Послышались тяжелые шаги.
Виктор стал на колено, склонил голову. Он не оглядывался, но знал, что Ким и месье Жан последовали его примеру; каждый – в своей манере. Валентин и Анна – по крайней мере склонили головы.
Выждав приличествующую паузу, Виктор поднялся и посмотрел на вошедшего. Высокий лоб, черные, с проседью, волосы, зачесанные назад; холодный взгляд серых глаз из-под кустистых бровей и нос с уловимой даже анфас горбинкой.
Погрузневшая фигура указывала на то, что в последнее время этот человек вел спокойный образ жизни; литые покатые плечи и большие, словно расплющенные, кисти, в перевязках и узлах вздувшихся вен, свидетельствовали, что когда-то он знавал времена куда более беспокойные.
– Меня зовут Габриэль да Сильва, – раскаты тяжелого баса не поместились под сводами зала, поэтому вошедший умерил голос. – Мне поручено возглавить работу группы поиска. Думаю, не стоит объяснять, насколько она важна. Особенно сейчас.
– Да, командор, – ответил Виктор. – Нам сообщили о вашем приезде.
– Вот и прекрасно. Давайте познакомимся. Представьтесь.
– Виктор. Я обеспечиваю безопасность группы, силовую поддержку и проведение специальных операций.
Командор оглядел Виктора и перевел взгляд на Кима.
– Вы!
– Ким. Механик.
– Коротко и ясно. Вы?
Командор впился взглядом в Валентина, и тот поначалу растерялся, но быстро взял себя в руки.
– Я… Меня зовут… Я – Валентин. Занимаюсь связью и обработкой потока информации.
– Я – врач, – не дожидаясь вопроса, сказала Анна.
Взгляд командора чуть потеплел.
– Анна!
– Так и есть, командор. Рада, что вы меня помните.
Оставался последний персонаж, и он, с точки зрения Виктора, мог выглядеть в глазах командора не совсем убедительно. Поэтому, когда командор уронил последнее…
– Вы!
Виктор поспешил ответить.
– Месье Жан. Это – наш специалист по несанкционированным проникновениям и изъятиям.
Но месье Жан, похоже, в защите не нуждался.
– Не стоит напускать туману, – пропел он. – Я – вор. Но я – самый лучший вор.
Командор поднял бровь. Виктору показалось, что стальная стрела, пущенная из левого глаза Габриэля, пробирается вору под ребра. Однако же месье Жан ничего подобного не почувствовал и не стушевался.
– А! – воскликнул он с видом, будто речь шла о чем-то малозначительном. – Забыл добавить. Самый лучший на свете.
Губы командора тронула улыбка.
– Не сомневаюсь.
И тут же – пропала.
– А теперь – расскажите мне, как это случилось.
– Мы не знаем.
По раз и навсегда укоренившейся привычке следователь Кулаков говорил «мы»; так, словно отвечал сразу за весь Следственный Комитет; а может, и за все человечество в целом.
Он пожевал тонкими серыми губами и повторил.
– Не знаем.
Впрочем, не желая отнимать последнюю надежду, через силу добавил.
– Пока.
Марина, сидевшая в кабинете следователя по другую сторону письменного стола, поняла, что еще рано перемещаться с краешка стула поближе к спинке.
– У вас – ни одной версии?
Марина старалась, чтобы вопрос звучал требовательно. Но вышло не очень.
Следователь почувствовал эту слабину и поторопился вклиниться в образовавшуюся брешь между законным желанием гражданина и суровой действительностью.
– Но вы же сами сказали – у вашего отца не было врагов.
– Он – профессор! – Марина замолчала. Потом продолжила. – Он – был профессором исторического факультета. Откуда могли взяться враги?
– Следствие тоже так думает, – Кулаков многозначительно прищурился; видимо, хотел примазаться к безликому, но очень проницательному «следствию».
– И какие выводы делает следствие? – спросила Марина.
– Убийство с целью ограбления.
– У него в бумажнике было пятьсот рублей. А в портфеле – никому не нужные бумаги!
– Времена нынче неспокойные, – с укоризной заметил Кулаков; так, чтобы Марина поняла: часть ответственности за неспокойные времена лежит персонально на ней.
– У вас есть подозреваемые? – попыталась конкретизировать Марина, но ничто не могло смутить Кулакова.
– Конечно! – отрапортовал он. – Алкоголики. Наркоманы. У нас – много подозреваемых.
– Так много, что их, считайте, нет?
Выражение «усталой доброты» появилось на бесцветном лице Кулакова.
