Дмитрий Всатен
Книга 1. Людомар из Чернолесья
Вдалеке заухал филин. Верхоход подавал сигнал подойти. В ущелье никого не было.
***
– Вот они, Возрожденный, – Легкостоп указал вниз. Там, у подножия скалы, снова переходящего в отлогий холм, двигалась серо-черная масса нечисти.
Сын Прыгуна различил более десятка огнезмеев, вокруг которых кишмя кишели сурны, громадные пауки, существа лишь отдаленно напоминавшие уфанов и лювов.
Руководимое единой невидимой волей, войско чудовищ двигалось вперед. Людомары поспешили следом.
Вместе со скалами Холведской гряды в низине исчез и кристалльно чистый воздух, позволявший видеть далеко вперед.
– Мы не можем остановиться, – проговорил с горечью Сын Прыгуна, обращаясь к Легкостопу. Его самого клонило ко сну. То же самое людомар видел и на лицах своих воинов.
Легкостоп посмотрел на своего предводителя и молча кивнул. Он достал из-за пояса свернутые трубочкой листья, прозванные среди людомаров Укорачивающие жизнь, и зажевал их, морщась от горечи.
Воины, поглядев на то, что подобное сделал и Возрожденный, также принялись пережевывать спасительную отраву, скармливая часть ее своим иисепам.
– Вперед, – выдохнул Сын Прыгуна и указал копьем на хвост полчищ нечисти, вползавших в долину у Холведской гряды. – Оставьте иисепов здесь. Пусть ожидают нашей команды.
Воины-людомары растянулись цепочками так, чтобы охватить всю просеку, и бросились вперед.
Вдруг, до слуха Сына Прыгуна донесся рев тысяч глоток. Уши людомара различили холкунские, брездские и пасмасские голоса. Он слышал смешанный рев злобы, ужаса и отчаяния. «Эсдоларг?!», промелькнуло в мозгу, то прекрасная память тут же отвергла эту мысль, до Эсдоларга было еще полдня пути.
Громоподобный рев огнезмеев сотряс Холведскую гряду. Им вторили скрипящие крики сурн и шипение иной нечисти. В следующее мгновение, воздух сотрясся от удара и множественных олюдских предсмертных криков и стонов.
Людомары мчались на врага, что было сил. Задние ряды нечисти, почувствовав их, обернулись и бросились навстречу.
На Сына Прыгуна мчались сразу две сурны. На бегу, людомар открыл хар, вытащил из него плевательную трубку, опустил в нее дротик и выплюнул отравленный снаряд. Второй дротик тут же последовал за первым, а сама трубка полетела в сторону.
Остальные людомары ловко вытаскивали боевые луки и одну за другой посылали стрелы в густую массу нечисти. После луков настал черед дротикам.
Волны смертоносных метательных орудий и стрел прошлись по рядам мчавшихся к людомарскому войску чудовищ. Пространство между ними сотрясли визги и рев пораненных зверей. Гигантские сурны, пауки, лювы и уфаны, вместо шерсти на которых взросли острые иглы, а клыки увеличились настолько, что с трудом закрывалась пасть, спотыкались и падали в грязь, превращаясь в рычащие в предсмертном хрипе комки.
Тот, кто создал это чудовищное войско, явно забыл о людомарах. Большие размеры нечисти не позволяли ей высоко подпрыгивать, а один из видов монстров катился вперед подобно камням в камнепад.
Людомары просто перепрыгнули нападавших, взвившись, кто на двадцать, а кто и на тридцать локтей вверх. Выше всех взмыл в воздух Верхоход. В полете он избрал для себя врага и опустился на голову сурне, попутно вонзив в нее хар. Ближайшее чудовище тут же бросилось на него, но Верхоход снова взмыл в небо.
Не видя врага, сокрытого телами впереди бегущих, мчавшаяся позади своих собратьев нечисть не ожидала, что людомары опустятся перед самым носом, словно бы с небес. Отрубленные морды, перерубленные тела и лапы валились в борозды, оставленные громадными телами огнезмеев.
Сын Прыгуна призвал к себе всю свою ловкость и быстроту. Над лесистым холмом поднимались густые клубы пара. Тела огнезмеев, касаясь политой дождями и снегами земли, исторгали пар, который тяжелым туманом навис над просекой. Падая вниз, людомары теперь не могли видеть, кто их поджидает у земли. Пасти чудовищ проявлялись перед ними в последний момент.
