Елена Елохина
Неизведанный Рим. Легенды и секретные места Вечного города
22. Утерянный порт
Оказавшись на набережной Тибра, мы могли бы спуститься к воде по широким ступеням и полюбоваться лодочками, покачивающимися на волнах у причала. Облокотившись на перила из белого камня, мы смотрели бы, как с грохотом разгружают бочки с баржи под звон колокола портовой церкви.
Жаль, что все это останется только в наших фантазиях, – речной порт Рипетта исчез чуть более века назад. Его описывают как шедевр архитектуры, а по историческим черно-белым кадрам кажется, что вы не в порту, а… на Испанской лестнице! Это не случайность.
В 1703 году в Апеннинах произошло сильное землетрясение. Его отголоски прокатились эхом по всей Италии. В Риме рухнула часть Колизея, оставив на земле горы белого камня. Чтобы ценный травертин не пропал зря, папа римский Климент XI решил использовать его для обновления речного порта, которому дал свое имя.
Но название «Климентинский» не прижилось в народе. Старое – «Рипетта» – подходило куда больше. С итальянского оно переводится как «малая пристань». Была еще «большая пристань» – Ripa Grande. В Рипетту прибывали товары из центра Италии: северных земель Лацио, Умбрии и Тосканы. А в Рипа Гранде – со Средиземного и Тирренского морей.
Напротив пристани Рипетта открывались ворота в город. Уже в древности в этом месте, где сейчас находится музей «Алтаря мира» (Ara Pacis) императора Августа, сгружали самые необходимые товары: оливковое масло и древесину.
Портом активно пользовались и в эпоху Возрождения – тогда он был просто обычным пирсом, без выдающейся архитектуры. Пока Микеланджело трудился над надгробием папы римского Юлия II, он упоминал его в письме:
«Мрамор продолжает прибывать в порт Рипетта, а река настолько вздулась от дождей, что барки невозможно разгрузить. Тибр вышел из берегов, и под водой оказались ранее выгруженные мраморные глыбы».
После многочисленных наводнений и пожаров стройматериалы в Рипетте больше не хранили, выделив для них просторный склад за пределами городских стен.
Основным грузом, прибывавшим в порт, стало вино в бочках.
Когда судно, груженое бочками, причаливало в порту, посредники-оптовики тут же выкупали товар, чтобы перепродать его владельцам гостиниц и таверн, у которых имелись свои склады для хранения.
Настоящим сокровищем порт Рипетта стал именно после перестройки 1704–1705 годов, став «Климентинским». В духе «театральной» моды, захватившей архитектуру, ему придали форму полукруглой сцены.
Архитекторами Рипетты назначили Карло Фонтана и Алессандро Спекки. Они работали так быстро, что даже получили от папы специальную премию в 100 скуди. Берег реки укрепили, построили широкую овальную лестницу, которая спускалась к воде с двух сторон от церкви, как будто обнимая ее.
Форма действительно напоминала верхний пролет Испанской лестницы, и это неудивительно – Алессандро Спекки участвовал в конкурсе для ее создания. Его проект не удалось воплотить в жизнь, и чертежи отложили на пару десятков лет. Позже их позаимствовал Франческо де Санктис, которому в итоге поручили строительство лестницы на площади Испании.
Украшением порта Рипетта был «фонтан мореплавателей». Из античного травертина родом из Колизея вырезали фигуры рыб и дельфинов, скалу и ракушки. Композицию завершали чугунная звезда (из фамильного герба папы Климента XI Альбани) и фонарик, который служил маяком судам, причаливающим в порту по ночам. Фонтан заодно использовали для водопоя лошадей и ослов, которых пригоняли сюда целыми стадами для разгрузки судов.
После разрушения порта фонтан вместе с двумя колоннами перенесли в соседний сквер с громким названием «площадь порта Рипетта». Вот и все, что уцелело от самого прекрасного порта Рима.
В этом треугольнике земли напротив палаццо Боргезе не останавливается никто, кроме бездомных, из-за его неудобного расположения между набережной и улицей. Эти остатки былой роскоши, конечно, дают очень слабое представление о театральном эффекте порта. Гораздо лучше о нем расскажут старые фотографии и гравюры.
Травертиновые портовые колонны напоминают древнеримские дорожные мили. На них отмечали расстояния по дорогам, которые вели из Рима (а не в Рим, как гласит поговорка!) во все направления империи.
