
– Я хорошо чувствую ложь, Девилль, – говорил Райт, скрестив на груди руки. – Я знаю, когда мне лгут.
На лбу лорда сверкнули капли пота, а вены на шее вздулись от напряжения.
– Ваш отец был Виндором, – отозвался он, – благородным человеком, в чьих жилах текла кровь королей. В ваших венах течет кровь сакрийской рабыни.
Райт сощурил глаза, видя, что пальцы Девилля сжимаются вокруг рукояти меча. Аарон приподнялся, но регент жестом остановил его.
– Что ты сказал моей женщине? – спросил он изменника.
– Правду. Выиграв одну войну и даже уничтожив королеву, вам никогда не править королевством. Сюда придет понтифик и сотрет Хегей с лица земли, чтобы возродить на пепелище иное государство, послушное и суеверное. И тогда не будет ни вас, ни меня, ни маленькой смелой женщины из Хоупса.
– Она тебе поверила?
– О, нет, – печально улыбнулся Девилль. – Ее не убедили мои слова. Она слишком сильно верит в вас.
Услышав эту фразу, Райт замолчал, справляясь с желанием прикончить Девилля прямо сейчас и броситься во дворец, чтобы снова ощутить эту юную женщину в своих руках, утешить ее, заставить забыть всю ту боль, какую мог причинить Эдмунд.
– Как ты заставил ее? Угрожал?
– Нет. Я поставил ее перед выбором: жизнь или смерть ее отца.
Регент понял все без дальнейших объяснений. Сжал кулаки, медленно поднимаясь. Аарон остался сидеть, ибо уже хорошо знал этот изменившийся до неузнаваемости взор, заострившиеся черты лица.
Девилль с лязгом извлек меч из ножен, рассек полотно воздуха перед собой, едва не вспоров рубаху на груди регента. И сразу же лорд-изменник подался вперед, делая замах, с ходу, молниеносно. Райт уклонился… недостаточно. Глухое шипение. Кровь брызнула на пол.
Но в следующую секунду спокойный выверенный жест регента вернул на место подскочившего на ноги Аарона. Пострадало лишь плечо Райта, по которому, промочив рубаху, побежала кровь.
Девилль снова атаковал, встречая неожиданное сопротивление. Пальцы регента сжали его запястье, уводя меч в сторону. Противники тяжело дышали, глядели друг на друга, почти столкнувшись лбами. Последний рывок – меч сверкает, слышится стон.
Аарон снова подскочил на ноги, с тревогой наблюдая, как меч выпадает из ослабевшей руки Девилля.
– Именем короля Уилляма первого, – захрипел Райт, – объявляю тебя, лорд Девилль, предателем короны. Кара за это – смерть.
Наемник сглотнул, видя, как регент схватил раненного противника за волосы, резко швырнул на колени, поднял меч и, замахнувшись, разом отделил его голову от плеч. Кровь, брызнувшая из раны, оросила сапоги регента, а тело лорда Девилля обмякло и рухнуло на пол с глухим звуком.
Берингер отер лицо, подошел к столу и жадно приник к кувшину с водой. У Аарона же отпало всякое желание шутить с этим зверем впредь.
– Что-то не так? – не поворачиваясь, спросил регент, из голоса которого еще не улетучились жесткость и напряжение.
Наемник моргнул, вспомнив, что стоит, сжимая клинки, и быстро спрятал оружие.
– Нет, мой господин, все, как надо.
– Хорошо. Позови моего оруженосца.
Оставалось сказать лишь: «будет сделано». Похоже, Аарон неотвратимо и добровольно превращался в покорного раба этого могущественного человека.
***
Рука духовника дрожала. Молитва Генриетты была нарушена, из-за чертовой дрожи. Она поцеловала предложенную кисть, скривив губы, быстро поднялась с колен, ожидая, когда духовник завершит слова молитвы.
На витражах придворной церкви были изображены сцены битв, историю которых Генриетта знала с детства, но она никогда не думала, что под стенами Хегея снова будет стоять многотысячное войско.
– Ваше величество, – раздался мелодичный голос духовника, – бог не пощадит того, кто не пощадил одного из его верных сыновей, епископа де Мотинье. Вы слишком долго отказывались от поддержки папы, что привело к печальному итогу. Но понтифик добр и щедр в своей заботе о Хегее, он не позволит лорду Берингеру взойти на престол.
