Елена Гарбузова
За пределами трепета
Девочка научилась кормить Гуманоида пипеткой. Он доверчиво выползал из коробки на детскую ручку, не видя ее, так как глазки его были еще слепы и не открылись. Им не хватало силы жизни. Но летучая мышь всегда чувствовала близкое присутствие Лили, ее материнское тепло и участие. Зверек открывал крохотный ротик в приветственном восторге, ловко цепляясь цепкими коготками за указательный палец, и уютно размещался на нем для последующего кормления. Лиля аккуратно набирала молочко в пипетку и по капле, чуть дыша, насыщала такое родное существо. Брюшко у летучей мыши, в отличие от основного кожистого и темного тельца, было абсолютно прозрачным. И девочка знала, что пузо следует заполнить ровно наполовину, чтобы ее прирученное маленькое счастье было сыто и довольно. Иногда Гуманоид расправлял перепончатые крылышки и обнимал пальчик девочки в полную силу своих неуверенных способностей. Обнимал доверчиво, ласково, прижимаясь прохладной щечкой, которая была не больше булавочной головки. Но для Лили он был большой и полный значимости, сердце девочки всегда наполнялось любовью и вторило ответным чувством.
Гуманоида не стало спустя пару месяцев. Он плохо развивался, сил его хватало только на робкую, старательную нежность. Зверек хватался за Лилю как за саму жизнь, обретая в ней смысл и желание двигаться дальше. Но Лиле надо было срочно уехать с классом на выходные, и она поручила малыша матери. Евгения Александровна, не обладая чуткостью ребенка, да и в целом не испытывая нежности к случайному уродцу в доме, случайно влила молока больше, чем следовало. Гуманоид задохнулся. Его скорбная дорога жизни закончилась, так и не успев расправить крылья. Он не познал то, для чего был рожден – полет в ночи. Но его человеческая мама всегда верила, что он воспарил к звездам и там безмолвно улыбается ей, сияя наконец-то раскрывшимися глазками.
Вернувшись из похода и узнав о смерти близкого существа, Лиля была безутешна. Она еще больше замкнулась в себе, плакала, обижалась на мать. Евгения Александровна, чувствуя за собой вину, взяла крохотную мумию, завернула ее в мягкую тряпочку и поместила в спичечный коробок, служивший последним приютом существу, которому изначально не было места в этом мире. Женщина позвала Лилю, и они пошли пешком в ближайший лес, закопали коробок, нарвали прощальный букет из маргариток. Евгения Александровна внезапно осознала скорбь девочки и на короткое, но значимое мгновение стала ближе к своему ребенку.
Мать вернулась домой и приняла решение завести для детей нового питомца-собаку, чтобы загладить свою ошибку и подарить счастье. Счастье, которое заглушит несовершенство прошлого, раскроет неизведанную вселенную эмоций и верности. Но для этого следовало убедить супруга, а он в этом вопросе был непреклонен. Собака в доме означала крах его устоявшегося комфорта.
Сначала дети тайно принесли домой лохматую дворняжку, найденную на ближайшей стройке. Евгения Александровна отмыла ее, вычесала блох, завернула в махровую простыню, и дети с восторгом передавали друг другу тугой кокон с взъерошенной мордой, не веря своему счастью. Когда отец вернулся вечером с работы, то его встретил звонкий лай и ликующие крики детворы. Реакция Алексея Леонидовича была молниеносной. Он схватил взвизгнувшего лохматого пса за холку, открыл балконную раму и выбросил на улицу с высоты первого этажа. Псина отряхнулась и дала деру вприпрыжку.
– Чтобы духу тут не было этого кудлатого дармоеда! Вы что же, решили блох разводить в квартире? Не сметь! Еще раз увижу – всем всыплю ремня!
Поднялись крики расстроенных детей, гневные протесты жены. Все смешалось в сплошной клубок агрессии и слез. Но решение отца осталось неизменным.
