Екатерина Сальникова
Визуальная культура в медиасреде. Современные тенденции и исторические экскурсы
Зрители – своего рода часть этой декорации и субъекты восприятия одновременно. Возникает их публичная органическая взаимосвязь с пространством зрительного зала. Зримое произведение восстанавливает в пространстве свою органическую целостность – визуального явления на искусственном носителе, техники для проецирования и восприятия, наконец, самой проекции визуального произведения. Одним словом, кинопросмотр воссоздает театральный эффект единства места, времени и действия. И это действие гораздо более автономно, самодостаточно, нежели просмотр фильма по телевидению или интернету, когда источник трансляции далек, пространственно неопределен, в ряде случаев невыявляем. В кинотеатре можно пережить иллюзию собственной временной автономизации от бесконечного внешнего мира – без ухода с публичной территории.
Кинотеатры существуют стабильно, в специально оборудованных местах, и это означает, что службы кинотеатров уверены в наличии у целого ряда людей времени, денег и желания ходить в кино. Приходя в кинотеатр, человек подтверждает эту концепцию, эту веру кинотеатра и проявляет себя как инициативную персону, что повышает его социальный статус. Пользуясь кассой, видеобутиком, баром, туалетом, гардеробом кинотеатра, получая и сдавая очки для 3D-фильмов, он как бы зарабатывает одобрительный взгляд кинотеатральной службы и приобретает ее себе в союзники, а она, в свою очередь, приобретает индивида в союзники себе. Таков милый, невинный и негласный заговор, сообразно которому индивид по доброй воле на время ограничивает свое пользование постмодернистскими дарами и свободами.
В кинозале нельзя громко разговаривать, постоянно пересаживаться с места на место, ходить и вообще заниматься чем-то, явно противоречащим основной функции этого места. В своей монофункциональности кинозал весьма архаичен, зато серьезен и даже торжественен. Он требует, чтобы на время восприятия кинореальности человек приостанавливал свою жизнь в реальном мире. Это допостмодернистское требование. Телевизор, и тот уже воплощает постмодернистские права личности на двоемирие, позволяя совмещать просмотр телепрограмм с множеством иных видов деятельности при естественном свете или включенном освещении.
При всей демонстративной ориентации на создание комфорта при просмотре кинозал мобилизует своего зрителя. Человек чувствует – от него ждут определенной модели поведения, то есть его включают в некую не слишком современную поведенческую программу. Он пребывает временно в определенной социокультурной роли.
Совершенно очевидно, что основное событие похода в кино – просмотр фильма – окружено плотными слоями сопутствующей событийной атмосферы. Впечатления от фильма достраиваются и обволакиваются впечатлениями от не своей, не купленной и не перерабатываемой человеком, однако развернутой к нему особой предметно-пространственной реальности, со своими правилами и законами пребывания в ней. Восприятие фильма достраивается и впечатлениями от себя самого, современного человека в роли кинозрителя, попадающего в публичное пространство на сеанс социально-культурной игры.
Впрочем, теперь кинотеатры все активнее стремятся не столько приобщать зрителей к своим «антикварным» правилам бытия, сколько играть по правилам современности, с ее разомкнутым публичным пространством, предполагающим комплексность предложений, полифункциональность, размытую внутреннюю сегментацию. Так, типичным современным вариантом кинотеатра становится кинотеатр без отдельного монофункционального здания, а встроенный в территорию торгово-досугового центра или какого-либо иного культурного учреждения, каким является, к примеру, кинотеатр в здании Дома литераторов в Москве.
У таких кинотеатров нет собственного входа и вообще внятных материальных границ. Человек бродит среди кафе и магазинов, каких-то рекламных афиш и автоматов, витрин с книгами и фотографий – и вдруг обнаруживает, что оказался в двух шагах от касс кинотеатра или от входов в залы кинотеатра. Кино словно всеми средствами показывает потенциальному зрителю, что не требует от него выбора в свою пользу (фильм – вместо кучи магазинов, кафе, витрин, творческих встреч, пресс-конференций и гула хаотического движения посетителей). Не требует самого ухода с территории большого мира, а просто предоставляет дополнительные возможности. Не в последнюю очередь это возможности уединения внутри торгового центра или иного учреждения, часто на пятачке небольшого кинозала, где нет толпы зрителей.
