bannerbannerbanner
полная версияКнига 1. Людомар из Чернолесья

Дмитрий Всатен
Книга 1. Людомар из Чернолесья

Полная версия

Грирники оживились, когда людомар принялся отступать. Им было невдомек, что он подальше отводил их от места начавшейся схватки. Один из каннибалов, все же, заметил, что одни из его сотоварищей стало меньше, и пополнил квартет нападающих.

– Ты еще не сдох?! – прорычал предводитель грирников. Охотник отмолчался. – Мы тебя убьем… – Раздался дружный рев, и вся свора разом бросилась на людомара.

В него полетели топорики, копья и даже ножи. Он выставил вперед шкуры, и они с достоинством приняли на себя весь удар. После этого он бросил их и отбежал еще дальше.

Между тем, холкуны оказались в окружении. Одному из грирников удалось ранить молодого холкуна в ногу. Поэтому он сидел в снегу, размахивая мечом и не подпуская каннибалов к спине Урта.

Тот бился с двумя одновременно, изредка переходя на драку с тремя. Он больше не имел возможности менять позицию. Бросить молодого холкуна было нельзя.

– Зачем ты пошел за нами? Я приказал тебе… – Урт отбил удар. – Не ходить… – Отбил еще один.

– Не сдержался… – Молодой холкун принял удар, крякнув. – Прости меня…

– Ты не сможешь вечно бежать, – прорычал предводитель каннибалов. – Его черные глаза пристально следили за людомаром. – Ты на наших землях. – Он не успел договорить и с интересом следил, как охотник сорвался с места и с невероятной скоростью понесся на правый фланг наступающих.

Цепь каннибалов пришла в некоторое расстройство, когда Сын Прыгуна обрушился на ее правую часть. Вооруженные топором или дубиной грирники не могли противостоять двум мечам. Двое из них дико вопя и захлебываясь в крови корчились в снегу держась за широкие проколы, оставленные в их телах мечами.

Людомар же с бешенством набросился на ближайших врагов.

Жажда крови – чувство, взорвавшееся в нем, чувство, ожидавшее этого момента слишком долго, пело и ликовало. Если бы у него были легкие, оно бы орало как одержимое.

Удары мечей, ног и даже головы, наносили грирникам тяжелейшие травмы. Их тела были сильны только в сравнении с телами пасмасов и холкунов. Для людомаров переломать им ребра не составляло особого труда.

Удар топора, дубины, меча быстро блокировался правой рукой, в то время как левая рука подрезала жилы на руках, ногах или проникала в бока и животы. Враги хрипели. Он видел в их глазах проснувшийся ужас. Жертва окончательно распознала хищника.

Предводитель грирников не успел пробежать и десяти шагов, когда шестеро из дюжины его людей были убиты, а людомар быстро сменил направление и набросился на двух оставшихся в живых каннибалов, продолжавших атаковать холкунов.

Первого он отбросил весом своего тела в сторону, а второму срубил голову. Еще прыжок и барахтавшийся в снегу грирник захрипел, скрючиваясь в животе. Меч вошел в него как в масло.

Троица повернулась лицом к вершине и увидела, как семеро оставшихся в живых врага, огибая их, бежит к подножию, желая сокрыться в тумане облаков.

– Надо торопиться, они вернутся, – проговорил Урт. Его лицо было залито кровью. Он еле держался на ногах. – Поднимайся… – Он обернулся на молодого холкуна. Тот лежал позади него, держась за бок, из которого торчала рукоятка метательного ножа. Холкун виновато улыбался. – Покажи, – подскочил к нему Урт.

По его глазам людомар понял, что мальчишка больше не жилец.

Урт отвернулся и заскрежетал зубами.

– Прости меня, дядя, – проговорил неожиданно молодой холкун. – Прости меня… – Он побледнел.

– Прощаю. Поднимайся. Людомар, ты сможешь его нести? – Урт умоляюще посмотрел на охотника. Тот кивнул.

– Остался еще пеший переход. Надо спешить. Уйдем отсюда.

– Они не вернутся, – сказал Сын Прыгуна.

– Вернутся. Всегда возвращаются. Ты разозлил их. Никто не бил их здесь, сколько помню. Но не это… Поднимай его… Не эти самые страшные. Страшнее их негты. Пролилось слишком много крови. О, боги, уберегите!..