Лезвие топора, сжимаемого Сыном Прыгуна, раскололо череп люва быстрее, чем челюсти порожденной Утробой Зверобога нечисти смогли сомкнуться у горла людомара.
Возрожденный краем глаза заметил битву, происходившую вокруг. Людомары возникали над войском монстров и подобно смертоносному граду вдавливали чудовищ в мягкую землю холма, пронзая своим оружием.
Сын Прыгуна напряг мускулы на ногах и снова взмыл вверх. Неожиданно, что-то жгучее обожгло его левую руку. Он обернулся на жар и увидел глаза огнезмея. Чудовище оглушило его своим ревом и потянулось челюстями. Они готовы были сомнуться, но брошенный топор звонко ударил по нижней челюсти и монстр подавился, заглатив его.
Падая на землю, людомар перевернулся в воздухе, вытащил короткие мечи и, плюхнувшись на труп гигантского уфана, провалился в его внутренности. На него тут же напрыгнул чудовищных размеров окрунистый паук и плюнул липким сгустком паутины. Сын Прыгуна задержал дыхание и вдавился в чрево мертвого уфана. Несколько движений мечами, и он вывалился из бока мертвого монстра. Продолжая катиться, Сын Прыгуна перерубил одну из ног паука, схватился за нее, но не удержался и съехал вместе с ней в колею, оставленную огнезмеем.
Слякоть, которая набралась на дне канавы застила ему глаза. Лишь мельком он увидел раскрытую пасть пораненной сурны, которая лежала рядом. Она потянулась к нему.
Людомар резким движением вогнал в ее пасть ногу паука и бросился прочь. Отерев лицо от грязи, он увидел, люву, прыгнувшую на него. Едва успев прикрыть горло, Сын Прыгуна отлетел в сторону, получив удар в руку и грудь. Люва победно взревела, но вмиг исчезла в грязи и воде дна рытвины, когда сверху на нее упало тело Легкостопа.
– Сюда, – закричал он и скрылся в туманной пелене. Сын Прыгуна поспешил за ним.
Они вдвоем упали перед группой сурн, стоявших на месте и вглядывавшихся в небосклон. Чудовища взревели, завидев их, но их челюсти клацнули в пустоту, ибо оба людомара тут же взмыли в воздух.
– Не отставай, – кричал Легкостоп.
– Куда ты ведешь меня?
– Там… – Легкостоп не договорил, ударившись о тело огнезмея. Царапая его чешую двумя топориками, он скатился вниз и упал навзничь в грязь. – Нет, Возрожденный, туда… к скалам. Там должен быть ты!
– Я здесь, брат, – появился из пелены Тихостоп. Он схватил Легкостопа за руку и вырвал из-под тела огнезмея, валившегося на поверженного людомара всей свой тушей.
Сын Прыгуна понял то, чего не поняли они. Змей поворачивался на него, а потому людомар прыгнул в другую сторону, и огнезмей поспешил за ним.
– Возрожденный! – закричал издали Легкостоп. – Нет, не туда! – Но Сын Прыгуна продолжал прыгать прочь.
Внезапно, его полет, едва начав клониться вниз, закончился, и людомар плашмя ударился о голову второго огнезмея, возникшего из тумана. Над ним раздался рев погони. Оттолкнувшись руками и ногами, Сын Прыгуна покатился по телу змея вниз.
Вдруг, чещуя под ним сотряслась от удара. Огнезмей, гнавшийся за ним, наскочил на второго огнезмея и, перепутав, тут же впился в собрата всеми своими челюстями. Дикий рев сотряс пелену.
Сын Прыгуна сгруппировался и ногами вперед упал в глубокую лужу. Он погрузился в воду с головой. Пространство над ним тут же почернело. Из-под воды, он заметил вытянувшееся тело уфана, который прыгнул за ним следом. Выставив вперед мечи, Сын Прыгуна распрямил ноги, и уфан, погрузившись в воду едва наполовину, оказался проткнут двумя лезвиями.
Людомар выпрыгнул из воды и замер. Прямо перед ним лежал почти полностью съеденный труп людомара. Откушенная голова смотрела на своего предводителя безжизненно погасшими глазами.
– Ар-р-р! – взревел Сын Прыгуна и бросился на сурну, пробегавшую мимо. Но она не заметила его и не остановилась.