Внутри одного гигантского комплекса продаж и услуг помещается много других менее гигантских, однако тоже сложносоставных комплексов продаж и услуг – таковыми типичными комплексными учреждениями являются супермаркет, фуд-корт с несколькими кафе, салон красоты (парикмахерская, косметический салон и солярий вместе) и кинотеатр (кино, видеомагазин, кафетерий или бар, туалет, гардероб, зона ожидания, информационные постеры, стенды и «приколы», кассы). Кинотеатр надевает маску полифункционального торгово-досугового комплекса, в котором есть эксклюзивные «кабинеты», кинозалы, – с их избранной публикой кинопосетителей, с их игрой в «загашенную» публичность темного зала.
Культурно-регламентационная публичность кинотеатра несет в себе обаяние стареющего культурного кода, связующего современность со зрелыми формами классической культуры, будь то музей или интерьерный театр.
Еще недавно экран в зрительных залах кинотеатра закрывался занавесом, который перед началом сеанса открывался. Низкая же площадка сцены до сих пор сохраняется даже в современном строении кинозала, если у кинотеатра есть хотя бы малейшие претензии на более обширную публичную деятельность, нежели прокат кинофильмов. Так что поход в кино сегодня может оказаться походом в музей-квартиру экранной культуры, сознает это зритель или нет.
Телевизионная трикстерская коммуникация
Прежде взаимодействие индивида с телевизором укладывалось в режим приватного одностороннего восприятия[60], и было бы резонно считать его приватной до-интерактивной коммуникацией, в процессе которой могло рождаться неведомое прежде чувство привязанности к некоторым медийным лицам, с которыми телезритель никогда напрямую не контактировал[61]. Ее характер определялся разрывом между частным, уединенным, никому не подотчетным восприятием телевизионного контента – и его все нарастающими возможностями обзора жизни огромного мира, а также его зависимостью от идеологических установок, которые транслировало ТВ как часть корпоративных интересов бизнеса, политики, государства, общественных институтов. Раньше ТВ могло то, чего не могло более ничто.
Сегодня телевидению в его традиционном виде есть альтернативы. Можно купить в магазине или скачать из интернета интересующие программы и потом крутить их у себя дома и в других домах и даже учреждениях (на занятиях в вузах, допустим). И это будет телевизионный контент в режиме частного или учебного видео, автономного от линеек телепрограмм, от каких-либо телевизионных служб, функционирующих в режиме естественного временного потока.
Посмотреть и услышать телепрограммы можно в различных режимах по интернету, на разных электронных носителях. Это будет телевидение без телевизора и без доинтерактивной, безальтернативной диктаторской тенденции телевидения – показывать в те часы и тот контент, который определяют на телевидении, без гибкого подстраивания под сиюминутные потребности частного лица.
Для молодых, технически оснащенных и ценящих свое время персон телевидение сегодня все больше превращается в производителя и склад-носитель интересующей аудиовизуальной продукции, которую удобнее потреблять вне телевидения и даже телевизора. Фрагмент фильма или программы, увиденный на экране телевизора, как правило, с множественными рекламными перебивками, часто в неудобное для зрителя время – это не более чем анонс, реклама фильма или программы, которые он посмотрит потом, на удобном носителе, в удобное время, в удобном режиме.
В таком случае, ТВ – это поток анонсов и рекламы культурной продукции. И с ней человек взаимодействует в режиме локально-информационной коммуникации.
Включенный телевизор все активнее используется как фон и для домашней жизни, и для публичного бытия. Ведь телеприемники теперь нередко устанавливаются в самых разных интерьерах, будь то холл отеля, приемная юридического агентства, преддверие медицинских кабинетов, почта, кафе и пр.
