Дмитрий Всатен
Книга 1. Людомар из Чернолесья
Эк свалил Аэрна и пнул его в живот. Саарарец сжал зубы и согнулся. Второй удар ноги брезда пришелся по лицу Аэрна. Ему разворотило нос, выбило все зубы и свернуло челюсть. Он задыхался, захлебываясь в собственной крови.
– А-а-арр-р-р! – рычал он, когда в щит, поднятый перед них, втыкались десятки стрел. – Не дано!.. Не дано-о-о! Ха-ха-ха!!!
Эк замахнулся и отрубил Аэрну руку у локтя. Саарар вскрикнул и потерял сознание. Брезд присел за щит, взял топор той же рукой, что держал щит, а освободившейся ухватился за шевелюру Аэрна и поднял его за нее.
– Кто вы мне?! – орал он. – Кто?! Пиявки… дохлики! Пыль и грязь под моими ногами! И ты… тот, который бежал от меня… Ты-ы-ы, – он не закончил, ибо по войску Кина разнесся возглас удивления.
Со второго этажа была спущена лестница. За другой конец ее держал Дигальт. Он безмолвно смотрел на Эка.
– Взойдешь ли? – наконец услышали тысячи ушей. – Али боишься меня?
Эк невольно оглянулся себе за спину. Он, впрочем, быстро справился со смущением и загоготал. Он хохотал бы и больше, но внезапно большая птица с приплюснутым лицом неведомого чудовища слетела прямо с небес и упала ему на голову. Она вцепилась в его шлем и пыталась поднять его и оттащить в сторону.
– Что это? – растерялся Эк, но тут же пришел в неописуемую ярость: – Пошла прочь! Пусть твои крылья изломаются… ах, ты ж!.. Раздери тебя гром! – Брезд в бешенстве отбивался от птицы. Наконец ему удалось ударить ее рукой, и птица взмыла ввысь. Она дико кричала, а после исчезла за облаками.
Кин открыл глаза и медленно приходил в себя. Постепенно, его зрачки потемнели, и он подпрыгнул на ложе.
– Нет, Эк! Нет! – захрипел он, попытался подняться, но тут же рухнул на пол. Слуги подбежали к нему, суетясь и крича лекаря.
– Ты думал, не приду, – ухмыльнулся Эк, вставая вровень с Дигальтом. Пасмас передал ему его оружие и принялся спускаться вниз по лестнице.
Лугт смотрел на этих двух прекрасных воинов, стоявших врагами друг напротив друга, и с горечью думал, что они из одного народа, и кому-то из них придется умереть.
Как часто на войне он видел те моменты, какой наступил сейчас. Ненависть между двумя брездами стала вдруг ненавистью между двумя армиями, и все, и каждый воин в обеих воинских армадах перестал ненавидеть другого и желать убить другого. Все они смотрели сейчас на этих двух брездов, передоверив им свои кровавые желания и злобу. Лучники перестали стрелять друг в друга, а воины прикрываться щитами.
– Он устал, а потому будет нечестно это, – нарушил тишину, повисшую над двором крепости, Лугт.
– Нет, боор, я буду драться, – прорычал Дигальт.
– Я не буду драться с тобой, ибо прав он. Не ровня ты мне сейчас, – сказал Эк, и обернувшись к своим войскам, закричал: – Подождать надлежит, ибо справедливо это…
– Справедливо! – закричали со стены.
– Так это, – поддержали своих врагов защитники крепости.
– Уйдешь, али с нами отдыхать будешь? – спросил Лугт Эка.
– Пойдем, выпьем, – улыбнулся вдруг Дигальт и хлопнул Эка по спине. Тот хмыкнул и прошел внутрь замка.
Остаток вечера, ночь и следующее утро все разговоры в обоих армиях сводились только к будущему поединку.
«Пелеод-андин-дааб! Пелеод-андин-дааб!» – призывал в себе Кин, но маг не отвечал ему. Так продолжалось очень долго, когда, вдруг, голос раздался в его голове: «Оставь это! Надлежит сему быть! Не остановлю, ибо Острое перо это!» Услышав эти слова, Кин внезапно осознал, что он больше никем не командует; что от него больше ничего не зависит, и весь он втянут в водоворот, который несет его уже со своей силой, а сила Кина для водоворота этого – лишь сила щепки.