С удивлением людомар взирал на то, как орда нечисти мчалась в одну сторону, не обращая внимания на него. Он последовал за бегущими, настигая задние ряды и убивая чудовищ.
– Держись, владяне! – донесся до его слуха зычный брездский голос. В лицо пахнуло скалистым холодом и затхлостью, потом и яростью обреченных. Впереди гремело звоном железо, а звуки боя тонули в реве монстров.
Сын Прыгуна увидел перед собой бескрайнее море тел чудовищ, который скапливались у скалы, подножие которой тонуло в клубах пара далеко впереди.
Оглядевшись, он нашел то, что искал.
Окрунистый паук не ожидал, что нечто запрыгнет на него и больно уколет под брюхо. Взревев, паук подпрыгнул вверх, его снова укололи, и он опять подпрыгнул. Нечто необоримое наклонило его голову вперед и больно ударило по темечку. Потеряв равновесие, паук, шатаясь, побежал вперед, стараясь не упасть. Его тонкие длинные чувствительные ноги ловко ступали промеж и по телам сурн, люв и уфанов.
Заметив рядом другого паука, мчащегося к скале, Сын Прыгуна перепрыгнул на его спину и схватил за голову. Когда нечисть заметила его на спине паука, десятки челюстей вмиг впились в тело чудовища, растаскивая его части в стороны. Людомар оставил своего невольного везуна, и, подпрыгнув, скрылся в вышине.
– Вон он! – закричали от скалы. – Вперед! К нему!
Людомары, холкуны, брезды и пасмасы стали спрыгивать на землю и вступать в схватку с чудовищами. Погибая, они продвигались навстречу Сыну Прыгуна. Вскоре, он опустился среди них и от бессилия пал на колени. Его подняли и утянули за собой на скалу.
– Лучники, бей! – закричали на скале. Повсюду засвистели стрелы.
Воины-олюди стали взбираться по скале, их отход прикрывали несколько брездов, оставшихся внизу. Сокрывшись за широкими щитами, умело управляясь с топорами, они обвивали наскоки чудовищ.
– Мы спасем их, Возрожденный, – подошел к Сыну Прыгуна Тихостоп. – Ежели двое возьмут одного брезда, то сможем впрыгнуть. – Воин ожидающе смотрел на него.
– Делайте, – кивнул согласно Сын Прыгуна.
Несколько десятков людомаров, в их числе Тихостоп и Легкостоп, спыгнули вниз и вступили в битву с чудовищами.
– Они приближаются, холларг! – расслышал Сын Прыгуна сквозь гром битвы. Охотник обернулся и увидел невысокого холкуна в кольчуге, окруженного воинами.
– Поторопи людомаров, Ир, – сказал тот, которого назвали холларгом, обращаясь к молодому холкуну. Последний бросился к краю скалы и закричал:
– Скорее. Змеи свернули и идут сюда! Скорее!
Один за другим людомары брали брездов под руки и прыгали, что было сил. Троицы цеплялись за края скалы и взбирались наверх.
– Брат! – услышал Сын Прыгуна крик Тихостопа. Обернувшись, он увидел, как упавшего Легкоспота утягивает за собой гигантская сурна. Она сделала несколько шагов, когда на нее обрушился один из людомаров и прикончил ударом топора.
Легкостоп не мог подняться. Его нога была перекушена в колене и безвольно волочилась за ним, поливая грязь кровью. Его не успели подхватить, ибо нечисть, опьяненная запахом крови, ринулась стремглав на раненого.
Чудовища не обращали внимания на град стрел, копий и камней, которые сыпались на них. Умащивая путь к Легкостопу своими телами, монстры лавиной катили вперед. Но перед ними встала стена из брездских щитов.
– Не тушуйся, бреры! – закричал предводитель смельчаков своим воинам. Топоры и палицы стали рубить и крошить направо и налево. Брезды медленно отступали под напором нечисти, по мере того, как людомары оттаскивали потерявшего сознание Легкостопа к скале.
Когда трое воинов вознесли его на скалу, Легкостоп очнулся и огляделся.
– Вниз… вниз меня! – взмолился он. – Где брат?
– С ним все хорошо. Он бьется.
– Ранен ли?
– Нет.
– Берегись, владяне, огнезмеи! – закричали со скалы.