Телевизор в таких случаях важнее телевидения, это своего рода мини-декорация, динамический «задник». Он украшает интерьер, производит эффект дополнительного присутствия, умножает реальную публичность виртуальной публичностью, демонстрирует заботу о посетителях. В таком случае телевидение становится участником средово-ландшафтной коммуникации.
Человек всегда может использовать работающий телевизор для культурно-регламентационной коммуникации. Включить телеприемник строго перед началом определенной программы, усесться перед телевизором и смотреть программу, не отрываясь, не переключаясь ни на другие телеканалы, ни на другие домашние дела, и так до самого окончания телепрограммы или фильма, демонстрирующегося по ТВ. Тем самым будет воспроизведен режим киносеанса, в процессе которого зритель добровольно откажется от множества свобод, потенциально предполагаемых при взаимодействии с телевизором.
А можно заказывать себе фильмы через службу «домашних кинозалов» кабельного телевидения, осуществляя как бы покупку билета на киносеанс – только без самого билета и кинотеатра. И тогда приватный телеприемник будет выступать своего рода «почтовым ящиком», аналогичным электронному почтовому адресу, куда приходят различные блоки аудиовизуальной информации. Пользоваться приобретенной возможностью просмотра определенного фильма можно по-разному. Воспринимающий сохраняет свободу распорядиться полученным фильмом сообразно самым разным из обозначенных типов коммуникации.
Как мы видим, телевидение и телевизор гибко подстраиваются под многообразие современных потребностей, перенимают особенности функционирования других экранных форм. Телевидение как бы приглашает пользователя относиться к нему по-современному, то есть легко менять один тип коммуникации на другой и третий. Эти трикстерские качества, несомненно, сдерживают процессы устаревания телевидения.
В нынешнее время сделались более внятными очертания некоей сущности (или сущностей) телевидения, а вместе с этим окончательно сформировалась и становится массовой особая мотивация телепросмотра. Люди включают телевизор не потому, что им нравится контент. Даже не только потому, что им необходим легкодоступный портал выхода на просторы большого мира в его виртуальной ипостаси. Телевидение создается либо государственными компаниями, либо частными, либо общественными учреждениями. И потому его воздержание от интерактивности и подлаживания под очень разные социальные страты есть своего рода гарантия, что оно представит достаточно адекватный автопортрет либо государства, либо общества, тех или иных деловых кругов, одним словом, того человеческого сообщества, которое является в прямом или переносном смысле заказчиком данного телеконтента. Можно включать ТВ для того, чтобы увидеть, как подается этот мир определенными сообществами, силами, структурами. Увидеть, как эти сообщества, силы и структуры хотят показывать жизнь. Можно смотреть телевизор для того, чтобы понять, как модераторы линеек телепрограмм мыслят своих зрителей. Телевидение – это многократное «возвращение портретов».
Поэтому сохраняют актуальность бурные эмоциональные реакции телезрителей на то, что им показывают. Далеко не всем просто лень выключить телевизор или попытаться найти подходящие себе каналы в коммерческих пакетах кабельного ТВ, переключиться на интернет или ходить в театр и кино вместо того, чтобы тратить свое время за телеящиком. Подспудно люди желают, чтобы телевидение само хотело и могло быть другим, таким, чтобы оно временами им нравилось и даже восхищало. Потому что это будет означать, что автопортрет общества, государства и большого бизнеса устраивает зрителя, то есть эти могущественные структуры зрителем одобряются, вызывают уважение, надежду, их взгляды на мир вызывают в зрителе понимание, солидарность, интерес. Таким образом, сегодня телепросмотр, будучи «средством конструирования идентичности», особенно актуальным в обществе, где «в силу исторических причин, возникли серьезные проблемы самоописания»[62], все чаще выступает импульсом для индивидуальных поисков идентичности. И поиски эти происходят в процессе критической рефлексии о телевизионном контенте как серии парадных портретов своего общества.