Не то испытывал Эк, когда сидел в просторной зале замка у россыпи рочиропсов и уминал свежий хлеб и вяленное мясо, в котором никто бы и никогда не разгадал срез с ноги убитого холкуна.
– Вы не плохо проживаете осаду, – хмыкнул он, отирая усы, а после руку о свою грудь.
– Это наша земля, а потому она кормит нас, но не вас, – сказал ему Лугт.
– То и моя земля, старик, или как ты там себя называл… боор, – Эк хохотнул. – Глупее и выдумать нельзя. Поднял гниль из могил. – Он презрительно сморщился.
– Отчего же, гниль? – проговорил Лугт. – То наше прошлое.
– Более всего ненавижу я его и стыжусь, – срыгнул Эк.
– Знал ли ты его?
– Счастье мне, нет. Наслышан о нем.
– О чем же наслышан?
– О том, какими были наши предки. Лучше бы не вылезали из своих нор, да не портили Владию. Срам один при них был. – Эк замолчал, усиленно водя пальцем во рту.
– Продолжай, – усмехнулся Лугт.
– Нечего продолжать, – отрезал он и сплюнул. – Тот, кому служу я, справедливо говорит: не для нас Владия. Ее хранить надобно от нас, ибо дики мы еще, и не мыслим, что делать с этой землей. Потому боги и покинули нас в Деснице Владыки, а Сероземье стало могилой нам.
– Коли так все, отчего же не избили нас они? – спросил Лугт.
– То и я спрашивал, – наконец-то заинтересовался разговором и Эк. Он нахмурился. – Говорил про то Кин мне пространно, да только не понял его хорошо я. – Он постучал себе по голове. – Пощадили, сказал мне, а зачем, не сказал.
– То-то и оно, что незачем это, коли все по-ихнему понимать, – заговорил Лугт. – Мы и впрямь недостойны Владии, но не потому, что очерняли ее, а потому что не охранили ее, и отдали оридонцам. Что же до нор да дикости, то Боорбрезд не есть нора…
– Его оридонцы построили… давно, – пожал плечами Эк.
Лугт открыл рот от изумления и замер, не в силах справиться с беспомощностью перед столь гигантской ложью.
– Не так это, – выдавил он.
– Так все, – сказал Эк, – в лиамигах, письменах оридонских есть об этом. А посему я с вами говорить далее не буду. Дики вы. Я, хотя и воин, но при Кине много прозрел.
– Какая в том разница нам, кто да что построил, кто да что устроил, – вставил свое слово Дигальт. – Не значимо это сейчас…
– Значимо! – взревел вдруг Лугт и ударил по столу так, что он хрустнул своими заиндевелыми от холода деревянными суставами. – Значимо то, ибо без корней своих не удержимся во Владии, даже ежели и победим их. Как дерево не держится без корней, так и мы не сможем. Вас приучили презирать прошлое свое. Ваше незнание ложью заменили, да только сказали, что знание это высочайшее. Кабы не строил я сам Боорбрездские стены, может бы и я усомнился…
– Оридонское это, – сказал Эк.
– Нет! Коли так, чего же я строил там. Али… – Лугт больше был не в силах говорить и с трудом поднялся. Удивительно, но ложь подорвала его силы больше, чем большая луна беспрестанных штурмов осаждающих. – Бросаю вас, но… завтра сама Владия разрешит, кому из вас на ней быть. Знай, брер, кто корнями в свою землю уходит, того она держит, того она кормит, – Лугт поднял кусок мяса и бросил его на стол. – Но тот, кто не чтит ее, кто презирает, того она голодом уморит, – повернулся он к Эку.
Когда Лугт ушел, оба брезда некоторое время сидели молча.
– Кто ты и откуда? – наконец, на правах старшего спросил Эк
Дигальт нехотя отвечал, а потом и сам задал точно такой же вопрос Эку. Они и сами не узнали, когда их перебрасывание словами перешло в разговор, который бывает только между теми, кто знает, что завтра одного из них не станет. Тогда открываются все тайны и все чаяния.
Оба были удивлены, насколько одинаковыми оказались их судьбы.
Рассвет, хмурый, с трудом пробивавшийся сквозь густую небесную поросль снежных зарослей-туч, застал их сидящими в прежних позах.
– Явитесь нам! – закричали со стен. – Эй, Эк, не предал ли?