Спустя полгода Алексей Леонидович отправился в командировку в Москву. Когда он отсутствовал, Лиля заметила за окном маленькую собачку на раскорячистых лапках. Та странно и нелепо загребала кривым задом, съежившись от промозглого октябрьского воздуха. Уши были прижаты, хвост свернулся в обреченный крючок. Девочка обратила внимание на ее взгляд, полный страха и потерянности. Животное странно жалось боком к случайным прохожим, но после пугливо отскакивало, словно не найдя покоя, которого изначально искало.
– Коля, смотри, какая милая лысая собачка! Она явно замерзла!– Лиля позвала брата. – Пошли спасем ее и согреем!
Дети выскочили во двор, оставив входную дверь открытой в порыве милосердия. Холодный сквозняк взвихрил фартук матери, и она выскочила в коридор, злясь на внезапный беспорядок. Вдруг за окном раздались призывы:
– Мама, мама, собака кусается! Мы не можем ее взять на руки! Что нам делать? Она ведь околеет на улице, тут так холодно.
Евгения Александровна вздохнула, вспомнив печальный опыт прошлого питомца, но скинула им с балкона толстое одеяло.
– Возьмите ее не руками, а замотайте. Так она не сможет сопротивляться. А потом несите домой – на месте разберемся.
В жесткой колкости верблюжьего одеяла испуганно торчали два лупатых глаза. Нижняя челюсть с неправильным прикусом изрядно выдавалась вперед, издавая недовольное, воинственное ворчание. При ближайшем рассмотрении собака оказалась разлапистой, потешной коротышкой. Короткая черная шерсть тряслась больше от страха и напряжения, чем от воспоминаний о холоде осенней улицы. Яркие подпалины на мордочке создавали иллюзию озорного подмигивания. Это был какой-то нелепый метис, выброшенный на обочину жизни в силу своей несовершенной природы.
Дети были в восторге. Они прыгали вокруг матери, старательно пенящей шампунь на мышечной холке. Собака была почти лысая. Шерсть плотно примыкала к телу, моментально высохнув в тепле квартиры. Евгения Александровна достала ливерную колбасу и щедро нарезала ее в чайное блюдце, тем полностью покорив сердце заблудшего уродца. Собака жадно накинулась на еду, забыв про крики опасности рядом, ласковые прикосновения пальцев, случайность встречи. С тех пор она неизменно обладала отменным аппетитом, словно памятуя про все тяготы прошлого. Дети так и назвали ее – Обжоркой.
Вернулся отец, и малыши заранее мысленно прощались с собакой, тесно прижимая к себе по очереди всю ночь. Они уже успели полюбить ее, и пес, словно почувствовав искреннее тепло и участие, ответил их полным доверием и взаимностью. Евгения Александровна безмерно переживала за последующий день. Она тоже привязалась к ласковой приблуде и уже мысленно сочиняла слова оправдания для супруга, подбирала аргументы для того, чтобы убедить его оставить Обжорку.
Дверь с утра в воскресенье открылась с неумолимым фатализмом. Алексей Леонидович с усталым видом после ночного поезда зашел в дверь. Он сухо обнял жену, чмокнул детей, поставил чемодан на пол. И тут увидел в углу два горящих глаза и вызов выступающей нижней челюсти. Вся усталость вмиг испарилась. Мужчина рванул к задиристой морде и попытался схватить ее за загривок по заведенному шаблону прошлого опыта. Но Обжорка неожиданно встала на кривые задние лапы, вжалась в угол и завизжала отчаянной, заливистой сиреной. Нижняя челюсть прыгала в комичной пляске, выпученные глаза выходили из орбит. Алексей Леонидович вдруг рассмеялся от неожиданности. И этот смех прочно закрепил место собаки, он послужил началом принятия нового члена семьи. Более того, пес стал любимцем отца, неизменно гордо восседая на его коленях во время просмотра телевизора. Обжорка была в курсе всех последних новостей. Получала из рук отца лучшие дефицитные лакомства. Спала рядом со Смирновым на подушке, застолбив за собой это почетное право ночи. Она была прирожденной соблазнительницей.