– Не позволит, – повторила королева, не в силах скрыть усмешку, – святой отец, вы должны понимать, что Райта Берингера выбрал король. Если папа рискнет вторгнуться в Хегей, то все силы королевства поднимутся, защищая неприкосновенность королевской власти, какой бы она не была. Все это может затянуться на многие годы.
– Или решится уже сегодня, – проницательно заметил собеседник, – потому как войско этого человека уже стоит у вашего порога. Вы слишком много ставите на чувства этого хладнокровного и жестокого воина, полагая, что ради женщины, он отринет власть. Он считает, что правление Эдмунда никогда не принесет государству пользы, поэтому будет биться до конца. Разве нет?
– Я не знаю, что творится в голове у Райта Берингера, – вымолвила Генриетта поправляя черную кружевную вуаль, покрывающую голову и скрывающую следы усталости и страха на лице железной королевы, – этой ночью я задремала в кресле, и мне приснился сон. Мне приснилось, святой отец, что Райт убивает меня, но вместо него, я вижу Эдмунда, который пронзает меня мечом.
– Каждому человеку, даже стоящему у власти и не позволяющему себе слабостей, свойственен страх, – пояснил духовник. – Самое главное, не пасть жертвой этого страха.
Королева прикрыла веки, понимая, что не может доверять никому и ничему. Переговорщики убедили ее, что Райт отречется от любых притязаний на трон и выдаст Уильяма, но сомнения остались. Слишком хорошо она знала Берингера, чтобы слепо поверить в это. И духовник прав, Райт никогда не считал Эдмунда достойным короны.
– Благодарю, святой отец, – выговорила тихо и медленно пошла в зал для аудиенций, где ее дожидались советники.
Медленно и нерасторопно, ибо все плыло перед ее глазами. Она надеялась на то, что Райту так же плохо, тяжело, что он умирает от усталости и страха.
Лорд де Хог встретил ее у порога, преграждая путь.
– Мне нужно поговорить с вами, ваше величество, – произнес он, кланяясь.
– Нет времени.
– Прошу уделить мне лишь минуту, ваше величество. Это касается Атера.
Услышав это имя, королева остановилась, закусила губу и взглянула на старого лорда.
– Какие известия? – ее голос заметно дрожал.
– Вы обещали, что не оставите его.
Королева откинула с лица вуаль, бросая на собеседника сверкающий от влаги взгляд.
– Я обещала лишь одно – заботится о своем королевстве, покуда я его королева, милорд. О других обещаниях, данных мной во исполнение первого, вы можете благополучно забыть.
– Ваше величество, Атер любил вас…
– Не произносите это имя, – обкусывая губы, зашептала королева, – сейчас меня волнуют другие вопросы, милорд. Они гораздо важнее жизни вашего сына, да впрочем, они важнее тысячи жизней таких, как он, – говоря это, она едва сдерживала слезы. – Вы не должны задумываться о том, кто, наверняка, давно мертв.
– Значит, – мрачно осведомился старый лорд, – вы ничего не сделаете, чтобы спасти его?
– Я же сказала, – ее голос зазвенел от раздражения и злости, – гораздо важнее благополучие Хегея, чем ваш сын. Если власть достанется Райту мы все покойники, вы это понимаете?
– Но ведь Берингер согласился отречься от трона, – напомнил де Хог об обещании переговорщиков, – разве вы не можете выторговать у него моего сына?
– Как же смехотворно ваше требование, – с сожалением отметила Генриетта, – Райт рассмеется мне в лицо, если я озвучу нечто подобное, – она прошла мимо собеседника, хотя ее сердце разрывалось на части и призывало обернуться.
Королева вошла в зал, заставляя советников, которые разместились за столом, замолчать и подняться. Де Хог прошептав что-то невнятное, вошел следом за ней.
Эдмунд в ослепительно-белом камзоле, с золотой цепочкой, скрепляющей алый плащ, с высоким белокурым хвостом и запудренным лицом восседал во главе стола там, где обычно сидел его отец. Что-то неприязненное, даже злое, скользнуло в его взгляде, когда он увидел мать.
– Присядьте, лорды, – снизошла Генриетта, занимая место по левую руку от своего сына. – Переговорщики Берингера сообщили этим утром о его готовности отречься от престола…
Эдмунд расслабленно откинулся на спинку стула, улыбаясь. Королева сбилась на секунду, краем глаза замечая, как он довольно усмехается от мысли, что Райт добровольно сдастся.