– Нет, – высунувшись в проем окна, крикнул им Эк. Ему ответили дружным ревом. – Пойдем. Пора уж, – обернулся он к Дигальту. – Убью тебя…
Когда оба брезда показались на виду у двух армий, то были встречены ревом и размахиванием знамен.
– Кин, – неожиданно выпалил Эк, – Кин здесь. – Он во все глаза смотрел на четверых щитоносцев, на щитах которых красовалась желтая девятиконечная звезда – знак рагбара. Кин смотрел на Эка хмуро, но кивнул на его приветственный жест.
– Сойдите вниз. Удобнее здесь, так рагбар-диг велит, – подбежал к опустившейся лестнице слуга оридонца. – Не будешь ты убит, – обратился он Дигальту.
Брезды спустились на площадку, с которой при их появлении начали убирать околевшие трупы, примерзшие друг к другу вытекшей кровью и вывалившимися внутренностями.
– Люблю мороз, – вдохнул глубоко брер, – нет смрада, привычного сражению.
– Верно, – сказал Эк и в голосе его больше не слышалось ярости и ненависти.
Дигальт совершенно не был прельщен дружелюбием врага, ибо хладнокровный враг опаснее разгоряченного. Знал про то и Эк.
Оба они изготовились.
Дигальт поднял голову и пострел вверх. Лугт, как и обещал, не вышел к ним. Тогда брер опустил лицо долу и слегка потер ногой промерзшую землю. «Коли правду говорил», – подумалось ему, и он обратился к земле: – «то помоги же мне, Владия!»
– Держи же, – вывел его из задумчивости Эк и обрушил на него удар топором.
Дигальт без труда направил его мощь в другую сторону, и тут же сделал колющий выпад, отбитый локтем брезда. Они смахнулись правыми руками, оттолкнули друг друга и снова изготовились.
Теперь первым напал брер, но его удар также ушел в сторону. Был он, впрочем, несильным, и Эк заметил это, бережет силы.
Еще несколько осторожных выпадов, и все вмиг изменилось, едва рука Эка дотянулась до скулы Дигальта и впечатала в нее удар. Брер дернулся и его рука когтями прошлась по щеке Эка. Оба в ту же секунду вспыхнули, а войска взревели, ибо битва наконец-то пошла не на шутку.
Топор и бердыш мелькали с быстротой, какой никогда бы нельзя было отнести на счет столь тяжелых орудий. Их не было нигде, и они были везде. Куда бы ни били противники, везде натыкались они на парирующие удары друг друга.
В конце концов, Дигальт изловчился и поранил Эка, отсеча ему два пальца на левой руке, но брезд словно бы и не заметил этого. Его глаза становились все более и более осовелыми. В них сочетался лед холодного расчета и пламя жажды крови, бурный поток бешенства и твердь решимости победить.
Несмотря на холод с обоих противников пот лил ручьем. Вот первое оружие их оказалось разломанным в топорищах. Отбросив его, они получили по новому, такому же, и снова бросились друг на друга.
Если Эк после удара и раны стал более собранным, то Дигальта это ранение воодушевило, и он тут же поплатился за свою самонадеянность. Топор Эка лишь небольшим кончиком коснулся шлема врага, но смял его и едва не сорвал с головы. Привязь шлема дернулась с такой силой, что часть уха Дигальта вырвало. Кровь залила его шею. Лицо брера скривилось от злобы.
Никогда еще не видели стены Эсдоларга такого жаркого и, в то же время, расчетливого боя.
Долгое время удары не приносили никакого результата, но Эк, вдруг, пригнулся и отпустил топор. Удар бердыша Дигальта пришелся на вязкую оборону, потонул в ней и потянул брезда инерцией за собой. В это время Эк вынырнул из-под руки Дигальта и ударил его в челюсть. Брер захрипел и отлетел в сторону. Эк тут же подхватил топор и обрушил его на поднимающегося врага. Дигальт с трудом сумел увернуться, но удар пришел по его руке. Она повисла бесполезной плетью.
Оридонская армия взревела.
Держа бердыш в одной руке и, иной раз, придерживая его коленом, Дигальт отразил два удара, но третьим был снова повален. Теперь топор огрел его по спине, сорвав с нее часть кольчуги, которая повисла на брезде безвольной тряпицей.