Но портовые столбы измеряли не мили, а высоту наводнений, которые случались в Риме регулярно. Вдоль колонны сохранились метки: изящная ручка указывает пальцем на имя папы римского, дату и уровень. О них мы подробно поговорим в следующей главе. Здесь же достаточно вспомнить, что колонны находятся сейчас не в том месте, где они стояли изначально. Поэтому и метки уже неактуальны.
Также в порту находился мраморный водомерный пост, установленный в 1821 году. За нулевую отметку взяли уровень седьмой ступеньки лестницы порта. Так можно было измерять высоту реки, не промочив ноги. Впервые научный замер в порту Рипетта был произведен в 1744 году.
Спустя почти век папа римский учредил специальный орган «инженеров портов и дорог», который отвечал за обустройство первых водомерных станций.
В порту Рипетта было пять мраморных линеек с отметками уровня воды, расположенных на разной высоте: три у ступенек, одна на углу здания таможни напротив порта, последняя на фасаде дома на via della Ripetta. Из-за сноса таможни четыре шкалы пропали, а пятую перенесли на стену церкви Св. Рокко, рядом с каменной плитой с названием площади. Там она висит и сейчас.
На шкале засечек и цифр, измерявших высоту воды, также добавлены упоминания наводнений разных лет. Хотя водомерная станция сменила локацию, отметки на ней, в отличие от столбов, по-прежнему дают представление о затоплении – вода стояла на уровне вторых этажей домов!
У подножия портовой лестницы располагался причал для «лодочек» (barchette). Так называли мини-баржи для переправы на другой берег Тибра. Их использовали уже с XVI века там, где не было мостов, большинство которых построят лишь на рубеже XIX и XX веков.
«Лодочка», отправлявшаяся от причала Рипетты, славилась самым богатым убранством.
Баржи циркулировали взад и вперед, перевозя пассажиров по реке. Изобретение их механизма приписывали самому Леонардо да Винчи. Их корпус, низкий и плоский, напоминал крытый плот или водоплавающую карету. С помощью весел рулевой ловко маневрировал судном, перевозя за скромную плату пару десятков пассажиров одновременно. Баржа перемещалась по канатам, натянутым между берегами. По тому же принципу итальянские хозяйки развешивают белье на двойных веревках между окнами в узких переулках.
Несмотря на непрерывный поток товаров в порт Рипетта, его жизнь была недолгой.
Во второй половине XIX века речные порты потеряли смысл – перевозка грузов теперь осуществлялась по железной дороге. Делу не помогали и бесконечные наводнения Тибра. Зимой вода поднималась, затопляя порт и прибрежные районы. Травертиновые ступеньки крошились и покрывались илом, превращая архитектурную жемчужину барокко в старый заброшенный причал.
Когда Рим стал столицей объединенной Италии в 1870 году, новое правительство навсегда решило проблему наводнений. Наконец-то построили высокие набережные, выполнявшие роль дамбы и не пускавшие воду в город.
В 1896 году заработал мост Кавур – с него открывается самый «открыточный» вид на Ватикан.
Чтобы освободить место для новых построек, пришлось разрушить порт Рипетта. Вскоре его судьбу разделил и второй речной порт – Рипа Гранде.
По красоте он не мог конкурировать с Рипеттой, но это был главный торговый узел Рима. От него уцелели лишь широкий спуск к реке у Порта Портезе и одноименная набережная.
23. Ортаччо
В любом портовом городе прошлых столетий неизменным спутником причалов был квартал разгула и интимных развлечений. В Риме тоже без него не обошлось – он назывался Ortaccio (Ортаччо): от итальянского слова orto, «огород». Суффикс ccio в словах добавляет пренебрежительный тон, а в этом случае намекает на неблагополучную репутацию места – злачное местечко.
Здесь в XVI веке появилось настоящее гетто для проституток, окруженное стенами, ворота в которых открывали строго по часам.
Если вы думаете, что я уделяю внимание незначительным пикантным деталям жизни Рима, то уверяю вас – это не так. Святое и греховное всегда сосуществовало в Вечном городе на удивление органично.
Рим был центром не только христианского мира, но и плотских удовольствий. Как ни странно, одно вытекало из другого.