У ее подножия осталось шесть брездов и дюжина людомаров.
– Побережемся… – закричал один из брездов, но в тот же миг, из сизой пелены появился хвост огнезмея. Сметая все на своем пути, убивая сурн, люв, уфанов и пауков десятками, хвост змея врезался в ряды олюдей и размазал их о скалу. Лишь двое из людомаров успели подпрыгнуть, и были подхвачены своими собратьями, стоявшими выше. Среди спасшихся не было Тихостопа.
Возглас ужаса пробежал по рядам олюдей. Сын Прыгуна хмуро взирал на то, как нечисть бросилась доедать останки четырнадцати храбрецов, павших на глазах своих воинств, а после стала взбираться на скалу, срываясь и падая вниз от неуклюжести и ударов воинов.
Возрожденный обернулся и посмотрел на Легкостопа. Воин безмятежно спал. Спокойствие и уверенность в победе отражались на его лице.
Сын Прыгуна поднял глаза и встретился с горестным взором Верхохода. В глазах последнего стояли слезы. Он отвернулся.
– Людомар. Кто ты? Откуда вы? – спросили Сына Прыгуна из-за спины. Людомар обернулся и увидел перед собой холларга. – Вы должны идти к Эсдоларгу, – сказал Сын Прыгуна, – мы задержим их здесь.
– Боги, да прибудут с тобой. Нелегка будет твоя битва. Как мне помнить тебя?
– Я Возрожденный, так меня нарекли людомары. В Синих Равнинах меня знают, как Маэрха.
– Маэрх… Возрожденный… – повторил холларг. Было заметно по его лицу, что эти имена ему ни о чем не сказали. – Я Каум из рода Поров. Знай меня под этим именем.
– Что должно свершиться там? Боги позвали меня к нему.
– В Эсдоларге мятеж поднят именем Глыбыра Длинномеча. Оридонцы и их прихвостни высадились в Прибрежье. Они идут туда. Ветер Равнин донес мне об этом. Ведет их тот, на ком много крови олюдской. Его зовут Кин по прозвищу Хмурый. Холкунские города освободились от власти оридонцев, а посему, ежели мы удержим Эсдоларг, то сбросим с себя иго оридонское и хол-конублское.
Внезапно, все вокруг Сына Прыгуна замерло и стало медленно растворяться в усиливавшемся золотом свечении.
– Ты пришел, – громыхнуло с небес, – ты услышал наш клич. – Сын Прыгуна вздрогнул и невольно попятился. – Доранд, ты сделал хорошо, найдя этого людомара.
– Маэрх, – услышал Сын Прыгуна голос Доранда, – Владыка говорит с тобой. Преклонись перед ним, как преклоняешь голову перед Зверобогом.
Когда людомар склонился, Владыка снова заговорил:
– Они зовут тебя с собой, но нет места людомарам в их битве. Это их битва, Маэрх, услышал ли ты меня?
– Да.
– А твоя битва здесь!.. – Свечение мгновенно погасло, оставив после себя вопрошающее лицо Каума из рода Поров.
– Хорошо, холларг. Я останусь здесь. Ты делай свое дело, – сказал людомар.
– Верно… то верно, – согласился, некоторое время помолчав, холларг. – Владяне, оступите назад. Мы идем дальше. За мной!
Войско холларга стало уходить по скале в сторону, откуда ветер доносил запах Великих вод и скрываться в едва заметной расщелине.
Вдруг, обоняние Сына Прыгуна донесло ему едва различимый знакомый запах.
– Лоова! – встрепенулся он. – Лоова! – закричал Возрожденный, что было сил. Но запах растаял в густом смраде битвы.
Неожиданно скала содрогнулась и задрожала от удара. Огромные куски отделились от нее и полетели вниз. Над скалой прокатился дикий рев. В лицо людомаров ударила волна удушливой вони, рассеявшая белесую пелену. Глазам лесного воинства открылся вид на четырех огнезмеев. Чудовища синхронно поднялись и снова опустились, навалившись своими телами на скалу. Камень принял их удар с глухим стоном.
– Брат, держись! – закричали где-то поблизости, и Сын Прыгуна увидел, как одинокое тело людомара, сорвавшегося со скалы, падает вниз в пасти чудовищ.
– Что будем делать, Возрожденный? – подошел к нему Верхоход.
– Призови иисепов.
