Дмитрий Сафонов
Сокровище
35
Митя огляделся: известных ему ориентиров было не так много. О чем он честно сообщил.
– Не знаю. Тут – здание. Красное. Университет. Еще – набережная. Наверное, это Нева, хотя я уже ни в чем не уверен. Короче, не знаю, где я. А где ты?
– Ты фотографировал письмо на смартфон. Ты стер снимок?
– Конечно, нет. Не хотел обижать Суворочку.
– Тогда слушай меня внимательно, – сказала Марина, и по ее голосу Митя понял, что она – жива, здорова и пребывает в неплохом настроении. – Возьми такси и поезжай по адресу: улица Кирочная, дом сорок три. Ты понял? У тебя есть деньги?
Митя попытался вспомнить размер бултыхавшейся в карманах наличности.
– Деньги есть. Осталось убедить таксиста, что их хватит. А что там, на Кирочной, сорок три?
– Увидишь! – ответила Марина и повесила трубку.
Митя убрал телефон в карман и поднял руку. Почти сразу перед ним остановилась машина. Митя честно сообщил водителю о невеликом размере оборотных капиталов и, получив утвердительный кивок, сел на переднее сиденье.
Он не обратил внимания, как следом от гранитного поребрика отвалил серебристый «Мерседес» с людьми Виноградова и «сел на хвост».
– Поезжай за ним! – сказал Ковалев водителю. – Не теряй из виду.
36
Сильвер сидел за столом. Водка и запотевший графинчик были те же самые. Но сегодня он закусывал жюльенчиком из белых грибов. Горячая формочка, ручка, обмотанная бумажной салфеткой, коричневая сырная корочка над грибами.
– А когда включили свет, этого кренделя уже не было, – пожаловался громила.
И получил в ответ поднятую бровь и колючий взгляд. От этого взгляда хотелось убежать; на худой конец, залезть под стол.
– Мы – туда, сюда, а по ходу – никуда. Быстро бегает, зараза, – попытался придти на помощь товарищу второй громила.
Сильвер выпил и постучал миниатюрной ложечкой по сырной крышке, наслаждаясь звуком. Потом – взломал ее и закусил.
– По порядку. Документ пропал. И девушка – тоже?
– Я о чем и говорю, – закивал первый громила. – А при чем здесь она?
– Профессора, которого убили, – Сильвер говорил медленно; не рассчитывал на быстрое восприятие, – звали Сергей Николаевич Поляков. Эта девушка – его дочь.
– Так она – его дочь? – возопил первый громила и потер стриженую голову.
– Не тупи! – заявил второй, постаравшись придать бесформенному лицу умный вид. – Ну, не сын же!
Сильвер посмотрел на обоих; вместо того, чтобы взорваться, поскрипел протезом: культя чесалась.
– Этот месье Жан, – медленно сказал Сильвер. – Искал документ. А документ ведет к сокровищам. Он – все знает.
Сильвер посмотрел еще раз и убедился: нет, они ничего не понимают. Нужны конкретные указания. Сильвер поднял руку.
– Возьмите записи с камер наблюдения. Переверните город. Найдите его!
Вот это было вполне конкретно. Громилы закивали, потом встали и устремились в подсобку, просматривать записи ресторанных камер.
Сильвер ел жюльен. Кажется, повар хотел сэкономить: смешал белые с шампиньонами. А отчетность показывает, что платили за белые. Двести рублей разницы. Непорядок. Но главное – его начали обманывать. Нужно поскорее наказать. Причем – жестко! Хотя… Время терпит. Есть вещи поважнее шампиньонов.
Сильвер взял мобильный.
– Мне нужен учебник по истории, – сказал он. Разозлился и сорвал салфетку, заткнутую за воротник. – Значит, не один учебник, а все, что есть. И еще – пару толковых ребят, которые не прогуливали школу. И мне это нужно прямо сейчас!
Сильвер положил мобильный и с вожделением посмотрел на запотевший графинчик. Люди глупы. Бесповоротно глупы. Интереснее всего разговаривать с самим собой. Чуть подвыпившим, полупьяным, пьяным и сильно пьяным. Но с сильно пьяным Сильвером опасался разговаривать даже сам Сильвер.