Лицо Эка было неподвижным. Глаза его были холодны. Он делал то, что умел лучше всего – он убивал. Краем глаза он заметил, что Кин улыбается, глядя на него. Это воодушевило брезда.
Еще удар и второй бердыш в руке Дигальта развалился на две части.
– Дайте ему оружие! – заревел Эк. – Дайте, ибо это есть его надежда. Пусть надеется. Еще немного надежды. Скорее… – И тихо добавил: – Пока еще хочу убить его… – Он не заметил, как улыбка коснулась края губ Дигальта.
Удар, и бердыш отлетел в сторону. Дигальт упал на спину, но поднялся и бросился бежать.
– Беги! Беги же!.. – орал Эк. Он размахнулся и метнул топор в спину врага.
Вдруг Дигальт развернулся и ухватил топор обеими руками. Мгновение, и он бросился на Эка, но и тот был опытным воином, отскочил в сторону, хотя и пребывал в изумлении, и в руках его тут же оказался тяжелый бердыш, поднятый с земли.
Удары посыпались на Эка градом. Он с трудом отбивал их, поводя по сторонам тяжелым оружием.
– Никогда не умел им драться? – дыхнул ему в лицо паром Дигальт и улыбнулся. Эк побледнел.
Он понял. Он не мог просить оружия: привычного ему топора. Не мог, потому что это оружие еще не поломано. Поняв это, брезд тут же начал подставлять его под удары топора Дигальта. Но тот бил большей частью кратко, а не наотмашь и рукоятка бердыша без труда держала удар.
Дигальт занес топор, но не ударил, а присел и пихнул Эка ногой в живот. Удар был несильным, но вывел врага из равновесия. Дигальт, заворачивая тело, быстро свел ноги и страшный удар обрушился на бедро Эка. Оно хрустнуло, и враг рухнул набок.
Еще два удара и тяжелый бердыш отлетел в сторону.
– Дайте ему оружие! – закричал Дигальт. – Дайте ему надежду!
Топор полетел в сторону брера. Он подхватил его и подал Эку. Но тот смотрел на него прямым взглядом. На его искривленных губах играла полу усмешка полу презрение.
– Кого ненавидишь? – спросил у него шепотом Дигальт. – Себя, али меня?
Неожиданно брер получил сильнейший удар наотмашь и повалился снопом на землю. Кровь хлестала из его носа и разодранной брови. Отфыркиваясь, он стал подниматься на ноги и вздрогнул, ибо в грудь его воткнулся топор. Он рухнул на колени, задыхаясь и кашляя кровью.
Армии затаили дыхание, не зная, кому же принадлежит победа.
Дигальт захрипел и с трудом поднялся на ноги. Он пошел к поднимавшемуся Эку и повалился на него всей своей тушей. Никто не увидел двух их последних движений: Эк загнал топор глубже в грудь Дигальта, а последний навалился на поваленного и медленно вдавил острие топора ему в горло. Кровь заклокотала в горле Эка и голова стала медленно срезаться с шеи. Его борода быстро намокла от крови, приняв в себя и лицо умиравшего Дигальта. Эк слишком поздно понял, что хочет сделать враг. Он видел лишь свой топор и боролся за жизнь. Эк не мог подумать, что Дигальт пришел к нему умирать. Когда же понимание пришло, руки Эка могли лишь беспомощно обнимать врага.
Трупы замерли в объятиях друг друга, и это угнетающее зрелище поразило тысячи воинов с обеих сторон.
– Вперед! – плеткой ударило в кристально чистом воздухе эсдоларгской долины. Кин был единственным, на кого смерть Эка не произвела должного впечатления. Оридонская армия устремилась вперед. Из-за стены к крепости тащили лестницы.
Лугт смотрел на трупы Эка и Дигальта из-за шкуры, накинутой на пробитую брешь в стене замка. Он был хмур, ибо видел, когда и как Дигальт ошибся. Вскоре, впрочем, лицо его просветлело.
– Не будет спасения, – произнес он сам для себя, – а значит и ошибиться нельзя.
Штурмующие не знали, что в тот момент, когда они взбирались на стены Эсдоларгской скалы-замка, по их лагерю со стороны Грозного перевала ударили полторы тысячи пиратских воинов.
Раненые и небольшой гарнизон, оставленный в лагере, не сокрытом от атаки ничем, не могли оказать должного сопротивления нападающим. Подобно холодному морскому шторму волны пиратов сметали все со своего пути.
