Дмитрий Островский
Привет из Хальмер-Ю
– Ладно! Пошли на камбуз! Чаю попьем! Согреемся! И руки немного отойдут! – кричу я ему в ответ.
Мы уходим пить чай на камбуз. Греем руки об горячую кружку. Отхлебываем наспех заваренный чай. От тепла глаза сразу начинают слипаться и клонит в сон.
– Вы чего тут расселись?! Давайте на погрузку! – приоткрыв дверь камбуза, кричит мичман Петров.
Мы со вздохом делаем последний глоток горячего чая и выходим с камбуза.
– Давайте-давайте! Вам еще немного осталось! Через час пойду другую смену будить! – выпроваживает нас с камбуза мичман.
Да вы только представьте! Погрузить воинское имущество хотя бы в один вагон! При этом каждый предмет должен быть с порядковым инвентарным номером. Рядом стоит ответственный мичман, который записывает себе в журнал что это за предмет.
Какой у него инвентарный номер, в каком вагоне, в каком состоянии был этот предмет.
В-общем погрузка продвигалась не очень быстро.
Хотя в те дни мы спали буквально по два часа.
И валились с ног от усталости.
Офицеры и мичманы тоже жили теперь в части.
Свои семьи из поселка они уже отправили.
В последние дни ликвидации спали все на полу.
В прямом смысле. Что называется «вповалку». Офицеры, мичманы, матросы. На подстеленных, тулупах, фуфайках, шинелях. Кровати и другое наше имущество было уже погружено.
Мы ходим по пустым коридорам и помещениям нашей части. Где еще совсем недавно стояла мебель, различное оборудование. Теперь здесь гуляет эхо. Теперь здесь была пустота. Брошенные на пол остатки каких-то плакатов, инструкций, других уже ненужных бумаг шуршат под ногами.
Мы уже даже погрузили плиту, на которой готовили еду. Питаемся сухим пайком: консервы, компот из банок.
С начала погрузки прошло уже недели три.
Приближался конец октября.
*****
Напоследок к нам заглянули ненцы-оленеводы.
В поселке сбывать оленину было уже некому. Жители уехали. Поэтому аборигены решили попробовать выменять оленину на что-нибудь у военных.
Один из них деловито вел переговоры с начальником продсклада:
– Командир? Цай есть? Сахар есть? Давай менять на оленя? – торгуется оленевод. Цай – это чай. Так произносят это слово ненцы.
– Не надо нам оленя! Уезжаем скоро! И готовить уже не на чем! Плиту уже погрузили! Цаю и сахару у самих мало! – отвечает начпродсклада Удальцов.
Абориген грустно разводит руками.
Среди ненцев быд мой знакомый Ямис Лаптандер.
– Здорово! Ямис! – я пожал руку ненцу.
– О-о-ооо! Архангельск! – заулыбался Лаптандер.
– Скоро мы уезжаем! Теперь вы в тут одни остаетесь! – говорю я Лаптандеру.
– Ай-яй! В Хальмер-Ю людей совсем нет! И вы уходите! – сокрушается ненец.
Я еще раз пожимаю ему руку.
Мне пора бежать закреплять технику на железнодорожной платформе.
*****
До нашего отбытия из Хальмер-Ю оставались считанные дни.
Спали на полу, ели сухой паек.
И работали-работали-работали.
Грузили-таскали-закрепляли.
Ждали, когда же это все закончится.
Наконец настал этот день!
День нашего отъезда из Хальмер-Ю.
Погрузка была завершена.
Вагоны с имуществом были опечатаны, и эшелон стоял что называется «под парами».
Командир части приказал провести последнее построение. Моряки построились на центральном проходе в здании казармы. По опустевшему зданию уже гулял ветер. Входных зеленых дверей уже не было. Их тоже демонтировали и погрузили в поезд.
Мы стояли чумазые, изможденные, кто-то в фуфайке, кто-то в тулупе. Моряки последнего призыва Хальмер-Ю.
– Равняйсь! Смирно! – скомандовал капитан второго ранга Лебединский.
– За стойкость и неимоверные усилия, проявленные при подготовке к передислокации воинской части, демонтаже и погрузке имущества части, приказываю присвоить всему личному составу срочной службы звание «Отличник ВМФ»! – торжественно произнес командир.
– Служим Отечеству! – прокричали мы.
– Спасибо, парни! – добавил командир, раздавая военные билеты, в которых уже стояла запись о награждении.