Собака неизменно путешествовала во все места, куда направлялась семья. Без ее гордого участия не происходила ни одна поездка. Но больше всего она любила поездки в деревню, наслаждаясь джунглями высоких трав в поле. Она была настолько миниатюрна, что заросли полностью скрывали ее плотное тельце. Только в просветах между стеблями, пыльцой, всем этим диким разнотравьем и чадом запахов и звуков, временами появлялся влажный нос, курносой нежностью утыкаясь в ноги хозяев. Солнце хлестало пса по блестящей спинке, будоражило инстинкты и порывы.
У бабушки были свои собственные животные. Может быть, поэтому Евгения Александровна, с детства тесно соприкасаясь с преданностью звериного мира, не отрицала его у себя дома. Хитрость котов, щедро наполненных ленцой и самолюбованием. Задиристость коз с их рогатой спонтанностью. Умное соучастие округлых боков свиней. Отчаянный петух, люто возненавидевший детей с самого приезда и норовивший клюнуть в самый неожиданный момент. Рассеянность кур, уютно клокотавших в луче солнца, наполненного пылью. Все это смешивалось, дробилось, окружало мир детей в одном живописном водовороте, полном, насыщенном и неизменно радостном.
Лиля помнила, как коты возвращались после звериных свадеб, наполненных воем, криками, знаками превосходства. Тихий стук в стекло оповещал бабушку, что блудный лохматый сын вернулся. Она снимала крючок с форточки и нечто взъерошенное, задиристое, с порванными ушами и победоносным взором проскальзывало на стол и требовало харчей. Ведь оно так отличилось на арене вызова жизни и, несомненно, заслуживало скромной награды за свои героические подвиги.
Дети познавали мир. Познавали с жадностью, увлечением, восторгом, отсутствием моральных барьеров. Они почти уподоблялись природе при соприкосновении с ней. Коля услышал от малолетних хулиганов на улице, что если коту изо всей силы наступить на хвост, тот начинает судорожно есть все подряд независимо от питательной и вкусовой ценности продукта. Непроверенная антинаучная гипотеза жгла его разум неуемным любопытством. Он тихо, заговорщически подмигнув, позвал Лилю и приказал ей держать кусок сырой тыквы перед отчаянно кричавшей мордой несчастного кота, которому со всей дури тут же коварно наступил на хвост. Лиля плакала, пытаясь защитить животное, кот проклинал детей трехэтажным матом во всю силу своего зарвавшегося отчаяния, да и в целом забыл о существовании еды. Ворвался дед, всыпал всем увесистых подзатыльников, не разбираясь в степени вины соучастников, и методично выдрал за уши. Позже, успокоившись, он позвал детей к себе в спальню и усадил на табуреты возле кровати.
– Послушайте, дети. Очень внимательно и серьезно. Я хочу с вами поговорить о сегодняшнем событии. Ведь вы, наверняка, уже осознали, что животные – наши самые верные и преданные друзья, которые всегда любят нас бескорыстной и безусловной любовью. Когда вас подводила Обжорка? Она всегда сопровождает вас с неустанной отвагой, задором и нежностью. Пока вы спите – уши ее всегда стоят на страже вашего спокойствия. Псина охраняет и ценит вас. Она ваш идеальный учитель, друг, напарник и компаньон. Собака отдает вам неистощимый запас эмоций, сгорая в своем маленьком тельце за очень короткий срок жизни.
Я расскажу вам один случай. Когда Лиля была еще младенцем, она мирно дремала в коляске рядом с этим домом. Ваша мама тоже легла отдохнуть, планируя проснуться спустя несколько минут и проверить малышку. Но усталость бессонных ночей победила ее. И ваша мама забылась глубоким сном на диване. Прошел целый час. В это время соседский хряк ловко подрыл лаз под забором и, заприметив ребенка, решил полакомиться его беззащитной плотью. Но храбрая собака Жучка, жившая у нас в то время, стала отчаянно лаять, оттягивать огромного кабана за копыта, бить лапами в закрытую дверь. Ваша мама проснулась, и жизнь Лили была спасена.
