Февраль пролетел как один день.
Нас распределили по боевым постам.
Одна из моих должностей была дизелист-электрик.
Я отвечал за бесперебойную работу дизель-генератора ЯМЗ. Дизель-генератор обеспечивал электричеством часть в случае аварийного отключения электроэнергии.
По сути, я был на стратегически важном объекте.
В случае отключения электричества не смогла бы работать котельная, которая обеспечивала нас теплом. И мы бы просто замерзли в тундре.
В мои обязанности входило следить за количеством солярки в баке дизеля. А также периодически подливать воду в радиатор и контролировать обороты двигателя, чтобы напряжение соответствовало 220 Вольт. На самом деле ничего сложного.
Каждый день я заводил «дизель», проверял его работоспособность. Это было отдельное помещение – дизельная. Я заходил туда, закрывался на ключ и обязан был не пускать посторонних.
Наступило 8 марта 1995 года.
После утреннего развода я по привычке запустил дизель, проверил обороты, соляру, воду. Записал все показания в журнал по учету и обслуживанию дизель-генератора. И начал впадать в состояние дремы.
Вдруг сквозь рокот дизеля я услышал удары в дверь.
Это был дежурный по части мичман Ремезов.
– Ну как у тебя тут дела? – спросил мичман.
– Все в порядке, товарищ мичман, – отвечаю.
– Глуши дизель. Поедешь в поселок за водой с водителем на «Урале». Нужно помочь фляги с водой загрузить, – сообщает мне дежурный по части.
– Есть, товарищ мичман! – говорю я, выключаю дизель-генератор, запираю помещение на ключ и иду искать водителя Леху.
Своего водоснабжения в части не было.
Воду набирали в молочные фляги на пожарной части в поселке. Раз в 2-3 дня кто-то из матросов ездил с Лехой на «Урале» помогать набирать воду.
Примерно через час приезжали обратно.
А потом каждый возвращался к своим обязанностям.
Мы с Лехой погрузили фляги в кузов машины и поехали по заснеженной дороге в Хальмер-Ю.
Приезжаем в «пожарку», а тут – «картина маслом»!
У пожарников застолье. Отмечают женский праздник.
Что примечательно, женщин за столом нет. На столе домашняя еда, различные закуски, фрукты, водочка.
– С 8 марта, мужики! – кричит нам из-за стола один из пожарников.
– Давайте, моряки, за стол! По рюмочке за праздник, за женщин! – подхватывают другие участники застолья.
– Нам бы воды набрать, да обратно в часть возвращаться надо, – отнекивается Леха.
– Успеете, посидите с нами немного, – уговаривают пожарники.
– Ну ла-а-адно. С праздником! – сдается водитель Леха. А сам тихонько шепчет мне:
– Не вздумай пить водку! Нам в часть возвращаться.
Я в ответ едва заметно киваю, и мы усаживаемся за стол к гостеприимным пожарникам.
Водку пить совсем не хотелось. А вот жареная курочка, картошечка, салатики просто манили меня. Я уже 3 месяца в армии. И безумно соскучился по домашней еде. За столом звучат тосты за женщин, «чокаются» рюмки. А я в глубине души счастлив от такого «праздника живота», который внезапно у меня случился. От водки мы с Лехой вежливо отказываемся, но пожарники становятся все напористей.
– Давайте, пацаны! Ну хоть по одной выпейте! – кричит один пожарник с горящими красными щеками от выпитого.
Они достают Леху и тот соглашается:
– Только по одной! Нам же в часть ехать!
– Ну вот! Другое дело! – получаем дружное одобрение присутствующих.
– Первая пошла! С 8 марта, мужики! – мы поднимаем рюмки и выпиваем залпом «горькую».
Внутри становится хорошо, тепло.
Потом пожарники «убалтывают» нас на вторую, третью…
А время уже прошло прилично.
Мы уже давно должны были вернуться в часть.
Естественно, нас там уже потеряли.
В «пожарке» зазвонил телефон.