Итак, свойства экранного трикстера сочетаются у ТВ со свойствами общественного автопортретирования. В восприятии всякого конкретного зрителя оказываются более и менее значимыми и востребованными те или иные типы коммуникации. Гибкость современного человека и многовариантность взаимодействия с экранными средствами как таковыми восполняют тот недостаток гибкости и инерактивности, который объективно заложен в самой сути телевещания.
Глубинная личностная коммуникация
Идеально осуществляют такую коммуникацию ноутбук и стационарный компьютер с монитором, клавиатурой и процессором. Предполагается местонахождение экрана на расстоянии вытянутой или чуть согнутой руки. Наиболее органичное для такой коммуникации – автономное пребывание экрана не в руке человека, а в статике и покое, на какой-либо поверхности (стол, прилавок, диван, колени пользователя и пр.). Также важна возможность длительного комфортного использования экранной техники в положении сидя.
Подобные расстояния годятся для осуществления жестов довольно официального приветствия с рукопожатием. Мизансцена аналогична мизансцене встречи и проведению длительных переговоров за столом, в процессе светских, политических, деловых контактов, целеустремленного общения. Возникают и ассоциации с мизансценой настольной игры, будь то карты, шахматы или нечто иное. Впрочем, с таким же успехом можно рассматривать настольную композицию с компьютером по аналогии с мизансценой трапезы и беседы близких людей. Мышка и клавиатура находятся примерно на расстоянии согнутой или полусогнутой руки – чуть дальше, чем тарелка со столовым прибором. Монитор – еще на полруки дальше, на расстоянии сахарницы, кофейника, вазы с цветами, настольной лампы, настольной фотографии семьи в рамочке, сувениров и пр.
За собственным компьютером, расположенным на приватной территории пользователя, удобно сидеть долго и заниматься какими-либо делами, требующими длительного сосредоточения, выполнения большого ряда задач, восприятия больших блоков аудиовизуальной информации, которую нежелательно дробить на более мелкие и разрозненные блоки, отстоящие друг от друга во времени восприятия. Регулярность, частота и длительность сеансов как бы подразумеваются изначально. Домашний индивидуальный компьютер словно приглашает человека осуществлять погружение в свои недра, осваивая все новые и новые операции, а также погружаться в недра интернета, осваивая все новые и новые информационные блоки.
Компьютер, находящийся в круглосуточном пользовании и готовности к работе, словно предъявляет пользователю требование быть усердным работником, неутомимым игроком, активным блогером, любознательным искателем, бесстрашным открывателем. Кажется, что потенциальные возможности, связанные с пребыванием за компьютером, заведомо и многократно шире и масштабнее возможностей и потребностей одного человека. И пользователь оказывается перед лицом этого непроизнесенного, однако неотменяемого факта. Поэтому роль домашнего компьютера гораздо противоречивее, нежели роль услужливого стюарта, умного ассистента или доброго друга, который всегда рядом. Наряду с этими ролями прочитываются и роли оценивающего босса, требовательного партнера, коварного конкурента, соблазняющего субъекта, словно постоянно вопрошающих своего обладателя: «Что ты можешь? Насколько многого ты желаешь? Докуда простирается твоя амбициозность, азартность, изобретательность, фантазия?
Умеешь ли ты загружать меня работой по-настоящему? Сколько во мне ты еще не понял?»
Противоречие между внешней вещностью компьютера и внутренней бескрайностью его контента, гигантским объемом возможностей и функций, радикально отличающим его от вещей без электронной начинки, создает вечное поле напряжения. Компьютер нельзя постичь до конца. И в этом он действительно сродни одушевленному существу, которым нельзя просто манипулировать, просто пользоваться.
Компьютер – символический образ современной электронной цивилизации. В этом смысле он наследует место трактора, автомобиля, самолета, космической ракеты. Его отличие от предшественников, также являвших символическое обозначение современности и центральные образы (каждый – своей эпохи), заключается в том, что он круглосуточно находится в том приватном пространстве, где человек живет.