Это настоящая привилегия и дар судьбы – разделить ваш жизненный путь с определенным животным, пусть даже и на очень короткий период времени. Цените их безграничное доверие. Отвечайте им любовью, а не силой, не издевайтесь над их преданными, возвышенными душами. Если вы уверены, что человек стоит во главе этой планеты, только обладая наглостью и хитростью, то я вынужден огорчить вас. Любовь точно выше силы, она побеждает все. Тот, кто позволяет себе жестокое обращение с животными, никогда не станет хорошим человеком. Запомните это.
Дети усвоили урок. С тех пор они никогда не ставили истязательных экспериментов. И верная Обжорка повсюду сопровождала их. Один раз она даже лишний раз подтвердила слова дедушки своим поистине героическим поступком.
Это случилось в лесу поздней осенью. Начинался сезон сбора и заготовки грибов. После Чернобыльской аварии люди на время прекратили привычные вылазки в лес, навсегда мысленно вычеркнув подобное времяпровождение из своей жизни. Белорусский лес, такой могущественный и составляющий треть всей территории страны, осиротел в безмолвии. Щедрая радость грибов, аромат забытых ягод оставались нетронутыми в недрах скучающей чащи.
Время бежало вперед. Военные с дозиметрами шерстили лес, выделяли особо зараженные радиоактивные участки, и на обочинах дорог расцветали металлические цветы запрещающих знаков с тремя черными лепестками. Там, где радиация была несущественная и не угрожала здоровью, люди по-прежнему могли собирать дары леса, предусмотрительно проверив их еще раз в отделении радиационной гигиены.
Алексей Леонидович приобрел собственный дозиметр и, загрузив всю счастливую семью в жигули, выехал в поисках грибного удовольствия. Обжорка радостно визжала и высовывала влажный любопытный язык в открытое окно машины. Ветер пестрил и смешивался с пролетавшей мимо полосой темных деревьев. Предварительно проверив радиационный фон по приезду, отец выдал всем по ведерку и ножику, строго наказав далеко не отходить от машины.
Лиля осталась одна в царственном сумраке ельника. Сказки о посвящении главного героя в дремучем лесу в тайну мироздания волновали воображение девочки. Природа в этом священном месте являла собой задерживающую, защищающую преграду. Это был заслон, за пределами которого дремал воинственный потусторонний мир сущностей, духов и пришельцев. Именно девственный лес служил сетью перед входом в подземный запретный мир. Лиля словно прошла этот портал, окруженная рассеивающимися на ее плечах тенями. Она сама рассеялась, растворилась, исчезла из очевидности всего сущего. Разлетевшиеся атомы ее хрупкого, познающего сознания парили над верхушками сосен, стекали смолой по шершавым, теплым стволам, на миг ослепляя солнце; прорывались сквозь толщу сумрака влажными испарениями мха и обращались в бесплотный дым, изумляя небо.
Когда Лиля пришла в себя и вновь стала человеком, вернувшись из чертога духов и эльфов, она обрела свою земную сущность в совершенно незнакомом месте. Сердце испуганно заколотилось… Ведь время неуклонно катилось к закату. Лес темнел, деревья вокруг словно ощетинились в колючей неприветливости. Лиля замерла в тревоге, а потом с бездумной, тряской прытью помчалась в неизвестном направлении, пытаясь найти знакомые силуэты, очертания, пейзажи. Она кричала, звала родителей, сердце раненой птицей трепетало в безнадежной беспомощности. Но вдруг раздался знакомый приветливый лай, и морда с выдающейся вперед нижней челюстью, такая близкая, забавная и родная, вскинулась к Лиле, и, с разбега облокотившись о детские ручонки, утешительно и проворно облизала лицо. Обжорка нашла потерявшуюся девочку и благородно вывела ее из леса, с блеском завершив второй обряд инициации в жизни Лили. За что получила сладкую косточку с мясом из супа. А Лиля, благодаря верному сердцу пса, обрела новое знание, недоступное ей прежде.