Урт неожиданно свернул и потащил ничего не понимающего людомара к скале.

– Прячься!

Сын Прыгуна увидел, как взрыхляя снег длинной лентой в сторону трупов грирников, мчится нечто. Чудовище двигалось под толщей снега.

– Нам нужно взобраться повыше. Там меньше снега, – Урт в ужасе смотрел на подснежных хищников. Их становилось все больше и больше. – Пока они заняты, мы можем успеть.

– Он умер, – проговорил людомар, протягивая Урту тело племянника. От него пахло смертью, охотник почувствовал это.

– Надо… надо… – повторял тот, растерянно глядя в остекленевшие глаза молодого холкуна, на его безвольно повисшую голову и открывшийся рот. – Голову придержу… Он оживет… оживет… – Урта словно ударили в грудь. Он попятился и привалился спиной о скалу. Облако пара сокрыло его лицо. На глазах появились слезы.

– Куда нам подниматься? – спросил людомар.

Урт словно бы оцепенел. Его пришлось слегка встряхнуть, чтобы он пришел в себя.

– Положи его… здесь, – попросил холкун.

Людомар положил тело юноши в углубление за валуном.

– Ты должен дойти один. Я отвлеку их, – проговорил Урт. Его глаза стали сухими. Они смотрели вниз по склону. Там из тумана выходили десятки грирников. Этого было много даже для людомара. – Вот возьми, – холкун достал из-за пазухи потертый медальон и протянул людомару. – За этим перевалом Меч-гора. Вон она виднеется. Видишь? Иди туда. Обойдешь ее, и за ней будут три ущелья, проходи в то, что слева. Полдня пути и сверни вправо у бревнокамня. Как пройдешь его, то постучи металлом о металл четыре раза, а потом еще два и два. После этого, жди. За Меч-горой земли грирников кончаются. Там ничейные земли до самого Холмогорья. Тебе нечего боятся их. – Он кивнул в сторону врагов.

Холкун вытащил и разложил перед собой все свое оружие и оружие племянника.

– Спеши, – приказал он Сыну Прыгуна, – спеши, иначе наша жертва будет напрасна.

Охотник кивнул и стал взбегать вверх. Оттуда он увидел, как грирники со злобой изъеденной вшами собачьей своры набросилось на негтов, пожиравших их товарищей. Не обращая внимания на то, что червовидные чудовища калечат их одного за другим, каннибалы убили двух из них и еще столько же отогнали в сторону.

Сын Прыгуна не стал ждать развития событий, перемахнул через вершину и поспешил вниз.

– За Синие Равнины, за холларга, за Глыбыра, за Владыку-у! – донесся до его слуха вопль Урта. Он потонул в реве сотен глоток грирников. Послышался звон стали.

***

Меч-гора оказалась массивной скалой, на которой каким-то непостижимым образом расположились террасы. На каждой из них располагалась небольшая крепость-поселение. Это были убежища грирников. Из нескольких мест в Меч-горе били горячие источники. Их тепло создавало возможность культивировать небогатые сельскохозяйственные культуры.

Урт не сказал Сыну Прыгуна, что окрестности Меч-горы кишели грирниками. По меньшей мере, десяток раз людомару приходилось вступать в неравные схватки с ними. После этого он менял направление движения, петлял как заяц в лесу. Его путь за Меч-гору занял день и целую ночь.

Наконец, весь измазанный кровью каннибалов он вышел на ничейные земли. Они представляли собой низкогорье, изрезанное ущельями и усыпанное камнями. Кое-где были заметны следы жизни: низкорослый кустарник, карликовые деревья, но все эти признаки были настолько хилы и редко разбросаны по серости каменного взгорья, что их наличие оставалось незамеченным даже людомарским глазом.

На самом подходе к ущельям, из которых тянуло непросыхающей сыростью и трупным запахом, людомар решил отдохнуть. Он забрался в расщелину и, укутавшись в шкуры, заснул.

Было безветренно. С небес сорвался и крупными хлопьями стал падать снег.

***

– Пошел прочь! – Зазевавшийся пасмас с невольным криком отлетел в сторону и затих. – Дорогу!

Эсдоларг Прибрежный принимал пополнение, какое никогда не впускали его врата. Это был целый отряд, состоявший из одних только воинов. Возглавлял их оридонец, возвышавшийся на великолепном кеорхе, закованном в первоклассную броню.