– Не оставляйте никого! – орал во всю мощь своих легких предводитель пиратов Нагдин Рыбак, носивший теперь прозвище Морской скороход. – Убивайте всех!
Со всех сторон доносились крики добиваемых раненных, но Скороход уже смотрел вперед. Перед собой он видел тыл наступающей армии.
– Убивайте их, – приказал он лучникам, указав на бегущих прочь уцелевших воинов. Стрелы быстро настигли их и, повалив, сокрыли в снежном насте.
Вдруг что-то большое и темное промелькнуло над головой Нагдина. Он быстро обернулся и увидел лишь вскинутые ноги воина, отброшенного далеко в сторону. Еще около десятка пиратов подлетели вверх так, словно обрели крылья.
– Лучники! – закричали откуда-то сбоку, но крик этот заглушил оглушительный взрыв, который раскидал почти все войско Нагдина, убив многих воинов ударом о скальную стену.
– Спасайтесь! – возопили оставшиеся.
Над снежным настом стало подниматься нечто огромное. Оно увеличивалось до тех пор, пока не стало походить на замковую башню. Нагдин в ужасе пятился, не зная, что делать. Вокруг него лежали, либо трупы, либо корчившиеся от боли, оглушенные и залитые кровью воины. Сам он не замечал, как из его ушей текла кровь.
– Анегарах… монад, – громыхнуло над долиной.
Тысячи тел воинов поднялись в воздух и стали медленно раскручиваться в ужасающем живом смерче.
– Греенарда рохр аг, – изрыгнуло башнеобразное чудовище, и скалы, окаймлявшие долину, задрожали в страхе, раздваиваясь и разламываясь надвое. – Теенор! Теенор мих уное!
Громогласность черного чудовища, будто морской штормовой вал разбилась о последние звуки, сорвавшиеся будто бы с небес. Они опали в долину, примяв смерч к земле. Тела воинов, живых и мертвых, врывались в снежную плоть, поднимая снопы белых искр. Руки и ноги мелькали среди этих белесых туч.
Гигантская чернота подле Нагдина завертелась и направилась к Грозному перевалу. Морской скороход с трудом совладал с вывихнутой левой рукой, правая оказалась сломана, и отер снежинки с глаз.
Он увидел Эцаних-гела, красного мага, который стоял на вершине одной из скал, воздев руки к небу.
Ослепительная вспышка появилась над головой башнеобразного чудовища и тонкой струей понеслась в сторону красного мага. Между рук последнего тоже возник слепящий шар, рванувшийся по направлению к струе черного мага. Долина вздрогнула от удара, и там где разнеслись снопы искр от него, снег растаял и потек бурными ручьями.
Черный маг снова сотворил ослепительную вспышку, но она была уже не такой как прежде, ибо струя от нее пошла в сторону красного мага тяжелой поступью необоримой мощи. На ее пути встала не меньшая сила.
На этот раз взрыва не было, но высоко в небесах возник громадный круг, внутри которого вращались красные, белые, черные и синие круги. Они крутились все быстрее и быстрее.
В мгновение ока воздух прогрелся так, словно пришло лето, а тучи, подобно испуганным овцам при виде волка, разбежались по сторонам, открыв взорам обомлевших воинов сиреневое от напряжения небо, на котором плавились звезды.
– Эминосох арргара тонх! – гремело со стороны черного мага.
– Неботоора сафра! – отвечал ему красный маг.
Нагдин медленно приходил в себя. Внезапно он ощутил, что проваливается глубоко вниз.
– Гур! – крик был тихим, заглушаемый гулом борьбы магов.
Морской скороход увидел лицо своего помощника Некраса. Он смотрел на него словно сверху. Нагдин огляделся и нашел себя провалившимся в снежный колодец. – Руку, гур! Скорее…
Когда Нагдин выбрался наверх, его взору предстала величественная картина. Снег, нанесенный в долину лавинами, проседал ступенями и плавился.
– К скале, гур! – дернул его за вывихнутую руку мальчик. От боли сознание Скорохода помутилось. Они бросились к горам, на каждом шагу проваливаясь в снег по пояс.
Бурные потоки воды низвергались с вершины снежных наносов.