– Не время радоваться! – рявкнула она, ударяя ладонью по столу. – Райт не идиот! Он не откажется от трона ради постельной шлюхи! – вспышка гнева тотчас уступила усталости, навалившейся внезапно, тяжело, и Генриетта продолжила уже спокойно: – Раньше я считала, что он не посмеет стянуть к столице армию, испугавшись мести понтифика, и ему ничего не останется, как принять условия нашей игры. Но он оказался умнее, чем я предполагала, и… бесстрашнее. Он не остановится, не пощадит никого из нас, и во всем, что происходит я чувствую подвох.
– Что может случиться, ваше величество, когда он прибудет ко двору, чтобы соблюсти процедуру отречения? – спросил один из советников. – С ним будет лишь небольшая свита его приближенных.
– Вы зря беспокоитесь, – невозмутимо протянул Эдмунд, глядя на мать, – что может поделать человек, когда окажется здесь?
– Райт не простой человек…
– Вы слишком идеализируете его, – вдруг произнес Эдмунд со свойственным ему упрямством, – будто он и вправду всемогущ. Да он просто мешок дерьма с костями. И когда меня коронуют, я докажу это, вспоров его брюхо!
То, что раньше вызывало умиление в этом белокуром красавце, теперь безумно злило королеву.
– Я чувствую, что он что-то затевает.
– Вы сейчас должны чувствовать лишь одно – радость, – упрямо заголосил Эдмунд, – потому что завтра ваш сын станет королем Хегея. Но вы, кажется, совершенно позабыли об этом, ваше величество.
В нем кипела обида и ненависть, ибо на рассвете Генриетта позволила себе недопустимое – оскорбила его в присутствии слуг. Невероятная глупость в сложившейся ситуации.
– Я никогда не забываю об этом, сын мой, – проговорила она довольно ласково, – и действую только в ваших интересах, возможно, переходя грани, но таков мой материнский долг – наставлять вас на путь истинный.
Ее рука накрыла его спокойно лежащую на столе кисть. Эдмунд резко повернул голову.
– Я есть правда и истина, я – закон, я – монарх! Я не нуждаюсь в ваших наставлениях!
– Сын мой, я…
– И я не понимаю, – между тем взревел принц, – для чего сейчас обсуждать то, что очевидно и не подвергается сомнению?
Королева опустила взгляд долу с притворным смирением. Все-таки Эдмунд станет королем, капризным королем, которому она должна подчиняться.
– Я лишь говорю о своем предчувствии, – сдержанно вымолвила она, – которое редко меня подводило. И я считаю, мы должны обсудить все варианты, даже те, которые очевидны и не подлежат сомнению.
Эдмунд покраснел, белки его глаз тоже налились кровью. Он громыхнул по столу кулаком:
– Все вон!
Когда лорды вопросительно уставились на королеву, она лишь прикрыла веки. Зал стремительно опустел, и она сказала сыну:
– Сейчас нам обоим тяжело, Эдмунд, но ты должен слушать меня, потому что…
– Ты хочешь выставить меня дураком? – закричал принц, вскакивая на ноги. – Ты унизила меня! Ты меня используешь…
– Нет, – примирительно протянула Генриетта, – нет, сын, это не так. Я на твоей стороне. Но ты чуть было все не испортил с этой девчонкой. Зачем нужно было бить ее? Эдмунд, она гарант нашей безопасности.
– Ты унизила меня! Предала! – все еще восклицал тот, энергично ходя по залу, – я буду вынужден поменять слуг, к которым привык, чтобы они не разносили слухи, чтобы никто не смел шептаться за моей спиной.
– Эдмунд, – укорительно.
– Мы делаем только то, что хочешь ты! А как же мои желания? Я – король! И я хотел выдрать эту потаскуху! А теперь ее заберет Райт!
Он сел на стул, понуро опустив голову. Усмирился, но все еще скрежетал зубами.
– Может быть, – отозвалась Генриетта, – но только после того, как Райт подпишет отречение.
– А потом? Он просто уедет? – упавшим голосом спросил Эдмунд.
– Да, мой дорогой, потому что его армия все еще будет у стен Хегея. Но этим ничего не закончится. Я найду способ уничтожить его, а ты возьмешь его суку, хоть один раз, хоть тысячу.
Эдмунд вскинул покрасневшие глаза.
– Хорошо, мама, – вымолвил он, – но никогда больше не смей обращаться со мной так, как ты обращалась этим утром, иначе…
– Обещаю, мой сын, – кивнула она, – этого больше не повторится.
Глядя в светлые глаза принца, Генриетта невольно вспомнила приснившийся накануне сон.