– Алло! Слушаю! Да! Они у нас! Машина заглохла. Пытаются починить. Мы им тут помогаем. Не волнуйтесь! Скоро отправим ваших моряков! – говорит пожарник кому-то на том конце провода, и затем кладет трубку.
– Ваши командиры звонили. Все нормально, пацаны! Давайте еще по одной! – сообщает он нам и праздник продолжается.
Так прошло незнамо сколько времени.
Но любой праздник имеет свойство заканчиваться.
Мы с Лехой, шатаясь, погрузили в кузов фляги с водой и поехали в часть.
Хорошо, что рабочий день у офицеров уже закончился. Все уехали в поселок домой.
Остался только дежурный по части.
Мы выгрузили фляги. Леха пошел докладывать дежурному по части о нашем прибытии.
А я тихонько прошмыгнул к себе в дизельную.
И до отбоя оттуда не выходил. Потом также тихонько, стараясь не дышать, прошмыгнул в кубрик.
– С 8 марта, мужики! – шатаясь, выкрикнул я в кубрике.
«Годки» посмотрели на меня широко открытыми глазами, потом перекинули вопросительный взгляд на Леху. В их глазах был немой вопрос, где это «молодой» так «накушался». Леха без слов понял, что они хотят ему сказать, поэтому просто махнул рукой.
Он сам еле стоял на ногах.
– Дима-а-а, ложи-и-ись спать, – сказал мне Леха.
Я кое-как стянул с себя одежду, упал на койку и тут же уснул.
Закончилось 8 марта 1995 года.
К сожалению, ни одной женщины так и не удалось поздравить в тот день.
Однажды мы с Виталей получили задание от начальника измерительного комплекса протереть аппаратуру….. спиртом.
Нам выделили поллитровый бутыль технического спирта и огромный рулон ваты.
Почему так много спирта? Спросите вы.
Так ведь и аппаратуры было довольно много.
Представьте, помещение размером со школьный спортзал. А по стенам стоят измерительные стойки, напичканные электроникой. Каждая такая стойка напоминала огромный холодильник.
А в ней платы, конденсаторы, реле и т.п.
Вся аппаратура была еще 60-70-х годов.
Работала на перфокартах – бумажных листах с дырочками.
Сейчас весь этот измерительный комплекс поместится в одном ноутбуке. А тогда это было неимоверное нагромождение аппаратуры.
Так вот, в наши обязанности входило протереть спиртом микросхемы в этих стойках.
Нужно было кусочек ваты макать в спирт и обтирать каждую деталь со всех сторон. Что собственно мы старательно и выполняли со всем нашим усердием. Макали вату в бутыль со спиртом, затем тщательно натирали каждую детальку со всех сторон.
Внезапно в измерительном комплексе появился мичман Шныряев. Он был большой поклонник «огненной воды» и никогда не упускал удобного случая. К слову сказать, измерительный комплекс, где мы протирали аппаратуру – это не его объект. Служил он в другом подразделении. И как он сюда попал – осталось для нас загадкой. Видимо нос мичмана учуял запах «спиртного» и привел его чисто интуитивно по «нюху».
– Что это вы тут делаете, товарищи матросы? – спросил Шныряев.
– Аппаратуру протираем, – отвечаем.
– Так… Аха-а-аа…. Понятно….., – произнес мичман, а сам внимательно следил за нашими действиями.
– Ну, ребята! Кто же так аппаратуру протирает? Всему вас учить надо, салаги! Дайте-ка, покажу! Сейчас товарищ мичман вас научит, как правильно нужно протирать! – оживленно командует Шныряев.
Мичман забирает у нас емкость со спиртом, отрывает кусок ваты от рулона. А дальше происходит следующее. Мичман берет бутыль со спиртом в одну руку, в другую – ватный тампон. Подносит бутылку ко рту и… делает глоток! Затем дышит на вату протяжно, вот так: «Ху-у-уууу». И начинает протирать аппаратуру. Через пару минут делает очередной глоток. Дышит на вату. С усердным видом драит какую-то микросхему. Но уже через минуту швыряет вату в мусорное ведро.
– Вот так нужно аппаратуру протирать! И нечего спирт впустую переводить! – говорит нам Шныряев.