– Марина Сергеевна! Следствие – на правильном пути.
После таких слов оставалось только встать.
– Спасибо! Я это уже слышала!
И уйти.
Что Марина и сделала, машинально хлопнув дверью. Не потому, что не могла сдержаться. Просто по-другому не получилось.
Конечно, командор был строг. И, конечно, его строгость была обоснованной. Виктор это понимал. Вполне возможно, будь он на месте командора, направо и налево летели бы повинные головы.
Виктор осознавал свою вину: не уберег профессора! Поэтому не собирался оправдываться; рассказывал подробно.
– Профессор поехал во Владимирский областной архив. Хотел покопаться в недавно обнаруженных старых бумагах семьи Леонтьевых. Стандартное мероприятие. Он занимался этим постоянно. Архивы, библиотеки, музеи, частные коллекции.
Воздетый к потолку палец командора (таким пальцем можно и камень проткнуть, – подумал Виктор) означал «стоп».
– Почему он поехал сам? Неужели нельзя было созвониться с архивом и попросить отправить документ по факсу?
Вопрос на секунду поставил Виктора в тупик. Что значит «по факсу»? Ну да, ведь командор только что прилетел из Рима, он не понимает всех тонкостей работы группы поиска.
– В том случае, если документ – ценный, его необходимо немедленно изъять.
Командор, надо отдать ему должное, моментально осознал свою ошибку.
– Простите! Я сказал глупость. Привык работать в кабинете. Продолжайте.
– Видимо, документ оказался ценным, поскольку профессор передал кодированное сообщение, означавшее сбор группы.
– Вот как? И что было дальше?
Виктор пожал плечами и тут же мысленно обругал себя за излишнюю суетливость мышц.
– В назначенное время он не пришел. Его телефон не отвечал. Еще через два часа, из сводки по городу, мы узнали, что он убит.
Командор сдвинулся с места. Все это время он стоял посреди зала, но тут – сделал три шага вперед; потом, с четкостью, выдававшей бывшего военного, развернулся, отпечатал шесть шагов назад; и снова три – вперед. В результате – оказался на том же месте; как изваяние, вернувшееся на постамент.
– Это – исключительное происшествие. Когда в последний раз убивали члена группы поиска?
Вопрос был адресован ко всем. Ответил Валентин.
– Девятнадцатого февраля одна тысяча девятьсот сорок второго года.
– Очень давно, – отчеканил командор. – К тому же – тогда была война.
Виктор глубоко вздохнул, и этот вздох должен был означать: мне нет оправданий.
Софиты заливали трибуну белым мертвящим светом.
Ведущий не осмелился взойти на нее – не тот ранг! – поэтому стоял чуть сбоку и думал только об одном: как бы не потек тональный крем, и лицо на камерах не «заблестело».
Он сжал в потеющей руке микрофон и нарочито бодрым голосом объявил.
– А сейчас – перед вами выступит известный бизнесмен! Специальный гость экономического форума! Шестьдесят шестой номер в списке «Форбс». Борис Михайлович Виноградов!
Организаторы обошлись без бравурных фанфар; хватило и жидких рукоплесканий. На сцену по ступенькам взбежал Борис Михайлович Виноградов; в ладном костюме, загорел и белозуб; и тотчас оседлал трибуну. Ухватил ее крепкими руками и стал похож на коробейника (как их рисовали на лубках лет сто назад), предлагающего кому платки, а кому – леденцы.
Форум близился к концу. На следующий день планировалось торжественное закрытие; речи о возрождении былого могущества – уже все сказаны, обещания, касающиеся неотвратимо светлого грядущего, – розданы. В небольшом зале теснилась в основном журналистская братия, обремененная фотоаппаратами, диктофонами и блокнотами; отсюда и скудные аплодисменты.
Сам Борис Михайлович, как человек, по всей вероятности, неглупый, прекрасно это понимал.
– Друзья! Я рад, что сегодня, здесь и сейчас, нахожусь среди вас. Я благодарен организаторам за то, что они пригласили меня на этот форум.
Вялую овацию удалось остановить намеком на взмах руки. Но в дальнейшем – требовались крутые меры; к чему Виноградов и приступил. Он поднял над трибуной тонкую папку, принесенную под мышкой, развернул и показал, что в ней – всего лишь несколько листочков.
– Я заготовил речь. Если быть откровенным, заготовили мои референты.
Короткие смешки в зале. Репортер с густой седой бородой склонился над ухом молоденькой рыжей журналистки.
– Врет! Какие бумажки? У него должен быть наушник. А на другом конце – грамотный спичрайтер и пресс-секретарь, подсказывающий ответы.