– Прямо из Немой лощины, – скороговоркой говорил пасмас, сопровождавший отряд первому попавшемуся олюдю, спросившего, откуда прибыли.

– Ссылают и таких?! – поразился тот. – Неправильно… – Покачал головой и продолжил путь.

Да, Кина сослали. Сослали из-за проклятого людомара, которого он не поймал; которого он не видел; которого, скорее всего, никогда и не было! Проклятый Цур. Только и ждал момента спихнуть его, Кина, в какое-нибудь дельце. И как только такая возможность подвернулась…

Людомар, хе-хе, какой людомар? Где людомар? А был ли он вообще?

Вся эта ситуация очень раздражала Кина. Боги, она просто выводила его из себя. Никогда за всю свою долгую жизнь Кин так много времени не посвящал мыслям непонятно о чем.

Людомар исчез вместе со стариком из Куупларга или старик вместе с людомаром, и с людомаром ли?

Кин скрежетал зубами от злости. Его сослали. Все это видели. Запомнят.

Здесь, в этом захолустье он проведет не одну зиму. Что ему здесь делать? Гонять грирников? Устраивать охоту на местных бродят? Что?

Его сослали. И потому даже в этом захудалом городишке, его захудалый голова не соизволил встретить оридонца. Как же это злило Кина!

Врата замка тяжело открылись, пропуская отряд внутрь.

Кин отвлекся от своих мыслей, заметив переполох, который навело его присутствие. Буквально все куда-то спешили, даже бежали бегом. На каждом лице читалась тревога, а на иных и интерес, азарт.

– Опомнились, – проговорил Эк, выглядывая из груды шкур, в которые был укутан.

Оридонец усмехнулся.

Через некоторое время они, однако, поняли, что причиной переполоха является не их визит.

– Привысокий, – вышел к ним саарарский воин.

– Кто ты? – спросил его Кин.

– Я Перош…

– Знаю тебя. Ты владетель твердыни. Что это?

– Маэрх поблизости, – проговорил Перош. – Я привел крепость в боевую готовность.

– Кто такой маэрх?

– Это людомар. Мой телохранитель…

 

Кин резким движением остановил Пероша. На лице оридонца заиграла торжествующая улыбка.

***

– Маэрх, – во всю ширь своего и без того большого рта, улыбался брезд. Он был стар. Почти также стар, как и стены, которые его окружали.

Людомара ввели и оставили в просторной пещере, служившей залой для приемов. Странно, но ему многое было знакомо здесь. К примеру, вот этот рассохшийся стул. Он мог поклясться, что видел его раньше. Охотник даже вспомнил, что одна из его ножек постоянно подгибается. А эта чаша? У нее отбит край, и он знал, почему. Вон та шкура скрывает под собой вход в залу.

Сын Прыгуна пребывал в раздвоенных чувствах, постоянно озираясь по сторонам. Наконец, его взгляд остановился на старом брезде, внимательно следившим за ним. Единственный глаз брезда сверкал при мерцании мелких желтых рочиропсов россыпью разбросанных перед местом, которое только с натяжкой можно было назвать троном.

Обстановка была убога и аскетична. Находившиеся в зале воины почтительно молчали.

– Почему ты оглядываешься? – спросил брезд с трона. – Ты чувствуешь опасность? Маэрх, ты меня слышишь?

Перед глазами людомара вдруг бешенной чередой пронеслась вереница воспоминаний: искрящееся в кубке вино, гвалт криков, стонов и музыки, пьяный угар и разнузданность попойки; большое скопление воинов, их рев и лязганье оружия; тишина и полумрак пещеры, уныние и плачь…

– Маэрх…

Охотник вздрогнул.

Брезд медленно поднялся с трона и сильно припадая на правую ногу подошел к нему. Тяжелая рука легла на плечо людомара. Сын Прыгуна отметил про себя, что не удивлено отсутствием правой руки у старика.

Брезд заглянул ему в глаза.

– Ты пришел. Мы все рады тебе. Не опасайся ничего.

– Где я? – спросил людомар.

***

– Итак, ты ничего не помнишь. – Брезд нахмурился. Он снова сидел на троне, подперев голову левой рукой и жуя губами.