Битвы магов видели не только пираты, но и Кин, не ожидавший подобного. Ему уже донесли об ударе в спину.
– Вперед! Вперед! – заорал Хмурый. – В замок. Пробейте дорогу! Все… вперед!
Оридонское войско бросилось в атаку и неимоверным напором продавило оборону защитников. Небеса гремели и, казалось, закручивались в кружение разноцветного хоровода.
– Ригу, иди вместе с холкунами и закрой проход с южной стороны. Не пропускайте их. Раненных поднять выше. Пикинеры, наверх, – командовал Лугт. – Перенести… – Он не договорил, заметив в проеме окна окаменевшую фигуру отвея. Сперва ему показалось, что Рюйю был убит – смерть часто застает свои жертвы в неестественных позах.
Но вот голова Рюйю повернулась, и в ту же секунду тело его сдуло из проема. Оно мелькнуло черной тенью в углу залы и пропало.
Лугт увидел нескольких холкунов в оридонских доспехах, которые ворвались в одну из зал и бросились на раненых. В два прыжка брезд оказался подле них и отогнал прочь. Завидев его, враги скрылись в коридорчике.
Лугт понял, что теперь битва будет идти по одному ей самой видимому высшему смыслу. Уже больше невозможно было руководить ей. По крайней мере здесь, на втором этаже замка. Он поднял раненых и стал переносить их выше.
– Помогите мне. Скорее… Рюйю, что тебе…
– Идти… идти со мной! – отвей был необычайно взволнован. Он даже дрожал. Позади него стояли еще несколько отвейев. – Помочь… ты помочь…
– Я не могу…
– Нет… не говорить… помочь… победа… победа… помочь… – не унимался паукообразный лучник.
– Я дам тебе воина…
– Нет… ты… брезд… помочь… победа…
Лугт и сам не понял, что в глазах Рюйю заставило его последовать за ним. К его удивлению, ему вручили в руки бревно и стали гнать наверх. Шраморукий мчался по лестницам во весь дух, не чуя под собой ступеней. Сердце заходилось от натуги.
Когда они выскочили на самый верхний этаж замка и оказались на Зверином клыке, брезд едва держался на ногах. Буйство ветра, который подняли маги едва не смело его с выступа.
– Толкать… толькать… – Рюйю бесновался. Он словно обезумел. Указывал то на бревно, то на выступ.
Наконец, Лугт понял, что от него хотят. Он выставил бревно далеко за выступ и навалился на него всем телом.
Один из отвеев вытащил из-под плаща замотанный в грязную тряпицу зеленый каменный колчан, из которого извлек всего три стрелы. Они переливались зеленовато-серебристым светом и слегка дымились на морозном еще воздухе.
– Они бегут! – вбежал в залу и пал на пол Ригу. – Бегут!
Лугт вытянул голову и увидел, как небольшое воинство во главе с Кином уходило в сторону Меч-горы. Снег там еще не растаял.
Рюйю взобрался на бревно. Трое других отвеев последовали за ним и обхватили один его, а двое того, который держал Рюйю.
Шепча молитвы, отвей натянул свой лук и замер.
Лугт не понимал, что происходит, но чувствовал, как силы покидают его.
Первая стрела сорвалась с тетивы и пропала в беснующемся небосводе. За ней тут же последовали две другие.
Род Людомергов
Анитра открыла глаза и сразу же зажмурилась. Тусклое свечение рочиропса было настолько ярким для ее очей, что слезы потекли у нее по вискам. Застонав, с трудом она перевернулась на другой бок, и тут только наткнулась на странное препятствие. Рука ее скользнула по чему-то гладкому и теплому. Девушка открыла глаза и невольно вздрогнула.
Она лежала на настиле, составленном из небольших вязанок пахучей травы, кои поддерживались по бокам изумительной красоты костями, отполированными и покрытыми резной мозаикой.
Сначала девушке показалось, что ее готовится заглотить огромных размеров животное, и уже взяло ее между своих клыков, но когда до слуха ее донесся нежный голос, который пел недалеко от нее, Анитра отогнала прочь страх и осмысленно гляделась.
Она лежала в небольшой пещерке ровно рассвеченной кристаллами. Их мягкий свет делал грубые очертания каменных стен мягче.
Девушка попыталась подняться, но ощутила такую боль в голове, что вскрикнула и повалилась на спину.