Рыжая журналистка посмотрела на густую бороду, но одобрения не высказала.
Виноградов продолжал.
– Но, знаете… Я не буду ее читать. Она слишком скучная. Я всегда и везде, в жизни и в бизнесе, шел своим путем. Поэтому – предлагаю поставить все с ног на голову! Давайте начнем с вопросов. Обещаю быть искренним и честным.
Внезапное обещание ненадолго поставило присутствующих в тупик. Ровно на пару секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы парень с ровным пробором лег животом на сцену и нацелил микрофон с логотипом известной телекомпании в сторону трибуны.
– Борис Михайлович! В последнее время распространились слухи о вашем состоянии. Якобы вы – тяжело больны.
Виноградов вышел из-за трибуны. Посмотрел на субъекта с ровным пробором свысока, а потом – присел рядом с ним.
– Слухи? Куда от них деться? Но только вы можете их опровергнуть. Поднимайтесь ко мне, поборемся!
Субъект замотал головой. Виноградов усмехнулся.
– Предупреждаю. Сегодня утром я выжал от груди сто десять килограммов. Ну? Что же вы? Есть желающие? Я жду!
Ни густобородый репортер, ни рыжая журналистка желания не изъявили.
– Хорошо, – подытожил Виноградов. – Если я здесь, по краю сцены, пройдусь на руках? Это вас убедит?
Журналисты нестройно согласились.
Виноградов снял пиджак, раскинул руки и напряг бицепсы. Белая шелковая рубашка в соответствующих местах мягко приняла форму полукружий. А затем уж – и вовсе произошло невероятное; то, что потом обсуждали, как «самое значительное событие экономического форума в Санкт-Петербурге».
Шестьдесят шестой номер в списке «Форбс» закусил кончик дорогущего галстука, встал на руки и прошелся по краю сцены.
И тут уж никто не скупился; отбросив блокноты и диктофоны, журналисты хлопали во все ладоши.
На кладбище было пустынно. Пахло еловой прелью. Где-то неподалеку, но Марина никак не могла понять, где, чирикала надоедливая птичка; судя по голосу, выглядела она омерзительно.
Марина стояла перед могилой отца. Свежая земля успела просохнуть, а холмик – осесть; Марина поправила перепутанные ленты венков и собрала увядшие цветы. Достала тряпку, намочила ее водой из бутылки, которую наполнила на входе, и протерла закрытую полиэтиленом фотографию отца. Отступила на шаг и посмотрела на низенький деревянный крест с табличкой. «Сергей Николаевич Поляков». И – годы жизни. Год рождения, казавшийся непостижимо далеким, и год смерти, выглядевший фатально несправедливым.
Рядом кто-то кашлянул. Марина обернулась и увидела мужчину неопределенного возраста в дурно сидящем темном костюме.
– Я вижу, вы скорбите? – участливо сказал мужчина.
– Неудивительно. Я потеряла отца.
– Что вы говорите? – мужчина оставался неподвижен, но Марине показалось, будто он по-бабьи всплеснул руками. – Сергей Николаевич. Такой видный ученый. Историк.
– Вы его знали?
Мужчина мелко закивал, словно боролся с неожиданно охватившей задумчивостью. Последовал протяжный вздох.
– Я много о нем слышал. – Мужчина достал платок. – Безусловно, он заслуживает памятника.
Вот так. Трогательное участие незнакомца вдруг получило примитивное и обидное объяснение. Марину едва не разобрал смех.
– Вы – похоронный агент?
– Это – не самое лучшее название для моей профессии.
– Вы что, на проценте?
– Я скорблю вместе с вами.
– Предпочитаю это делать в одиночестве.
– Почему вы так категоричны? Здесь, в месте последнего приюта…
Марина не стала дослушивать.
– Пошел ты!
Агент торопливо отошел подальше от Марины, достал из кармана визитку и положил на скамейку.
– Если что потребуется – всегда к вашим услугам.
Марина демонстративно отвернулась. Она стояла, прислушиваясь, как под ногами агента хрустит мокрый песок. Шаги стихли, но тут же вернулись вновь. Марина не выдержала: ох, и задаст она ему сейчас трепку! Окатит водой. Как минимум.
Марина развернулась и застыла.
Перед ней стоял вовсе не надоедливый агент, а тот самый здоровяк, что пытался открыть дверь парадного. Вот оно что! Теперь все понятно.
Марина попятилась, схватила сумку.
– Ты кто? Я тебя узнала! Зачем ты за мной следишь?