Компьютер не остается ни в поле, ни в гараже, ни на аэродроме или космодроме. Мы чаще видим не его изображение или его модели, находящиеся в общественном пользовании, в публичном пространстве. Компьютер маячит перед глазами, сопровождая нашу повседневность, нашу обыденность. И при том, что человек имеет шансы полностью адаптироваться к виду компьютера как продолжению мебели и семьи, все-таки компьютер остается центральным символом эпохи, который предъявляет своему хозяину эту самую эпоху, постоянно напоминает о мобилизованности человека бегущей вперед, в будущее, современностью.
В каком-то смысле приватное жилище перестало быть по существу и полностью приватным после того, как там поселился сначала телевизор, потом компьютер, а теперь все чаще – несколько компьютеров и еще мелкая мобильная электроника. Дом является «новейшим транспортным средством», как метафорически формулирует О. Сергеева[63]. Возникает тип «центробежной» приватности, при которой пользователь может позволить себе физическое уединение в частном пространстве, однако не может отключиться от публичного присутствия в большом мире, ведя дела по интернету. И если живому человеку необходимо делать перерывы в активной жизнедеятельности, то компьютеру достаточно всего лишь перезагрузки, что ставит индивида перед лицом силы, заведомо превосходящей его собственные. Мобилизует не контент электронных массмедиа, а само сознание возможностей круглосуточного функционирования компьютера бок о бок с живым утомляемым человеком.
У современника, не являющегося профессионалом компьютерного дела, может рождаться комплекс «несоответствия должности идеального user’a», а вместе с ним – комплекс несоответствия своей эпохе, комплекс собственной недостаточной ориентированности в электронное будущее. Компьютер – то, что человека как будто бы внутренне оценивает, потому что человек бесконтрольно начинает оценивать себя применительно к компьютеру. Компьютер, в свою очередь, тоже оценивается своим хозяином по критериям, которые множатся и множатся, уточняются и отменяются в процессе длительного взаимодействия. В любом случае на подсознательном уровне у домашнего компьютера и его обладателя есть определенные отношения. Они могут быть деловыми, романтическими, драматическими, но, как правило, они есть, и они определяют атмосферу процессов длительного, с погружением, взаимодействия компьютера и человека.
Еще 20–25 лет назад в России, да и в Европе компьютер на домашней территории выступал во множестве случаев как техника для семейного пользования. Компьютеры были отнюдь не у всех, и в обиход на краткое время вошли приходы в гости «на компьютер», хотя это так и не называлось в отличие от прихода «на телевизор» в советские 1950-е годы. В случаях коллективного сидения за домашним компьютером небольшой группой мог возникать эффект двойного размыкания приватной территории – на нее попадали субъекты со стороны, и попадали для того, чтобы с помощью компьютера как «портала» виртуальности мысленно унестись опять же в пространства, внеположные частному жилищу, где стоит компьютер. Приватная территория начинала выполнять роль переправы, зала ожидания, «подставки» для всех участников сеанса взаимодействия с экранным интерактивным устройством. Приватная территория наделялась функциями публичного пространства.
В наши дни, когда у многих дома уже не один компьютер на всех, но несколько сугубо индивидуальных, пользователь часто сидит за компьютером в полном одиночестве. И все-таки он менее «один» и менее отделен от окружающего пространства, нежели когда он пользуется мобильным телефоном, к примеру. Потому что в мизансцене стационарного компьютера обязательно присутствует мебель, поддерживающая монитор с клавиатурой и мышкой (а то и процессором), стул, поддерживающий user’а, плоскость пола, поддерживающая процессор. А еще надо брать в расчет настольных «немых свидетелей» – чашки, безделушки, блокноты, принтер со сканером и пр. Все они тоже присутствуют при сеансе выхода в виртуальность. Это снижает градус интимности процесса взаимодействия с экранным носителем, так как вещный мир на тех же плоскостях, что и компьютер, напоминает не столько о себе, сколько о том, что с этими вещами связано – третьи лица, дела, обязательства, индивидуальная биография, состояние финансов, уровень занятости. Прошлое, настоящее и будущее в их материальных пластических формах.