Глава 23
Боли уже не было, а вот слабость – гнетущая, холодная, неумолимая – не отпускала ни на секунду. Полуденное солнце проникало в покои сквозь узкую щелку между шторами. В комнате были служанки, сидящие у камина. До меня доносился лишь тихий рокот их голосов. Я то слышала его, то нет, то проваливалась в густую непроглядную тьму.
– Здравствуй, Джина, – ласковый участливый голос пробудил дремавшее сознание, моих губ коснулись края чашки.
Мою голову приподняли, и я сделала несколько глотков, только после этого приоткрыла тяжелые от усталости веки. Передо мной сидела королева, ее тонкие пальцы с длинными ноготками прикасались к моему лбу и волосам.
– Бедная девочка, мне так жаль тебя, – сорвались с ее губ неожиданные слова, – ты осталась одна, ты трепещешь и боишься, и ты абсолютно ни в чем не виновата. Но уж прости, моя дорогая, так вышло, что без тебя я не смогу оставаться королевой. А мне нужно это, Джина, кто бы знал, как нужно…
Она продолжала неспешно гладить меня, рассматривая мое изнуренное лицо.
– Я была такой же неопытной, наивной и смелой, как ты, – шептали ее накрашенные губы, – много-много лет назад. И я жаждала счастья… увы, в этом мире все подчинено своим законам. Очень многое за нас решают мужчины… Мы подчинены мужчинам, они считают нас своей собственностью, удовольствием на ложе, усладой их тела… Сколько мне пришлось пройти, чтобы превратиться из никчемной девчонки во взрослую женщину, вкусившую власть. О, Джина… сейчас твой любовник, который считает тебя всего лишь желанной вещью, пытается отнять у меня то, что я заслужила. Я положила на алтарь власти очень многое, я заплатила невероятную цену, и я не могу сдаться… прости, дорогая.
Она поднялась, все еще глядя на меня сверху вниз, и приказала прислуге:
– Оденьте леди эль-Берссо, она сегодня будет принимать гостей с нами.
Вот сейчас ее голос прозвучал искренне – холодно, жестоко, надменно. Было ей жаль меня? Сомневаюсь.
– Выберите все самое лучшее. Не жалейте драгоценностей и украшений. Хочу, чтобы Райт оценил свою игрушку по достоинству. А ты, милая, – снова в мою сторону, – приготовься хорошенько, и запомни то, что я скажу. Твоему отцу не удалось добраться до Хоупса. А знаешь почему? – она искренне пыталась уловить тревогу в моих расширившихся глазах. – Потому что Берингер поймал его и казнил. Вот так просто. Он мужчина, и вряд ли задумается о твоих чувствах или желаниях, а когда придет, заберет тебя и будет трахать в своей постели, всегда помни, что именно он стал причиной твоих бед и убил твоего отца.
Удар следовал за ударом, но моих эмоций эта женщина не увидит.
– Катись к дьяволу, – прошептала я, решив, что терять уже нечего.
И пусть прихватит сыночка – вдвоем в адской топке не так скучно.
Не смотря на браваду, мне было больно. Хотелось кричать, бить ногами и руками.
Королева едва заметно улыбнулась, пожалуй, даже одобрительно, пошла к двери, а я, собрав силы, бросила ей вслед:
– Он этого не делал!
– Что? – она обернулась, плотно сжимая губы. – Что ты сказала?
– Я знаю, он этого не делал, – совладав с дрожью, прошипела я.
Я не видела ее лица, не знала, какое выражение замерло на нем. Ответом стал оглушительный хлопок дверью.
Надо мной склонились служанки, и я приподнялась, глотая слезы и понимая, что на этот раз встать мне придется без настойки. Однако спустя несколько минут прислуга убедилась, что любое движение для меня подобно подвигу. Несколько раз я теряла сознание и, пожалуй, возвращалась на этот свет лишь из-за дурацкой гордости.
– Вы можете говорить? – лекарь сидел на постели напротив меня, наблюдая сквозь растущее беспокойство за моим состоянием. – Леди Джина, я не могу дать вам настойку еще раз. Это убьет вас. Но вам нужно встать. Самой.
Я не слышала и половины слов, что произносил этот мужчина.
– Вы помните, что было в прошлый раз?
Признаться, нет. Я ничего не помнила, кроме вкуса этого зелья.
– Если королева прикажет, я буду вынужден починиться, вы понимаете? Настойка убьет вас. Вы обязаны подняться, – он обхватил голову руками, понимая, что умирающий человек, вроде меня, просто не способен на такое геройство.