– Нет. Двадцать восемь зим неведомы мне. Но я узнаю это место, как если бы бывал здесь не раз.

– Ты бывал здесь двадцать восемь раз. Воспоминания о тебе до сих пор помнят эти скалы и земли на много переходов вокруг.

– Что я делал здесь?

– Ты пришел и был с нами.

– Что мы делали?

Брезд нахмурился. Его рука легла на подлокотник и сжала его так, что дерево жалобно заскрипело. Среди воинов в зале пронесся шепот. Звякнула кольчуга, послышался кашель, и снова стало оглушительно тихо.

– Что делали мы? – апатично вопросительным тоном произнес брезд. Он надолго ушел в свои мысли. – Мы пытались вырвать Владию из кровавых лап оридонских; потом пытались мы отогнать саараров прочь от Желтой реки; затем испробовали отстоять крепость нашу – Холведскую гряду и, уж когда совсем плохо стало нам и обессилели мы, попытались отогнать грирников от Острокамья и долины Последней надежды.

По рядам воинов снова прошел шепот непонимания.

Людомар свел брови и склонил голову. Он покачал ей, ничего не помню.

– В этих землях ты зовешься Маэрх, – продолжал старый брезд. – Имя твое наводит ужас на всех прихвостней четвероруких. Вместе с нами ты сражался против них у Эсдоларга, у Меч-горы, у Белого водопада. Мы били их, но отступали… били и отступали. До тех пор, пока нас не загнали сюда. Эти земли мы еще можем отстоять. У нас еще достаточно сил.

Сын Прыгуна поднял голову и посмотрел в глаза старика.

– Не суди меня за то, что говорю: ничего этого я не помню. Память стала принадлежать мне только в Немой лощине у кромки Брездских вод. Они выбросили меня у большого камня, что на изгибе вод к замку…

– Ты был в Боорбрезде?! – вскричал старик, приподнимаясь на троне.

– Оттуда я помню себя.

– Как ты пробрался туда?

– Я не знаю.

– Вот куда уходил ты всякий раз. – Заметив, что людомар непонимающе смотрит на него, брезд пояснил: – Перед пробуждением Холведа ты уходил от нас, а после возвращался. И бился за Владию вместе с нами. – Старик снова затих. Неожиданно он тихо попросил: – Расскажи мне про Немую лощину. Что ты помнишь?

– Не так много. – И охотник принялся обстоятельно повествовать о том, что видел, слышал и чувствовал в землях, которые брезд называл Владией. Его слушали с величайшим вниманием. Изредка до тонкого слуха Сына Прыгуна долетало скрежетание зубов и хруст кулаков, сжавшихся в бессильной злобе.

Пока он говорил, в залу внесли столы, расставили их и покрыли скудной едой.

– У нас осталось не так много. Отведай с нами то, что имеем, – пригласил его брезд.

Людомар уселся за стол и с удовольствием поел горячей пищи. Его ежеминутно отвлекали, дергая то за правую, то за левую руку. Он отвечал на вопросы, рассказывал, уточнял или пожимал плечами.

Горькая брага способствовала общению.

– Я знаю, что ты не спишь много дней кряду. Когда ты поешь, дай мне знать. Сделаем отметки на поземелье, – наклонился к нему брезд.

Охотник кивнул. Ему поднесли ушные затычки: и впрямь, его здесь знали!

Поднимались тосты за Маэрха, за будущие победы, за хорошее знамение, – за все что угодно. Воины: брезды, дремсы и холкуны усиленно пили, а потом затянули длинную тягучую песнь о трудном пути лишений, о потерянной родной земле, об оставленном и забытом. Многие плакали. Некоторые сидели, нахмурившись, низко склонив голову над столом. Их массивные руки безвольно лежали на столе. Воины смотрели на них, как на бесполезное оружие, не способное ничего изменить.

Уныние! Всеобщие уныние и подавленность вдруг как-то бочком проникли в торжественность залы и заняли в ней почетное место.

– Иди за мной, – подал ему знак старый брезд, заметивший, что людомар больше не ест и не пьет.

Они прошли сквозь длинную анфиладу пещер, служивших их обитателям местом пребывания, о чем свидетельствовал терпкий запах обжитости, вышли на небольшую площадку, сокрытую от посторонних глаз громадными сосулями – по весне водопад снова станет водопадом – и спустились вниз, туда, где вода в должное ей время набирается в природную впадину.