37
Марина стояла на углу Кирочной и Таврической. Любовалась. Несколько шагов в сторону, и перед ней открылось во всем своем великолепии масштабное мозаичное панно «Суворов, пересекающий Альпы».
Все-таки Питер – волшебный город! Как прекрасно жить среди этой красоты! Конечно, разум всегда просил скидку на климат, но душа не давала, – ты только посмотри вокруг! Какая красота!
Послышалось деликатное скрипение тормозов. Марина оглянулась. Из машины такси выбрался Митя.
– Где мы? – спросил он.
– Музей Суворова, – ответила Марина. – Основан в одна тысяча девятисотом году. Кстати, ты знаешь, что Суворов был первым человеком в России, в честь которого персонально возвели музей?
Митя оглядел мощное здание со сторожевой башней и узкими бойницами.
– Это ты так тонко издеваешься? Конечно, не знаю. Один-ноль в твою пользу.
Марина смягчилась; не стоило подчеркивать очевидное неведение брата; москвичу простительно.
– Как твой глаз? – спросила она.
Митя вернул издевку.
– Какой именно тебя интересует? – он помахал указательным пальцем перед лицом; от здорового глаза к подбитому.
Марина рассмеялась.
– Один-один! Нам нужен малый левый зал.
– Зачем нам вообще музей Суворова? Что ты надеешься здесь найти? Суворов умер раньше, чем Павел Первый.
– Откуда такие познания? – удивилась Марина.
– Видел по телевизору.
– Малый левый зал целиком посвящен Суворочке, – объяснила Марина. – Вперед!
Марина и Митя направились ко входу в музей.
Они не замечали серебристого «Мерседеса», стоявшего неподалеку.
38
Внутри музея Суворова, величественного серого здания со светло-коричневой крышей, оказалось множество узких коридоров, заканчивающихся небольшими комнатами.
Марина постучалась в одну из них.
Дверь открыл маленький сухонький старичок с неестественно раздутой талией.
– Добрый день, Пал Палыч!
– Здравствуйте, Мариночка! Сочувствую вашему горю. Извините, не смог придти на похороны Сергея Николаевича, – старичок согнулся и положил руку на поясницу. – Спину прихватило. Вот. В аптеке листовка лежала. Мол, пояс из собачьей шерсти.
– Помогает? – участливо спросила Марина.
– Врут, – отвечал согбенный старичок. – Вы же знаете, как это у нас принято. Если болит маленько – идем к врачам. А коли невмоготу – бежим к бабке-знахарке. Рассудок пасует перед предрассудками.
– Пал Палыч, – с укоризной сказала Марина.
– Не судите строго, Мариночка! До бабки не добежал. А вот листовочку в аптеке зацепил и даже на пояс потратился. Даром, что из собаки, а не помогает, пес!
– Пал Палыч! – объявила Марина. – Нужна ваша помощь.
– Голубушка! – спохватился старичок. – Всегда к вашим услугам. Я ведь – только на спину инвалид. Соображать еще могу. Или вы – невзначай мебель решили перевозить?
– Нет, Пал Палыч, – успокоила Марина. – Мне нужны ваш острый глаз и феноменальная память.
– Ну, коли вы меня таким превосходным образом ангажируете, – расцвел старичок, – постараюсь соответствовать. Располагайте, как хотите! И глазом, и памятью. Лишь бы не подвели.
– У меня есть письмо Суворочки, – сказала Марина.
– Так, так, – старичок закивал. – Подлинность интересует? Где ж оно? Давайте!
– Письмо – в цифровом виде, – Марина показала на Митю.
Митя вышел вперед. Старичок смутился.
– Не силен, Мариночка. А вас как, голубчик, величать?
– Митя.
– Митя. Вот оно что. У меня там, в углу, печатная машина…
– Принтер, – перебил Митя.
– Именно! – подтвердил старичок. – Если совладаете…
– Не сомневайтесь! – заявил Митя.