Я снова ухнула в темноту, пробудившись лишь тогда, когда к лицу прикоснулось что-то мягкое, заскользило назойливо. Приоткрыв глаза, захрипела. Мне подали питья – простой воды, хвала небу.
Служанки пытались наложить пудру и румяна, чтобы скрыть бледность моего лица, припухшую губу. Думаю, результат был нулевой, потому что обе недоуменно распрямились, оглядывая свою работу, и их бесцеремонно растолкал лекарь.
– Леди, как вы себя чувствуете?
Я не могла говорить. Казалось, посещение Генриетты отняло у меня все душевные и телесные силы. Снова начала болеть рана. Мое тело горело огнем, горло саднило, в глазах вспыхивали точки.
– Она не встанет. Умрет, – мрачно изрек мужчина, быстро уходя из поля моего зрения.
Мысли путались. Мне показалось, что в комнате был отец, сидел со мной, положив мою голову себе на колени, гладил, убаюкивал. Так бы и спала, но меня резко встряхнули, разжали сведенные челюсти, и мне в горло ворвалась горьковатая жидкость.
– Дышите… дышите, Джина! – приказал лекарь. – Сейчас станет лучше…
Его голос витал в моей голове, на грани между забытьем и реальностью.
Но через несколько минут, как он и обещал, стало лучше: я услышала звуки, окружившие меня со всех сторон – тихие шаги прислуги, шепот, звон колокола в придворной церквушке. Сердце заклокотало так сильно, что на некоторое время заглушило все.
– Вы можете пошевелиться? – все тот же обеспокоенный напряженный голос лекаря.
В подтверждение я приподняла руку, перемещая ее на лоб.
– Говорить? – снова спросил мужчина. – Скажите что-нибудь, Джина.
На ум приходило лишь одно:
– Райт…
– Хорошо. Через пару минут мы с вами попробуем встать.
Я распахнула глаза, глядя на этого человека, который смотрел на меня с искренним состраданием, и удивилась той неизбежности, которую сулил этот взгляд.
– Я умру?
Лекарь растерялся, вздохнул, промокая платком виски. Прочистив горло, он сказал:
– Вы будете жить, если только чудо свершится, леди. Я сделал все, что мог. Рана воспалилась, вы истощены. С помощью валмора я способен подарить вам лишь несколько часов жизни, но затем, когда действие иссякнет, ваши силы растают. Ваш организм не сможет бороться с раной, и вы умрете.
– Я снова буду не в себе?
– У меня есть снадобье, способное оставить ваше сознание ясным, но оно немного снизит эффективность валмора.
– Я хочу понимать, что происходит.
– Я не должен вам его давать, – зашептал лекарь, склонившись надо мной, – если королева узнает…
Я глядела в его глаза, он – в мои. Может быть, нам обоим уже мало что осталось в этой жизни, а может сострадание в душе лекаря взяло вверх, но он заговорил:
– Хорошо, леди, я дам вам снадобье. Но пообещайте, бороться. Когда валмор прекратит действие, не засыпайте, главное, не засыпайте.
Я кивнула. Мужчина подошел к столу, перетер в ступке какой-то травы, плеснул туда жидкость из нескольких пузырьков. Прислуга вряд ли понимала, что делает этот человек, поэтому он снова беспрепятственно склонился ко мне, давая выпить получившуюся смесь.
Дальше вмешались служанки – стащили меня с постели и принялись одевать. Эта мука была бесконечно долгой, я норовила упасть, все время шаталась, пока во мне росли пробужденные настойкой силы. Второе снадобье лишь слегка притупило действие дурмана, мне слышались звуки, которых не было, перед газами мелькали тени и тут же растворялись в воздухе. На мне было столько драгоценностей, что, казалось, ступи я шаг, по дворцу разольется перезвон.
А потом меня усадили в кресло, где я смогла окончательно прийти в себя, если такое, вообще, можно сказать о раненом человеке.
Когда в дверь постучали, услужливый лекарь подхватил меня на руки, и мы вышли в коридор, где дожидалась стража. В самый разгар дня – ослепительного, солнечного – коридор был пуст и до самого тронного залы мы не встретили ни одного человека, кроме расставленных по периметру гвардейцев и воинов гарнизона в доспехах. Перед дверьми лекарь поставил меня на ноги, шепнул: «Только не усните» и быстрым шагом пошел прочь, нервно теребя ворот рубашки. Служанки старательно поправили мое темно-зеленое шелковое платье, и двери в тронный зал распахнулись, приглашая войти.