XIV
Начальная школа находилась неподалеку от многоэтажного дома, где жила Лиля. Во втором классе родители предоставили девочке полную свободу, повесив на шею ключ от входной двери. Ключ не только охранял квартиру, но и позволял прятать сокровенное от внешнего мира. Он символизировал нечто совершенно новое – познание тайных горизонтов и обретение открытости людям и знанию. После психологических усилий и философской мудрости третий этап советской инициации наделял силой действия.
Действие ключей носило объективный характер, полный доверия и сплоченности. Ученики младшей школы почти все носили на шее подобный знак независимости и способности познавать любые секреты. Часть родителей оставляла ключи прямо под ковриком у входной двери, абсолютно доверяя вселенной и людям, находящимся в ней. Советское время еще не ведало подозрений.
Обретенная свобода окрыляла. Уроки заканчивались рано, и дети дружной стайкой выпархивали из трехэтажного здания школы. Путь их лежал сначала через уже знакомое гетто детского сада, а после – сквозь владения огромного анклава цыган. Пробегая вдоль забора сада, саднящего раны прошлого, дети жизнерадостно показывали языки, крутили дули малышам за железными прутьями и дерзили:
– Что, рабы, отбываете тюремное наказание? Работайте, работайте, берите в руки мотыгу – солнце еще не зашло. Мотайте свой срок с достоинством!
Разгневанный крик воспитательниц за оградой раздавался вслед хохочущим хулиганам. И яркая, шумная, искрящаяся ватага нарушителей спокойствия удирала в радостном возбуждении.
Дальше наступала полоса препятствий. Гомель исторически являлся крупным местом сбора кочующих цыган. Город располагался на пересечении важных торговых путей, был сердцем славянского мира, находясь на границе с Украиной и Россией. Здесь постоянно проходили крупные ярмарки, разбивались шатры на дне глубокого живописного оврага, который получил название «Цыганский ров». Цыгане гадали, пели, занимались конокрадством и выпрашивали милостыню у доверчивых жителей. Советская власть постепенно стала предоставлять им постоянное жилье, работу, бесплатную медицину и образование. Они пользовались теми же благами, что и остальные жители страны. Во время войны нацистские оккупанты уничтожали цыган по расовому признаку, многие представители этноса сражались в рядах Красной Армии.
Дорога после уроков пролегала по месту их оседлости. Цыгане 80-тых уже не были борцами за освобождение своей страны, едва ли они носили посильный вклад в развитие города. Табор предпочитал заниматься тихими криминальными уловками и приятным времяпровождением. Их постоянно бурлящее естество – дикое, неуправляемое, вольнолюбивое неуклонно устремлялось на путь порока. Они не брезговали даже забирать мелочь у школьников. Перекрывая дорогу преступными, наглыми шайками, заставляли открывать ранцы и вытрясали из них все содержимое с целью поживиться легкой добычей. Едва цыганский ребенок становился на ноги и обучался паре незначительных фраз, он тут же устремлялся на пыльную дорогу с целью аморального промысла. Гордая осанка, чумазое, полное достоинства лицо, босые грязные ноги являли собой образ истинного хозяина жизни уже с рождения. Цыгане отправляли своих отпрысков в начальную школу, где те изучали нехитрую науку не более пары лет, приобретая необходимые минимальные навыки письма и счета. Четыре класса начальной школы практически приравнивались к высшему образованию.
Путь домой превращался в тропу приключений в сложных прериях, бег с препятствиями. Школьники избегали населенных цыганских мест обитания, стремясь обойти зону потенциальной опасности. Зачастую дорога домой становилась длиннее почти в два раза за счет обходных маневров. Но это не смущало детей. Ведь путь в то время вел в волшебную страну неведомых авантюр и открытий. Дети сроднились, чувствовали себя единой семьей, преодолевая опасности и преграды, нарушая привычный взрослый мир своими проделками.