Слышимый лишь очень чувствительному уху свист далеко разнесся по равнине. Людомары выстроились на краю скалы и вслушивались в рев воинства нечисти.
– Когда придут они, и мы ударим, – проговорил Сын Прыгуна. – Прорывайтесь к лесу. Там наше спасение.
Скала снова задрожала от ударов тел огнезмеев. Громадный валун, щипя и грозно хрипя, пополз вниз, свалился к подошве скалы, прибив с десяток чудовищ.
– Они разрушают ее, – спокойно проговорил Верхоход. – Хладовест, поторопи иисепов!
В это же мгновение рев сотен глоток донесся со стороны холма. Его поглотил ответный рев нечисти.
– Вперед, людомары! – закричал Сын Прыгуна и увлек за собой свое воинство.
Ведомые злобным безумием, чудовища не прекращали драться даже и тогда, когда иисепы передушили и перегрызли почти всех из них, с одной стороны, а людомары с другой.
– Прочь. В лес! – приказал Сын Прыгуна. Он хотел еще что-то сказать, но нечто острое с силой сжало его голень. Застонав, он увидел дохлую люву, вцепившуюся в его ногу своей пастью. Поножи спасли почти всю голень, но несколько клыков пронзили кожу и впились в плоть.
Вдруг, небосклон осветился зловещим сине-красным сиянием. Вспыхнув, оно слегка померкло и стало кружиться над головами сражающихся. Далекий рокот нарастал, исходя из этого света. Воздух задрожал.
Лишь на миг свечение отвлекло людомара. Между тем, когда он опустил взор, то нашел себя одиноко стоящим на вытоптанном поле, сплошь усеянном трупами людомаров, иисепов и чудовищ.
Единым ударом Сын Прыгуна перерубил челюсть лювы, а когда выпрямился, сверху на него обрушился хвост огнезмея. Земля вздыбилась прямо перед лицом охотника. Его отбросило далеко назад и завалило ошметками грязи. С трудом выбравшись из-под комьев, Сын Прыгуна наткнулся взглядом на глаз огнезмея, который обнюхивал землю вокруг, разыскивая его.
Чудовище взревело и поднялось на дыбы, а после обрушилось на людомара сверху вниз. Его удар был бы точным, если бы нечто черное и круглое не пронеслось мимо, ударив огнезмея в верхнюю часть морды.
Огнезмей вздрогнул и стал поводить головой из стороны в сторону. Около глаза его болтался какой-то черный ошметок. Ошметок кричал.
– Я нашел тебя, чернец! – закричали недалеко. – Ты думал, уйдешь от меня? Ха-ха!
Сын Прыгуна посмотрел в сторону кричащего и увидел Щитодара. Людомар медленно подходил к месту схватки, держа в руках два небольших топорика. Прицелившись, он метнул один из них в черный ошметок, но тот вдруг взмыл в воздух и завис над головой огнезмея.
– Как ты посмел помешать нам?! – громоподобно заревел ошметок, в котором Сын Прыгуна явственно различил черного мага. Яркая вспышка зародилась у него в руках и понеслась в сторону Щитодара.
– Ты не помнишь меня, Тьме-подобный? – спросил зло Щитодар.
– Кто ты, чтобы я помнил тебя?
– Ты вспомнишь, я клянусь! – Второй топор с гудением понесся в чернеца, но тот залетел за голову огнезмея. – Вспомни пасмасскую деревню у Глубокого пруда… – Щитодар побежал вперед и перепрыгнул через пасть огнезмея, которая готова была его пожрать. Прыгнув еще несколько раз, Щитодар оказался подле своего щита и поднял его.
Вторая молния, блеснув в руках чернеца, понеслась к людомару, но ударилась о щит и разлетелась снопом искр.
– О! – невольно выдохнул чернец.
– Беллер Доранд говорит тебе, ты умрешь, – закричал вдруг Щитодар, бросился к змею, ловко запрыгнул ему на голову и выдрал из нее что-то черное.
– Оставь это там, где надлежит ему быть! – взревел черный маг, и едва успел увернуться, ибо Щитодар бросил в него тем, что вытащил из огнезмея:
– Забирай свое себе!
Огнезмей, тем временем, дико заревел и пал. Сын Прыгуна стал выбираться из-под грязи.
– Доранд?! Ты – Доранд!? Червь! – зарычал чернец на людомара. Еще одна молния полетела и разбилась о его щит.