След древнейшей профессии в XV–XVII веках прослеживается во многих районах, даже в светской жизни города. Примеры нам уже встречались в предыдущих главах и встретятся снова, так как нельзя отделить одно от другого. Блеск папского двора и развитие искусства в те времена имели свою изнанку. А возможно, именно эта «теневая» сторона жизни Рима и способствовала успеху многих видных деятелей своего времени. Я стремлюсь рассказать об этом без моральных оценок, лишь протянув нить между историческими фактами и их наследием в городе. В эпоху Возрождения Рим был одним из двух городов Апеннинского полуострова (наряду с Венецией), где древнейшая профессия процветала особенно буйно. У этого есть несколько причин.
Процент мужского населения Рима заметно перевешивал количество представительниц прекрасного пола. Соотношение составляло приблизительно 60 % на 40 %. Все дело в церковной власти Вечного города. Большую часть правящей верхушки составляло духовенство, принявшее целибат (обет безбрачия). Правда, после клятвы приходилось как-то считаться с настойчивым зовом плоти. Поэтому мантия кардинала в те времена вовсе не означала отказ от мирских утех – это была просто политическая роль, как и любая другая. Церковную карьеру тогда строили больше из соображений власти, чем искренней веры. Мало кто из ватиканской элиты не был связан отношениями с той или иной известной куртизанкой. К ним добавлялись и другие категории мужчин-аристократов, напрямую не обремененных церковными чинами, но надеявшихся в будущем получить к ним доступ (например, торговцы и банкиры папской курии).
Артисты, интеллектуалы, художники и многочисленные отпрыски мелкого дворянства не обладали ни средствами, ни желанием заводить семьи.
Помимо этого, в Риме всегда было полно холостяков. Посланники иностранных государств, военные наемники, моряки и паломники. Вряд ли будет преувеличением предположить, что около половины мужского населения города по тем или иным причинам не состояло в браке.
Неудивительно, что спрос на услуги определенного характера оставался в Риме неизменно высоким на протяжении веков и породил соответствующее предложение. Согласно переписи населения 1526 года, в городе насчитывалось порядка 4900 представительниц древнейшей профессии. Это не считая тех, кто занимался «ремеслом» нелегально.
На тот момент в Риме проживало 55 035 человек. То есть почти 10 % из них составляли дамы по вызову! Историки говорят о пропорции 16 проституток на 1000 представительниц женского пола.
Статистика начала XVII века показывает на первый взгляд соотношение чуть ниже. Папы римские неоднократно пытались «вырвать сорную траву» (безуспешно), хотя период Контрреформации и связанной с ним затяжной цензуры немного в этом помог. При наступлении Юбилея церкви (большого католического праздника, проходившего каждые 25 лет и привлекавшего паломников со всей Европы) официальные показатели количества проституток в городе несколько снижались. На бумаге, но не на практике.
И наконец, последняя причина популярности профессии стара как мир.
В патриархальном католическом обществе женщине отводились роли или жены и матери, или монахини, или путаны. Профессий, в которых могла бы преуспеть представительница прекрасного пола, было не так много. Швея, прачка или горничная при богатой семье – на этом выбор и заканчивался. Знахарки и целительницы всегда рисковали попасть под зоркое око инквизиции и быть обвиненными в колдовстве. Большинство социальных занятий прочно закрепилось за мужчинами. Им отдавались даже женские роли в театральных постановках в связи с папским запретом с 1588 года для актрис выступать на сцене. Их заменили не мужчины в полном смысле этого слова, а кастраты.
Что оставалось женщине, которая не хотела становиться собственностью мужа или прозябать в темной лавке? Ответ очевиден – интимные услуги всегда приносили гораздо более щедрые заработки, чем другие занятия.
Но и в этом «ремесле» не все римлянки были равны.
Существовало разделение на категории. Низшую ступень занимали cortigiane da lume («куртизанки при свечах»). Ими часто становились дочери и даже жены лавочников и трактирщиков. Как видите, брак не всегла был гарантией благочестия: если не хватало на жизнь – приходилось организовывать семейный бизнес. Название «при свечах» возникло от обычая уединяться с клиентами в подсобном помещении. Еще так называли тех женщин, которые по причине возраста, увечья или проблем с законом не могли оказывать услуги легально.
Чуть выше в иерархии находились дамы da gelosia («для ревности») и le domenicali («для воскресных утех»), которые подрабатывали от случая к случаю или только в выходные.
На Олимпе обитали cortigiane oneste – «честные куртизанки».