– А вот и наша драгоценная леди Джина! – Эдмунд мерил шагами тронную площадку, в центре которой расположился тот самый пресловутый трон, на который все примерили свои задницы. А рядом с ним стоял трон поменьше, в котором восседала Генриетта.
Все мои силы были направлены на то, чтобы подойти к ним, поэтому я проигнорировала приветствие.
– На колени, дрянь, когда с тобой говорит король! – рявкнул Эдмунд, но я продолжила идти, бросив чуть слышно:
– Ты не король.
Эдмунд, наверно, был в бешенстве. Однако его мать мягко проговорила:
– Оставь ее, она едва дышит. Бедняга должна дожить до появления Райта.
Райт. Это имя, как шквальный ветер, врезалось в меня. Сердце замолотило, кружа голову.
– Пусть сядет у моих ног! – потребовал принц. – Пусть жмется ко мне, как собака!
О, как же он хотел произвести впечатление на Райта, заставить последнего страдать и мучиться.
Меня усадили у трона, на который через секунду водрузился принц, свесил руку с подлокотника и вцепился мне в волосы, заставляя приблизиться.
Тронный зал был полон солдат, советников и духовных лиц. Мне оставалось лишь гадать, для чего Райту появляться здесь. Неужели из-за меня? Неужели он рискнет всем, даже собственной жизнью, вторгаясь в логово змей?
Я с трепетом ждала, когда откроются высокие створчатые двери, и сквозь льющийся мне навстречу свет я увижу высокую широкоплечую фигуру. Кажется, это давало мне силы дышать, говорить… жить.
– Ваше величество и ваше высочество, – объявил старший канцлер, покуда пред нами предстали четыре человека, – прибыл лорд Берингер и его спутники… эм… – озадаченно пожал плечами, угадав лишь одного знакомца в этой разношерстной свите.
Впрочем, сопровождающие регента остались стоять у дверей в то время, как надменный, яростный, мрачный хищник двигался к нам. Белоснежная рубашка с воротником-стойкой, угольно-черный дублет, смоляной плащ с застежкой на плече, меч на поясе – Райт шел к нам уверенно и спокойно. Может, и было что-то благородное и милосердное в нем, но сейчас все это мирно дремало. Из его темных глаз глядело кровожадное чудовище, способное на единственное – хладнокровное, жестокое убийство.
Я любовалась им. Пожалуй, в момент полный отчаяния, страха и тревоги, у меня нашлись силы на то, чтобы с восхищением глядеть на этого мужчину. Смотреть, возможно, последний раз в жизни.
Он пришел за мной. Он жаждал забрать меня, свою собственность, свою женщину. И покарать тех, кто противился этому. Он пришел убивать.
– Поклонись мне, как подобает, – потребовал Эдмунд, находясь под надежной охраной своих стражников и телохранителей. Его пальцы, свисающие с подлокотника, зарылись мне в волосы. – На колени!
Райт остановился, и будто остановилось время, даже мое сердце замерло в предвкушении. Он проследил за движением руки принца, взглянул на меня. Рассматривал неторопливо, вдумчиво, и видел каждый уголок моей души, каждую эмоцию, ловил каждый мой вдох. Его взор проникал под покровы кожи, изучал, оценивал, обжигал.
А затем мужчина двинулся вперед – сделал шаг, поставил ногу на первую ступень тронной площадки.
– Отпусти мою женщину. Сейчас, – опять этот притворно мягкий голос, от которого по спине пробежал холодок.
Эдмунд дрогнул, сильнее стягивая узел моих волос.
– Сын мой, – неожиданно произнесла королева, понимая, что принц слишком взвинчен, чтобы осознать простую вещь – не стоит играть со львом, когда они оба в положении беззащитных ягнят, – лорд Берингер должен присягнуть тебе в верности. Он, конечно, встанет на колени. Он и сам это понимает.
Эдмунд недовольно поморщился.
– Пусть сделает это сейчас, – капризно заявил он. – Немедленно.
Его пальцы переместились мне на затылок, замерли у основания шеи, сдавливая и принося боль.
– На колени, Райт! На колени!
Вторая ступень минула – Райт хищно двигался к трону.
– Хочешь, чтобы я встал на колени, ублюдок? – по его губам скользнула дьявольская усмешка. – Или, быть может, еще хочешь спастись?