Парень шагнул навстречу Марине, сокращая расстояние. Марина отпрыгнула, запустила руку в сумку.
– Не подходи! У меня здесь – газовый баллончик!
Конечно, это было неправдой, но блеф подействовал. Здоровяк остановился.
– Хорошо, стою.
– Что тебе от меня нужно? Это ты постоянно звонишь и молчишь в трубку?
Парень изумился. Завертел головой; кудри разлетелись.
– Ты – Марина?
– Да.
– А я – Митя.
Парень показал на могилу.
– Сергей Николаевич Поляков – мой отец.
Вот этого Марина никак не ожидала. Сумка выпала из рук.
Командор сцепил ладони, энергично потер их друг о друга, словно хотел согреться.
– Вы провели расследование? – теперь его голос звучал менее грозно, чем четверть часа назад.
Слово взяла Анна.
– Мне удалось присутствовать при вскрытии. Ножевое ранение. Прямо в сердце. Большой клинок необычной формы. В одежде ничего не было.
Командор задумался.
– Большой клинок необычной формы. Это что-нибудь даст?
Анна покачала головой.
– И в одежде – ничего? – повторил командор.
– Убийца его обыскал. Или – убийцы.
– Ладно. Это все?
Месье Жан поднял руку. Командор кивнул.
– Я проник в кабинет следователя и покопался в его сейфе, – начал вор. – Но не спрашивайте меня, как я это сделал. Маленькие профессиональные тайны.
– Я и не спрашиваю, – отрезал командор. – Даже если бы вам очень этого хотелось, все равно не буду. Продолжайте по существу.
– Судя по материалам дела, – вор сменил тон с развязного на более официальный, – портфель профессора исчез. Полиция отрабатывает только одну версию: убийство при разбойном нападении.
– Они не знают, кем он был на самом деле, – вставил Виктор. – Поэтому отрабатывают только одну версию.
– Рискую показаться циничным, – сказал командор. – Но это нам на руку.
– Позвольте мне? – подал голос Валентин.
Он легко пробежался пальцами по клавиатуре; на большом экране появилась схема движения профессора. Красная ломаная линия начиналась от Московского вокзала, несколько раз поворачивала и заканчивалась жирной точкой где-то в проходных дворах.
– Я проверил данные мобильной связи, – пояснил Валентин. – С момента прибытия профессора на вокзал, в течение получаса, его телефон был в сети.
Командор посмотрел на схему; пальцы стиснули крепкий подбородок.
– Почему он пошел пешком? Почему не взял такси, не воспользовался городским транспортом? Можете ответить?
– Да. В тот вечер город стоял. В связи с открытием экономического форума многие улицы перекрыли.
– Я повторил его маршрут, – вступил Виктор. – Опросил возможных свидетелей, посмотрел записи с камер наблюдения. Никаких результатов.
Командор сделал рукой кругообразный взмах; видимо, этот жест должен был означать, что пора подвести какой-нибудь итог.
– Вы можете сделать однозначный вывод? Что это? Разбойное нападение, как считает полиция? Или – происки наших врагов?
Виктор не задумывался.
– Мы должны предполагать худшее, – сказал он.
Первым делом Марина сжала пальцами виски. Потом – посмотрела на могилу отца; точнее, на фотографию, будто она могла ответить. И лишь потом – подняла упавшую сумку.
Марина отказывалась верить своим ушам. Все это походило на дурной сон. Нет, что там сон! Даже во сне такого не могло быть!
– Отец? – переспросила Марина. – Сергей Николаевич Поляков – твой отец?
– Он часто ездил в Москву.
– Да, он работал в архивах.
Митя кивнул.
– Примерно двадцать лет назад он познакомился с моей мамой. А еще через четыре года – родился я.
Марина пожала плечами.
– Что значит «родился»?
– Так бывает, – начал объяснять Митя. – Когда два человека…
– Хватит! – вспылила Марина. – Избавь меня от подробностей.
Митя примирительно поднял руки.
– Он иногда рассказывал о тебе.
Марина усмехнулась.
– Это – тем более странно, потому что о тебе он не рассказывал ничего и никогда. Я даже представить себе не могла, что у отца может быть другая женщина.
– Он – мужчина, – пробовал заступиться Митя. – Совсем не старый.
– Он – ученый, – отрезала Марина.
– Чего ты злишься? Он никого не предавал. Он же был вдовцом.
Тут Митя был прав. Стоило признать.
– Да. Я видела маму только на фотографии, – медленно произнесла Марина. – Она умерла, когда меня рожала. Но все равно. Это как-то… В голове не укладывается.