Неожиданно, Щитодар поднял щит над головой и подпрыгнул. Щит его засветился золотом и вознес воина так высоко, как не смог бы прыгнуть даже Верхоход. Чернец не ожидал такой прыти и получил удар щитом. Десятки игл впились в его тело. Маг закричал: «Приди ко мне!» и рухнул вниз.
Округу сотряс дикий рык. Из-за скалы один за другим выползли три огнезмея.
– Щитодар, на скалу! – крикнул собрату Сын Прыгуна, но тот и не подумал сделать это.
Чернец обернулся черным брездом. Его плащ превратился в большой щит, а посох в громадных топор. Огненно-красные глаза зло смотрели на Щитодара.
Сын Прыгуна бросился навстречу огнезмеям, спешившим на помощь своему повелителю, напрыгнул на одного из них и тут же бросился прочь. Змеи последовали за ним. Взобравшись на скалу, он скакал перед их мордами, дразнил их и закидывал камнями – иного оружия у него не было.
Тем временем, между Щитодаром и черным брездом началась схватка. Брезд набросился на людомара, но его громадность служила ему плохую службу. Даже уставший людомар был быстрее бодрого отдохнувшего брезда. Брезд рычал и изрыгал проклятия и ругань.
Дождавшись лучшего момента, Щитодар выставил щит вперед и, что-то прокричав, прыгнул вперед. Щит его вмиг стал белым. Брезд укрылся за своим щитом, но последний был разнесен вклочья белым щитом людомара. Иглы, светившиеся ярким огнем, вошли в плоть брезда, и оба воина повалились в грязь.
Мгновение, и черный брезд дико закричал; еще миг, и крик его перерос в визг – брезд преобразился в мага; раздался истошный вопль и сквозь черноту тела мага вдруг хлынули ручейками белые лучи. Их становилось все больше и больше. Наконец, их стало так много, что белый свет покрыл все тело чернеца, поглотив его в себе.
Огнезмеи потянулись вверх и обрушились на скалу. Вдруг, половина ее, задрожав, поползла вниз. Сын Прыгуна едва не угодил в пасть чудовища, но схватился на сползавший край скалы, потом еще за один, еще и еще, и, наконец, сделав отчаяный прыжок, упал на ту часть скалы, которая выдержала удар.
Он оказалася словно бы на пике, одиноко стоявшем посреди долины.
Огнезмеи обрушили свои удары на сползшую часть каменной тверди, раскрошив ее в труху.
Людомар поднял глаза и увидел, как небосклон кружится в невероятном хороводе, где смешиваются все цвета, которые порождает небо. У него невольно закружилась голова.
Скала под ним задрожала, но выдержала первый удар.
– Эй, вы, ко мне! На меня! – кричал Щитодар, бегя в сторону огнезмеев, но они не обращали на него внимания.
Еще удар и скалистая стелла стала клониться долу. Падая, она разрушалась на части. Сын Прыгуна изо всех сил держался за край падающего пика.
Вдруг, небосвод над его головой раскололся мощнейшим взрывом, которого никогда не видывали земли Владии. Небеса, казалось, треснули на части и осыпались подобно тому, как разбитое стекло осыпается вниз.
Вспышка, исторгнутая сверху, была такой яркой, что поглотила собой и изрытую битвой равнину, и огнезмеев, и скалу, – и все что было вокруг.
Сквозь этот свет Сын Прыгуна неожиданно для себя разглядел глаза Анитры. Жрица смотрела на него и губы ее шевелились. Из глаз ее текли слезы.
Оглушенный, упал он на землю и смотрел, как скалистые обломки, медленно обрушиваются на него из ярчайшего света.
Внезапно, мир вздрогнул, и скалы унеслись вдаль.
***
– А-а! – закричала девушка и упала бы, если бы не охотницы, подскочившие к ней и схватившие ее под руки. – Все кончено… – шептала Анитра, погружаясь в забытье. – Все кончено с ним… – Она легла на землю, обняла свой живот и забылась.
***
Нагдин открыл глаза и непонимающе осмотрелся. Внешний мир был для него абсолютно нем. Пронзительная тишина звенела своим безмолвием. Скороход видел, что мелкие камешки сыплются рядом с ним. Их тонкие ручейки бежали промеж крупных валунов. Реотв наблюдал, как части брони, сорванные с чьего-то тела, медленно кружась, падали на землю с неимоверной высоты. Рядом с тобой Нагдин узрел расплющенное камнем лицо пасмаса. Его смятое силой смертельного удара лицо уже заиндевело.