– А теперь команде приготовиться к передислокации! Разойдись! – прозвучал последний приказ командира воинской части Хальмер-Ю.
Основной личный состав отправился в Воркуту.
Дальше на пассажирском поезде «Воркута-Сыктывкар», а затем «Сыктывкар-Архангельск» они доедут до Северодвинска и прибудут в расположение штаба. Ну а мы – четыре моряка, поедем в карауле эшелона. И с нами начальник караула – старший лейтенант. Будем охранять имущество.
Мы последние, кто уезжает отсюда по железной дороге. Вслед за нами начнут разбирать рельсы.
Но прежде чем уехать, мы поджигаем здания части. Необходимо уничтожить «следы пребывания» военных. И вот горит казарма, полыхают другие объекты.
Мы грузимся в «теплушку». Последний поезд из Хальмер-Ю застучал колесами по рельсам.
Я выглядываю в приоткрытую дверь товарного вагона на удаляющиеся силуэты горящей воинской части.
Прощай, Хальмер-Ю!
Ты возник из небытия когда-то.
И опять уходишь в небытие.
Я уже привык к тебе. Привык к твоим добродушным жителям с необъятной северной душой. Привык к своим друзьям по службе, с которыми за год мы стали как одна семья. Я буду скучать по бескрайним просторам тундры. Именно в тундре я почувствовал, что такое настоящая свобода. Для меня запах тундры – это запах свободы!
Не знаю….. Удастся ли мне еще когда-нибудь побывать в этих местах.
Прощай… Хальмер-Ю…
Караул эшелона
Еще в июле 1995-го мне приснился странный сон.
Будто я лежу в каком-то вагоне-«товарняке» на деревянных нарах и смотрю в маленькое окошко под потолком. Вы наверняка видели такие маленькие окошечки в товарных вагонах. Сейчас таких вагонов может не осталось. Так вот. Тот сон был в июне.
Я тогда еще подумал, приснится же какая-то бредятина. Потом в июле пришел приказ на расформирование нашей части.
А сейчас, в начале ноября, я лежал на деревянных нарах в товарном вагоне и смотрел в маленькое окошко под потолком. Я ехал в карауле эшелона.
А говорят, что вещих снов не бывает!
Всего нас было четверо моряков и начальник караула старший лейтенант. Тот же самый «старлей», который привез нас в Хальмер-Ю.
Перед отправкой эшелона из Хальмер-Ю один вагон был оборудован для караула. Но это был не пассажирский вагон, где проводница подает чай, где выдают белье, где тепло и удобно.
Нет, мой дорогой читатель!
Это был обычный деревянный товарный вагон.
Вагон, в котором возят грузы, или даже животных.
С откатывающейся в сторону массивной дверью.
Изначально вагон внутри был полностью пустой.
Перед отправкой мы сами готовили себе будущее «жилище». На одной половине вагона мы сделали что-то вроде стены. Из досок сколотили перегородку.
Утеплили эту «стену» чем только можно: старые армейские матрасы, фуфайки и т.д. Внутри этой импровизированной комнаты сколотили нары на пять человек. Посередине поставили печку-«буржуйку».
Начальник продсклада выдал нам остатки консервов, чай, сахар. А соседнее неотапливаемое помещение (вторая половина вагона) должно было стать нашим складом. Туда мы погрузили дрова, уголь.
Дров было немного, дрова в тундре – это роскошь.
Зато угля у нас было с запасом, мы же ехали из шахтерского поселка. Туда же были погружены фляги с водой.
Мы топили «буржуйку» углем, ели консервы. Разогревали их прямо в банке тут же на печке-«буржуйке». Заваривали чай.
На каждом полустанке, где только делал остановку эшелон, двое моряков должны были выходить с оружием в караул. Один с одной стороны состава, второй – с другой стороны.
«Буржуйка» постоянно была раскалена.
Сам металл печки и трубы, ведущей на крышу, был красным. Но это все равно не помогало нам согреться. Мы кутались в армейские тулупы, на ногах были валенки. На голове «ушанка» с завязанными ушами.
Представьте себе несущийся на скорости поезд и товарный деревянный вагон, который продувается ветром. А на улице ноябрь. Крайний Север. Минус двадцать. А может и того ниже температура.
Никакая «буржуйка» тут не поможет!
Пассажирский поезд из Воркуты до Архангельска едет максимум три дня. На грузовом мы ехали две недели!
В конце первой недели все наши консервы были съедены.