Людомар онемел от удивления. У его ног раскинулась Владия. Он обозревал Боорбогские горы и Синие Равнины, Десницу Владыки и Чернолесье. Неведомая рука настолько искусно, с такой любовью воссоздала изо льда карту бывших земель брездов, что Сыну Прыгуна оставалось лишь молча лицезреть это творение, восхищенно задержав дыхание, так, словно бы он кружит, подобно птице, над Владией.

– Укажи, что изменилось, – попросил его брезд. Он кивнул куда-то в сторону и из ниши в скале вышел молодой холкун. Он только проснулся, поэтому тер красные от недосыпа глаза.

Охотник осмотрел карту и указал на ее недостатки: здесь больше нет леса, он отступил вот туда; реки тоже нет (а ведь она была!) и здесь есть новая твердыня. Простое, вроде бы, занятие, затянулось надолго.

Брезд с явным удовольствием рассматривал свои миниатюрные владения. Когда тьма сгустилась настолько, что карта стала плохо видна, он приказал принести рочиропсов. Казалось, старое тело было покинуто молодым воинским духом. Оно не чувствовало усталости, холода и течения времени. Людомар стал мелко дрожать от холода, когда брезд отвел глаза от карты. На его лице, вдруг, отразилась такая усталость и разочарование, что он постарел еще больше.

– Стало хуже, – спокойно произнес он. – Они заперли нас новыми крепостями вот здесь и здесь. Они отыскали тайную тропу по склону хребта. – Старик взглянул на своего молчаливого слушателя. – Ты не понимаешь, – с горечью произнес он. – Теперь не понимаешь, я вижу. – Он приступил к нему и взял ладонью за тыльную часть шеи. – Когда-то ты был мне лучший советник. Тяжело потерять тебя. – Неожиданно его лицо приобрело заинтересованное выражение. Он бесцеремонно обошел людомара и, приказав стоять и не двигаться, приподнял ему волосы на затылок. – Беллер, – прошептал он и возвратился к Сыну Прыгуна с напряженно-подозрительным взглядом. – Ты говоришь, что ничего не помнишь. Совсем ничего?

– Воспоминания приходят, как сон, видение…

– Беллер-мон, что ты знаешь про это?

– Ничего.

– Подумай. Представь.

– Ничего.

– Навел! На-авел! – закричал брезд и когда по каменным ступеням послышались шаги спешащего слуги, старик улыбнулся людомару. – Навел, – обратился он к подбежавшему холкуну, – призови Голсиб-беллера. Пойдем со мной, Маэрх, – старик повернул лицо к Сыну Прыгуна, – здесь становится холодно.

Они прошли в небольшую пещерку, сплошь увешанную шкурами, где старик водрузил свое тело на большой тюфяк и застонал, вытягивая ногу.

– Ты звал меня, боор? – В помещеньице мягко вошел беллер. Он был достаточно молод. Даже седина не тронула еще его шевелюру и густую бороду.

Старик указал на людомара и произнес: беллер-мон.

Маг повернулся к Сыну Прыгуна с таким видом, словно увидел чудо.

– Беллер-мон! Никто не способен нынче… – проговорил он, походя и кладя руку охотнику на шею. Он отдернул ее так, как если бы обжегся. – Беллер-мон, – пробормотал Голсиб-беллер, побледнев.

– Кто бы мог это сделать с ним? – спросил боор и вкратце обсказал историю людомара.

– Тесож-беллер, – сказал маг, – или Доранд-беллер. Только они.

– Я помню его, – сказал Сын Прыгуна.

– Кого?

– Доранд-беллера. Перед нашим выходом от боора он говорил со мной, а после подошел и… – Охотник замер. Воспоминания двумя скудными каплями влились в него. – Он протянул черный рочиропс холларгу из Онеларга. После того, как резры напали на нас в водах… после холларг передал рочиропс мне. После я… – Тут воспоминания прервались, и как людомар не силился, не мог упомнить даже толики того, что было дальше.

– Мон, – кивнул беллер. – Доранд-беллер избрал его.

– Для чего? – спросил боор.

– Про то известно только одному ему.

– Ты можешь открыть мон?

– Нет. Доранд несравненно сильнее меня. Я не смогу, боор.