Именно про такую женщину – правда, не римлянку, а венецианку – сняли одноименный фильм. В оригинале – Dangerous beauty 1998 года, а итальянцы вообще перевели название как Padrona del suo destino – «Хозяйка своей судьбы». Символично, правда? Вероника Франко (она действительно жила в XVI веке), героиня фильма – из старинного, но обедневшего рода, вынужденная содержать семью в одиночку. Мать помогает ей «войти в профессию», обзавестись манерами, объясняет необходимость образования. Франко писала и публиковала стихи, боролась за права женщин Венеции и занималась благотворительными делами – почти феминистка своего времени.
«Честные куртизанки» были элитой профессии, обладали завидным финансовым положением, разбирались в культуре и политике, с легкостью могли поддержать разговор в светском салоне. Этакий эксклюзивный «эскорт» эпохи Возрождения. Пока жены сидели по домам, рожали детей и хранили честь семьи, куртизанки составляли компанию мужчинам на приемах, были идеальными подругами – не только в интимных удовольствиях, но и в интеллектуальных беседах.
Термин «честные» в данном случае указывал на их высокий статус и признанное уважение. Они могли сами выбирать себе покровителей или отдавать предпочтение одному из них. Вероятно, сегодня их бы назвали «содержанками». Они жили во дворцах, купались в роскоши, поклонники осыпали их подарками. В общем, вели образ жизни, которому бы позавидовали принцессы.
Неудивительно, что стать блистательной куртизанкой мечтали многие простолюдинки – как сейчас девочки стремятся быть похожими на поп-звезд, актрис и инфлюенсеров. Но лишь немногим удавалось прославиться и удержаться на Олимпе.
Подобные женщины часто скрывали настоящие имена под творческими псевдонимами. Их знал весь Рим, мужчины высшего сословия выстраивались к ним в очередь, завещали им свои дворцы. Известные куртизанки обменивались письмами с влиятельными политиками. Пару таких историй я расскажу вам чуть позже. Сами представительницы этой категории настаивали на важном различии. Куртизанками начали называть всех продажных женщин, но именно характеристика «честные» создавала пропасть между ними и остальными представительницами профессии.
Любопытно, что термин «куртизанка» в смысле «проститутка» – тоже римское изобретение. Дворянки предпочитали называть себя dama da corte, чтобы избежать оскорбительных недопониманий. При этом слово cortigiano в итальянском языке вовсе не означает позорное занятие. Напротив, его можно перевести как «придворный», человек высокого сословия. Вот такая дискриминация по половому признаку.
Стоит отметить, что наличие в городе значительного числа «жриц любви» было папе римскому только на руку. На солидные поступления от их налогов в папскую казну строилось немало улиц, реставрировались мосты через Тибр.
Отличный пример – via Ripetta, улица между портом и районом Ортаччо. В начале XVI века ее проложил от главного въезда в город – Фламиниевых ворот – папа римский Лев X (и назвал via Leonina в свою честь). Профинансировали проект на налоги от проституции. Тем более что налогоплательщиц в этом районе было больше, чем где бы то ни было.
«Гетто» здесь образовалось позже – при папе Пии V в 1569 году. Участок между рекой, современной рыночной площадью Monte d’Oro и via di Ripetta был огорожен стенами, в которых прорубили два входа. Ворота закрывались в 8 вечера, и позже никто не мог войти и выйти.
Проститутки, пойманные полицией в других районах города за нарушение комендантского часа, подвергались телесным наказаниям или в лучшем случае отделывались штрафом. Разумеется, речь шла лишь о низших ступенях иерархии. «Честных куртизанок» никто бы не рискнул тронуть – за ними стояли чересчур высокие покровители, чьи имена всем были известны.
Во время Великого поста перед пасхальными торжествами телу и духу предписывалось воздержание, мужчинам запрещалось входить в Ортаччо. Но нигде не было написано, что проститутки не могли покидать пределы гетто для оказания услуг. В законе легко нашлась устраивающая всех лазейка.
Папа римский Пий V уже пытался искоренить весь класс продажных женщин сразу же после вступления на престол св. Петра в 1566 году. Похоже, у него это была зудящая рана. Ни один другой понтифик так не старался уничтожить «осиное гнездо».
Папа возмущался: «проститутки разгуливают на прекраснейших улицах священного города, где пролилась кровь мучеников, где хранятся их реликвии».