А чем же вы питались еще целую неделю?
Спросишь ты меня, читатель.
Да простят меня отцы-командиры.
Но я должен это рассказать! На второй неделе нашего путешествия мы питались «подножным кормом», или правильнее сказать попрошайничеством.
Вот как это происходило.
Наш состав тормозил на какой-нибудь станции или полустанке. Неизвестно сколько он мог простоять: полчаса, час, или целый день. Два моряка заступали в караул эшелона. А двое других наших товарищей бежали на вокзал (станцию). У пассажиров, ожидающих своего поезда, мы просили хлеб, продукты, да хоть чего-нибудь поесть.
Чумазые, голодные, в тулупах и валенках, в черных шапках-«ушанках», с автоматом на плече. В таком виде мы представали перед пассажирами вокзалов.
– Извините! У вас не будет чего-нибудь поесть? – звучала фраза.
Дальше мы объясняли ситуацию, что едем в карауле эшелона, что у нас закончились съестные припасы.
Конечно же, «гражданские» помогали морякам.
И никто не удивлялся нашей истории. Это были девяностые. Кругом была такая неразбериха.
Пусть кто-то нас осудит за такое поведение. Но голод, как говорится, не тетка. И сколько нам еще ехать до Северодвинска – никто не знал. Наша задача была добраться до конечного пункта и доставить в целости груз. Ну и самим не помереть с голоду.
Прошло, наверное, недели две.
Мы не знали, какое сегодня число.
От постоянного голода и холода вообще было трудно соображать. При скрипе колес от торможения и остановке поезда мы рефлекторно вставали. На полном «автопилоте» выходили охранять состав.
Старший лейтенант уже практически не вставал.
Тучный здоровый мужик весь осунулся.
Молча лежал на деревянных нарах и смотрел на нас впалыми глазами. Я думаю, он не знал, что нам сказать. Иногда на какой-нибудь станции он бегал к дежурному по вокзалу, звонил в штаб в Северодвинск.
Докладывал обстановку, что имущество в порядке.
А вот личный состав не совсем. Мягко говоря, матросики голодают. Но что он мог сделать? Ничего!
И что могли сделать в штабе? Эшелон должен был ехать вперед. И поезд ехал все дальше….
Во время очередной остановки состава я увидел табличку «Обозерская». Это недалеко от Плесецка.
Я знал это наверняка. В этих местах находится деревня, куда я ездил на лето к бабушке.
– Еще чуть-чуть осталось….., – подумал я с облегчением.
Когда мы подъезжали к Северодвинску, никто уже не вставал. Мы молча лежали на деревянных нарах, укутанные в тулупы, с завязанными «ушанками».
Сил хватало только чтобы подбросить уголь в «буржуйку». Глядя в маленькое окошко под потолком вагона, я видел отдельные элементы конструкций, домов. По ним-то я и догадался, что мы едем по территории Северодвинска.
Вдруг поезд резко остановился. Вагон передернуло от торможения. Входную дверь кто-то резко откатил в сторону с уличной стороны.
Помню, как в моем сознании выплыл образ капитана первого ранга. Того самого, который отправлял нас в Хальмер-Ю после «учебки». «Капраз» стоял посреди «теплушки» и в полутьме пытался что-то разглядеть.
Я смотрел на него и думал, что у меня начались видения.
– Встать! Смирно! – заорал капитан первого ранга вполне реальным басом.
– Значит не видение…., – осмыслило происходящее мое слабое сознание.
Закутанные в тулупы с завязанными вокруг головы шапками-«ушанками», в валенках на ногах, моряки заворочались на деревянных нарах. Один за одним, медленно поднялись. Набравшись сил, держась руками за нары, встал начальник караула – старший лейтенант.
– Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга…. За время пути без происшествий…. – доложил «старлей».
Офицер понял ситуацию, что мы тут уже «полуживые». И не от разгильдяйства своего не можем встать на ноги.
– Местные есть? Северодвинцы? – спросил капраз.
– Есть, – сказал я.
– Сейчас приедешь в часть. Скажи старшине, чтобы на сутки отпустил домой. Скажешь, что я приказал! – произнес капитан первого ранга, – А остальным сутки отдыхать! В баню и на камбузе двойную порцию!
Была середина ноября 1995 года.
Я вернулся в Северодвинск.
Мне оставалось служить еще целый год.
После службы в Хальмер-Ю я попал в Школу Техников. Где учился на мичмана-«подводника».
Но это уже другая история.