– Дерзайте, юноша! – Пал Палыч подвел Митю к принтеру.
Митя осмотрел провода, достал смартфон. Склонился, настраивая соединение. Старичок, с затаенной опаской, следил за каждым его движением.
– Пал Палыч! – отвлекла внимание Марина. – Отец часто ходил к вам.
Старичок ненадолго оставил Митю; повернулся к Марине.
– А как же? Навещал. И всегда – с бутылочкой, – звучало, как упрек. – Видите, какой у нас холод?
– Что он смотрел?
– Все, – ответил Пал Палыч. – Все, что не вошло в основную экспозицию. Амбарная книга. Метрики детей. Да! – погладил ноющую поясницу. – Рисунки.
– Суворочка любила рисовать? – ухватилась Марина.
– Ну, как любила? Как многие в то время. Помните, на полях у Пушкина? Перо и чернила. Любила, конечно. Но не умела. Поэтому многие ее рисунки здесь, в запасниках.
– Что там?
– Если честно, – ерунда. Пасторальная тематика. Поля, луга, пригорки, лесок. Домик их, в Фетиньино. Да, точно. Есть такой.
Марина насторожилась.
– Домик? Можно, я взгляну?
– На четвертой полочке, зеленая коробка. Не ошибетесь. Этот рисунок – в рамочке, – старичок отвернулся от Марины и вновь сосредоточился на Мите.
Принтер загудел, поднатужился и выдал целый лист формата А4. Пал Палыч схватил теплую бумагу, водрузил на нос очки.
– Да! Да-да-да! – выпалил он. – Суворочка! Вот этот характерный наклон в букве «Н» и завиток в прописных…
Марина не слушала. Она и так это знала. Подлинность письма не вызывала сомнений.
Марина отошла, открыла зеленую коробку, достала рисунок в рамке. На рисунке, весьма незатейливо, был изображен барский дом.
«За нашим домом в Фетиньино», – так было в письме.
Марина взяла и сделала то, что никому за эти два столетия не приходило в голову: поддела ногтем картонную рамочку и разорвала.
– Мариночка! – вещал Пал Палыч. – Это, вне всяких сомнений, ее рука. Смотрите-ка! Она пишет о странице из дневника Павла Первого…
Марина едва слышала его слова; внутри рамки, за рисунком, лежал сложенный вчетверо листок. Марина вытащила его и спрятала в карман.
Старик смаковал каждый кусочек текста.
– О супруге-то она о своем как… Любила стервеца. Ну, а как не любить? Такой богатырь!
С куриными мозгами, – про себя добавила Марина, а вслух произнесла.
– Спасибо, Пал Палыч! Выздоравливайте! – и, не давая старичку опомниться, ухватила за руку Митю и поспешила к выходу.
39
Марина и Митя снова вышли на Кирочную. В ста метрах от музея стоял серебристый «Мерседес», но брат и сестра не обращали на него внимания.
– Ты знал, что отец вел двойную жизнь? – спросила Марина.
– По-моему, это очевидно. Он ведь не рассказывал тебе, что у него есть такой замечательный сын, который в два счета подключил смартфон к дореволюционному принтеру.
– Ты знал, что он был рыцарем Мальтийского ордена?
Митя пристально посмотрел на Марину.
– Слушай, а где ты была после того, как погас свет? Что с тобой делали? По голове не били?
– Значит, тоже не знал.
Марина достала визитку, набрала номер.
– Я не успела спросить, как вас зовут, – сказала она вместо приветствия.
– Виктор.
– Виктор, – повторила Марина. – Вы далеко уехали?
– Что-то случилось?
– Я нашла страницу из дневника Павла Первого, – Марину переполняла законная гордость. – Это – не просто страница. Она датирована двенадцатым марта одна тысяча восемьсот первого года. Понимаете, что это значит? Это – последняя запись. Император сделал ее за несколько минут до смерти. Возвращайтесь!
Марина нажала «отбой», не дожидаясь ответа. Интересно, какое сейчас лицо у этого Виктора?