Но намерение сделать Рим образцом морали и паломничества, а не центром сексуального туризма, так же похвально, как и провально. Для его осуществления пришлось бы выселить половину города и смириться с опустевшей казной. Во времена перестройки собора Св. Петра доходы от налогов куртизанок составили более 20 тысяч дукатов, что превысило даже поступления от продажи греховных индульгенций. Учреждение Ортаччо как закрытого подконтрольного района стало жесткой, но не особо эффективной мерой. Уже в начале XVIII века Ватикан сдался и выпустил указ о выселении публичных домов, выставив представительниц профессии за стены города.
Но, как говорится, если не получается противостоять бунту, возглавь его.
Папа римский предпринял новую попытку контролировать столь доходный бизнес, назначив своих кардиналов-викариев следить за бюджетом, поддерживать порядок в районах «красных фонарей» и выдавать разрешения на «профессиональную» деятельность. С тех пор римских проституток называли donne curiali – «женщины Папской курии». Поговорка о том, что деньги не пахнут, не утратила актуальности со времен Римской империи.
Несмотря на ватиканские указы, «жрицы любви» продолжали свое «ремесло», сместившись в район Испанской лестницы, где действовало иностранное самоуправление. Помните про монастырь Св. Магдалины из первой главы?
В XX веке их резиденции назывались case chiuse («закрытые дома») или case di tolleranza («дома терпимости»). Окончательно они перестали существовать только в 1958 году из-за принятия закона Лины Мерлин.
А в папском Риме у представительниц древнейшей профессии были свои привилегии. Больница Сан-Рокко у порта Рипетта принимала рожениц, не состоявших в браке. Они заходили с покрытым лицом, получали номерок и могли рассчитывать на полную анонимность. В случае смерти при родах их хоронили за Фламиниевыми воротами на неосвященной земле вместе с преступниками и нехристианами.
Венерические болезни (особенно «французскую болячку» – сифилис) лечили в больнице Сан-Галликано в Трастевере. Но самое интересное – у куртизанок в Риме была даже своя церковь. О ней чуть позже, а пока виртуально перейдем через мост на соседний берег реки.
24. Музей привидений
Над водами Тибра образовался один поистине парижский уголок. Глядя сквозь ветви платанов через мост Кавур на стрельчатое белоснежное здание, трудно не перенестись мысленно на берега Сены. Церковь напоминает классические готические соборы Франции, но в миниатюре. Острые шпили, витраж – роза, тонкая резьба. Конечно, это не настоящая средневековая готика, а архитектурные фантазия в готическом стиле, снова вошедшем в моду в XIX веке.
Храм Sacro cuore del Suffragio (Святейшего Сердца Христова Заупокойной мессы) был заложен в 1894 году под руководством марсельского настоятеля Виктора Жуэта. На его строительство ушло более 20 лет. Архитекторы вдохновились образами французской готики, но римляне все равно окрестили проект «мини-копией Миланского собора». Свое, итальянское, роднее. Да и с соседями по другую сторону Альп у жителей Апеннинского полуострова вечное соперничество. Было бы слишком банально назвать это место уникальным только из-за нетипичной для Рима архитектуры. Подлинная тайна скрывается внутри.
15 сентября 1897 года на стройке церкви вспыхнул пожар. Неожиданно и беспричинно, уничтожив месяцы усилий архитекторов. Когда пламя стихло, падре Виктор Жуэт обнаружил на стене за алтарем странный узор из сажи. Он напоминал человеческое лицо, искаженное страданием и криком.
Священник, увлекавшийся изучением паранормальных явлений, был точно уверен – это не случайность и не огненные причуды.
Жуэт предположил, что душа из потустороннего мира пыталась выйти на контакт с живыми, чтобы попросить о помощи. Сейчас в церкви есть фото того узора на саже – действительно пугающее зрелище.
Речь шла не о простом привидении. Еще в XV веке папский декрет Laetantur Coeli утверждал: «души усопших очищаются от грехов в чистилище, их вина облегчается посредством благих действий живых верующих – таинства мессы, молитвы, пожертвования и прочих проявлений благодетели, согласно учению Церкви». В переводе это означает следующее: умершие не в состоянии самостоятельно отмолить свои грехи, совершенные при жизни. В рай с таким «послужным списком» не берут, поэтому души отправляются в чистилище «проводить работу над ошибками и размышлять над своим поведением». Сроки варьируются в зависимости от тяжести прегрешений.