– Холбра, – вбежала в пещеру девушка-реотвийка, совсем еще ребенок.
– Где я, скажи? – прошептала Анитра.
– Ты должна спать, холбра. Тебе нельзя открывать глаза, пока Кугун не скроется за острым боком Полой горы.
– Ночь? – поняла жрица. – Сейчас ночь?
– Да, холбра. Ночь такая темная, что даже и Владыка не открыл своего ока. Плохая ночь. Везде плохая, – вздохнула девушка.
Анитру, вдруг, словно облили холодной водой. Она задохнулась от того, что память напомнила ей прошлые дни.
– Помоги мне подняться, – потребовала она.
– Холбра…
– Лоова?
– Нет.
– Где Лоова?
– Она сбежала.
– Помоги мне встать, девочка, – вдруг грубо приказа жрица, вспомнив о своем положении.
– Я… да… – Реотвийка подбежала к девушке и, незаметно вынув из кармана трубочку, зажала ее между губами.
Не успела Анитра подняться, как в пешеру вошли две людомары. Они были вооружены луками. На поясах висели охотничьи ножи.
– Придите ко мне, – позвала их Анитра и протянула руки. Людомары переглянулись, но подошли. – Куда он ушел?
– Куда ты указала ему, – еле слышно отвечала одна из охотниц.
– Я? Я указала?
– Холбра, ты сама направила его и всех… туда… – вмешалась девочка-реотвийка. Было заметно, что ей наскучило сидеть подле спящей, и она непрочь поболтать.
– Куда? Куда же, говорите!?
– Я не знаю. Не помню. То слово было сложным, – поразила ее своим ответом девочка, и вопросительно взглянула на охотниц. Те также пожали плечами.
– Кто был подле меня?
– Птицелов был, – нахмурилась девочка, припоминая. – По-моему, он был. Да.
– Призываю его. Призываю! Где он? Птицелов!
Прошло некоторое время и в пещере, словно из ниоткуда, появился престарелый людомар. Он склонил голову перед жрицей.
– Куда? – только и выдавила она из себя. Долгое стояние истощило ее.
– Эсдоларг, – отвечал старик.
***
– Я чувствую их повсюду, Возрожденный. – Стоявший перед Сыном Прыгуна высокий даже по меркам людомаров охотник поморщился. Иисеп, остановившийся подле него, глухо зарычал. – Тихостоп, слышишь ли их? – обернулся воин себе за спину.
– Нет. Я слышу тишь, – отвечал Тихостоп. Он был такой же долговязый, как и его брат Легкостоп, но от этого не менее его ловкий и пружинистый. Оба они походили один на другого, как две капли воды. Ступни у обоих охотников были необычайно длинны.
Вдали залилась трелями пичужка, обитавшая в этих краях. Лишь последняя трель, птице не свойственная, заставила всех людомаров повернуться на звук и быстро помчаться в ту сторону.
Из чащи им навстречу вышел воин-людомар с необычайно квадратным для своего народа лицом, пересеченным двумя шрамами. Его звали Уходящий. Благодаря своей малой похожести на людомара, он взял за привычку часто бывать в смердящих ямах холкунов и приносил людомарам свежие новости о том, что происходило на Синих Равнинах. Сейчас Уходящий вел людомарское войско к городу, выкрикнутому Анитрой.
– Там, – он указал рукой себе за спину.
– Утроба Зверобога, никогда не видел такого! – произнес кто-то из четырех сотен охотников, шедших вместе с Сыном Прыгуна.
Перед ними расстилалась широкая просека не менее, чем в триста шагов, сплошь изрытая глубокими витиеватыми канавами. Подобно громадным телегам, нечто проехало через Чернолесье и затерялось далеко на юге.
– О-о! Ар-р! – рычали людомары, зажимая носы. От тропы нестерпимо воняло глухолесской нечистью. Иисепы, сопровождавшие их, также воротили морды и ощетинивали короткие усы.
– Щитодар, вернись, – закричали справа от Сына Прыгуна.
Все увидели, как один из людомарских воинов, закинув за спину круглый щит, усеяный шипами ааги, спрыгнул с дерева и умело съехал по влажной глине в одну из канав, оставленных чудовищами. Прочем, он тут же выбрался из нее и скрылся в другой.
– Кто это? – спросил Сын Прыгуна у Легкостопа.
– Щитодар сын Листоеда. Отчаяный охотник. Недолго ему так ходить. Зверобог не прощает глупости, а он глуп, – отвечал тот.
– Да, он неосторожен. Молод ли?
– Никто не знает. Он пришел на зов Светлого, и сам назвался. Что прикажешь нам?
– Уходящий, – позвал Сын Прыгуна, – куда пошли они?
– Не знаю, Возрожденный, но нам по пути. Эсдоларг там же.
Легкостоп и Сын Прыгуна переглянулись.
– Поторопимся, – понял своего предводителя Легкостоп.
Людомары бросились бежать по кромке Чернолесья и тропы, протоптанной нечистью.
Тем временем, лицо Щитодара появилось из-под земли. Перепачканный грязью, он вылез наверх, широко улыбаясь.
– Я нашел тебя, – прорычал он и помчался в другую сторону, туда, откуда восходило тусклое зимнее солнце.
***
Холведская гряда неприветливо встречала нежданных гостей. Если Чернолесье дыханием своим согревало само себя, то у каменных исполинов, которые появились на горизонте, проступив из-за сизой дымки облаков, воздух был кристально чист и морозен.
– Земли Увядания, – перешептывались людомары-воины, с опаской поглядывая на представшую их взорам картину запустения.
Просека взбиралась вверх по лесистому холму, который предворял собой гряду, и терялась в тесном ущелье.
– Верхоход, – позвал Легкостоп. К нему приблизился воин небольшого роста и хрупкого телосложения. Он склонил голову перед Сыном Прыгуна:
– Возрожденный.
– Проберись в то ущелье, – сказал ему Сын Прыгуна. – Нет ли их там, погляди.
Верхоход молча кивнул и, вдруг, прыгнул так, что вмиг оказался на вершине свидиги.
– Легкостоп, – подошел к брату Тихостоп, – Щитодар пропал. Его нет с нами.
– Оставь его, – отмахнулся Легкостоп, – нам не было в нем надобности. Коли оставил нас, то и быть посему.
Сын Прыгуна с трудом осваивался среди своего народа. Прошло всего несколько дней с тех пор, как он открыл глаза и по-новому взглянул на мир, растеливший перед ним свои просторы.
Первым он увидел изможденное почерневшее и, словно бы ссохшееся лицо Анитры. Она сидела неподвижно, держа его на своих коленях. Ее тело мелко дрожало, веки еле заметно трепетали, а губы шевелились, словно бы она шептала нечто такое, что было слышимо только ей.
Когда Сын Прыгуна впервые втянул в себя густой запахами воздух подземных лесов, ему показалось, что внутри него разорвались все внутренности. Боль нестерпимо жгла его, и людомар застонал.
Анитра не пошевелилась, однако ее руки ослабли, и тяжелая ноша, коей был Сын Прыгуна, стала медленно сползать вниз. Откуда-то сбоку к нему подскочили несколько воинов и тут же подхватили на руки.
– Возрожденный, – почтительно проговорили они и понесли его прочь от Анитры.
С величайшим трудом повернув голову, он увидел, как девушка повалилась на бок и упала в мягкие руки людомар, бросившихся к ней. Ее тело забилось в конвульсиях, а с губ срывались отрывистые крики.
Несколько дней Сын Прыгуна пролежал в пещере. Его ложе было обложено камнями силы. Он чувствовал холодок и тепло, исходящие от них. Его тело впитывало жизненную силу тепла и смертоносную мощь холода. Старые воины, охранявшиеся его денно и нощно, пели священные гимны, о которых Сын Прыгуна слышал от отца, но впервые их слова влились ему в уши.
В одну из ночей в его пещеру вошли две людомары. Они подошли к его ложу и сели подле.
– Возрожденный, – сказала одна из них, – Нареченная проникла в земли Зверобога и узрела нечто, о чем мы хотим спросить тебя. Она сказала: «Эсдоларгиди» Она и сейчас говорит это. Много говорит, но только это повторяет.
В этот момент в пещеру вбежала хрупкая девочка:
– Она еще сказала, сестры. Она сказала: «Последняя битва». – Донеся слова Анитры, девчушка тут же выбежала вон.
Старые воины переглянулись. Сын Прыгуна поднялся на ноги и уж более не знал отдыха. «Эсдоларг. Иди!», крутились в его сознании слова Анитры.