Брезд сжал губы и разочарованно, но с надеждой посмотрел на людомара. Неожиданно он засмеялся. Его смех был похож на ломающееся от урагана сухое дерево.

– Ты не узнал даже и меня, – проговорил он, когда смех перестал сотрясать его тело. – Сколь много удивительного снова стоит тебе познать, людомар.

Охотник не ответил. Беллер тоже стоял молча, погруженный в свои мысли.

– Не хочешь ли спросить, кто я? – старик приподнялся на своем ложе.

– Кто ты?

– Я Глыбыр Большелобый, Глыбыр Свирепый, Глыбыр Хитрец – кому как угодно меня называть. Взгляни, Голсиб-беллер, ха-ха-ха, он и не подумал склониться предо мной. За то и люблю людомаров!

***

Дурные вести приходили из Острокамья и из окрестностей Меч-горы. Холмогорье снова дало отпор саарарским войскам. Проклятые реотвы заманили саараров в ловушку меж холмами и смыли их войско, разрушив запруду и направив водный поток прямо на воинство.

Шестьдесят четыре саарара захлебнулись. Четыре с лишним тысячи молчей утонуло вместе с ними, но кто их считает!

Кин ходил по неровному полу замка и размышлял. Он и сам не ожидал, что это место может ему понравиться. Однако оно пришлось ему по душе. Холведская гряда как нельзя лучше подходила его характеру – теперь он понимал это.

Оридонец подошел к столу и склонился над шкурой, на которой были начертаны земли вокруг Эсдоларга. Перош сидел на скамье, уперев подбородок руками.

– У нас нет столько войск, привысокий, – сказал он. – Да и Холвед не позволит нам возвести твердыни там, где ты хочешь.

– Холвед нам и поможет, – проговорил Кин. – Здесь и здесь должно стоять твердыням. – Он ткнул толстыми пальцами в два места на карте. Его нижние руки уперлись в стол и он стоял некоторое время, раскачиваясь.

Людомар снова будто бы растворился в снежном буране, свирепствовавшем за стенами крепости все то время, которое оридонец пребывал в Эсдоларге. Тускло мерцали оранжевые рочиропсы, желтые россыпью лежали по периметру стола. У входа в помещение захрапел Эк. Его топор, соскользнув с колена, гулко ударился о каменистый пол.

– Реотвы не пойдут сюда, привысокий. Уже много зим, как могли бы, но не идут. Им не нужны эти земли, – сказал саарар.

– Зачем людомар появился здесь?

Перош вздохнул и снова уткнулся в карту. Появление людомара было не к добру. С этим не поспоришь.

– Они что-то замышляют. Мы должны знать, что. Если мы не знаем, значит, твои лазутчики слепы или неопытны, или и то, и другое.

Саарар поднялся и отошел в сторону. Он еле сдерживал бешенство, обуявшее его. Этот проклятый оридонец подмял под себя управление крепостью, распоряжается так, словно он здесь у себя дома, строит невыполнимые планы и фантазирует на одному ему понятные темы.

Между тем в землях Холведа жизнь идет гораздо проще, чем в голове у этого Кина. Эсдоларг – надежный оплот власти оридонцев в Прибрежье у Холмогорья. Реотвы никогда не переходили перевалы. У них нет сил на это. Пару раз они появились под Меч-горой, перебили несколько тысяч грирников и ушли. Сюда они не сунутся. Сам Холвед создал Эсдоларг, охраняет его и бережет. Лишь оридонцы и саарары способны брать такие крепости. К чему создавать еще две, когда и одной…

 

– Мы построим их изо льда. Перевалы пребывают в вечной мерзлоте, как ты говоришь. Воспользуемся этим, – Кин отошел от карты. – Сообщай мне каждую весть, которую принесут тебе.

Перош заскрежетал зубами.

Оридонец принялся подниматься по лестнице, ведущей наверх. Переходя из одного помещения в другое, он добрался до вершины замка. Комнаты здесь были залиты лучами солнечного света, а искусственный деревянный выступ, прозванный Звериным клыком, был покрыт небольшой толщей земли, на которой произрастала сочно-зеленая трава. Это был мир вершин. Только лишь они довлели над бескрайним морем клубящихся туч, скрывавших Эсдоларг от света Ока Владыки.