Чтобы ускорить процесс, усопшие являются в мир живых и оставляют им знаки, привлекая внимание, – огненные отпечатки ладоней на книгах и одежде, в виде голосов или во сне. Так они просят помочь им «отбыть наказание» побыстрее: отслужив мессу в их честь, отмолив грехи умершего или совершив другие благие дела во имя его спасения. У католиков есть для этого специальное понятие – suffragio. Не случайно оно включено и в название церкви.
Несмотря на попытки Ватикана пресечь интерес к теме паранормальных явлений и спекуляцию на вере прихожан, к XIX веку ситуация вышла из-под контроля. В комическом сонете поэта Джоакино Белли герой отправляется в одну из римских церквей, где совершались сделки по «освобождению душ из чистилища» за фиксированную плату. Одна служба – одна душа, стоимость – один скудо. Не найдя целой монеты за мессу по своему отцу, персонаж предлагает священнику половину, вызывая его негодование. Дон Марчелло на забористом римском диалекте ругается: «Неужто душа должна попасть в рай задаром? Нет, так не пойдет, мой драгоценный!» В другом сонете Белли снова иронизирует над платным отмыванием душ. Прихожанин заказывает мессу по усопшему родственнику, священник с готовностью ее устраивает аж на главном алтаре церкви. Душа на радостях проскальзывает в рай. Но когда священник лезет в карман за оставленной клиентом монетой, выясняется, что она фальшивая. Громко ругаясь, он обращается к богу с протестом, и тот возвращает душу с позором обратно в чистилище.
Острый на язык был поэт, ничего святого!
Тем временем падре Жуэт искал подтверждение своей теории по всей Европе, собирая вещественные доказательства и истории очевидцев, столкнувшихся с проявлениями душ усопших. Он побывал в родной Франции, Бельгии, Австрии и Германии. Одних только «огненных» отпечатков набралось более 300, но падре сохранил только десяток самых убедительных.
Увлекательное турне продлилось 15 лет. Жуэт вернулся в Рим, нагруженный артефактами, чтобы разместить жутковатую коллекцию в новой церкви.
Для простоты повествования я называю ее «музеем привидений», но вы уже, наверно, поняли, что смысл тут гораздо глубже.
Удивительно, но выставка все еще на месте, хотя и в несколько урезанном объеме. Некоторые из находок падре Святой престол оценил как чересчур неправдоподобные.
В небольшом помещении ризницы справа от алтаря в стеклянных витринах на стенах собраны экспонаты из путешествий Виктора Жуэта – фото, книги, фрагменты одежды. На карточках есть пояснения о каждом предмете.
Например, молитвенник с огненным отпечатком пальцев принадлежал Жозефу Штитцу из Лотарингии. В 1838 году, прочитав пару страниц, он отчетливо почувствовал дуновение холодного ветра, как будто с ним в комнате находился кто-то еще. Невидимая рука оставила след на бумаге, и одновременно прозвучал голос недавно умершего брата Жоржа. Тот упрашивал отслужить по нему мессу, чтобы его душа не металась в небытии слишком долго.
Похожий случай произошел в Бельгии в 1789 году. Жозеф Лелё две недели слышал страшные шумы в доме, пока в последнюю ночь не явился призрак его матери, скончавшейся 26 лет назад. Привидение, пылая огнем, раскритиковало безвольный образ жизни сына и напомнило о необходимости молиться за ее душу. Для пущего эффекта покойная матушка оставила огненный след пальцев на рукаве его рубашки. Запуганный сын настолько боялся разозлить маму, что подался в священники, основал свой орден и даже умер в святости.
Аналогичные эмоции испытала Маргарита Деммерле́ из Меца (Франция), когда в 1814 году к ней явилась усопшая уже 30 лет как свекровь. У последней был конкретный запрос – совершить в ее честь паломничество в монастырь в Мариентале (Германия). Путь неблизкий, но Маргарита не осмелилась спорить с призраком. После удовлетворения просьбы привидение свекрови вернулось с «благодарностью», оставив уже знакомый выжженный отпечаток ладони на книге. Верить в эти легенды или нет – решать вам. Как бы то ни было, музей в церкви Святейшего Сердца Христова – нетривиальный уголок в Вечном городе для любителей страшилок.