Дома шалости продолжались. Узнав о способе кольцевания голубей на уроке, дети незамедлительно открыли окно в квартире, поджидая за пеленой прозрачной занавески невинных испытуемых. Батон был раскрошен на подоконнике, глаза светились за тюлем в ожидании первой жертвы эксперимента. Голубь доверчиво ковылял увесистой тушкой в кухню, бездумно пересекая безопасный край наружного карниза. Поглощение крошек в ненасытное нутро так увлекало его, что птица становилась слепа к рискам цивилизации. Жажда насыщения вела доверчивую природу прямо в плен тюля и восторженных детских рук. И перепуганная птаха трепетала, позабыв про сытный обед. Затем на каждую простодушную лапку наносилась бордовая ленточка, и птица вновь обретала свободу, скованную изысками орнитологии.
Такая же встревоженная судьба ожидала майских жуков, которые в период мая грузными, налитыми фюзеляжами таранили ближайшие стекла. Гулкие бомбардировщики проигрывали сражение в тени кленов, обретая поражение в спичечных коробках. Дети несли их домой, тщательно изучали, измеряли размер каждого пойманного хруща, соревнуясь масштабом добытых трофеев. Затем жуки выстраивались на газету, беспомощно шевеля усиками с настороженными пластинками. Они образовывали стройные ряды армии, которые отважно боролись с полками сиятельных бронзовок, найденных на цветущих кустарниках во дворе.
Все это детская фантасмагория вносила настоящих хаос в устоявшийся уют квартир. Возвращаясь домой, Евгения Александровна оказывалась в чаду перьев, следов уличной обуви, случайно дезертировавших с поля боя жуков. Она обреченно вздыхала и вновь наводила мир во всем мире после разгула военной стихии и первых научных экспериментов.
Игры были невинны. Дети еще не переступили черту, когда простодушие сменяется беззастенчивостью. Вопросы пола никого не интересовали, вся эта шумная, наивная шумиха несла исключительно свет познания и развлечения, она была без примеси порока.
Первый отпечаток на прозрачном стекле появился в жизни Лили, когда после третьего года обучения в школе весь класс поехал отдыхать на Кавказ. Гостиница в Пятигорске отвечала всем привычным советским стандартам. Она не поражала красотой внутреннего убранства и роскошью номеров, но вполне отвечала запросам для комфортного пребывания. Дети пробрались вечером после ужина в один из номеров и, расшалившись, стали прятаться, играть в слепого кота, догонять друг друга в тесноте непривычного пространства. Бурлящая подвижность, случайные касания вдруг смешались с неизвестным прежде словом для Лили.
– Хватай, хватай Ленку. Мы будем делать секс.
Само по себе слово не имело прямого смысла. Оно скорее отвечало духу забав, насыщая воздух вокруг особой пикантностью, вседозволенностью и копированием речи взрослых. Для Лили оно и вовсе было незнакомо. Девочка представила, что пойманного козла отпущения засунут в выдуманную печь и приготовят как кекс, пропекая со всех сторон. Это было весело и забавно. И она тоже громко кричала, бравируя неизвестностью кулинарной новинки.
Когда учительница внезапно открыла дверь, то сразу раздался строгий вопрос:
– Что тут происходит? Чем вы заняты!? Зачем шумим? Ведь я уже отправила вас всех в кровати, почему нарушаете режим?
Лиля жизнерадостно выпрыгнула вперед, приветствуя учительницу блеском глаз:
– Марья Ивановна, не ругайте нас, мы просто делаем секс!