– Вот видишь? Поэтому отец ничего тебе и не говорил. Ты – слишком ревнивая.
Митя как-то очень быстро позволил себе перейти на дружеский тон; это задело и отрезвило Марину.
– Послушай! Как тебя там? Митя, да? А почему я должна тебе верить? С какой стати? Может, ты меня обманываешь?
Митя открыл сумку и достал запечатанный конверт.
Командор сцепил руки за спиной, прошелся по залу.
– Да. Вы правы. Как думаете, если исходить из худшего, есть ли вероятность, что профессор перед смертью мог что-нибудь рассказать?
– Я в это не верю, – Виктор не колебался. – Тем не менее, мы приняли меры. Закрыли прежний командный пункт, сейчас мы находимся на резервном; сменили легенды, телефоны и адреса.
– И все-таки?
– Вы видели вход. Сюда не так просто проникнуть. Пространство вокруг, начиная с дальних подступов, контролируется камерами и датчиками давления. Но, если это все-таки случится, компьютеры самоуничтожатся. Запасной выход – через систему подземных переходов. Люк – в полу.
Виктор показал в дальнюю часть зала, где находился эвакуационный выход, но командор, вместо того, чтобы следовать взглядом за рукой Виктора, посмотрел на Валентина.
– А вы? Вы ведь не сможете бежать?
Валентин положил руки на ободья колес.
– Нет смысла уничтожать компьютеры и оставлять меня в живых. У меня слишком хорошая память. На этот случай есть ампула с ядом.
Командора удовлетворил его ответ.
– Хорошо. Я хотел бы выслушать предложения по текущей работе. С кого начнем?
Марина взяла конверт в руки. Сердце забилось. Рука отца, в этом нет сомнений. Только он мог выводить такие мелкие и в то же время – каллиграфически четкие буквы; отец писал каждую отдельно, не связывая их между собой; при этом Марину всегда поражала скорость отцовского письма.
– Это – его почерк! – сказала Марина.
– Я не открывал. Письмо пришло уже после того, как я узнал о его смерти.
– Узнал? Откуда?
– Из интернета, откуда же еще? Посмотри!
Митя подошел ближе, склонился над конвертом. Марина уловила Митин запах, и он не вызвал у нее инстинктивного отторжения; даже наоборот, показался знакомым. Марина почувствовала, как охватившее ее напряжение постепенно отпускает. Она позволила себе немного успокоиться.
– Видишь? – Митя показал на графу «адрес получателя». – Это – мой адрес. А адрес отправителя – твой.
– Да, только индекс неверный, – машинально отметила Марина.
– А штемпель на конверте – почтового отделения, которое расположено на Лиговском проспекте. Я проверил.
– Его там убили. Неподалеку, – горло перехватило, но Марина быстро взяла себя в руки.
– И дата отправления. Видишь? На следующий день. Короче, тут все непонятно. Поэтому я решил приехать и разобраться.
– Ладно. Как ты нашел мой дом, теперь ясно. Адрес на конверте. Извини, кстати, что ударила тебя дверью.
– Ты уже извинилась.
– Но как ты нашел кладбище? – Марина отстранилась; хотела заглянуть Мите в глаза; а вдруг он не совсем честен.
– Я же сказал: увидел в интернете репортаж о похоронах. Ваш, местный ресурс. Раздел «наука и культура». Ты что, до сих пор мне не веришь?
– Как я могу в это поверить? – возмутилась Марина. – У меня есть брат, да еще и москвич!
Последний выпад Митя пропустил мимо ушей.
– Открой конверт! Тебе не интересно, что там? Я ради этого всю ночь ехал в общем вагоне.
Марина подняла конверт, посмотрела на свет. Последнее послание отца. Опять сердцебиение. И руки предательски дрожат.
Марина оторвала от торца конверта узкую полоску, запустила пальцы, слегка потянула и… Еще до того, как увидела пожелтевший лист, сложенный вдвое, ощутила его хрупкость и важность. Марина аккуратно, буквально по миллиметру, засунула лист обратно в конверт.
– Тихо-тихо-тихо! Это – исторический документ. Его нельзя читать здесь. Нужна специальная обстановка.
Митя улыбнулся.
– Как ты похожа на отца.
– А ты – не очень.
– Я – не похож на тебя. Но это еще ничего не значит. Пригласи меня домой. Я, между прочим, голодный. Ты умеешь готовить?
Марина промолчала. Однозначного ответа у нее не было: не то, чтобы вовсе «нет», но и совсем не «да».