Очень важным элементом, упраздняющим тотальную интимность при настольной коммуникации одинокого пользователя, является наличие пыли на поверхности стола и вещей. Компьютер жаждет стерильности, а потому пыль даже самого родного и любимого дома становится чужой в близком соседстве с компьютером. Вместе с восприятием пыли как чужой пыли, поскольку она чужда и враждебна компьютеру, происходит отчуждение от родного пространства, которое вдруг начинает мешать тем, что оно – не столь идеально, дружелюбно по отношению к компьютеру и не столь легко управляемо, как виртуальное. В виртуальном мире нет пыли, в крайнем случае – горы ненужной информации. А здесь за столом – пыль. Дискомфортная, пластическая фактурность, неидеальность окружающих и подпирающих поверхностей тянет за собой ряд коннотаций – неприятные обязанности, рутина быта, нехватка времени, дефицит личной воли, небрежение долгом, недостаточность заботы о родном компьютере. Недостаток деятельной любви к компьютеру.
Комплексы вины как никогда актуальны в процессе взаимодействия с новейшими экранными гаджетами. Вина перед стационарными компьютерными системами аналогична вине перед родным пространством или тяжело больными, недвижимыми родственниками, которые нуждаются в гигиенических процедурах, которые лежат на ваших плечах, но производятся без должного рвения и не всегда своевременно. Человек может быть на грани угрызений совести, на грани самоосуждения, испытывая на бессознательном уровне достаточно сложный комплекс чувств к своему «я», проявляющему себя не самым нравственным образом по отношению к электронному корпусному носителю виртуальности и тотальной коммуникации. Ведь он для нас все делает. А мы для него? Одним словом, компьютер, стоящий на почетном месте, на письменном столе, требует от человека заботы. Человек втягивается в некие отношения с техникой, удобной для настольной коммуникации. А в процессе этих отношений у самого пользователя могут активизироваться рефлексии о самом себе, своем стиле жизни, построении жизненного графика, приоритетах.
Длительная, с погружением личностная коммуникация грозит выйти из берегов «работы» или «дела», превращаясь в нечто большее, в разновидность близких человеческих отношений[64]. У окружающих близких людей это может вызывать не только раздражение, но и ревность. За компьютером или ноутбуком их близкий родственник или дорогой человек может проводить больше времени, нежели в общении с ними. И хотя формально ноутбук или компьютер являются лишь средствами достижения разнообразных целей, со стороны часто видится совсем другое – своего рода «роман» с ноутбуком, «мания» сидения в интернете, важные душевные предпочтения индивида, нуждающегося в домашнем интерактивном экране чуть ли не больше, чем в живых людях.
Экранная техника, пока будучи далека от внешних параметров антропоморфности, фактически претендует на членство в семье, в дружеской среде, в любовном дуэте, который грозит стать треугольником или четырехугольником, поскольку все больше резонов каждому активному члену семьи обзаводиться своим личным компьютером, а не делить его с другими.
Подобно тому, как телевизор далеко не всегда сегодня собирает перед своим экраном всю семью, поскольку в жилище семьи присутствует несколько телеприемников, домашний настольный компьютер тоже все чаще воспринимается как индивидуальная собственность, а не предмет, которым имеют право пользоваться все члены семьи. Взаимодействие с экранной техникой при глубинной коммуникации может влиять на климат в приватном мире, так как за нее в полной мере отвечает индивид и индивиды, входящие в этот приватный мир. Покажите, как распределяется ваша активная жизнедеятельность в среде между компьютером и «остальными» членами семьи, – и можно будет сказать, кто вы, какой вы, каковы ваши отношения с людьми, с большим миром, с самим собой.