Стало холодно.
Реотв сглотнул и не услышал даже своего глотка. Медленно, он приподнялся на локте и увидел неподалеку Некраса, лежащего ничком. Его ноги были раздавлены валуном.
Громадного трехцветного круга, взбивавшего небеса и притягивавшего к себе, даже и звезды, больше не было. Хотя небосклон был еще темен, но Вселенная медленно приходила в себя.
Зоркий глаз Нагдина тут же обратился на скалу, где стоял красный маг, и увидел, как его тело бьется о камни, стремительно несясь к подножию горы. Черного мага тоже не было видно. На том месте, где он стоял, была глубокая колодезеобразная дыра, в которой плескалось озеро прозрачной как слеза воды.
– Эцаних-гел, – прошептал Скороход, хотя ему казалось, что он неимоверно громко закричал это имя.
Вдруг тяжелая рука легла на плечо Нагдина. Он обернулся и увидел окровавленное лицо Крючконоса, своего верного шкипера. Левая бровь лоскутом свисала с его лица. Он что-то говорил и пытался поднять капитана. Поняв по его взгляду, что брезд его торопит к чему-то, Морской скороход посмотрел в направлении его взгляда и увидел около сотни оридонских воинов во главе с Кином, которые спешно приближались к месту, где прежде стояли лагерем.
Нагдин протянул руку и потянул Крючконоса к себе, заваливая за уступ скалы. Едва брезд завалился набок, как в каменную стену над ним ударила и сломалась оридонская стрела.
Далее нескольких сотен шагов, Нагдин не мог видеть, ибо белый пар поднимался сплошной стеной, закрывая собой всю долину.
Кин быстро шел впереди отряда своей личной охраны и был рад древней оридонской традиции, не вводить в бой истинных оридонцев. Сейчас, имея при себе всего две трети пории, он мог считать себя победителем.
Хмурый спешил вернуться туда, где находился шатер Пелеод-андин-дааба. Его ноги проваливались в размокший снег, но уже не столь глубоко, что невозможно было пройти. Холвед был сильнее магии черного андина, а потому мороз быстро схватывал растолокневший снег.
Кин спешил, ибо увидел, как птица, которая до этого кружилась в вышине, рухнула вниз. Он видел, что она пыталась дотянуть до него, но ей было не суждено это, а потому она стремительно зарылась носом в снег. Когда же воины извлекли ее, она была мертва. Глаза ее вытекли, а голову свернуло на спину и разорвало горло.
Кин спешил, а потому даже не говорил, но давал знаки и его воины бросались на выживших пиратов, добивая их мечами.
Черный маг, Хмурый его не сразу нашел, лежал сокрытый пологом шатра. В его глазу торчала странная зелено-серебристая стрела. Она вошла в глаз и вышла позади виска, а потому маг был еще жив. Когда Кин подбежал на зов воина, нашедшего Пелеод-андина, тот медленно перевел на оридонца свой единственный глаз.
– Боги-боги-боги, – стуча зубами, медленно отходил воин, с ужасом глядя в лицо мага.
Кин был удивлен не меньше, но не боялся.
Лицо мага ходило большими и малыми волнами, вздымалось шишками, и то принимало вид пасмаский, то оридонский, то холкунский, а то и брездский. Лишь его глаз, большой и абсолютно черный оставался неизменным.
«Приди ко мне!» – услышал в голове его призыв Кин. – «Приди, ибо я слаб. Храни мои силы! Стань ближе, как можно…»
Кин подошел к нему и сел прямо подле тела.
– Боги-боги-боги, – продолжал пятиться за его спиной оридонский воин.
«Я нынче видел все, что должно видеть андину здесь», – начало проявляться в сознании Кина, – «я видел записанное и его исполненье, но видел я и волю, которая вершила и писала судьбины данной земли. Острое перо видел я сегодня. Их бой был прекрасен. Побились они, как никогда не бились предрешенность и воля промеж собой, и оба пали. Не верь отныне Зиумту, не бойся Вадана, ибо переписать надлежит лиамиги Зиумта, а Вадан пришел не за тобой, но за мной. И жертва моя больше твоей, и он удовлетвориться ей, ибо не справедливо иное.