Глава вторая
1
Да, вот так и следовало поступить. Утереть ему нос. Заявить «я нашла страницу», но при этом – несколько небрежным тоном; мол, вы старались двести лет, а мне хватило и двух часов.
Марина торжествовала победу. Правда, недолго. Она вдруг сообразила, что слишком рано бросила трубку; сказала «возвращайтесь», а куда – упомянуть забыла. Выглядело забавно. И что теперь делать? Перезвонить? Просто смешно. Но, если не перезвонить, как Виктор узнает, куда…
Мобильный разразился мелодичной трелью.
– Где вы находитесь? – спросил Виктор.
– Кирочная, сорок три, – с наигранным раздражением, будто бы речь шла о чем-то, само собой разумеющемся, ответила Марина. – Мы – перед музеем Суворова.
– Кто это «мы»? – насторожился Виктор.
– Я и мой брат. Митя.
– Хорошо. Оставайтесь на месте.
На этот раз трубку повесил он. А Марина должна была ждать, пока он приедет; безусловно, это смазывало радость открытия, но, в конце-то концов: в заднем кармане джинсов лежал пожелтевший листок бумаги, и на нем, пусть и поблекшими от времени чернилами, зато – твердой рукой самого императора было написано…
– Что там написано? – спросил Митя.
– Одна короткая фраза, – Марина упивалась эксклюзивной причастностью к тайне.
– Какая?
– Боюсь, ты не сможешь ее оценить, не зная подробностей последнего дня жизни Павла Первого.
– Ну, так расскажи.
– Тебе интересно?
– Еще бы!
2
Ковалев ослабил галстук, взглянул на часы.
– Он вышли из музея четыре минуты назад и теперь стоят. Просто разговаривают. Нет, ближе к проезжей части.
Громкая связь была включена, Виноградов все слышал. Скворцов повернулся к нему, ожидая приказа.
– Надо их брать, – распорядился Виноградов.
– Борис Михайлович! – запротестовал Скворцов. – Сейчас – без четверти три. Место людное. Музей наверняка оборудован камерами наблюдения, к тому же – там охрана. Это неразумно.
– Я боюсь, – прошептал Виноградов. – Мы их потеряем.
– Теперь уже нет, – успокоил Скворцов. – Надо еще немного потерпеть. Не то – поломаем всю игру.
Виноградов нахмурился, и Скворцов поспешил объяснить.
– Они разговаривают, стоя у дороги. Значит, кого-то ждут. Возможно, мы получим новый след. Более значительный.
Виноградов вяло кивнул. Скворцов взял мобильный.
– Продолжайте наблюдение! – велел он.
3
Валентин поддел крышку «Кэнона», вытащил флеш-карту и вставил ее в считывающее устройство. На экране монитора появились фотографии, сделанные Виктором в актовом зале.
– Два громилы. Подручные криминального авторитета Сильвера, – опознал Валентин знакомые лица. – Они были в ресторане «Корсар» и потом следили за месье Жаном.
– Этих помню.
Командор кивнул и перевел взгляд на фото молодого человека в сером костюме; перед ним, на парте, стоял открытый ноутбук.
– А он – задавал много вопросов, – сказал Валентин. – Думаю, и ноутбук неспроста. Наверняка вел трансляцию.
Командор нахмурился.
– Выяснили, кто это?
– Пока нет.
– Ну так выясняйте!
– А вот еще двое, – продолжал Валентин. На экране появились двое мужчин: один – большой, с блестящими черными волосами, второй – маленький, желтолицый. – Слушали очень внимательно. Явно интересовались предметом.
– В таком случае, – сказал командор, – вы должны заинтересоваться ими. Проверьте по нашим внутренним базам, если не найдете, свяжитесь с центральным терминалом в Риме.
– Мне потребуется пароль для доступа к защищенной линии, – напомнил Валентин.
– Я никуда не ухожу.
Слова командора прервал звуковой сигнал; в нижнем углу экрана замигала табличка с буквой «V».
– Виктор! – пояснил Валентин.
– Выведите на громкую связь, – приказал командор.