Кин вышел на площадку и присел за небольшой столик. Ветер обдувал его лицо. Он был хладен, но под лучами солнца тело ощущало холод не столь остро. Где-то там, возможно прямо напротив него на вершине одной из скал, пики которых торчали из сизо-белого моря облаков, может быть там сидит сейчас людомар и смотрит на него. Он способен учуять присутствие Кина даже на таком расстоянии, так сказал Фод.

За спиной оридонца раздались шаги. Он обернулся. Эк лениво подошел к нему и развалился прямо на траве. Выдохнув блаженно, брезд мгновенно уснул.

Странный этот тип Фод. Вовсе не похож на оридонца, хотя выглядит, да и является им. Словно одержимый он бросился в погоню за людомаром. В его-то годы!

Кина сослали сюда за нерадение, но Фод сам пришел сюда вместе с ними. Да, они нашли здесь неожиданное удовольствие, какое находят те, кто жизнь посвятил опасности, но Фод!.. Нельзя было сказать, что он лез на рожон, махал мечом или занимался чем-то подобным. Он скорее напоминал оридонцу большеглазую змею, коих немало в Оридонии, которая обвивает телом пространство вокруг завороженно замершей жертвы.

Охота на людомара, которую устроил Фод, больше походила на фанатичное преследование этого животного…

– Привысокий, прибыл гонец от грирников.

Кин посмотрел на слугу Пероша. Хм, саарары… За что он их так не любит?

– Приведи.

– Привысокий, грирники шлют тебе свои поклоны и дары, и просят тебя, как и обещал, передать им захваченных в плен.

Перош вышел на площадку и, щурясь от солнца, безучастно оглядел красоту под ногами.

– Передай, – кивнул оридонец.

– Перво-наперво, отберите командиров. Они могут знать многое об интересных нам… олюдях. – Перош посмотрел на Кина. Тот кивнул гонцу, выполняй.

– Привысокий, счетовод хочет говорить с тобой, – прибыл еще один служка.

Перош улыбнулся. Если этому оридонцу хочется поуправлять крепостью, пусть берет ее всю, а не то, что ему весело брать. Быстрее надорвется. Развернувшись, саарар ушел, с удовольствием наблюдая, как вереница слуг, становится все длиннее. Настало время немного отдохнуть.

Холмогорье. Гиры. Битва

Радостное безоблачное небо распростерлось бездонной бирюзой над головами идущих. Стаи птиц кружили над холмами, склоны которых, подобно щекам юнца, покрылись первым зеленоватым пушком. В воздухе витали ароматы весны. Журчание ручьев, кативших свои прозрачные воды с гор, возвышавшихся за холмами, перемешивалось с пронзительными криками и клекотом пичужек. Горя в лучах полуденного солнца маленькими переливающимися шариками, перелетали от дерева к дереву ленивые жучки и другая насекомая братия.

Земля под ногами идущих дышала в такт ходьбе. Она с облегчением принимала на себя их вес. Ее утомила долгая зима. Невыносимые ледяные оковы холода больше не властвовали повсюду, а потому прикосновение теплых ступней путников воспринималось ею как благодать.

Людомар дышал глубоко и ровно. Эта была первая весна, которую он узнает после посещения Боорбрезда. Как давно – словно бы тысячу лет назад! – он не слышал ароматов пробуждающейся жизни. Все его нутро трепетало от радости и умиротворения.

Предстояло сделать очень многое. Слишком большим и невыполнимым казалось задуманное. Но это было несколько дней назад. Там, в ущельях у Меч-горы, где лишь ветры вносят некоторое разнообразие в черно-бурый пейзаж поигрывая трухой от истлевшей растительности – там замышленное казалось громадным, даже циклопическим.

Но все поменялось, едва он ступил на нежный ярко-зеленый ковер Холмогорья.

Их было девять, тех, кого Глыбыр отослал к своим союзникам в Холмогорье. Помимо людомара в отряде присутствовали два холкуна – Унки и Бохт, один пасмас по имени Лоден и шестеро брездов под предводительством сына Глыбыра, Гедагта. Брезды были приученными молчунами, поэтому единственное имя, которое Сын Прыгуна слышал от Гедагта, было Кломм. Людомара все они называли Маэрхом.