То меня радует, но слушай же. Я слышу барабаны Вадана. Они призывают меня во тьму. Так, слушай же…
Сегодня все начнется по-другому, и власть нас, магов, будет равна власти вас, оридов, ибо не может больше быть для нас ничто предписано. Пророчество исполнилось, и Зиулт изломает все свои лиамги. Он выбросит все краски, что уготовил для сих мест и для тебя. Нет больше здесь для вас от него предписанья. Лишь от тебя зависит, свершится ли вторая часть пророчества. А первая свершилась…
Я последний оридонец среди магов. Больше же среди них нет нас, и помни, что тебе было уготовано стать мне вторым верным братом. Но Острое перо влетело в глаз промыслов божьих, и промахнулся их удар. Остались править Оридонией чужие нам. Сверкающие, имя им, Ярчайшие. Не видел истинного вида их никто, даже и я. Там, где они живут, откуда к нам приходят, те земли мы зовем Прозрачными землями. Теперь одни остались вы супротив них, и то мне страшно, что понял я: недаром кровавого мага привели сюда неведомые силы. Лишь Сверкающие быть ими могли. И та стрела, что меня нынче убивает, она принадлежала Горнобогу. Не слышали мы про нее великую эпоху. Как оказалась она в Эсдоларге?.. Слышней все барабаны для меня…. Слушай же внимательней…
Теперь будет война. Война такая, какую не видела ни Владия, ни Оридония, ни Красноземье. Все повторится как тогда, когда мир заново был порожден. Не дай иссякнуть силам в оридонцах, не дай иссякнуть силам у владян, не уничтожь и красноземцев, ибо пока дерутся они промеж собой, не будет войн великих магов. Когда ж случится та война, то нет спасенья, и не будет никому, от сил, которые взовьются в небеса над вами.
Я породил последнее Острое перо. Оно твое… оно твое… ты слышишь?»
«Да, я слышу тебя, андин-дааб», – подумал Кин.
«Слышишь ли? Барабаны зовут меня… тьма… тьма», – на этом и закончилось.
Кин поднялся на ноги. Внезапно тень промелькнула над его головой, и он ощутил, как нечто нежное, но в то же время мощное опустилось ему на голову.
Ближайший воин вскинул лук и в ужасе смотрел на голову Хмурого.
– Нет, – сказал Кин.
– Нет, – подскочил к оридонцу Бурз, – это дааб. Рагбар, дааб сел на главу твою! Рагбар, о-о-о… – И брезд опустился на колени. За ним опустились на колени и ориды.
Птица снова взлетела, держа в когтях тяжелый шлем, сбросила его и снова опустилась на голову оридонца. Ее лапы вмиг стали мягкими, а теплое тело привнесло в уставшего Кина великие силы и ясную мысль. Своими крылами птица закрыла его лицо с боков и вмиг окаменела, отливая сине-черными прожилками. Кин не чувствовал веса ее тела, словно бы это был его собственный вес.
Туман медленно рассеивался, и за его пеленой яркими лентами прорезались солнечные лучи. Они выкашивали сизость и удушающий смрад поля боя, освещая его живительными красками.
Половина долины была сокрыта под многометровой толщей воды. Эсдоларг превратился в остроконечный остров посреди громадного озера. Тысячи трупов плавали в нем, отравляя кристально чистую воду.
Кин видел, что на скале, что раньше была башней крепости, еще теплилась жизнь. Там ходили, сидели и лежали те, кому посчастливилось выжить.
– Как поменялось все, – проговорил Бурз.
– Все поменялось, и каждый из нас, – проговорил Кин. Он смотрел на поседевшие волосы брезда и в его молодое лицо, на котором жизнь отпечаталась в морщинах вперемежку со шрамами.
– Рагбар-дааб, – крикнул один из оридов, – холкуны! – Он указал на спуск из Хода Обреченных, откуда выходило небольшое войско.
Два жалких остатка былой мощи остановились друг напротив друга. Повисла пауза.
– Кто ты и почему ты здесь? – закричал Кин.
– Я Каум из рода Поров, и я пришел убить тебя… убить всех вас, – отвечали ему.
– Этому не бывать. У тебя нет сил. Я Кин. Рагбар-диг Кин из рода Кин.