Из колонок послышался голос Виктора.
– Командор! Вы меня слышите?
– Да. В чем дело?
– Страница из дневника Павла Первого нашлась.
– Так быстро? – удивился командор. – Вы – уже… Как называется это место?
– Нет. В Фетиньино ехать не пришлось. Страница здесь, в Санкт-Петербурге.
– Она – у вас? – командор изо всех сил старался не подавать виду, но покатые плечи вдруг налились, и загривок вздыбился.
– Скоро будет у нас, – отвечал Виктор. – Но сначала я бы хотел, чтобы Валентин кое-что проверил. Валентин!
– Слушаю! – отозвался Валентин.
– Войди в городскую систему наблюдения. Мне нужны камеры слежения, установленные на Кирочной, сорок три. Музей Суворова.
Валентин пробежался по клавиатуре.
– Есть! Ого! – Валентин увеличил изображение. – Марина Полякова. И с ней…
– Высокий кудрявый парень с синяком под глазом. Это – Митя, ее брат.
– Откуда ты знаешь? – удивился Валентин.
– Некогда объяснять. Просканируй местность. Все чисто?
Валентин ввел команду, управляющую транслокатором камеры. Повернул ее на пятнадцать градусов и снова увеличил изображение. Программа распознавания лиц выдала совпадение: тот самый молодой человек в сером костюме, что вел трансляцию из актового зала.
– Ты прав, – сказал Валентин. – На «три часа», приблизительно в ста метрах, в серебристом «Мерседесе»…
– Страница у них? – вмешался командор.
– Да, – ответил Виктор.
– Сколько вам ехать?
– Мы будем на месте через полчаса.
– Это – неоправданный риск, – голос командора дрогнул, пальцы сжались в кулаки.
Анна, в течение всего разговора тихо сидевшая в углу, резко встала.
– Я разберусь, – сказала она и, не дожидаясь одобрительного кивка командора, вышла из командного пункта.
4
Марина загадочно улыбнулась, даже не отдавая себе отчета в том, что снова копирует отца. Отец всегда начинал свои лекции именно так. Прозвенел звонок, студенты собрались в лекционном зале; шуршание ног, шорох раскрываемых тетрадей; посторонние звуки постепенно сходят на нет, а отец – стоит с откровенно скучающим видом и смотрит в одну точку. Но вот – наступает полная тишина. Абсолютная. И тогда – отец улыбается. И подмигивает. «Знаете, что я вам сегодня расскажу?».
Студенты никогда не знали. Но отец всегда превосходил их самые смелые ожидания. Его лекции зачастую шли вовсе без перерывов. У него был настоящий дар рассказчика.
– О последнем дне жизни императора написано очень много, – начала Марина издалека.
Митя перебил.
– Я еще не прошел апгрейд. У меня пока небольшой объем оперативной памяти.
– Что? – не поняла Марина.
– Рассказывай самую суть.
– Нет, ты не понял. В этом и заключается суть. Источников – много, но они порой противоречат друг другу.
– И зачем мне вникать в чужие противоречия?
Марина задумалась. Митя был прав. Историк по натуре – дирижер. Историк из тысячи субъективных мнений составляет одну объективную реальность; так же, как дирижер из отдельных голосов музыкальных инструментов строит мощный звуковой фронт; настолько понятный и искренний, что у слушателя не возникает никаких вопросов. Но то – музыка. Она воздействует на сердце. История – взывает к разуму. И в большинстве случаев – тщетно.
Не потому ли люди не извлекают из истории никаких уроков, что не доверяют этому «хору»? Нужен один, зато надежный, рассказчик, – задумалась Марина. – Этакий усредненный Нестор-летописец, пользующийся безграничным авторитетом.
Голос Мити вернул ее к действительности.
– Очень интересно. Не волнуйся, я еще не уснул.
Это был сарказм. С чего же начать? Марина оглянулась на здание музея… Решение пришло неожиданно.
– Суворов! – сказала Марина.
– Опять Суворов?
– Он для тебя – надежный источник?