– Ну, все! Мне пора. Дел еще много. Если что – меня здесь не было! – произнес на прощание мичман и уже на выходе махнул нам рукой.
.
– Во дает! Ты это видел?! – держась за живот от смеха, говорит мой товарищ по протирке аппаратуры.
– Да. Но мы с тобой по-старому будем лучше протирать. Минуя дыхательные пути! – отвечаю я.
– И то правда! А то мы сейчас с тобой напротираемся изнутри, что на «губу» залетим! – смеется Виталя.
Губа – это гауптвахта, если кто не знает.
Был у нас в части такой мичман по фамилии Удальцов.
Был он начальник МТО (материально-технического обеспечения). Он же начальник продовольственного склада, начальник столовой, начальник вещевого склада, начальник склада ГСМ. В-общем на всех должностях он один. Как так?! Не знаю.
Видимо часть не большая была и «народу» не хватало. Но факт имел место быть.
Сам себе писал: «Начальнику МТО от начальника ГСМ. Прошу выдать 10 бочек соляры».
А потом как начальник МТО сам подписывал: «Утверждаю».
Неизгладимое впечатление произвела на меня первая встреча с мичманом Удальцовым. Это были мои первые дни пребывания в Хальмер-Ю. Пошли мы с товарищем получать тулупы на вещевой склад. А там посреди склада за столом сидит мужик в спортивном костюме и что-то себе в журнал записывает. Поверх костюма надета меховая жилетка. На шее у мужика толстенная золотая цепь. Всем своим видом он больше напоминал какого-то «братка» из девяностых, типичного персонажа того времени. Я даже немного растерялся, кто это, думаю.
– Ну чего там встали?! Проходите! – говорит мужик. – Чего хотели?
– Нам бы тулупы…. и валенки, – говорю я растерянно.
– Сейчас выпишу! Фамилии ваши как?! – мужик захлопнул один журнал и открыл другой.
– Островский! Будякин! – говорим мы.
– А я – мичман Удальцов! Сейчас подберем вам тулупы и валенки! – мичман смотрит на нас как торговец на рынке, взглядом оценивающим рост и размер одежды. Потом исчезает куда-то в дебри своего склада.
– Вот! Меряйте! – уже через минуту возвращается с двумя тулупами в руках и валенками под «мышкой».
Мы надели новенькие белые армейские тулупы. Подняли воротники, натянули валенки. В самый раз!
– Все! Топайте отсюда! Деды Морозы! – произнес Удальцов. Его лицо окрасила улыбка. А в помещении склада стало еще светлее от блеска его золотых зубов.
Мы вышли со склада.
– Кто это был-то?! – спрашивает меня Будякин.
– Ты же слышал. Он сказал – мичман! – отвечаю.
Оказалось, что мичман Удальцов чуть не самый главный человек в части. После командира, разумеется. Все «хозяйство» было на нем.
Все офицеры и мичмана шли к нему на поклон, если кому-то что-то нужно. А особенно, если чего-то не хватало. Даже командир части разговаривал с ним с какой-то удивительной вежливостью. Никак с другими подчиненными. Настоящий «серый кардинал» Мазарини, а не мичман.
Первое время он пытался произвести на нас строгое впечатление. Поначалу у него получалось.
А потом мы поняли, что он добрейшей души человек.
И вся его строгость была напускной. Он сам когда-то служил «срочную». Знает про все тяготы и лишения простого моряка.
Когда мичман Удальцов заступал дежурным по части, перед отбоем включал нам музыку для медитации: шум моря, водопада. Обожал разговоры о литературе, живописи, истории, коллекционировании.
Любил оперу, балет. Большой был эстет мичман Удальцов. Имел невероятно широкий кругозор.
Если мы спорили и не могли дать точный ответ на какой-нибудь вопрос, то шли к Удальцову.
Он практически всегда знал правильный ответ без всякого интернета. Тем более интернета тогда и не было. Может поэтому мичман Удальцов и пользовался таким уважением в коллективе.
Ну и должности его конечно способствовали.