Греховная сторона познания казалась еще такой неприступной. Они карабкались на вершину незнакомых, будоражащих воображение смыслов как на гору Машук во время спонтанных туристических вылазок. Воды в металлических фляжках не хватало, как было недостаточно опыта в их таких коротких, но таких любознательных дорогах жизни. Дети ощущали новизну в пока закрытых дверях, Они пробовали новые понятия на вкус с нетерпением и беззаветной отвагой. И слова поражали их неиспытанным подтекстом, как изумляла вода с сероводородом в источниках Кавказа. Сердце пока было наполнено скорее лозунгами об отчизне, чем вопросами физиологии.
Лиля стала октябренком, выполняла поручения дружины и гордо носила на белоснежном фартуке портрет Ленина. Значок служил почетной реликвией и напоминал о добрых делах во благо Родины. Сам дедушка Ильич служил наглядным примером мудрости и трудолюбия. Прочитанные рассказы о событиях его славной судьбы после обсуждались в классе. Чернильница, сделанная из хлеба в тюрьме, написанные молоком строки, печь, собранная собственными руками – все служило образцом для подражания. Даже уходя на летние каникулы, дети получали книги с новыми приключениями лидера. Его бытовые подвиги должны были и летом напоминать о благодетельных начинаниях.
Звездочки на груди были металлические, добротные, сияли рубиновой доблестью. Портрет был скорее золотистым барельефом, а не реальным изображением. Вскоре возникла новая коллекция пластиковых значков. Внутри облегченной версии находился фотографический портрет юного Володи. Владеть такой модной звездой было в разы престижнее, дети пытались обменять все свои бесхитростные сокровища на популярный нагрудный знак. Совершенно непостижимым образом пластик вдруг стал цениться выше металла. Причудливые идеи, фальшиво искажая отражение в зеркале жизни, нашли свое воплощение в изменении реального мира. Он рухнул. Пластмассовый суррогат победил.
XV
Это случилось на море. Летом, под ослепляющим солнцем Кабардинки. Лиля сидела на пирсе и болтала ногами в соленой воде, с интересом разглядывая на выщербленной ногами туристов бетонной плите последнее дыхание медузы. Диковинное желе подсыхало под бризом августа и прощалось с остатками лета так же равнодушно, как с заключительными вздохами своей застывшей сущности. Оно покорилось силе момента, соблазну неведомой трансформации.
Август 1991 года покорил девочку. Он подарил ей непостижимое множество новых умений: отец научил Лилю плавать. Произошло знаковое событие еще в Краснодаре, в начале родительского отпуска. Кубань стала колыбелью первых неловких гребков, рискованного доверия течению. Отец держал Лилю в воде надежными руками, она судорожно опиралась животом на его уверенные локти. Потом Алексей Леонидович посоветовал дочери набрать полные легкие воздуха и расслабиться. Она лежала на поверхности воды, раскинув руки и обняв реку. Блики солнца плясали на бугорках позвонков и улыбающемся лице отца, ладони сами собой гладили встречное приветствие прохладной воды. Нежность ребенка превратилась в прикосновение, неизбежность, необратимость одного целого с дыханием реки. И река ответила взаимностью. Лиля плыла в первый раз, не сознавая, что случилось, но доверие закончилось дружбой и принятием.
Дальше август плавно наполнялся загаром на теле, сочными потеками арбузов на подбородке, растресканной пыльной землей. Иссушенное плато города внезапно оборвалось бесконечными ступенями в Кабардинке при спуске к морю. Раскаленные ступени множились, прятались в тени случайных кустарников, выплескивались стремительным пирсом. А тот, в свою очередь, в обнаженном нетерпении заскакивал в море с недостижимой высоты своих первых шагов.
Порывистые первые заплывы Лили были подобны натуре причала. Она вбегала с разбегу в море, кидалась животом в прохладу бирюзовой неги и неслась гребками отчаянных рук к металлической округлости сходней, затем ловко подкидывала упругое тело наверх и возвращалась обратно к берегу, размахивая родителям в порыве блаженства. Мать с отцом лежали на широком галечном пляже, умиротворенно дрейфуя в бархате последнего месяца лета. Коля промышлял рыбной ловлей, затерявшись с местными мальчишками где-то на далеких раскаленных камнях.