– Безусловно. Но, как мы уже выяснили, Суворов, по вполне уважительным причинам, не мог видеть, что делал Павел Первый в последний день своей жизни. Потому, что сам уже умер.
– «Безусловно»? Ты сказал – «безусловно». Суворову ты веришь. Но почему?
– Какой ему смысл врать? И вообще, он человек военный.
Марина мысленно усмехнулась. Эх, рассказать бы ему про великого полководца. То, что не проходят в школе. Но это – совсем другая тема.
– А Кутузов? – спросила Марина. – Ему веришь?
Пояснений не требовалось. В Российской истории было много Кутузовых, но все почему-то помнят только повязку на глазу.
– Тот самый Кутузов? – уточнил Митя. – Битва при Бородино?
– Тот самый.
– Ему верю. Он разбил Наполеона.
И снова – неточность.
Стоп! – одернула себя Марина. – Так мы никогда не дойдем до главного.
И начала.
– Одиннадцатого марта одна тысяча восемьсот первого года в столовой Михайловского замка давали ужин на девятнадцать кувертов.
– Кувертов? – переспросил Митя.
– Персон, – упростила Марина. – Во главе стола сидел государь. По левую руку от него сидела императрица, по правую – великий князь Александр. Затем – его супруга, великая княгиня Елизавета…
– Если это важно, давай, я буду записывать, все равно не запомню, – перебил Митя.
– Среди присутствующих был генерал от инфантерии… «Инфантерия» – это пехота, – предвосхитила возможный вопрос Марина. – Михаил Илларионович Кутузов. Он вспоминал, что император был мрачен. Ужин продолжался два часа и закончился в десять вечера.
– Люди не торопились. И объедались после шести.
– Не объедались. Столовая Михайловского замка – это не «МакДональдс». И да, они никуда не торопились. Вели светские беседы. Но Павел – молчал. После ужина все, как обычно, вышли в смежное помещение, чтобы пожелать императору доброй ночи. Однако в тот вечер он, вместо ответного приветствия, ограничился словами. «Чему быть, того не миновать».
– Загадочно!
– Первый звонок. Потом он уединился с Кутузовым, и они беседовали еще час.
– О чем?
– О чем беседуют с генералом? О боеготовности армии. Но в ходе беседы Павел, не переставая слушать Кутузова, посмотрелся в зеркало. Оно было с изъяном. Император сказал: «Посмотрите, какое смешное зеркало! Я вижу себя в нем с шеей на сторону».
– И что?
– Его задушили, – глухо сказала Марина. – Шарфом. Свернули голову.
– Однако!
– Это – второй звонок.
– Неужели был и третий?
– Да. Прощаясь с Кутузовым, Павел Первый усмехнулся и сказал. «На тот свет итить – не котомки шить». А через полтора часа его убили заговорщики. В собственной спальне.
– Как в театре. Три звонка, и – занавес!
– Ты был в театре? – удивилась Марина.
– В театре кукол. Мама водила меня в детстве. Постой! Но, получается, Павел предчувствовал свою смерть?
Марина кивнула.
– Да. И у меня в кармане – доказательство. Страница из его дневника. Запись – от двенадцатого марта одна тысяча восемьсот первого года. Новый день наступает ровно в полночь. После полуночи Павел Первый прожил всего полчаса.
– Но успел сделать запись? От двенадцатого марта?
– Успел. Подвел итог.
– И что же там написано?
Марина задумалась. Эти слова нельзя было сказать просто так. Мимоходом. Надо было произнести их со значением. Марина собиралась ответить, но…
Зазвонил мобильный.
Марина взяла трубку и услышала голос Виктора.
– Марина! Постарайтесь не менять выражение лица. За вами следят. Вам надо немедленно уходить.
Хотела бы я увидеть человека, у которого не изменится выражение лица от таких новостей, – подумала Марина.
Виктор продолжал.
– Возвращайтесь в музей. У черного хода вас будет ждать машина. Садитесь и уезжайте!
Отбой. Пояснений не было.
– Так что написал император? – наседал Митя.
Но Марине было не до того.