Было что-то общее между всеми, кто шествовал вместе с высоким охотником по пышно-зеленой перине Холмогорья. Сильные, выносливые и необычайно высокие – так описал бы восьмерых воинов всякий, кто увидел отряд. Даже пасмас и тот был на полторы головы выше обычных своих соплеменников.

Они шли с раннего утра и лишь к середине дня пересекли границу между Серыми отрогами и Холмогорьем. Отроги каменными клыками впивались в по-весеннему нежное тело Холмогорья, деля его на несколько частей, и тем неожиданней было для Сына Прыгуна оказаться на границе грязнокамья и яркости бушующей жизни.

Громкий далекий рык отвлек людомара от приятных размышлений. Он повел ушами и принюхался. Ветер ничего не донес ему.

Он вступил в новый мир. Мир неведомый. Мир с таким невероятным количеством неузнаваемых запахов, что их чересполосица заставляла голову кружиться, а мозг вскипать от любопытства.

– Привал, – скомандовал Гедагт.

Отряд свернул с тропы в сторону. Прошел еще несколько шагов и развалился на прелой земле, подложив под себя щиты.

– Фуф-ф-ф! – выдохнул облегченно пасмас, отвязывая от пояса мехи с водой.

Сына Прыгуна поразило общение таких разных существ между собой. Он и сам не заметил, как жесткая, даже жестокая иерархия, принятая во Владии при оридонцах, проникла в его кровь. Ему было непривычно видеть, как пасмас может обратиться к брезду, как к равному. Охотник беспрестанно думал о подобных вещах, часто забывая, что находится уже не в уютной пещере Глыбыра, а на открытом враждебном ему пространстве.

Много думать было о чем. За то время, пока он и Глыбыр провели вместе, старый брезд обстоятельно рассказал ему обо всех тех годах, которые они провели бок о бок в ущелье в долине Последней надежды.

Глыбыр не подозревал, что Комт – его верный и самый умный полководец Комт – предаст его. Никому и в голову не могло прийти, да и Комт ничем не выдавал своего желания править.

– Ему только бы возвысить голос об этом на Великом круге в тот день, когда избрали меня. Я думаю… я уверен, поддержали бы его, ибо достойнее он меня. Говорят, много позже, говорил он, оправдываясь, что не сделал этого потому, как недостойно такое. Вместо недостойного он выбрал мерзость, он пошел на предательство, – Глыбыр говорил с горечью. – Когда бы он даже мне о таком сказал, я бы уступил ему. Никогда не был для меня трон в Боорбрезде священным. Стул это. Красивый, но стул. Не стоил он такого предательства. Таких бед, какие эта поганая душонка принесла всем нам.

Не ожидал он, что я побью врагов вдесятеро больше себя, потому и зазывал меня все дальше в Серокаменные пески. Саарары и грирники тогда не были для меня опасностью, потому и пошел, подгоняемый его понуканиями. Когда же встретились впервые с оридонскими армиями, то я и думать не знал, кто это. Понял тогда только одно: когда такое есть, то нужно отступать.

Все земли перед нами, всюду, куда хватало глаз, везде стояли оридонцы. Тогда они казались мне непобедимыми. Я их не знал. Тогда сказал я Комту, чтобы он оставался с пешим войском, я же с груххами бросился на них. Они же, о-о, трусы, выставили на меня саараров да грирников, скованых единой цепью. Пока бил я их, растерял всю силу. А после, когда на меня кеорхи пошли, так и вовсе смят я был и сброшен с грухха. Порвало мне клыками кеорха ногу и руку. На ногу до сих пор припадаю, а руку подрубили брезды… те, кто вынес меня оттуда. – Боор осушил глиняный кубок с вином, замолк и поник головой. Посидев так некоторое время, он снова заговорил:

– В тот самый момент, когда кеорх сбросил меня… как вчера было, помню… я оглянулся на войско и увидел самое страшное в моей жизни. Я увидел, как знамя Боорбрезда опускается, клонится долу в знак повиновения. Комт… Комт! – Мощнейший удар обрушился на и без того рассохшийся стол. – В ночь после битвы достали меня из-под павших, перенесли дальше в пески. Когда открыл глаза, то вскричать хотелось, ибо нависли надо мной саарары. Несколько их было. Биться с ними хотел, но успокоили меня. Сказали мне, что не враги. Их оридонцы сделали себе слугами. Был у них свой Комт. В рубке, которую я учинил, погиб их Комт.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru