Дмитрий Шерстенников
МутаХамис
Николай, понимая, как русский человек, что забор не может быть без дырок, немного обойдя, проник на огороженную территорию раскопок. Не чувствуя за собой вины за проникновение внутрь забора, как не видел бы вины за перелезание дерева, лежащего поперек лесной тропинки, Николай двинулся в направлении к ближайшему человеку в панаме, который держал в руках какой-то белый прибор.
Ничто под ногами и вокруг не напоминало археологические раскопки, видно, от Авариса осталось немного, но Николай чувствовал себя почти счастливым – увлечение опять завладело им. Здесь за забором чудесные ответы на загадку гиксосов казались возможными в отличие от равнодушно занятого бытовыми делами окружающего мира. Припекало солнце. Человек в панаме, наконец, увидел приближающегося Николая, остановился и молча смотрел на него. Николай приветливо помахал ему рукой. Человек помахал в ответ и строго крикнул что-то по-немецки, что заканчивалось на «нихьт». Николай широко ему улыбнулся. Человек достал свисток и засвистел.
В маршрутке Николай уже не стеснялся касаться соседей коленями. После бега от охранников, прибежавших на свист немецкого археолога, и двухчасового ожидания под солнцем маршрутки в обратную сторону, измученный Николай заснул на плече соседа. Он проснулся от хлопка двери водителя, когда маршрутка остановилась у бензоколонки. Все пассажиры терпеливо ждали. В тишине в открытое окно подул слабый ветер, негромко зашумела рощица высоких пальм. Николай вдруг с удовольствием вспомнил о том, что уже скоро будет в России.
В Танту Николай вернулся уже затемно. Сладкая ностальгическая тоска не оставляла его, он отправился гулять по вечернему городу. На улицах было людно, холодно, грязно. Вдруг все органы чувств Николая восстали против окружающей уличной суеты:
Слуху стало нестерпимо слышать резкие гудки и грубые звуки чужой речи. Обоняние восставало против разлитых в холодным воздухе неродных запахов дыма и специй.
Взгляду стало невыносимо от многолюдья чуждых типажей: смуглых усатых мужиков в пиджаках, надетых поверх свитеров или в длинных арабских "ночных рубахах", толстых теток в платках и длинных покрывалах, девушек в платках, в джинсах, прикрытых цветастыми халатиками, смуглых пареньков в ярких спортивных куртках с будто мокрыми от лака волосами в обтягивающих брючках.
Этот мир стал окончательно чужим и скучным, Николаю остро захотелось скорей в Россию – поцеловать дочку, прижаться в постели к жене, выпить мужиками под рябиной.
Рейс был самый обычный, аэрофлотовский. Абубакр потерял к гостю президента интерес и не провожал его. Слушая, как заводятся двигатели, Николай понимал, что все мечты его кончены, но это его не расстраивало: он устал от Египта, со всеми его древностями и хотел только скорее возвратиться домой. Он как раз поборол закладывание ушей при взлете, как вдруг где-то в хвосте самолета оглушительно грохнуло. Самолет дернуло, словно кто-то большой ударил кулаком его по хвосту. В лицо, в уши ударила воздушная волна. Всё изменилось за секунду: Николая вместе с креслом крутануло, дёрнуло, вдруг открылось ослепительно голубое небо вокруг и только где-то далеко внизу белела маленькая пустыня. Он ожидал, что сейчас какой-то завершающий удар добьет его, но удара всё не было, он был жив и в потоке свистящего ледяного воздуха в быстро крутящемся кресле падал вниз. Неужели, так и будет крутить, воздух будет оглушать – и так до самого конца, не давая сосредоточиться, подумать о чем-то важном? Кажется, не до важного – сначала надо перестать вращаться, но улаживать дела с вращением перед верной смертью, как-то недостойно. Его оторвало от кресла, оно куда-то унеслось – вращать стало меньше. Николай одиноко и свободно падал с ясного голубого неба в белую пустыню. К рёву воздуха он привык и стал всматриваться в уже различимые подробности в пустыне внизу. Не пирамиды, не Каир – лишь какие-то маленькие хутора, соединенные дорогами, по которым ехали крохотные машинки. Ещё ему показалось, что вдалеке мелькнула черная лента Нила. Поселок внизу стал стремительно приближаться, стало страшно будущей невообразимой боли, тут его опять начало вращать, не давая подготовиться к смерти…
КОНЕЦ