Спокойное семейное счастье изжило себя вечером в столовой пансионата. Радио натужно прохрипело об августовском путче, меняя лицо отца в зеркале до неузнаваемости. Государственный переворот свершился молниеносно. Так же быстро оборвалось лето, отпуск и первая встреча с водной стихией.
Вечером они уехали домой, не дождавшись окончания своего приморского отдыха. Поезд уносил их с перрона стабильной и надежной платформы Советского Союза. Земля под ногами дрожала, вагоны тряслись в неизвестности, отец постоянно покупал газеты на каждой станции.
Алексей Леонидович перестал признавать советское правительство еще во времена правления Брежнева. Собираясь на торжественных мероприятиях в кругу семьи, он неизменно заводил спор с дедом о крушении коммунистических идеалов через постепенное загнивание верховного руководства. Брежнев в последние годы власти раздражал Смирнова своей ролью беспомощной марионетки, неспособностью сказать речь без подсказки бумажки рядом. Он называл его дряхлой куклой, горячился после выпитого спиртного, спорил с отцом до изнеможения, пытаясь подобрать значимые аргументы для своего отрицания. Но дед с его военным прошлым всегда оставался непреклонен и не изменял линии партии. Он лишь грустно качал головой и тихо говорил сыну:
–Леша, прошу тебя, не раздражайся ты так. Я тоже понимаю постепенное угасание Леонида Ильича. Но также и принимаю. Не важно, кто представляет власть в определенный отрезок времени. Важно, чтобы линия власти, ее идеология не менялась. И если партия решила оставить старого генсека у руля – доверяй мудрости ее руководителей. Истребив доверие в собственном сердце, ты приблизишься к сомнению. А сомнение и утрата цельности всегда порождают мятеж и измену. Не стремись угробить корабль. Верь привычному курсу. Да, судно порой штормит и оно далеко не идеально. Иногда дно дает течь. Но пока корабль плывет – не мешай ему. Потопить легко, построить заново куда сложнее.
Андропов, Черненко, Горбачев пролетали так же быстро, как исчезали листки отрывного календаря. Время уносило несовершенства, изъяны, слабости. Но календарь подошел к концу, сбылась подспудная мечта отца Лили, бредившего ветром перемен. Советский Союз утратил силу, стирая все свои достижения и заслуги за оглушительно короткий промежуток времени.
1 сентября в последнем году начальной школы мало чем отличалось от заведенного ритуала прошлых лет. Та же поздравительная линейка, тот же задорный первый звонок, те же махровые соцветия астр во влажных ладонях. Астр, источающих сырой, землистый запах терпкой горечи. И только взгляд Марьи Ивановны на уроке непривычно избегал зрительного контакта, скользя в сторону от пытливых глаз детей. Что-то надломилось в спокойной уверенности женщины, и школьники с их нерастраченной чувствительностью незамедлительно это почувствовали. Интуитивная догадка сжалась внутри Лили, и она робко спросила:
– Марья Ивановна, а когда Вы будете нас спрашивать о прочитанных рассказах про дедушку Ленина? Мы все изучили!
Женщина вздрогнула, край губ испуганно дернулся вниз. На лице проявилась непривычная фальшивая улыбка.
– Дети, рассказов о Ленине больше не будет. Забудьте о школьной программе на лето, это уже совсем не важно.
Непривычная краткость ответа оглушила класс. Учительница словно пряталась за банальным равнодушием случайной реплики. Куда исчезли возвышенные речи, пафосный слог прошлого… Все прежние идеалы растаяли, испарились, были отданы на поруганье слепому случаю. В тот самый миг словно произошло короткое замыкание в душах детей. Они не просто разучились доверять взрослым, они утратили веру в чистоту вселенной в целом. Свет погас. Наступала эра цинизма. Внутри каждого полностью разочарованного подростка дремлет утраченный идеалист.